Никтополис 3 страница

****
«Резкое прекращение употребления газа вредно. Поэтому для начала постарайся просто уменьшить его количество. На первое время будет достаточно употреблять две трети капсулы. По индикатору сбоку ты легко определишь количество газа, который ты уже вдохнул, — в тот день объяснил Шон разодетому в платье Отрису. — Главное, не спеши. Меньше двух третьих не употребляй. Я приду через неделю, и мы вместе посмотрим, как твой организм отреагирует на такие изменения».
Один-три-семь решил на этот раз прислушаться к словам Шона и строго выполнять все его указания. Две трети, так две трети. Честно говоря, теперь он даже немного побаивался реакции своего тела. А вдруг у него вновь появится тот непреодолимый зуд? Парень ведь совершенно не знал, что делать с этим самым стояком. Благо, Шесть-один-ноль подумал об этом. Когда через неделю страж заглянул к Отрису, тот не ощущал особых изменений.
— По-моему, все осталось так же, — пробормотал он, в задумчивости разглаживая складки на платье.
— Ты собираешься каждый раз встречать меня… Так? — убедился Шон, намекая на наряд Отриса.
— Если тебе это необходимо, то да, — кивнул Один-три-семь. — Эта одежда тесновата, но в остальном в ней нет ничего особенного. И переодеваясь, я начинаю потихоньку привыкать к тому, что нахожусь без нижнего слоя одежды.
— О, ну раз тебя это не смущает, в следующий раз я принесу тебе какое-нибудь другое платье, — пообещал Шон. — В этой одежде ты выглядишь очень мило.
Отрис смущенно кивнул.
— Так… Что мы будем сегодня делать? — поинтересовался он, не скрывая нетерпения.
— Сегодня мы освоим поцелуй, — пробормотал Шон, с хрустом разминая шею.
— Поцелуй, это…
— Когда ты касаешься губами губ другого человека или любой другой части его тела. Например… — Шон схватил сидящего перед собой Отриса за ногу и достаточно грубо дернул его на себя, заставив распластаться на полу, — это… — мужчина наклонился и поцеловал щиколотку Один-три-семь.
— Щекотно, — пробормотал парень, наблюдая за дальнейшими действиями Шона. Следующий поцелуй пришелся на икру, третий почувствовался на колене — эти места скрывали плотные чулки, поэтому ничем особенным данные прикосновения Отрису не показались. Куда интересней оказались ощущения, когда губы Шона коснулись кожи выше чулок. Парень ойкнул и невольно приподнялся на локтях.
— Странное чувство, — объяснил он в ответ на удивленный взгляд Шона.
— Сейчас будет еще страннее, — пообещал парень, хватая Отриса за шею и силой наклоняя его к себе.
«Ого, у него такие длинные ресницы.. » — невольно подумал Один-три-семь за мгновение до того, как их губы соприкоснулись. Поцелуй продлился недолго, всего пару секунд, после чего Шон отстранился и вопросительно приподнял брови:
— Ну что? Чувствуешь что-нибудь?
— Не знаю, — честно признался парень, касаясь пальцами губ и пытаясь проанализировать свои ощущения. — Надо попробовать еще, — уверенно заявил он. Шон, улыбнувшись, поцеловал Отриса вновь, на этот раз их губы соприкасались куда дольше.
— Все равно непонятно, — нахмурился Один-три-семь. — Наверное, следовало вдыхать меньшую порцию газа.
— Мы лишь начали, — Шон коснулся губ Отриса в третий раз, но на этом его действия не завершились. Аккуратно разместившись между ног парня, он повалил его на пол, буквально впившись губами в его губы. А затем произошло и вовсе немыслимое — Отрис ощутил, как язык Шона мягко проходит по его зубам.
— Т… так надо? — встрепенулся он, когда мужчина чуть отстранился от него.
— Нет, надо чтобы ты рот открыл.
— Ты уверен? — с сомнением переспросил Один-три-семь.
— Более чем, — кивнул Шон. — Рассчитываю на тебя.
Отрису казалось это действо странным, но спорить с опытным Шоном не имело смысла. Раз он говорил, что так надо, значит действительно надо.
— И еще при поцелуе не смотри на меня, а попробуй закрыть глаза и все внимание обратить на ощущения, — продолжал наставлять Шон. Отрис кивнул, закрыл глаза и приоткрыл рот, как того требовали. Мужчина сперва поймал зубами его нижнюю губу и слегка пожевал ее, и лишь затем проник в его рот языком. Нежные касания неба и кончика языка Отриса будто бы дразнили его. Парень попробовал повторить за Шоном. И вроде бы у него даже получилось. Напор Шона внезапно удвоился, поцелуи стали еще более страстными, сладкими и не позволяющими сделать лишнего вдоха. Кроме того, пока одной рукой Шесть-один-ноль упирался в пол, стараясь таким образом часть веса перенести на нее и не раздавить хрупкого мальчишку под собой, второй рукой он коснулся оголенного бедра Отриса. Прикосновение оказалось для Один-три-семь неожиданно ощутимым. Он даже вздрогнул, отвлекся от поцелуя и невольно взглянул вниз, пронаблюдав, как рука проскальзывает по его бедру под юбку.
— М-м-м! — выдавил парень, заставляя Шона прерваться и обратить внимание на его недоумение.
— Чего? — в голосе Шона послышалось раздражение.
— Я чувствую! — воскликнул Отрис. — Чувствую твою руку на ноге! Это так странно!
— Неприятно? — удостоверился Шон.
— Нет, — покачал головой Один-три-семь. — Дело не в этом. Я не знаю, как описать.
— Приятно? — продолжил гадать Шон.
— Говорю же, не знаю. Я не совсем понимаю значение слово «приятно».
— Ты хочешь, чтобы я продолжил?
— Хочу.
— Значит приятно, — усмехнулся Шон и вновь полез к Отрису с поцелуями.
— Но это так странно! — эмоции парня зашкаливали, и ему хотелось поделиться ими с Шоном, поэтому он увернулся от попытки стража поцеловать его в губы, чтобы продолжить выговариваться. Он-то рассчитывал, что Шон вновь прервется и поддержит диалог, но у стража были другие планы. Угодив губами в щеку Отриса, он спустился дорожкой из поцелуев к шее парнишки, а затем внезапно вцепился в его светлую кожу зубами и укусил Один-три-семь.
— Ой! –встрепенулся Отрис. — А вот это было почему-то больно.
— Больно быть и должно, — прошипел Шон парню на самое ухо, а затем продолжил покрывать его шею полупоцелуями-полуукусами.
— Правда? Так задумано?
— Не совсем. Меня просто злит твоя болтовня. Во время подобного… Мероприятия, люди обычно концентрируются на своих ощущениях. По крайней мере, в начале.
— Ах вот оно что, — понял свою ошибку Отрис. — Хорошо, я постараюсь молчать, — кивнул он, ощущая горячие влажные губы Шона у себя на шее и не переставая поражаться неизгладимым впечатлениям, что производили на него подобные касания.
— Да уж, постарайся. Иначе я тебя загрызу, — шутливо пообещал страж, теперь впиваясь в выпирающие ключицы парнишки и оставляя на них бурые следы.
«Не болтай, концентрируйся…» — одернул себя Один-три-семь, закрывая глаза и действительно пытаясь ни о чем не думать. Но рука Шона успела от бедра подобраться к низу его живота, а губы ощущались уже на груди! Попробуй тут ничему не удивляться! Когда же пахом Один-три-семь почувствовал совсем необычное, его словесную плотину прорвало:
— Шон! — выпалил он. — Мне что-то упирается между ног!
— Твою-то мать, — простонал мужчина, отстраняясь от Отриса и из лежачего принимая сидячее положение.
— Что-то… — буркнул он. — Ты мастер портить ситуации.
— Но что это? — выдохнул Отрис непонимающе.
— А ты догадайся, — язвительно усмехнулся мужчина. — Мы же уже обсуждали стояк.
— У меня встал?! — охнул парень. — В прошлый раз ощущения были совсем другими!
— Не у тебя, дурила. Я, между прочим, тоже мужчина. Встал у меня, — мучительно выговорил Шон. — И я не верю, что мне снова приходится произносить вслух подобную херню.
— Вот оно что, — протянул Отрис с интересом, так же поднимаясь с пола и усаживаясь напротив Шона. — А ты покажешь мне?
— Что?
— Стояк.
— Нет.
— Почему?
— Потому что Нет!
— Тогда что ты будешь с этим делать? — не унимался Один-три-семь.
— У меня два варианта: попробовать себя «успокоить» или же подрочить.
— Подрочить, — повторил Отрис. — Еще одно интересное слово.
— Безумно интересное, — фыркнул Шон.
— И что это значит? Что надо делать?
— Это самоудовлетворение… Руками, — вздохнул Шон.
— Значит, и я могу тебе подрочить? –Отрис быстро учился.
— Не надо.
— Почему?!
— Твоя любознательность, как ни странно, отбивает всякую охоту.
— Извини. Я постараюсь задавать как можно меньше вопросов, — пообещал парень. — Можно? — он протянул руку и провел указательным пальцем по топорщащейся ширинке.
— Только если пообещаешь не оторвать мне его от излишнего усердия, — усмехнулся Шон, внимательно наблюдая за действиями парня.
— Я буду аккуратен, — кивнул Отрис, хватаясь за собачку замка, осторожно расстегивая его и оттягивая мешающуюся ткань нижнего белья.
— Ого, — пробормотал он, осторожно касаясь кончиками пальцев набухшей головки. — Она влажная!
— Прошу, не заставляй меня объяснять еще и это, — почти взмолился Шон.
— Не беспокойся, я об этом читал. И кстати! — парень подтянул к себе книгу и начал лихорадочно листать ее. – Вот! Здесь описано, как это можно сделать ртом! Целая куча техник!
Шон уже позеленел. Энтузиазм Один-три-семь конечно радовал, но его детская непосредственность заставляли мужчину ощущать себя педофилом.
— Знаешь, не обязательно это делать сраз…
Шон не договорил, потому что Отрис уже нагнулся к его паху и осторожно лизнул чувствительную головку.
— Уф, — Шон отреагировал неожиданно ярко даже, кажется, для себя самого. Как же давно в последний раз он ощущал нечто подобное? Кажется, это было еще в прошлой жизни.
— Плохо? — встрепенулся парнишка.
— Нет, продолжай, — поспешно мотнул головой Шон. — Но сперва… — мужчина расстегнул ширинку до конца и одним уверенным движением вытащил стоящий как кол член наружу.
— И у всех они становятся такие большие при возбуждении? — осведомился Отрис, осторожно касаясь толстого усеянного вздутыми венами ствола.
— Не у всех. Мне повезло, — усмехнулся Шон. В глазах мужчины вновь появилась неподдельная заинтересованность процессом. Но даже теперь Отриса не покидало ощущение, что Шон контролирует каждое сказанное слово, каждое свое действие. Интересно, что бы произошло, если бы он дал волю своим чувствам хотя бы на мгновение?
«Быть может, я еще заставлю его показать себя! » — самоуверенно подумал Отрис, чуть сжимая член Шона обеими руками у самого основания, а губами припадая к солоноватой головке. Сперва он старательно вылизывал только ее, но Шон, пустив пальцы в черные волосы Отриса, начал несильно, но настойчиво надавливать ему на затылок, намекая на то, чтобы парень не останавливался на достигнутом и брал уже глубже.
«Это как поцелуй, верно? Только вместо языка…» — Отрис открыл рот шире и постарался вобрать в себя член Шона, что оказалось не так-то просто. Вышло взять его от силы на треть. От более глубокого проникновения у Отриса возникали странные позывы и он начинал кашлять. Но и это его не смутило. Начитавшись из книги о действах подобного рода, Отрис начал слегка посасывать член Шона, то почти выпуская его изо рта, то вновь вбирая в себя глубже. Ту же часть члена, до которой губы его не доходили, он планомерно массировал руками. Чем активнее он это делал, тем больше смазки выделялось. Часть ее смеси со слюной Один-три-семь стекала по подбородку Отриса к шее, часть капала на руки, часть парнишка успевал сглатывать, из-за чего в горле быстро образовался вязкий ком. Из-за него Один-три-семь то и дело отстранялся от Шона, пытаясь этот ком проглотить. Он понимал, что скорее всего делает описанное в книге из рук вон плохо, но и этого Шону хватало. С уст его срывались тихие шипящие стоны. Сначала Отрис решил, что делает что-то не так, и было поднялся спросить, что именно, но рука Шона не позволила ему этого. Наоборот, мужчина вцепился в волосы парня сильнее и, несмотря на жалкие сопротивления Отриса, начал с силой насаживать мальчишку на свой член, проникая в его рот глубже, чем хотелось бы парню, и вызывая рвотные рефлексы, с которыми Отрис героически справлялся. Дышать от такого натиска было почти невыносимо. На глазах Отриса выступили слезы, из носа потекли сопли. Но Один-три-семь не забывал о том, что делает, и пусть и неумело, но продолжал обсасывать член мужчины, водя языком по его стволу.
Один-три-семь уже начал входить во вкус и все старательнее обсасывать и облизывать член Шона, когда в горло ему что-то выстрелило. Он рефлекторно отпрянул и сглотнул, и лишь затем смог нормально вдохнуть. Мужчина, наконец, отпустил еговолосы и позволил подняться.
— О господи, прости меня… — выдавил страж, только теперь увидев Отриса всего в слезах. — Прости, я не хотел! Точнее… Потерял контроль!
— Тебе было приятно? — невозмутимо поинтересовался парнишка, стирая с носа сопли и вытирая испачканные руки о платье.
— Д… Да, но вот тебе…
— Я немного испугался, но ничего страшного. Я рад, что смог доставить тебе удовольствие даже при том, что сам не понимаю, что это, — пожал Отрис плечами.
— Но ты плачешь, — настаивал Шон, притягивая к себе паренька и заботливо смахивая слезы с его щек.
— Я не специально. Просто воздуха не хватало и потому… — Шон не стал дослушивать, наклонившись к Отрису ближе и слегка коснувшись его губ своими.
— В следующий раз тебе тоже будет приятно. Вот увидишь.

****
— Я чувствую себя… Взвинченным, — Отрис еще две недели употреблял лишь две трети газа. Шон приходил к нему почти каждый вечер и они целовались. Пару раз Один-три-семь пытался вновь помочь стражу с возникающим возбуждение, но мужчина всегда отказывался.
— Еще не время, — говорил он.
Затем Шон разрешил уменьшить дозу потребляемого парнем газа до одной трети. И вот здесь появились первые странные ощущения. По ночам Отрису начали сниться странные несвязные сны с участием Шона, где он прикасался к нему… Везде.
А по утрам ниже пояса появлялось непонятное тянущее чувство. Стоять ничего не стояло, но знакомый зуд пусть и куда менее ощутимый присутствовал. К моменту, когда Отрис приходил на работу, ощущение исчезало, но появлялось вновь уже к вечеру.
— Взвинченным? — переспросил Шон, меланхолично покусывая печенье. Сегодня он снова пришел к Отрису с пакетом, но содержимое его показывать не спешил.
— Да, — так как Шон пришел без предупреждения, Один-три-семь не успел переодеться и был привычно облачен в серые штаны и черный свитер. На Шоне же, как обычно, красовалась форма. Черные военные штаны, которые Шон заправлял в тяжелые берцы, черный мундир с серебристыми пуговицами, высоким стоячим воротником и серебристой вышивкой на правом кармане в виде миниатюрных маски и респиратора, и, конечно же, кожаная черная кепка с квадратным козырьком. Все это Шону очень шло, но почему-то заметил это Отрис только сейчас. Белая рубашка и черный галстук лишь слегка виднелись из-под мундира, верхнюю пуговицу которого Шон имел привычку расстегивать, но Отрису и этого было более чем достаточно, чтобы его фантазия рисовала, как парнишка хватает мужчину за галстук и тянет его к себе, чтобы поцеловать.
— Что-то не так? — заметив непривычно пристальный взгляд Один-три-семь, поинтересовался мужчина.
— Нет, все хорошо, просто я раньше не замечал, что ты… Такой красивый, — пробормотал парень, смущаясь.
Шон от неожиданности подавился печенькой и целую минуту пытался откашляться.
— Вот как? — прохрипел он. — Думаю, это хороший признак. У тебя начинают играть гормоны, которые слега меняют твое восприятие окружающей среды, — объяснил он. — Что ж, начнем? — удостоверился он, ставя пакет на стол.
— Обновка? — Отрис с любопытством заглянул в пакет и вытащил оттуда новое платье, это, в отличие от первого, было кремовым с красными рюшами и бусинами по многослойной пышной юбке. – Ого, красивое!
— Еще красивее оно будет выглядеть на тебе, — заверил его Шон. — Примеришь?
Отрис кивнул, взял пакет и прошел в душевую капсулу переодеться. В отличие от первого платья, к этому в комплект чулки не шли, зато обнаружилась кремовая резинка с красными цветами и черным жемчугом. Отрис завязал ее на руке, не совсем понимая истинного предназначения украшения, после чего вышел к Шону.
— Прелесть, — усмехнулся мужчина, окидывая паренька жадным взглядом. — Тебе очень идет, — добавил он, явно довольный увиденным. — Вот только Это надевается не сюда, — кивнул он на резинку.
— А куда тогда? — удивился Отрис.
— Подойди, я покажу, — Шон с заговорщицкой улыбкой поманил Отриса к себе. Паренек, не задумываясь, приблизился к стражу, стянул резинку с запястья и протянул ее мужчине.
— Поставь правую ногу мне на колено, — попросил Шон. Отрис выполнил просьбу стража и тот без раздумий натянул пареньку резинку до самого бедра. — Здесь ей самое место, — ухмыльнулся мужчина, несильно ударяя Один-три-семь по бедру.
— Под юбкой же не видно, — пробормотал парень, смущенный прикосновением к обнаженной коже. Вроде бы Шон проделывал это не впервые, но Отрис все еще не мог привыкнуть.
Пышная же юбка доходила Один-три-семь почти до колен, скрывая собой резинку и тем самым заставляя Отриса недоумевать по поводу ее пользы.
— А она и не должна быть видна. Всем. Данное украшение предназначено для того единственного, кому посчастливится эту юбку задрать. В нашем случае, этот счастливчик - я, — подмигнул Шон, беря Отриса за руку, мягко притягивая его к себе и усаживая себе на колени. На этот раз поцелуи мужчины показались Один-три-семь особенно обжигающими. Губы Шона и раньше были такими мягкими? А язык острым? И сладость во рту появилась только сегодня или была всегда?
Если обычно инициатива ложилась на широкие плечи Шона, тогда как Отрис прислушивался к своим ощущениям, анализировал происходящее и задавался тьмой вопросов, сегодня думать о чем-либо у паренька выходило плохо. Зато активные действия проявлял он с куда большей охотой. Парня захлестывали до того незнакомые эмоции, обрекая его на бесконтрольные действия на основе инстинктов, а не холодного разума. Ему просто хотелось продолжать целовать Шона еще и еще, ощущать его руки на своих бедрах, прижиматься к нему плотнее, касаясь его оголенной шеи и млея от череды ярких впечатлений от всего происходящего. Хотелось распахнуть мундир мужчины, запустить руки под его рубашку, коснуться наверняка накаченного торса, а может и не только его. Расстегнуть бы его ширинку и вновь припасть губами к члену. Одна только мысль об этом заставляла Один-три-семь покрываться мурашками. И он, перевозбужденный собственными фантазиями, целовал и целовал Шона даже с большей жадностью, чем до того делал то же самое страж. Активность и податливость Отриса не остались Шоном незамеченными. В такой-то момент он даже почти силком отодрал от себя паренька, чтобы перевести дух.
— Ты сегодня, как посмотрю, настроен серьезно, — улыбнулся Шон, явно удовлетворенный данным фактом.
— Говорю же, взвинчен, — подтвердил Один-три-семь.
— На взводе, — поправил его Шон, наклоняясь к шее парня и начиная привычно покрывать ее поцелуями. Действия не казались отличными от того, что Шон проделывал раньше, но Отрис в буквальном смысле вцепился в плечи мужчины и тихо застонал. Зуд в паху стал настойчивее. Внизу живота будто бы что-то запульсировало. Хотелось прижаться к Шону еще ближе и желательно этим самым пульсирующим местом. Прижаться и потереться. Но как бы Отрис ни извивался в объятьях мужчины, принять удобное положение не выходило. Благо Шон оказался более чем проницательным. Не прекращая целовать шею парня, он запустил под пышную юбку Отриса одну руку и прикоснулся к нему там, гдеОдин-три-семь желал его касаний больше всего.
— Ого! — Шон даже прервал поцелуй. — Да у тебя стоит.
— Что? — находясь в предэкстазном состоянии, Отрис не сразу понял, о чем говорит страж. Он меланхолично посмотрел туда, на что кивнул мужчина, то есть себе между ног, и заметил, что платье затопорщилось в стратегически важном месте. Охнув, паренек схватился за край юбки и задрал ее аж до груди, чтобы полюбоваться на невидаль: сквозь натянутую ткань черных шорт, что парень надевал под платье, вырисовывался вполне однозначный силуэт.
— Не такой большой, как у тебя, — с легким налетом разочарования пробормотал Отрис.
— Ты ниже меня сантиметров на двадцать, на что ты вообще рассчитывал? — хохотнул Шон, ловко стягивая с паренька шорты и любуясь открывшейся картиной едва ли с меньшим интересом, чем сам Отрис. Кончиками пальцев мужчина провел по внутренней части бедра парнишки, вызывая у него череду мурашек, а затем его пальцы сомкнулись на стояке Один-три-семь. Парень буквально задохнулся от восторга, застонав сквозь зубы и задрожав. То, что он чувствовал, было слишком удивительным и непонятным. Если бы в этот момент Один-три-семь попросили описать свои ощущения, он бы, скорее всего, жалобно застонал сквозь зубы, не сумев подобрать ни единого подходящего эпитета для отображения всего, что с ним происходило. Мало того, что ощущения были потрясающими и кружащими голову, с каждой секундой они будто бы нарастали, вели к чему-то еще более масштабному. И это интриговало и пугало одновременно.
Шон провел рукой по твердому стволу всего раз, и из члена Отриса вырвалась густая струя спермы, заляпав мужчине весь мундир.
— Ой! — воскликнул парнишка, встрепенувшись. — Извини! Я… Я не хотел! Оно само! Я даже не понял…
— Не беспокойся об этом, — отмахнулся Шон. — Этот мундир все равно пора стирать. Тебе легче?
— Не… Не особо, — зуд в паху и не думал униматься, стояк не спадал. — Ощущения смешанные.
— Наверное, произошла преждевременная эякуляция.
— Эя…
— Не забивай этим голову. У тебя переизбыток гормонов. Я продолжу? Ты не против?
— Шутишь? — почти зашипел Отрис. — Мне кажется, я свихнуть, если ты не продолжишь.
— Правильный ответ, — довольно заулыбался Шон, расстегивая ширинку и извлекая свой возбужденный член. Мужчина прижал парнишку к себе ближе, взял в кольцо из пальцев сразу два члена и начал ритмичными движениями одновременно надрачивать им обоим. Сперва Отрис просто тихо скулил, упершись головой в грудную клетку Шона и зажмурив глаза. Ощущения были настолько незнакомыми и настолько… приятными, что ему приходилось сдерживать себя, чтобы не закричать. Чувство завершения после первого раза пришло не так стремительно. Когда Отрис ощутил приливающее к паху удовольствие, он не выдержал и начал сам слегка тереться членом о член Шона асинхронно движению его руки. В отличие от прошлого смазанного раза, на этот раз Отрис прочувствовал концовку во всей ее красе. Волна экстаза накрыло его, вспыхнув ниже пояса и моментально распространившись по всему тело. К горлу подкатил комок, на глазах навернулись слезы. И Один-три-семь, застонав в голос, кончил… и разревелся. Шон пережил завершение не так бурно. Когда его любовник закончил, он отпустил его спадающий член и парой уверенных движений помог себе дойти до конца. Наверняка ощущения Шона были такими же яркими, но свои эмоции он держал под контролем, чего нельзя было сказать о раздавленном невероятными ощущениями Отрисе.
— Ты как? — Шон слегка погладил паренька по голове, когда его волна истерики прошла.
— Я не смог справится с собой, — пробормотал парень. — Не знаю, что на меня нашло.
— Ничего, такое бывает. Что ты чувствуешь теперь?
— Опустошение…
— Такое тоже бывает.
— И как с этим бороться? — вяло поинтересовался Отрис.
— Я бы мог остаться у тебя. На ночь, — улыбнулся мужчина.
— Мне некуда тебя положить…
— У тебя есть кровать, при желании мы бы уместились на ней вдвоем.
— Но… Так можно? — удивился Отрис.
— Почему нет? — пожал Шон плечами. И он оказался прав. Когда они легли спать, и мужчина обнял Один-три-семь со спины, парень ощутил необыкновенное спокойствие. Прежнее возбуждение спало, эмоции улеглись, и осталось лишь тепло Шона и его тихое дыхание, что Отрис ощущал у себя на затылке.
— И почему мы не делали этого раньше? — задался он вопросом чуть погодя.
— Не делали чего? — сонно пробормотал Шон.
— Не спали вместе?
— Наверное, мы были не достаточно близки, — пожал страж плечами.
— А теперь достаточно? После того, что мы сделали?
— Думаю, дело не только в интимной близости.
— Тогда в чем?
— Просто сегодня мне внезапно захотелось остаться.
— А до этого не хотелось?
— До этого я не задумывался о таком завершении вечера.
— Значит, мы становимся ближе? — не унимался Отрис.
— Угу…
— Это означает, что мы скоро полюбим друг друга?
Шон не ответил. Он заснул. Или сделал вид, что заснул.

****
Процесс познавания Отрисом своего тела продолжался. Парень чуть ли не каждый день открывал для себя что-то новое. Не без помощи Шона, конечно же, который все чаще начал оставаться у Один-три-семь на ночь. Не всегда все заканчивалось интимом, иногда они просто болтали, пили чай или вообще бесились как дети, бегая по небольшой комнатке и избивая друг друга подушками, например. Отрис чувствовал невероятный прилив сил и энергии. Иногда ему хотелось выйти на улицу и закричать на весь город, как он счастлив, что у него есть Шон! Что он только его!
«Интересно, — порой размышлял Отрис, поворачиваясь ночью к Шону и разглядывая его спящего. – То, что я чувствую к нему — это и есть любовь? »
Один-три-семь пару раз думал задать этот вопрос Шону, но почему-то не решался. А вдруг это действительно любовь. Получится, Отрис признается ему в чувствах? А вдруг Шон не захочет отвечать ему взаимностью? Вдруг ему просто нравится проводить с Один-три-семь время, но он не желает, чтобы все это перерастало в нечто большее. Хотя Отрис даже не до конца понимал, что может быть этим Большим, его все равно пугали подобные перспективы, потому что он не представлял, как ему жить дальше, если страж внезапно захочет уйти. Именно этот страх подстегнул его в одно прекрасное утро отложить капсулу с газом на полку, не употребив его вовсе. Отрис предположил, что три недели, которые он употреблял лишь одну треть содержимого капсулы — более чем достаточно для того, чтобы его тело окончательно привыкло в минимальной дозе и подготовилось к следующей фазе — полному отказу от лекарства. Тогда бы Отрис овладел своим либидо и свел бы Шона в постели с ума. Решительный и невозмутимый Один-три-семь верил в свои силы первый день, с опаской, но вполне комфортно провел второй, а на третьи сутки пришла расплата. Отрис проснулся посреди ночи от жуткого стояка. Попробовал угомонить себя посредством «работы» руками, но быстро осознал, что это ему не поможет. Парнишке был нужен Шон. А страж, как на зло, именно в эту ночь остался у себя. Отрис промучился до утра, понял, что ему становится только хуже и послал по пневмопочте два письма: одно на работу, другое лично Шону с весьма лаконичным текстом: «Приди и спаси меня!!! »
Отрис понимал, что до обеда Шон прийти не сможет, как бы того не хотел, поэтому парень забрался на кровать, принял позу зародыша и постарался абстрагироваться от настойчивых ощущений. Минуты тянулись ужасающе медленно, восприятие времени у Один-три-семь полностью изменилось. Те несколько часов, что он ждал Шона, превратились в мучительную вечность.
Поэтому Отрис не поверил ушам, когда раздался долгожданный стук. Парень вскочил на ноги, морщась из-за стояка, добежал до пульта управления и распахнул дверь, впуская Шона внутрь.
— В чем дело? — обеспокоенный мужчина ворвался в комнату, едва успев снять респиратор. — Ты что? Снова прекратил принимать лекарство? — воскликнул он, мгновенно оценив обстановку. — Я же объяснял, что так делать нельзя! — разозлился Шон, хватая со стола капсулу с газом. — Немедленно вдохни лекарство! — приказал он. Но Отрис и не думал его слушать. Вместо того, чтобы подчиниться, он набросился на Шона, сбил его с ног, повалил на пол, уселся ему на живот и полез со страстными поцелуями. Сперва страж даже пытался остановить парня.
— Ты не понимаешь! — возмущался он, пока Отрис одним уверенным движением распахивал его мундир. — Ты ведь не контролируешь себя! — пуговицы рубашки полетели во все стороны от одного уверенного рывка. — Подумай о последствиях!
— Я уже надумался, — бросил Отрис, припадая к губам Шона и целуя его как можно глубже. Не стоило и сомневаться, перед такой страстью Шон устоять бы не смог. Он и не устоял.
— Сегодня мы же можем пойти до конца? Правда? — торопливо зашептал Отрис, помогая Шону стащить с себя футболку и нижнюю водолазку. Впервые избавившись от верхней одежды, он ощутил себя свободным, а не наоборот. И голодный взгляд Шона, что периодически ловил на себе Один-три-семь, сегодня его нисколько не пугал.
— Ты можешь делать со мной, что хочешь, — торопливо зашептал парень, расстегивая ширинку Шона и нащупывая его член. — Абсолютно все, — странно, но Отриса возбуждали его собственные слова. Ему нравилось чувствовать себя зависимым от Шона, нравилось ощущать его сильные руки на своей спине и заднице, нравилась его внезапная порывистость и резкость. Если бы еще два месяца назад Отрису кто-нибудь рассказал, как он будет жаться к мужчине, он бы не поверил ни единому слову, но теперь парень больше походил на мартовского кота, который от болезненного возбуждения готов был тереться об объект своих желаний, трогать и ласкать его, хотел он того или нет.
Конечно же, Шон возбудился. Мгновенно. И Отрис не преминул воспользоваться этим, тут же взяв его член в рот. Вот только на отсосе сосредоточится он так и не смог. И без того жуткий зуд между ног превратился в нестерпимый пожар, поэтому уже через пол минуты Отрис буквально умолял Шона что-нибудь сделать со своим состоянием. Даже самые стойкие не смогли бы остаться равнодушными к складывающейся ситуации, что уж говорить о не слишком терпеливом Шоне. Мужчина молча развернул Отриса к его низенькому столу, за которым они часто сидели, скрестив ноги и читая книги, стащил с парня брюки, прижал Отриса лицом к столешнице, заставив таким образом невольно приподнять зад, а сам навалился на него сверху. Парень нетерпеливо поерзал, упершись стояком в край стола и изнывая от желания продолжить. Шон планировал их первый раз совсем по иному: нежные неторопливые движения, необходимые предварительные ласки и вспомогательные предметы вроде смазки. Но Отрис все эти планы порушил, и теперь ни о чем подобном Шон уже не думал, просто потому что единственная мысль, крутившаяся в его голове, относилась к желанию обладать мальчишкой. Поэтому мужчина приставил влажную от смазки головку члена к заднице Отриса и без предупреждения толкнулся в него. Мальчишка взвыл, но не отпрянул и не остановил Шона.
— Расслабься, — лихорадочно зашептал страж, вновь и вновь толкаясь в Отриса и просто не имея возможности остановиться. — Тогда будет легче. Возможно.
— Угу, — лишь выдавил из себя Отрис, сопя в стол и вцепившись пальцами в его края до такой степени, что его костяшки побелели от напряжения. Было больно. Но возбуждение оставалось настолько оглушительным, что это ощущалось не так страшно, как ему представлялось. Но расслабиться у него не получалось, и Шон чувствовал это. Тогда мужчина, упершись одной рукой в стол, второй дотянулся до стояка парня и начал бешено ему надрачивать. Мальчишка то ли застонал, то ли захрипел, содрогнулся всем телом, а затем внезапно расслабился настолько, что Шон смог полностью проникнуть в него. Отрис взвыл от глубокого толчка и вновь сжался, а через мгновение страж ощутил горячую влагу у себя на руке.
— Еще… — выдавил Отрис вяло. — Давай еще… Продолжай… Не останавливайся… — зашептал он, будто бы позабыв себя. И Шон исполнил его желание со всем старанием, проникая в податливое тело вновь и вновь грубыми, грязными толчками, вбиваясь в него с беспощадной, голодной страстью, кусая его шею и спину и оставляя яркие пятна на светлой коже, проводя пальцами по животу и груди, лаская и выкручивая соски, а затем хватая парня за волосы и заставляя поднять со стола, чтоб прижать его к себе и продолжить трахать в новом положении. Отрис задыхался, стонал, кричал, царапая стол, удерживающую его за торс руку Шона, а затем собственный живот. Периодически он содрогался от нового приступа болезненного экстаза, но стояк и не думал спадать. Смазка, смешанная со спермой, медленно стекала по его бедрам в штаны, по лицу его катились слезы и пот, с губ срывались отчаянные полустоны-полувсхлипы, иногда разбавляемые невнятным выкрикиванием имени стража. Этот день оказался очень длинным. Шон был ненасытен, а Отрис слишком опьянен своим состоянием, чтобы остановить его. Лишь к вечеру страж, вдоволь натрахавшись, вернул себе способность мыслись. Отрис к этому времени выглядел как жертва изнасилования. Исцарапанный, покрытый синяками чрезмерной страсти, заплаканный, с опухшими от многочисленных поцелуев губами, с воспалёнными сосками и вытраханной в кровь задницей, он лежал на полу, продолжая изнывать от неконтролируемого желания. Прилившая к члену кровь, не уходила. Чтобы успокоить беднягу, пришлось заставить его вдохнуть газ. Отрис сопротивлялся, но вяло. А лишь член спал, парнишка заснул.

****
Отрис не вставал с кровати три дня, и все это время Шон не отходил от него не на минуту: подносил еду, кормил с ложечки, на руках относил его в душевую кабину, помогал ходить в туалет и покрывал лекарственными мазями поврежденные места. Один-три-семь хранил молчание два дня, изможденный, усталый и отстраненный, и лишь на третий — в ответ на попытку Шона покормить его, внезапно заговорил.
— В книге все описывалось немного иначе, — пробормотал он тихо. Шон вздрогнул и чуть не выронил ложку, которой черпал кашу из пиалы.
— Я… — пробормотал мужчина. — Извини меня, — страж просил у Отриса прощение далеко не первый раз.
— За что?
— За то, что сделал это с тобой.
— Ты сделал то, о чем я попросил, — вяло заметил парень.
— Нет, мне следовало быть мягче!
— Я имел в виду совсем не это, — нахмурился Отрис, — когда сказал, что не как в книге. Я думал, что это будет приятно, но не мог представить, что настолько!
— Но…
— И дело не только в прикосновениях. Я… Мне кажется… — Отрис замолчал, так и не договорив.
— Что тебе кажется? — осторожно спросил Шон.
— Мне кажется, я люблю тебя.
В комнате воцарилось гробовое молчание.
— Не думаю, что это действительно так, — осторожно выговорил Шон, наконец.
— Почему это? — встрепенулся Отрис.
— Потому что… Откуда бы тебе знать, что это такое?
— Из книг!
— Я не думаю, что…
— Шон, я люблю тебя! — настойчиво повторил Отрис. — А ты? Что чувствуешь ты?
— Послушай… — Шон и без того бледный, будто бы превратился в приведение. — Я давно хотел сказать тебе… Мне надо уйти.
— Что? Куда? Когда? Зачем? — Отрис попытался подняться с кровати, но у него ничего не вышло.
— Я все расскажу тебе, если вернусь, — выдохнул Шон, ставя пиалу с кашей на стол, а сам направляясь к выходу.
— Что значит «Если вернусь»?! — почти взвыл Отрис, в буквальном смысле сползая с кровати и пытаясь последовать за Шоном. Вот только сил у него не хватало, а жгучая боль лишь замедляла и без того медленные движения.
— Я не торопил тебя с полным отказом от газа, потому что хотел сперва рассказать, что… — Шон помрачнел. — Полгода. Подожди ровно полгода. И если я не вернусь, забудь обо мне, — проговорил мужчина и, не смотря на крики и мольбы Отриса, ушел.

****
После ухода Шона парень приходил в себя еще целую неделю. Он поднялся бы с кровати куда раньше, если бы не противное, новое, удушающее, невыносимое ощущение пустоты, сжиравшее его изнутри. Но жизнь продолжалась, и как бы Отрису ни хотелось оставаться в кровати, рано или поздно выбраться из нее все равно пришлось бы. Кому-то хватило бы для восстановления и пары дней, другие бы не ограничились и тройкой месяцев, но Отрис позволил себе раскисать ровно неделю. Неделю постоянных слез и переваривания слов Шона хватило парню, чтобы проснувшись рано поутру восьмого дня осознать, что если Один-три-семь останется дома еще хотя бы на день, он точно свихнется.
Первое, что он сделал, поднявшись с кровати, это принял двойную дозу газа, подавлявшего либидо. Он возобновил его употребление после ухода стража, но в этот день принял двойную дозу не столько ради его действия, сколько для того, чтобы продемонстрировать себе же свою решимость. Любые эксперименты, связанные с лекарством, без Шона становились бессмысленными. Второе, что сделал Отрис, это выудил из шкафа старый календарь, которому шел уже седьмой год. Один-три-семь прекрасно помнил день, когда объявили, что жители Никтополиса не нуждаются в календарях, ибо данный отсчет времени слишком устарел для той жизни, которую люди вели теперь. Ведь больше не было ни выходных, ни праздников, никто не знал о традиции справлять свой день рождения или новый год. Да что уж, в подземном городе даже отсутствовали времена года. Поэтому вместо бесполезных бумажек на единственной площади города, что располагалась в центре огромного спиралевидного дома, поставили большое табло, которое показывало как точное время, так и день, месяц и год. Любой желающий в любое время мог узнать необходимую ему информацию, лишь посетив площадь. Вот только она пустовала, потому что желающих не было.
Отрис сам до конца не понимал, зачем в тот день забрал последний календарь и сохранил его у себя. Странная тяга тащить в дом самые разные вещи присутствовала у парня с раннего детства, но действительно пригодилась только теперь.
Отрис прикрепил календарь к стене над кроватью, затем обвел красным маркером день, являвшийся последним в полугодии, и размашисто закрасил первую неделю первого месяца. Какими были день и месяц на данный момент, Отриса не заботило, как и любого другого жителя города, но Шон сказал, что вернется через полгода и парень намеревался ждать его.
— Уже не полгода. Уже меньше, — пробормотал Один-три-семь себе под нос, проводя кончиками пальцев по старому календарю. Тогда Отрис еще не подозревал, насколько тяжело ему будет. Газ облегчал физические мучения, но не мог унять душевные. Один-три-семь думал о Шоне и днем, и ночью, на работе, во время завтрака и перед сном. Особенно перед сном.
Как-то раз, оставшись у Отриса ночевать, Шон в середине ночи не только лишился одеяла, парнишка умудрился занять еще и всю подушку. В ту ночь мужчина спал очень плохо, а на следующий день на работе походил на зомби. Дабы данная неприятность не повторилась, страж притащил свою подушку и оставил ее у хозяина квартиры. Тогда Отрис еще не подозревал, что эта самая подушка станет самым большим сокровищем, которым он когда-либо обладал. Когда Один-три-семь становилось нестерпимо горько, он обнимал ее, вдыхал запах Шона, что она все еще хранила в себе, и плакал. Долго. Взахлеб. В голос. Пока не уставал и не проваливался в пустой болезненный сон. Но как бы ни было парню плохо днем, вечером или, тем более, ночью, каждое утро, несмотря ни на что, он брал красный маркер и закрашивал еще один день.
Порой Отрис чувствовал необыкновенный прилив сил — в такие моменты он не сомневался, что по истечении полугода Шон явится к нему и больше никогда не покинет. Но бывали и менее удачные дни, когда парень полностью терял веру в возвращение стража. Он анализировал произошедшее и задавался тысячью вопросов:
«Быть может, я не понравился ему в постели? »
«Или дело в том, что я не девушка?! Это потому что я не надел платье? »
«А что, если я просто ему надоел? Но полгода… Почему именно полгода?! »
В такие дни расположение духа Отриса оставляло желать лучшего. Он ничего не ел, на работе постоянно ошибался, а вечерами сидел у двери, на полном серьезе размышляя, не выйти ли ему наружу без респиратора и, наконец, завершить свои мучения. Но лишь взгляд Отриса падал на календарь, и он тут же отгонял все плохие мысли прочь. Шон просил ждать. И Отрис дождётся.
По прошествии нескольких месяцев такой жизни парень и сам не заметил, как календарь стал его единственной причиной продолжать жить.
«Как бы мне ни было плохо, все не зря, ведь завтра утром я зачеркну еще один день…» — подбадривал Отрис себя ровно до того момента, пока маркер не дрогнул в попытке закрасить день, обведенный толстой линией полгода назад.
— Сегодня, — поняв, что время настало, парень медленно сполз на кровать, так и не решившись закрасить день, знаменовавший собой конец полугодия. Отправив письмо на работу с сообщением о болезни, парень выжидательно уселся перед дверью. В этот день время тянулось медленней обычного. Стрелки часов лениво, будто бы с неохотой отсчитывали минуту за минутой, сводя с ума своей нерасторопностью. Отрис не отходил от двери ни на мгновение и так перед ней и заснул. Шон не пришел. Не пришел ни в этот день, ни на следующий, ни в день после. На четвертый день Один-три-семь потерял всякую надежду. Привычно проснувшись на полу в обнимку с подушкой, он не торопился подниматься и идти приводить себя в порядок. Парень меланхолично смотрел в потолок, понимая, что больше ничего не чувствует. Чувствовать что-либо просто не было сил.
«Вся моя жизнь бессмысленна…» — лишь успел подумать парень, уверенный, что идею с прогулкой по улицам города реализовать следует как можно скорее. И именно в этот момент в дверь постучали.
Сперва Один-три-семь решил, что у него с горя начались галлюцинации, но настойчивый стук повторился. Отрис ни жив, ни мертв дополз до панели управления дверью, не глядя, нажал на кнопку открытия и уселся у самого порога. За дверью послышались шаги, а за ними звук автоматической очистки воздуха. Некто медленно снял маску и респиратор и только затем зашел в комнату, чуть не споткнувшись об Отриса.
Это был Шон. Он недоуменно смотрел на парня, а парень, в свою очередь, забыл, как дышать. Он не единожды представлял момент их встречи. Иногда в его фантазиях он кричал на Шона, обвинял его в том, что мужчина бросил его. Иногда он целовал его лицо, благодаря за то, что тот все же вернулся. Он делал и другие вещи, куда более злые или страстные, но сейчас, сидя в ногах Шона Отрис внезапно понял, что не может произнести ни звука. Парень вцепился стражу в штанину, с усилием поднялся сперва на колени, а затем и на ноги, уперся носом ему в грудь и тихо заревел. Так он простоял почти час, содрогаясь от рыданий и не в силах вымолвить и слово. Шон тоже хранил молчания, лишь нежно обнимая парня и украдкой целуя его мокрые щеки.
— Я думал, ты не вернешься, — вымолвил Отрис, наконец, немного успокоившись.
— Я не мог не вернуться.
— Но ты опоздал! Ты должен был прийти три дня назад! — всхлипнул Один-три-семь, тыкая пальцем в календарь.
— Нет, я пришел день в день. Ты неправильно вел отсчет. Во втором месяце, видишь, всего двадцать восемь дней. Ты отсчитывал не то полугодие.

****
— Объяснишь, куда ты пропал и почему? — в Никтополисе уже наступила ночь. Отрис сделал чай, и теперь они вместе с Шоном сидели за столом в таком напряжении, будто чаепитие свое организовали посреди кладбища. Один-три-семь думал, что при встрече они начнут обниматься, целоваться и яростно признаваться друг другу в любви, но парень боялся проявлять излишние эмоции, и Шон, видимо, тоже.
— Помнишь, мы с тобой как-то говорили о нас — стражах, и продолжительности нашей жизни?
— Помню.
— А помнишь, что я сказал в ответ на твои восторги по этому поводу?
— Что-то о побочных эффектах? — неуверенно предположил Отрис, силясь вспомнить точнее.
— О них, — подтвердил Шон. — Я сказал, что побочные эффекты есть везде.
— Но какие именно у тебя, не ответил, — кивнул парень.
— Да. Тогда говорить об этом я не хотел, но теперь, думаю, самое время, — вздохнул Шон. — Долголетие стражей, о котором почти слагают легенды, мнимое. Когда эксперименты только начались, результаты радовали. Мы, стражи, становились в разы сильнее и выносливее, наши показатели действительно утверждали, что жить мы будем очень долго и продуктивно. На деле все оказалось не так хорошо. Мы же оставались людьми. А человеческий организм не был приспособлен к нагрузкам, которые нам приходилось переживать. Через десять лет появились первые проблемы. Начали отказывать преждевременно изношенные органы. Живых доноров найти в сложившейся ситуации почти невозможно, поэтому ученые вывели искусственные аналоги. Они мало чем отличаются от настоящих органов, разве что их срок годности не больше шести-семи месяцев. И как бы гении ума не бились над своим изобретением, продлить срок службы аналогов пока не удается.
— Так ты ушел, потому что тебе надо было поменять орган? — встрепенулся Отрис. — Неужели на это уходит целых полгода?
— Не орган, — мотнул Шон годовой. — Органы, — поправил он.
— Как много? — тихо спросил Отрис.
— Все.
В комнате воцарилось гнетущее молчание. Один-три-семь старался переварить все услышанное.
— Так значит…
— Фактический срок моей жизни — полгода, — кивнул Шон. — И каждый раз нет гарантии, что операция пройдет успешно. Бывает, что стражи умирают.
— Поэтому ты ничего не сказал? Боялся, что умрешь?
— Боялся шокировать тебя этим. Но была и другая причина, — грустно улыбнулся Шон.
— Какая? — нахмурился Один-три-семь.
— Скажи, ты бы хотел побывать за пределами города? — ответил страж вопросом на вопрос.
— Конечно!
— Тогда собирайся, — улыбнулся Шесть-один-ноль. — Я хочу показать тебе одно место.
В любой другой день чрезмерное любопытство Отриса не позволило бы ему отстать от мужчины, пока он не ответил бы на все его вопросы, но не сегодня. Опьяненный счастьем от вида Шона и перспективами прогулки, парень решил отложить расспросы на потом.

****
— Это ведь не опасно? — на всякий случай удостоверился Отрис.
— Трусишь? — издевательски подмигнул ему Шон, и это не скрыла от Один-три-семь даже панорамная маска стража. — Где же твой дух авантюризма?
— Он при мне! — насупился Отрис. — Я лишь уточнил. Не хотелось бы попасть в лазарет, прослыв безумцем.
— В лазарет отправляют не провинившихся в чем-либо, — рассмеялся Шон. — Туда уходят люди, отобранные для продолжения рода.
— Так значит…
— Да, после того, как отбирают кандидата, сперва ему постепенно уменьшают дозу потребляемого газа, а затем забирают к себе, рассказывают историю нашего мира и даруют знания об истинном предназначении прикосновений.
— Хорошо, лазарет нам не угрожает. Я рад. Но что насчет пещер? Оттуда же часто не возвращаются, — пробормотал он.
— Все потому что впереди нас ждет жуткий лабиринт. Выбраться из него почти невозможно.
— Тогда как мы…
— Благо у меня есть карта, — из респиратора Шона раздалась наглая усмешка.
— А где ты ее взял?! — Восхитился Отрис.
— Она есть у каждого стража. Наша работа заключается не только в вашей охране, — объяснил Шон парню и уверенно прошел в пещеру. Отрис, чуть потоптавшись на месте, поспешил за мужчиной.
Переход оказался не самым легким. Большую часть времени они с Шоном шли в гору, из-за чего Отрис быстро выбивался из сил и постоянно просил о передышках. Кроме того, извилистые тоннели иногда становились настолько узкими, что массивный Шон еле пролезал между их стен, а в иной раз парням приходилось даже ползти. Встречались на их пути карманы с не слишком загрязненным воздухом. Там они перекусывали, пили и вставляли новые фильтры для продолжения пути.
— Еще далеко? — Отрис обещал себе не жаловаться, но, кажется, еще ни разу в жизни он не преодолевал такое расстояние за единственный день. Все тело ломило от усталости.
— Нет, — покачал головой Шон на радость парню. — Осталось совсем чуть-чуть.
И действительно, минут через двадцать Отрис ощутил легкий ветерок. Но он отличался от тех ветров, что приходили в город из пещер. Этот был каким-то колким, холодным, пронизывающим. А не успел парень удивиться первому чуду, как глазам его предстало второе. Преисполненный восторгом, Отрис далеко не сразу вернул себе способность говорить.
— Это… — наконец выдохнул он, выбравшись из пещеры вслед за Шоном и во все глаза уставившись на звездное небо, развернувшееся у него над головой.
— Небеса, — подтвердил Шон. — И звезды.
— Это так… — прошептал Отрис, не в силах справиться с бурей чувств. — Это так красиво!
— Да, очень, — согласился страж, так же всматриваясь в небо. — И мы эту красоту потеряли.
— Может когда-нибудь мы еще сможем ее вернуть?! — с надеждой в голосе протянул Один-три-семь.
— Не наше поколение уж точно, — пожал Шон плечами.
— А там?! — оглянувшись, Отрис ощутил новый прилив возбуждения. — С той стороны небо оранжевое!
— Потому что скоро рассвет.
— Рассвет, — выдохнул парнишка. — Как здорово!
— Еще лучше наблюдать все это не через мутное стекло панорамной маски, — улыбнулся Шон. — Благо, и здесь есть решение, — мужчина вытащил из кармана прямоугольный железный брус, взял Отриса за руку и задрал его рукав.
— Скажи, ты мне доверяешь? — осведомился Шон.
— Конечно! — ответил Отрис, не задумываясь. Страж удовлетворенно кивнул, и приложил край бруса к руке парня. Один-три-семь вздрогнул, почувствовав острую боль. Через мгновение Шон убрал брус, оставив на руке парня четыре прокола. То же самое он проделал со своей рукой, после чего к ужасу Отриса стянул с лица маску и респиратор.
— Я ввел нам антидот. Следующие десять минут всю ту дрянь, что мы вдохнем, он нейтрализует. Увы, длится его действие совсем не долго, но мне этого времени хватит.
— Хватит для чего? — тихо выдохнул Отрис, так же с опаской, но все же снимая респиратор и морщась от запаха гари, тут же ударившего в нос.
— Чтобы признаться, — вздохнул Шон. — Я рассказал тебе не все. При пересадке искусственных органов нам вкалывают препараты, которые сильно влияют на нашу память. Из-за них сперва у стражей развивались провалы в память, а затем мы начали и вовсе утрачивать новые воспоминания. То есть мы помним то, что было до эпидемии, но не способны вспомнить то, что происходит в те полгода, которые мы проживаем между операциями.
— Утрачиваете полностью? — переспросил Отрис.
— Да, — кивнул Шон.
— Это означает… — во рту у Один-три-семь пересохло.
-…что я не помню тебя, верно.
— Тогда как? .. — У Отриса закружилась голова, к горлу подкатил комок.
— Когда память начала ускользать, врачи посоветовали нам заводить дневники памяти и описывать там то, что действительно имеет для нас значение, — с этими словами страж вытащил из кармана мундира небольшую потрепанную тетрадь. — Признаться, за двадцать лет я там почти ничего не написал. Ничего значительного. И только представь мое удивление, когда вернувшись после операции на этот раз и взявшись привычно перечитывать дневник, я наткнулся на записи о некоем надоедливом мальчишке, вбившем себе в голову желание постигнуть основы секса. И ладно бы одна-две записи, но я описывал каждую нашу встречу с максимальной подробностью… И откровенностью. Здесь даже зацитированы наши диалоги. Хочешь знать почему?
— Почему? — голос Отриса дрожал, но он все еще держал себя в руках.
— Если ты не против, я зачитаю, — Шон открыл дневник на нужной странице, откашлялся и начал читать. — «Вчера он спросил меня, является ли наша близость признаком того, что в скором времени мы можем влюбиться друг в друга. Я ничего не ответил ему на это, потому что… Уже влюбился в него, — прочитав это, Шон перевел взгляд на Отриса. — Я не стал объяснять тебе ситуацию, уходя, потому что боялся, что забыв тебя, я забуду и о том, что к тебе чувствую. Но знаешь… Я зря боялся. Лишь увидев тебя, я понял, что такие чувства не могут стереть из памяти никакие медикаменты. Потому что, даже не помня, я все равно… все равно люблю тебя.
Мужчина слегка улыбнулся, кажется, ожидая ответа.
— Я тоже… — прохрипел Отрис, не зная, куда деваться от гаммы разнообразных эмоций, раздирающих его изнутри. — Я тоже очень тебя люблю!
— Ну вот и славно, — облегченно выдохнул Шон. — Я боялся, что за время моего отсутствия ты ко мне охладеешь.
— Да как я мог…
— Пусть рассвет станет свидетелем наших признаний, — улыбнулся Шон, кивая на восходящее солнце, — не хочешь взглянуть? — спросил он Отриса, что не сводил взгляда с Шона.
— Прошло уже девять минут, нам пора надевать респираторы, — вместо этого выговорил Отрис, внезапно повисая на шее у стража. — Лучше поцелуй меня, а на солнце я успею взглянуть и через маску.

⇐ Предыдущая 1 234 Следующая ⇒