ФЕВРАЛЬ

ДЖАННА

Я не могла дышать. Сдернув с себя одеяло, наткнулась взглядом на окно спальни. Повернула ручку и толкнула тяжелую раму вверх.

Высунувшись в оконный проем, вздрогнула, когда холодный зимний воздух коснулся лица. Не было снега, как прошлой ночью, но температура оставалась ниже нуля.

Но меня это не заботит. Внутри я всегда холодна. Глотаю морозный воздух, и пульс начинает замедляться. Во всем виноваты кошмары. Из-за них всегда просыпаюсь в абсолютной панике. И неважно, что Джош заперт в тюрьме для опасных подростков.

Он все еще здесь, со мной, во снах и мыслях. Иногда кажется, мне никогда от него не избавиться.

Кошмары не всегда одинаковы. Некоторые представляли собой вариации нападения, а другие отражали мои страхи, что Джош выходит из колонии и приходит за мной. После череды кошмарных сцен, я просыпалась прежде, чем они достигали кульминации.

Терапевт пообещал: все станет лучше, плохие сны будут приходить реже и реже, пока совсем не прекратятся. Прошло четыре месяца после нападения, но сны все еще полнились страхом.

Вперемешку со сладкими снами. С участием карих глаз, смотрящих на меня с благоговением. И такие сновидения приходили всегда, стоило закрыть ночью глаза.

Взглянув на часы на прикроватной тумбочке, поняла, что время начало шестого. Уже не заснуть, поэтому схватила халат, полотенце и пошла в ванную.

Стоя под горячими струями воды, я прислонилась к плитке головой. Если не смогу взять себя в руки, то психиатр скажет отцу о необходимости назначения антидепрессантов для снятия беспокойства. Я не могу прекратить воспроизводить ту ужасную ночь в своей голове снова и снова.

Еще хуже думать, что это вновь случиться. Каждый незнакомый мужчина - потенциальный злоумышленник.

Парень, стоящий в конце ряда в продуктовом магазине, возможно, ждет, пока я выйду к машине. Другой парень слишком долго едет за мной и может быть рассчитывает застать одну дома. Я никогда не выходила на улицу вечером, только если с папой.

Когда мою голову, мне все еще странно ощущать короткие пряди. Обрезала волосы по плечи, конечно, не так уж и коротко, но совсем не то, к чему я привыкла.

В прошлом месяце сама перекрасилась в темно-каштановый цвет, но подстриглась в салоне. Уже начали показываться светлые корни, так что придется краситься снова, в тот же самый каштановый цвет.

Мама возненавидела новый цвет с первого взгляда, когда мы устроили семейный ужин. Три недели назад отец возил нас на встречу с ней и Чэнсом в ресторан в деловой части города, приблизительно на полпути между нашим новым домом и ее.

Мамины глаза неодобрительно прищурились, и она начала ныть, что волосы слишком короткие и натуральный цвет был совершенен.

Папа попросил ее замолчать и не устраивать сцену перед Чэнсом и людьми в ресторане, но я практически слышала как, сомкнувшись, щелкнула ее челюсть, и заскрежетали зубы. То, с каким недовольством она рассматривала волосы, подсказало мне: она явно хочет сказать больше и, вероятно, сделает это потом.

Чэнс проводил с нами большинство выходных, и я общалась с мамой около часа, пока мы забирали его или привозили обратно.

Я любила маму, несмотря на наши многочисленные разногласия. У нее свои проблемы, но я лишь недавно узнала о них. Не то, чтобы я всегда наслаждалась временем, проведенным с ней. Она, то заботилась о моем психическом здоровье, то желала вернуть свою золотую девочку обратно.

Тем не менее, ее в произошедшем не виню. Это ведь я выбрала Джоша и не смогла расстаться с ним по-хорошему. Исключите меня из уравнения, и Джош не вышел бы из себя. Калеб и Ян не оказались бы в заключении.

Школа давалась тяжело. Я не завела никаких новых друзей, несмотря на несколько предложений от девочек в классе.

Дружба означает доверие, а мне трудно поверить, что у незнакомцев хорошие намерения относительно меня. В короткий период нашей дружбы и позже, Калеб стал моим безопасным одеялом.

В прежней школе я была популярна, но фактически ничего не делала для этого. У меня не было собственной личности, и не уверена, что люди просто искренне любили меня.

Подумывала совершать каждый день тридцатиминутные поездки и перевестись в выпускной класс в школу Сиси.

Может быть, перевестись прямо сейчас, в середине семестра нынешнего года. Иметь в подругах Сиси, которой всегда очень много, это словно иметь целую кучу друзей. Джаред, Тайе и пара ребят из группы учатся в той же школе.

И вместо того, чтобы ощущать себя уродом, я бы, наверное, чувствовала себя в безопасности. Ужасно неловко паниковать, когда какой-нибудь парень пытался заговорить со мной или спросить классные задания.

С момента возвращения в школу тревога немного утихла. Умом понимала, если парень спрашивает о странице учебника, которую указал учитель, это не значит, что он хочет сделать мне больно, но тяжело унять бешеное биение сердца или тошноту в желудке.

Завернувшись в халат и вытерев ноги полотенцем, я стерла им влагу с зеркала. На фоне темных волос лицо было бледным с легкими кругами под глазами. Пришлось использовать тональную основу и консилер, чтобы папа не волновался.

Может быть, сегодня вечером принять Тайленол и подольше поспать. Мятный запах лосьона подействовал успокаивающе, пока втирала его в кожу, и я сделала мысленную пометку после школы зайти в Таргет и купить несколько ароматических свечей.

Осматривая одежду в шкафу, сделала выбор в пользу черной пары джинсов и серого свитера с капюшоном. Свитер довольно тонкий, поэтому сверху пришлось надеть черную куртку в стиле милитари, вынув капюшон наружу. Завязав шнурки на ботинках Dr. Martens, я была готова к школе в половине шестого утра. Через час наступит рассвет.

Теперь я не заморачивалась укладкой волос, и наносила минимальный макияж, но нужно было убить время, поэтому решила использовать немного румян, скрывая бледность, и накрасить ресницы тушью. Теперь я казалась здоровым, счастливым подростком.

Спустилась вниз только после шести, папа стоял перед кофейником в халате и пижамных штанах. Очевидно, только что проснулся, волнистые волосы растрепаны. Он смотрел на меня с озабоченным выражением на лице.

— Ты должна высушить волосы, Джанна. На улице холодно.

Я бросила рюкзак на пол и забралась на высокий стул.

— К тому времени как надо будет идти в школу, они уже высохнут доктор Торп.

Он издал звук: что-то среднее между весельем и раздражением.

Выходя из кухни, прошел мимо с чашкой кофе в руках, останавливаясь и целуя меня в лоб. Папа никогда не был жаворонком и подозреваю, почти каждый день он пьет кофе до самого полудня.

У меня почти пропал аппетит в первые недели после выписки из больницы, но, наконец, я вернула потерянный вес.

Взяв свою овсяную кашу в гостиную, я схватила пульт, чтобы включить канал, транслирующий документальный музыкальный фильм. Программа о группе из 90-х годов, которая нравилась Калебу.

Расплакалась.

А это было верное решение обойтись без подводки для глаз. Подобные проявления эмоциональной нестабильности часто меня удивляли.

Забравшись с ногами на диван, я поставила чашку на край стола. Мой терапевт советовала не сдерживать слез, позволить им пролиться. Иногда она совершенно мне не нравилась.

Мысль об антидепрессантах пугала меня. Я уже так много в себе потеряла и боялась потерять еще больше. Но как бы ужасно я себя не чувствовала, отказываюсь контролировать эмоции с помощью лекарств.

Лучше уж буду достаточно сильной, чтобы излечиться самостоятельно. Относительно данного вопроса папа решение еще не принял, а мама находилась в ужасе при мысли о том, что ее дочь будет решать свои эмоциональные проблемы медикаментозно.

Понимаю, для некоторых людей подобные лекарства просто находка, но для меня это словно опустить руки. Как будто Джош победил меня не только физически, но и заставил капитулировать эмоционально.

Наверху, в комнате отца выключился душ. А я выключила телевизор и бросилась по лестнице наверх в собственную комнату, прежде чем он заметит мое покрасневшее лицо.

Закрыла дверь спальни и села за стол, достав из нижнего ящика последнее письмо Калеба.

Я читала письмо четыре раза с момента получения два дня назад. Оно написано на линованной бумаге карандашом.

Его почерк имел небольшой наклон вперед, и он должно быть сильно нажимал на карандаш пока писал, потому что линии карандаша были толстые и темные.

Пальцы пробежались по слову, которое мне нравилось больше всего: любовь.

Скучаю по нему до боли. Понимаю, что он ощущает эту дистанцию, которую сейчас я проложила между нами, но ничего не могу с собой поделать.

Словно нежные слова и откровенность, которыми я хочу с ним поделиться, пойманы в стеклянную банку. И эмоции в этой стеклянной банке отчетливо видны, пытаются выбраться, но никак не могут совершить побег.

За время разлуки моя любовь к нему стала крепче. Проблема в том, что я верю: Калеб заслуживает любить кого-то более достойного. Я разрушила его жизнь, из-за меня его приговорили к заключению. Любовь ко мне принесла ему только неприятности.

Если Калеб узнает о том, как я сейчас существую, то, наверное, не захочет иметь со мной ничего общего. Застряв в тюрьме, он не понимает, какой жалкой я стала, боясь собственной тени, и близка к тому, чтобы получить в школе ярлык «странная девушка».

Возвращая письмо в нижний ящик, захлопнула его и включила ноутбук. В почтовом ящике оказалось еще одно новое уведомление о сообщении в Фэйсбуке.

Следуя порыву, нажала на ссылку и вошла на Фэйсбук впервые за долгие месяцы. Входящие сообщения были полны писем от ребят из моей прежней школы, три из них – от Сета. Мне было стыдно из-за того, что они знают о случившемся со мной.

Удаляя сообщения, не читая, делала вид, что стираю и свои воспоминания о нападении. Во мне росла острая необходимость, и я перешла к списку друзей, удаляя почти всех. Сиси заметит и станет спрашивать, что происходит. Вероятно, солгу ей.

В списке друзей я дошла до Калеба Моррисона и слезы снова навернулись на глаза.

Просто извращение какое-то, я могла говорить с ним по телефону каждую субботу и держать себя в руках, но полностью теряла контроль, будучи в комнате одна и глядя на его имя на экране компьютера.

Разговаривая по телефону, мы осторожно подбирали слова, сознательно стараясь не расстроить друг друга. Мои я люблю тебя были искренни, но пропитаны чувством вины.

Порой возникало чувство онемения, отрыва от реальности, оно преследовало меня. Я застряла в тумане и больше не могла видеть ясно. Будто наши отношения никогда не случались или мы расстались, не сказав друг другу ни слова.

В школе же, все происходило как в тумане: я двигалась и отвечала автоматически. Возможно, та же стеклянная банка, где находились в ловушке мои чувства к Калебу, была для меня защитным барьером от общества. Который отступает, когда что-то выводит меня из себя, заставляет войти в реальную жизнь и, как правило, вести себя как псих.

Первая пара недель в школе, новой школе, оказалась сущим кошмаром. Во второй день пребывания, я вышла из класса химии в туалет и вошла в пустой коридор.

Завернув за угол, наткнулась на парня в темно-синей рубашке. И мой рассудок помутился. Память вернула меня к моменту нападения. В ночь игры, Джош носил темно-синее джерси.

Бедный парень, столкнувшийся со мной, наверное, остался в синяках после нанесенных ударов. Представляю, как он рассказывал своим друзьям о чокнутой девушке, которая убежала в женский туалет, после того, как поколотила его.

Стараясь успокоиться, в тот день пропустила следующие два урока. Почти ожидала после обеда вызова в администрацию для временного исключения. Полагаю, парень либо понятия не имел кто я, либо отшутился.

Часть меня, разговаривая по телефону с Калебом, всегда хотела довериться ему, рассказать, насколько в действительности мне было плохо.

Вместо этого, я постоянно заверяла, что со мной все прекрасно. Часть меня, желавшая, чтобы он видел меня прежней, всегда удерживала от откровенности. Слишком стеснялась своих слабостей, чтобы сказать правду.

Сейчас я жила только тем, что впитывала его любовь из писем и звонков. И не могла принять мысль о потере своей драгоценной любви.

Но боялась, вдруг он отвернется от меня после освобождения?

Думает ли он о том, что Джош сделал со мной? Чувствует ли отвращение? Захочет ли прикоснуться ко мне после всего?

Представляла, как он выходит на свободу и понимает, что не хочет иметь дел с испорченным проблемным товаром. В худшие моменты, я представляла, как он решает, что больше не любит меня.

Я смотрела в школе на девочек, счастливиц, целовавшихся и державшихся за руки со своими парнями.

Рядом с Калебом я выглядела также, также беззаботно? Хочет ли Калеб ту самую беззаботную девушку? Разве он этого не заслуживает?

Прямо перед рождественскими каникулами парень из баскетбольной команды пригласил меня на свидание. Пока он ждал ответа, я просто смотрела на него, паниковала и молчала. Нужный ответ пульсировал в голове. Хотела сказать, что у меня есть парень, но не смогла произнести ни единого слова.

В конце концов, он посмотрел на меня как на чудачку и ушел, качая головой. В тот день после обеда я пропустила занятия и снова спряталась в туалете. Каждый раз, когда я пропускала занятия, должна была сказать школьному психологу, так что мне простительно. Признания – это как вид специального унижения, о них всегда уведомляли папу.

Когда Калеб как-то вскользь упомянул по телефону, что хотел бы говорить со мной в свое установленное время и в будние дни, я чуть не рассмеялась.

Как я могла сказать ему, что постоянно пропускаю занятия? И что женские туалеты в школе превращаются в мои личные комнаты преодоления панических приступов? У меня даже есть любимые кабинки в каждом из них. Я могла бы даже взять перманентный маркер и написать на стенках Джанна была здесь... снова.

Выходные, проведенные с группой, на самом деле несколько успокаивают. Каждую пятничную ночь я спала в доме Джареда и Сиси, и мы вместе ходили на балет в субботу утром.

Во второй половине дня обычно ели в их семейном ресторане. К тому времени, когда мы возвращались домой, остальная команда уже ждала в гараже для танцевальной сессии.

Понимаю, они никак не могли узнать о случившемся со мной. Калеб обещал не рассказывать Данте или Тайе. Кроме меня, мои друзья не знали никого из Блумфилда. Но я все равно дико боялась, вдруг они узнают.

А еще, когда ребята вставали рядом со мной во время тренировок, я чувствовала панику. Обвиняя в этом свои недавно залеченные травмы, старалась не касаться парня, с которым танцевала, пытаясь сдерживать себя. Я обманула большинство из них, но отделаться от Джареда и Сиси труднее.

Сиси продолжала задавать наводящие вопросы. Спросила, не связан ли мой случай и то, что Калеба посадили. Как всегда я солгала, хотя и чувствовала вину за вынужденный обман, но лучше солгать, чем признаться лучшей подруге в нападении.

Интуиция Джареда оказалась посильнее, чем у Сиси. Может быть, это какой-то первобытный мужской инстинкт, некая способность ощущать поврежденную женщину.

Прежний Джаред набросился бы на новость о Калебе, сидящем в тюрьме. Вместо этого, он был внимателен ко мне, относился чисто по-братски.

В семь пятнадцать утра я спустилась вниз. Папа, одетый в рубашку, галстук и брюки, стоял на кухне с очередной чашкой кофе. После получения достаточной дозы кофеина, он казался гораздо веселее.

— Привет, принцесса.

Не странно ли, что Калеб и отец звали меня одинаково? Я никогда не говорила Калебу, потому что, возможно, он счел бы это странным, но втайне я находила ситуацию забавной.

Кроме того, мне нравилось.

— Эй, я уже выдвигаюсь.

Папа проверил часы на микроволновке.

— Да, я тоже. У меня первая встреча в час.

Он смог заполучить офис в центре, заполненном другими пластическими хирургами. Его практика открылась в прошлом месяце.

Меня всегда восхищал интеллект отца. Даже с женой и ребенком на руках, окончил медицинскую школу. Сейчас он красивый тридцатитрехлетний парень. Думаю, в конце концов, он женится снова, теперь, когда обзавелся частной практикой.

— Выполнила все домашние задания? — спросил он как-то неловко.

Прошло много лет, с тех пор как он был полноценным родителем, последний раз, когда я была в третьем классе.

— А если бы я сказала, что нет? — поддразнила я его.

На мгновение он выглядел неуверенно, а потом лицо расплылось в улыбке.

— Отправляйся в школу, противный ребенок.

Десять минут спустя я припарковала джип рядом с боковым входом у главного здания. Утром было прохладно, и во время поездки на всю мощность работал обогреватель.

Серые облака затянули небо, и погодное приложение показало, что после обеда пойдет снег. Прихватив теплое зимнее пальто с заднего сиденья, накинула его поверх легкой короткой куртки.

Я приехала в школу на полчаса раньше, и нужно было чем-то занять себя. Бродила внутри, встретив в коридоре несколько преподавателей и студентов, которых вообще не знала. Зоны отдыха в кафетерии были оформлены как отдельные кабинки, не очень удобные, но в них хорошо проводить время вне занятий или во время обеда.

Тускло освещенная площадка оформлена в школьных цветах: зеленый и желто-золотистый.

Поставив рюкзак на темно-зеленую столешницу, я проскользнула на сиденье. Достала книжку Алая буква и начала читать с того места, где вчера остановилась. На следующей неделе у нас будет по книге большой тест, а я еще не прочла роман.

История была неприятной и угнетающей. Хотелось бы более крутого учителя английской литературы, который задал бы нам книжку интереснее. Дети моего возраста вынуждены читать одни и те же книги десятилетиями. Но и в прошлом веке, конечно, публиковалось что-то менее удручающее.

Глухой стук рюкзака, приземлившегося на поверхность стола, заставил меня подпрыгнуть и сделать глубокий вдох.

Я выдохнула и оценила парня, занявшего место напротив меня. Он положил локти на стол, сложив пальцы домиком около губ. Его задумчивый жест и выражение лица нервировали.

— Хм, да? — отрывисто спросила я.

Три ножки стола между нами давали мне условное чувство безопасности. А также перцовый баллончик в переднем кармане рюкзака. Чистое нарушение школьных правил, но мне плевать. Если придется его использовать, то я готова иметь дело с последствиями, как большая девочка.

Над сложенными пальцами возникла улыбка.

— Подумал, может это ты. Видел тебя, но с другими волосами. Тебе идет.

На моем лице должно быть отразилось замешательство, потому что он опустил руки и откинулся назад.

— Ты меня не помнишь?

Когда я снова посмотрела на него, он действительно знакомым.

Ежик коротких черных волос, в одном ухе маленький наушник. На левом запястье намек на татуировку, которая выглядывает из-под длинного рукава теплой рубашки.

Его черты казались смесью кавказского и азиатского происхождения.

Я скопировала расслабленную позу.

— Ты из моей прежней школы.

— Прямо в точку, не так ли?

Кивнула в ответ.

Он протянул руку.

— Я брат Кары, Гейдж.

Он терпеливо держал протянутую руку, я осторожно вложила в его ладонь свою, один раз сжала и отстранилась.

— Джанна.

Не то, чтобы он слишком похож на Кару, возможно, они сродные брат с сестрой. Какое-то время Кара и я дружили, пока были маленькими, но ее брата я не помнила.

Обе его руки исчезли под столом, и он слегка улыбнулся мне.

— Ну, в том, что ты меня не помнишь, нет твоей вины. У нас не было общих занятий, потому что я старше и в последний раз мы общались, когда ты приходила к Каре поиграть и вы учились в начальной школе.

При упоминании прежней школы, подумала, знает ли он о случившемся с Джошем. Пытаясь выяснить, спросила.

— Итак, что ты здесь делаешь?

Слабый румянец, покрывший его щеки, неожиданно подарил мне чувство облегчения.

— Меня вроде как исключили.

Неожиданный ответ.

— Когда?

— На прошлой неделе. Это мой первый день здесь. Как насчет тебя?

Может быть, он не слышал об инциденте осенью. Безусловно, у нас не могло быть общих друзей.

— Перевелась в прошлом семестре.

— Нравится тут?

Никогда не задавалась вопросом: нравится – не нравится.

Школа находилась на другом конце города от моей старой жизни, только это имело значение.

Пожав плечами, я, наконец, сказала.

— Вполне.

— А зачем ты сменила школу, Джанна?

Для него, возможно, рядовой вопрос, но меня он всегда заставляет лгать.

— Папа купил дом в Энглвуде. Легче поменять школу, чем каждый день ездить в Блумфилд. — я оценила его реакцию и оказалась счастлива, когда он принял мою ложь.

— Ты и в этой школе болельщица?

Вероятно, вспомнил меня в форме в дни игр.

— Нет, больше нет.

— С кем общаешься здесь? — он огляделся, а потом темно-карие глаза вновь вернулись ко мне.

— Да ни с кем. — в его взгляде смешались неверие и любопытство и я объяснила. — Большинство моих друзей ходят в школу Денвера или Авроры. А здесь я просто учусь.

Выглядя задумчиво, Гейдж наклонился вперед.

— Ну, раз у тебя нет тут друзей, а я здесь никого не знаю, то пока позависаю с тобой.

Мне не удалось сдержать смех.

— О Боже, спасибо.

— Без проблем.

Проверив время на телефоне, увидела, что до первого урока осталось одиннадцать минут. Сунула книгу в рюкзак и застегнула его. Нужно было еще дойти до шкафчиков, чтобы избавиться от громоздкого пальто.

— Пора на урок.

После кабинки, без барьера между нами, я чувствовала немного неуютно. Пока надевала рюкзак на плечо, он взял мое пальто и протянул мне.

— Спасибо.

Когда я начала уходить, он крикнул.

— Проводишь меня на первый урок?

Развернувшись, я придержала за лямку рюкзак.

— Конечно. Какой кабинет?

Гейдж посмотрел на бумагу в руках.

— 117.

Чувствуя, что парень безопасен для меня, старалась оставаться дружелюбной.

— Хорошо, пошли.

По пути к кабинету, я убрала пальто в шкафчик. Гейдж назвал номер своего шкафчика, мы задержались и отыскали его. Учебников у него еще не было, поэтому открывать шкафчик Гейдж не стал.

По дороге в класс, сообщил, что он начинающий ди-джей. Изо всех сил старается сделать себе имя, потому как пока у него мало работы. И когда закончит школу, то полностью сосредоточится на карьере.

Мы остановились возле его класса.

— Итак, встретимся в кафетерии за обедом?

Переминаясь с одной ноги на другую, я колебалась. В целом мне подходило отсутствие в новой школе друзей. Не уверена, хочу ли нового друга, тем более парня. Но он старший брат Кары, поэтому не совсем незнакомец. Может и неплохо дружить здесь хоть с кем-нибудь.

Так не буду выглядеть полным социопатом.

— Хорошо. — медленно ответила я. — Буду ждать тебя там.

Он подарил мне улыбку.

— Тогда увидимся позже.

Я наблюдала, как он прошел мимо учителя в класс и девушки, сидящие в первом ряду, рассматривали его. Теперь, когда я задумалась об этом: он определенно довольно милый. Подтянутое тело пловца. Походкой немного напоминает Калеба.

Спеша в свой класс на втором этаже, слушая скрип резиновых подошв ботинок по натертому полу, я вспомнила просьбу Калеба из последнего письма.

Он хотел, чтобы я навестила его на следующей неделе в День Святого Валентина. Возможность придти к своему парню в самый романтичный день в году, вызывала во мне смешанные чувства.

Сильно скучаю по нему, но одновременно опасаюсь увидеться с ним. Мне страшно, вдруг он посмотрит на меня и поймет, что больше быть со мной не хочет. Не сомневаюсь, Калеб заботится обо мне, но будет ли по-прежнему любить?

Черт, даже я себя уже не хотела.

ГЛАВА 4

«Поцелуй, который ты так и не попробовал, потрачен впустую».

- Билли Холидей

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒