Ирина Черепанова 8 страница

И. Черепанова. Дом колдуньи.

'; !

Сравнение результатов таблицы показывает, что:

1) наряду с другими, наиболее частотными являются звукобук-вы, входящие в состав ключевых слов тематических заговоров: 3, У, Б, Ы в заговорах «на зубы» и К, Р, В' — в заговорах «на кровь». Такое явление соответствует данным Т. Я. Елизаренковой, обнаружившей при описании лингвистических особенностей «Ригведы» (РВ), что «вообще вся формальная структура гимнов основана на повторах: тождественных или фонетически близких звуков, падежных форм, балансированных синтаксических конструкций, —черта свойственная произведению устного творчества вообще, — и звукопись представляет собой одно из частных проявлений этой общей тенденции» (1989, с. 518). Эта же идея изначально высказывалась Ф. де Соссюром в его посмертно изданных «Анаграммах» (1964) и в книге Старобиньского «Слова под словами» (1971). Метод «анаграмм» был выявлен де Соссюром в целом ряде древних индоевропейских поэтических традиций (ведийской, ранней латинской, древ-негерманской). По де Соссюру, гимн РВ, посвященный восхвалению какого-либо бога, строится вокруг ключевого слова — имени бога. Поэт может играть падежами этого имени, располагая их определенным образом и употребляя в каждом стихе, а может, не называя прямо имени бога и расчленив его на отдельные звуки или слоги, повторять их в соседних словах, создавая тем самым звуковые намеки на него. Развивая гипотезу де Соссюра в свете современных взглядов на древнюю индоевропейскую культовую поэзию, трактуемую в духе гипотезы Мосса-Бенвениса и идей Р. О. Якобсона относительно грамматики поэзии, Т. Я. Елизаренкова предполагает: «Исходя из представления о том, что хвалебный гимн божеству обусловливается ситуацией обмена между адептом и божеством, следует поставить вопрос, какую информацию может нести семантизированная звуковая ткань гимна. Выясняется, что она может содержать информацию об имени божества (адресата), об имени риши — автора гимна (андресанта) или об основной теме гимна (сообщении), если та, в свою очередь, не совпадает с восхвалением божества. Иными словами, с помощью звукозаписи в гимнах РВ сообщаются сведения обо всех трех конститутивных элементах речевого акта» (1989, с. 519). В данном случае мы находим информацию об основной теме заговора.

2) Набор других звукобукв существенно от средних данных не отличается.

3) Специфическим является превышение в заговорах «на кровь» нормальной частотности звукобукв А («красной») и Ф' (в больший-

«Слово мое крепко»... 95

стве заговоров, напротив, мы наблюдаем пониженное относительно нормальной частотности количество этих звуков).

Заговоры традиционно делятся МС на две большие группы: заговоры (лечебные, благотворные заклинания) и наговоры (вредоносные заклинания). «" Наговаривали" на самые различные вещи — на хлеб, соль, воду, воск, коренья и пр., т. е. на вещества, сами по себе в большинстве безвредные; следовательно, колдовская сила тут уже в основном приписывалась наговору» (Токарев, 1957, с. 135). С. А. Токарев отмечает также, что «наговоры», сопровождающие обряды, по форме обычно отличаются от лечебных заговоров: «В них нередко вместо упоминания об Иисусе Христе, богородице и святых, упоминается нечистая сила» (1957, с. 136). Можно предположить также, что принципиальное противопоставление двух групп текстов массовым сознанием должно было закрепиться не только на уровне содержания (мифа), но и в других (в том числе латентных фоносемантических) параметрах указанных текстов.

Результаты автоматического анализа фонетического значения заговоров и наговоров показывают, что доминирующим признаком всех указанных текстов является «яркий», следовательно, на уровне общих признаков принципиальных различий между названными группами текстов не существует. Более заметные различия наблюдаются в составе наиболее частотных «звукобукв». В наговорах и отсушках появляются звукобуквы Ж, Ш, Щ, С, С «плохие» по фактору оценки и не превышающие нормальную частотность в других группах заговоров.

Всего в заговорах в среднем 53. 13% высоких звуков, а средняя длина слова в слогах — 2. 06.

Анализ индексов лексических единиц в текстах заговоров показывает следующее:

1) Индекс дистрибуции лексических единиц С довольно высок, что свидетельствует о богатстве словаря и симметричной дистрибуции слов.

2) Индекс итерации I. (повторения слова в замкнутом пространстве) = 1. 42.

3) Индексы исключительности и предсказуемости свидетельствуют о достаточно высоком уровне художественности, обработанности текста. Исключительные слова составляют более половины (11, 84) (по утверждению Й. Мистрика «в поэзии бывает до 50% " исключительных" слов, в художественной прозе их намного меньше» (1967, с 44)). Высокий уровень исключительных слов естественно предполагает достаточно низкий коэффициент предсказуемости (40. 32).

И. Черепанова. Дом колдуньи.

4) Индекс плотности лексики (3. 43) указывает на тематическое богатство текстов.

5) Iext= 14. 04, что свидетельствует о лексической насыщенности текстов заговоров.

6) Индекс стереотипности (длины интервала) равен 1. 54, что характерно для художественных и беллетризованных текстов, в отличие от профессионально-разговорной речи.

Грамматический состав заговоров имеет следующие особенности:

1) Значительное преобладание существительных — более трети (33. 65%).

2) Меньшее, по сравнению с другими группами универсальных суггестивных текстов, количество местоимений (10. 36%), и большее — предлогов. Первое можно объяснить высокой степенью обезличенности (универсальности) заговоров, а второе — особенностями содержания (очень часто описывается длинный путь продвижения к какому-либо объекту или воздействию на какой-либо объект, что и предполагает использование специальных маркеров — предлогов).

Синтаксис заговоров, соответствующий языческой мифологии подробно описан фольклористами: «Для синтаксиса фольклорной семантики снимается привычное противопоставление текста и предложения. Одна и та же смысловая предикативная основа может быть развернута в текст, и в незначительный фрагмент текста, и в отдельное предложение. Фольклор функционирует в смысловых формах, синтаксически безразличных к объему. Это отвлеченные образцы, структурные схемы, лексически заполненные лишь частично, повторяющиеся от текста к тексту, от жанра к жанру. Текст, его смысловую основу, условную, недифференцированную в жанровом отношении и объеме, можно принять за такую центральную синтаксическую единицу фольклорной семантики. ... Частные модальные и интенцио-нальные значения раскрываются в парадигмах текстов. Тексты с внутренней интенцией воздействия, направленного от агента вовне, могут быть заклинательными (прямое воздействие) либо гадательными (опосредованное воздействие)» (Червинский, 1989, с. 88).

Не вдаваясь в подробный анализ всех тематических групп заговоров, отметим, что заговоры с менее сложной коммуникативной задачей характеризуются 1 типом заговорной формулы («на кровь», «на зубы») (S—Ю), а более сложные 2 типом («от всех болезней», «защитные»: от крови, от сглаза, от уроков, от напасти) (S—> М—Ю) (подробнее о структуре заговорной формулы см.: Черепанова О. А., 1979, с. 6).

«Слово мое крепко»...

«Золотое сечение» в большинстве заговоров совпадает с кульминацией текста и делит эти тексты на две неравные части с различной фоносемантикой.

Так, заговор «на кровь» (Шла баба по ричке, вела быка на нитке, нитка порвалась, кровь унеслась. Стану я, раб божий имярек, на пашень, кровь моя не капнет * стану на кирпич, кровь запекись. Закрепитеся, мои слова, двенадцатью ключами, крепкими замками. Аминь! ), имеющий общие признаки «тихий» (11. 52), «нежный» (6. 89), «стремительный» (4 68), делится при помощи золотого сечения на 2 части, характеризующиеся следующими признаками'.

I. «стремительный» (4. 94); «нежный» (3. 93), «суровый» (3. 80) (46. 32% высоких звуков);

II. «тихий» (19. 57), «нежный» (6. 26), «минорный» (3. 42) — 53. 16% высоких звуков. Образно говоря, кровь после произнесения заговора должна «стремительно затихнуть» — динамика от ведущего признака I части «стремительный» к ведущему признаку II части —«тихий». I часть более жесткая (доминирующие звуки К, Р, В' — анаграмма), характерный для мантр «красный» А. Во II части появляются свойственный славянским суггестивным текстам высокочастотный «синий» И, а также М' (ср.: аминь).

Заговор «на сон» (Всем плохим детям — крикливицы * Моему ребенку — сонливицы) отражает ту же закономерность. Его общие фоносемантические признаки «тихий» (14. 23), «минорный» (7. 46), «темный» (7. 45), а составные части характеризуются признаками:

I. «тихий» (17. 62), «минорный» (10. 62), «темный» (8. 89);

II. «темный» (4. 79), «печальный» (2. 32), «зловещий» (2. 24). Иными словами, идея «темноты» во II части усиливается, что соответствует прагматической заданности заговора: как можно быстрее усыпить ребенка.

Молитвы — тексты религиозной мифологии

Сейчас уже общепринят факт, что религия и суггестия тесно взаимосвязаны. Об этой связи пишут многие психотерапевты (Петров, 1986; Рутман, 1990; Мессинг, 1989, Алиев; 1990; Ахромо-вич, 1991 и др. ) и находят в религиозном опыте много поучительного и полезного. Именно под влиянием научного прогресса возрос интерес к молитве, появились статьи, связывающие молитву с проблемами биоэнергетики, телепатической связи и даже с пришельцами из Космоса (см., напр.: Смирнова, 1991; Мартынов, 1990). Но

4 И Черепанова

И. Черепанова. Дом колдуньи.

даже если оставить в стороне проблемы парапсихологии и сосредоточиться на описании лингвистических механизмов молитвы, становится ясно, что интуитивных догадок и вопросов пока еще гораздо больше, чем ответов.

Так, болгарский психотерапевт Н. Петров отмечает: «Ряд обрядов в современных религиях ведет свое начало от первобытной магии, при помощи которой древние люди пытались " войти в контакт" с силами природы. Типичным примером этого могут служить таинства христианской церкви (католической и православной). Полумрак, огоньки свечей, спонтанная концентрация сознания на блестящих культовых предметах, расслабляющее воздействие музыки и повторение одних и тех же слов, запах ладана и т. п. многократно повышает внушаемость верующих Характерной особенностью почти всех религий является использование определенных жестов, особой манеры проговаривания, употребление " священных слов" мягкого и расслабляющего звучания, таких, например, как аминь, амито, амида и т. д. Все это приводит к созданию тесного эмоционального контакта между священником и верующими» (1986, с. 23).

В. Мессинг напрямую связывал религиозное воздействие с гипнозом. Описывая феномен молитвы, Мессинг писал: «Привести себя в гипнотическое состояние — к этому направлены, по существу, принятые во многих религиях многократные повторения простой и краткой молитвы, вроде «Святый боже, помилуй мя". Когда эта фраза повторяется сотни и тысячи раз, наступает гипнотическое состояние. Прибавим к этому бесчисленные поклоны, отбиваемые перед иконами» (1989, с. 61).

Интересные мысли высказывает Л. Н. Романов в книге «Музыкальное искусство и православие»: «Понимая универсальность слова, организаторы христианских обрядов с самого начала стремились к тому, чтобы в богослужении преобладали пророческие наставления, дающие назидание " не только сердцу, но и уму" » (1989, с. 14). И далее- «Символ для верующего должен быть легко узнаваемым. Именно поэтому церковь всегда боролась за устойчивую знаковую систему, за устоявшиеся в богослужебной практике символы. Стремилась стабилизировать свою семантику, отсюда и строгое соблюдение канона» (там же, с. 26). Такой подход к слову выработал и особое понятие ритма, названного «словесным»: «Слово, текст, мысль, несущая в себе христианское вероучение, —вот основной критерий при отборе музыкальных форм, присутствующих в богослужении» (там же, с. 28).

«Слово мое крепко»...

Нами проанализировано 35 основных молитв, длиной в 2 271 слово, соответствующих христианскому типу мифологии. Основной фоносемантический признак молитв — «светлый» (см. таблицу 5).

Результаты автоматического анализа фонетического значения 35 молитв

Ранг	Наиболее частотные признаки текста-конгломерата (в показателях)
I	светлый	45. 87
II	нежный	33. 87
III	яркий	27. 16

Таблица 5

Как видно из таблиц 2 и 6, состав наиболее частотных звуков молитв отличается от состава звуков заговоров:

Наиболее частотные «звукобуквы* 35 молитв по

результатам автоматического анализа (в показателях

частотности)

Ранг		Текст-конгломерат
	И	23. 10
	Г	10. 88
	щ	10. 30
	М'	9. 87
	с	9. 73
	я	7 87
	В'	7. 65
	X	7. 62
	в	6. 69
	ж	5. 92

Таблица 6

1) появляются звонкий простой краткий Г, глухой диезный длительный Щ, звонкий простой длительный Ж; глухой простой длительный X;

2) символика звуков:

а) гласные И, Я, Б оцениваются информантами (по данным А. П. Журавлева, 1974, с. 91) как «хорошие»;

б) наиболее частотные согласные, как и в случае заговоров, оцениваются как «нейтральные» (Г, М', В', В), либо как «плохие» (Щ, С, X, Ж, П).

И. Черепанова. Дом колдуньи.

В состав наиболее частотных звуковых повторов вошли звуко-буквы, не попавшие в состав наиболее частотных, подтверждающие ту же закономерность: О— «хороший», Н', Р' —«нейтральные» и только согласный Л' оценивается как «хороший».

Употребление звуковых повторов, состоящих из звуков, резко превышающих нормальную частотность (ми, во, ис, ли, го, и др. ), в комплексе, должно обеспечить текстам молитв следующие признаки: «светлый» (11. 15), «радостный» (10. 95), «яркий» (9. 87), что совпадает с данными таблицы 5.

Преимущественное употребление гласного И обеспечивает наличие голубого (синего) цвета, вкрапления О (желтого), Я (красного) и Ю (сиреневого) дополняют цветовую гамму. Преобладание «голубого» И, как в заговорах, так и в молитвах едва ли является случайным: христианский миф пришел на смену языческому, что и отразилось на характере сакральных текстов. Эту общность еще в 1851 году отмечал А. Н. Афанасьев, утверждая: «Из рассмотрения слов, синонимичных ведуну и ведьме, находим, что в словах этих лежат понятия сродственные, которые в язычестве имели смысл чисто религиозный, именно понятия: таинственного, сверхъестественного знания, предвидения, предвещаний, гаданий, хитрости или ума, красной и мудрой речи, чаровании, жертвоприношений, очищений, суда и правды, и, наконец, врачевания, которое сливалось в язычестве с очищениями» (с. 7).

Наиболее полное описание христианской и вообще религиозной символики голубого и синего цвета мы находим в работе П. А. Флоренского «Бирюзовое окружение Софии и символика голубого и синего цвета». Обобщая теории Фр. Порталя, Леонардо да Винчи, Гете, Лидбитера, посвященные символике цвета, Флоренский достаточно однозначно связывает голубой цвет с идеями божественными, религиозными: «Лазурь, в своем абсолютном значении, представляет небесную истину; что истинно, что есть в себе— то вечно, как и наоборот, преходящее — ложно. Лазурь была, поэтому непременным символом божественной вечности, человеческого бессмертия, и, вследствие этого, естественно стала цветом траурным» (Флоренский, т. 1 /П/, с. 558).

Содержание высоких звуков в молитвах выше, чем в заговорах (соответственно 56. 16% и 53. 13%), а длина слова в слогах — чуть больше (2. 22 и 2. 06).

Индексы лексики в молитвах (см. таблицу 1) идентичны соответствующим индексам заговоров, что еще раз доказывает их генетическую близость.

«Слово мое крепко»...

Грамматический состав молитв (таблица 2) имеет следующие особенности:

1) ничтожное содержание числительных (0. 48);

2) более высокое содержание союзов (прежде всего, союз «и»)— 10. 86%.

Остановимся подробнее на анализе одной из молитв — «иисусовой». Иисусова молитва является основой одной из классических славянских психотехник, известной на Руси под названием «умного делания». (Особенно подробно описано «умное делание» в книге «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу» (Париж, 1973)).

Иисусова молитва применялась в двух вариантах: полном (Господи Исусе Христе, сыне божий * помилуй мя грешного) и сокращенном (Господи Исусе Христе, * помилуй мя). Рекомендовалось начинать «делание» с наиболее простого сокращенного варианта и, по мере просветления, переходить к полному. Есть ли лингвистические отличия в этих вариантах?

Анализ показывает, что в полном варианте молитвы появляется признак «светлый», почти равноправный (по показателю) с ведущим признаком «тихий».

Фоносемантические признаки полного и сокращенного вариантов Иисусовой молитвы

Ранг	Сокращенный вариант	Полный вариант
I	тихий (7. 46)	тихий (4. 84)
II	медлительный (6. 59)	светлый (4. 61)
III	печальный (3. 47)	минорный (4. 24)

Таблица 7

Состав звуков, превышающих нормальную частотность, в полном и сокращенном вариантах, также почти одинаков (С, Г, П, X, М', И), только в сокращенном варианте превышает нормальную частотность еще гласный У (по данным А. П. Журавлева он также «синий», но «тусклый» и «темный», в отличие от «светлого», «яркого» И). Следовательно, и здесь заметно усиление той же идеи постепенного просветления.

Грамматический состав Иисусовой молитвы характеризуется преобладанием имен существительных и собственных (60% в сокращенном варианте и 50% — в полном).

Золотое сечение (отмечено звездочкой) и в том и другом случае перед словом «помилуй», т. е. совпадает с кульминацией текста и

И. Черепанова. Дом колдуньи.

делит его на две неравные части: развернутое обращение (большая часть) и короткая смиренная просьба (меньшая).

Таким образом, анализ молитв показывает, что убеждение в том, что культовые ритуалы с точки зрения суггестии (внушения) «могут рассматриваться как способ волевого воздействия» (Петров, 1986, с, 23), не совсем правомерно. Молитва в такой же степени контрсуггестивна, в какой суггестивна (недаром молитва широко использовалась христианами как защита от иррационального, опасного, злого — см.: Шпренгер, Инститорис, 1990). На основании объективного лингвистического анализа молитв вполне можно согласиться с утверждением В. Ахромовича (1990, с. 26) и X. М. Алиева (1990, с. 42-43) о целебном влиянии молитвы на физико-химическую и психофизиологическую основы человека.

Рассмотрим еще несколько примеров, чтобы выяснить, какие конкретные закономерности (лингвистические параметры) молитв способствуют процессам саморегуляции личности.

Обратимся к исследованию Л. П. Гримака, который пишет: «Представление о Боге, в каком бы обличье он ни мыслился, сочеталось с глубокими и прочными эмоциями. Глубинный страх, экстатическое преклонение, распахнутая готовность послушания этому высшему существу, определяющему само существование — вот что такое Бог для человека. Поэтому любая просьба, обращенная к нему, сопровождалась напряженным ожиданием и поиском признаков, которые бы подтверждали факт ее реализации. А непоколебимая вера в защитительную роль бога, впитанная с молоком матери, при желании позволяла любому находить такого рода признаки. Особенно это было действенно, когда просьбы касались внутренних проблем самого молящегося: " о ниспослании утешения в горе", " умножения сил в многотерпенье", " даровании выздоровления от болезни" и т. п. Старец Зосима в " Братьях Карамазовых" Ф. М. Достоевского хорошо, на наш взгляд, раскрывает эту психотерапевтическую роль религиозных представлений, выраженных в данном случае через молитву: " Каждый раз в молитве твоей, если искренна, мелькнет новое чувство, а в нем и новая мысль, которую ты прежде не знал и которая вновь ободрит тебя; и поймешь, что молитва есть воспитание" » (1991, с. 38-39).

Чтобы проследить, каким образом осуществляется механизм психокоррекции, выход на интегральные проблемы бытия через дискретные тексты, сравним несколько наиболее распространенных молитв: 1) Молитва Господня («Отче наш... »); 2) Молитва Честному Кресту («Да воскреснет бог... »); 3) Канон покаянный (Владыко

Слово мое крепко»... 103

ристе Боже... »); 4) Псалом 90 («Живый в помощи Вышняго... »);

имвол веры («Верую во единаго Бога Отца... »); 6) «Песнь пре-вятой Богородице» («Богородице дево радуйся... »).

Фоносемантические признаки избранных для анализа молитв юлеблются в достаточно широком диапазоне («Отче наш» — «мед-ительный», «сильный»; «Честном)- кресту» — «нежный», «тихий», «светлый»; «Канон Покаянный» — «медлительный», «светлый»; «Псалом 90» — «нежный», «прекрасный», «светлый»; «Символ веры» — «светлый»; «Богородице дево» — «сильный», «суровый», «яркий»). «Сквозным» признаком является «светлый». Особое место занимает «Песнь пресвятой Богородице», которая авторами «Молота ведьм» инквизиторами Я. Шпренгером и Г Инститорисом объявляется одним из способов освобождения «от соблазнов инкубов и суккубов» (1990, с. 254) и, в силу своей краткости и фоносе-мантического состава может быть приравнена к защитным мантрам йогов. Те же авторы предлагают в качестве лечебного и защитного способа, вслед за св. Августином, следующее: «Когда же надобно вам что-нибудь сделать или куда-либо выйти, то осеняйте себя крестным знамением во имя Христа и, произнося с верою символ веры или молитву Господню, действуйте спокойно с божьей помощью» (там же, с. 270). Возможно, конечно, что разброс фоносемантиче-ских признаков объясняется преимущественным вниманием к содержанию молитв, однако определенная закономерность здесь просматривается. Чем «сильнее» с точки зрения профессионалов молитва, тем больше разброс признаков (амбивалентность на фо-носемантическом уровне, множественность, размытость сверхсмы-слов).

Наиболее частотные «звукобуквы» в молитвах — В, С, Г, Щ, Я, И. В молитве «Честному Кресту» преобладает Б, что соответствует сиреневому цвету; остальные молитвы — «синие» (голубые), за исключением «Песни Пресвятой Богородицы», где из всех гласных преобладает «желтый (белый)» О. По П. А. Флоренскому «цвет желтый... —это цвет ближайший к свету, так сказать первое явление света в веществе. Напротив, голубой — это как бы тончайшая мгла, — как бы наиболее просиянное вещество» (1990, т. 1 {II}, с. 562).

Говоря о световых оболочках (аурах), окружающих все тела, Флоренский, вслед за Лидбитером, отмечает: «голубое есть знак самоотверженности и желания приносить себя в жертву за всех. Если эта склонность к самопожертвованию крепнет настолько, что претворяется в сильный акт воли, выражающийся в деятельном

И. Черепанова. Дом колдуньи.

служении миру, тогда голубое просветляется до светло-фиолетового» (там же, с. 569). Характерно, что именно молитва «Честному Кресту», в которой идея самопожертвования выражена наиболее ярко, по цветовой символике отличается от других молитв.

Л. П. Гримак, объясняя психологические механизмы благотворного действия молитв, отмечает, что бог выполнял функции своеобразного духовного зеркала, в которое привычно и повседневно смотрелся человек, выверяя в нем чистоту и праведность своего морального облика (1991, с. 39). Именно потребностями самокоррекции объясняется выбор личностью с христианской мифологией той или иной молитвы. Отсюда и традиционное разделение молитв на «утренние», «на сон грядущим» и др.

Различное функциональное назначение отражается и на грамматическом составе молитв. Во всех проанализированных молитвах преобладают существительные, за исключением Господней молитвы («Отче наш... »), где наибольшее количество местоимений. По мнению Л. Н. Мурзина, «местоимение — это чрезвычайно абстрактная часть речи и в то же время чрезвычайно конкретная в употреблении. В любом тексте местоимение предельно конкретно, ведь оно замещает не предшествующее предложение, а весь текст, наполняясь весьма конкретным содержанием» (1991, с. 50). Может быть, именно это обстоятельство объясняет универсальность указанной молитвы? Эту молитву характеризует также наименьшая длина слова в слогах (1, 86), следовательно, наибольшая ритмичность.

В текстах молитв, как и текстах заговоров, большое количество имен собственных (при обсчете мы их объединили в одну группу с именами существительными). Особой роли имени посвящены работы А. Ф. Лосева (1990), П. А. Флоренского (1990), Л. П. Якубинско-го (1986), С. А. Трубецкого и др.

Как отмечал П. А. Флоренский, «имена всегда и везде составляли наиболее значительное орудие магии, и нет магических приемов, которые обходились бы без личных имен» (Т. 2, 1990, с. 265). «... Народных убеждений достаточно, чтобы сделать имена очагами творческого образования личности. В самом деле: человечество мыслит имена как субстанциональные формы, как сущности, образующие своих носителей-субъектов, самих по себе бескачественных. Это категории бытия» (там же, с. 266). В суггестивных текстах собственные имена не противопоставлены терминам, а напротив, выполняют функцию, сходную с функцией термина — сверхфункциональны сравнительно с обычными словами текста, выполняют до-

«Слово мое крепко»...

полнительную функцию — «функцию описания текста» (Л. Н. Мур-зин, 1991, с. 53). Ведь именно суггестивные, магичные тексты имел в виду, прежде всего, П. Флоренский, когда писал о нормативном значении имен, о их роли как социальных императивов (т. 2, 1990, с. 266), и утверждал с точки зрения христианской мифологии: «Мы исповедуем абсолютную (бесконечную) Личность, абсолютный идеал — Христа, (его воплощение здесь, на земле)» (с. 279). «Иисусова молитва» в этом смысле в своей части до «золотого сечения» представляет собой сплошное перечисление синонимичных (ритм — по В. В. Налимову! ) имен.

Мантры и заклинания — тексты заимствованной мифологии

А. П. Журавлев, на основании данных, полученных экспериментальным способом, утверждает, что «фонетическое значение изначально и универсально в той мере, в какой оно определяется акустическими и артикуляторными признаками звуков речи, и вторично, специфично для каждого языка в той мере, в какой на него влияют особенности речевого строя и специфические закономерности развития фонетики и семантики в разных языках» (1974, с 88). То же констатирует И. Н. Горелов, цитируя проф Карла Леонхар-да, известного своими исследованиями в области медицинской психологии, по данным которого «звуковые выразительные средства (имеются в виду непроизвольные фонации, сопровождающие выразительные движения или вообще эмоциональные состояния) воспринимаются и интерпретируются с той же уверенностью и определенностью (что и мимические средства) всеми людьми, будь то женщины или мужчины, старики или дети, людьми с низкими и сильными или с высокими и слабыми голосами» (1980, с. 23).

Ввиду универсальности фонетического значения слов и текстов, поучительно проанализировать не только славянские классические суггестивные тексты, но и тексты иноязычные — мантры, и квазииностранные — заклинания, успешно функционирующие параллельно со славянскими.

Мантры, по определению С. А. Гуревича, — это «специальные звукокомплексы, которые помогают фиксации мыслей... — формулы самовнушения, заклинания в виде слов и фраз, пения и стихов, предназначенных для максимально глубокого сосредоточения на конкретной мысли и образе. Хотя мантры переводимы, рекомендуется произносить их на языке оригинала: считается, что они основаны на определенной комбинации звуков, вызывающих физиологический эффект». Учение о мантрах объединяется в раздел

И. Черепанова. Дом колдуньи.

«мантра-йоги», предназначенной «для лечения психических расстройств путем неоднократного произнесения мантр с медитацией на определенных образах» (1985, с. 144-145).

Мантры связываются в сознании носителей языка, прежде всего, с санскритом и ведийскими языками (слово «мантра» по происхождению — санскритское). Названия санскрита — sam-skrta — обозначает «составленный», «с-ложенный» язык, доведенный до формального совершенства. Основная цель использования «божественного языка» — санскрита — идеальная запись сакральных текстов. Эта задача была решена древнеиндийскими грамматистами довольно удачно. Еще В. Гумбольдт в статье «Характер языка и характер народа» признавал: «что касается греческого и латинского, то они обязаны своим первоначальным устройством удачному выражению каждой мысли в древнеиндийском» (1985, с. 374). С другой стороны, американский ученый Рик Бриггс назвал санскрит идеально пригодным языком для изучения проблем искусственного интеллекта: не утратив своей выразительности, санскрит в результате специальной обработки обрел ясность и четкость математического характера, словом, все то, что и требуется для компьютера (см., напр.: Сидоров, 1988, с. 13-14).

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒