Глоссарий 24 страница

– Не нужно, – коснулась Тарайя пальцами его губ, – Ты не сможешь, да и я тоже… Тебя увидела вот... Жаль, что Урай больше не увижу, и как Альтар восходит над ним. А мы ещё обязательно увидимся, мой милый Зор!

Зор понимал сейчас, как никогда, что действительно был бессилен, и этот факт наполнял разум гневом. Он должен был что-то сделать. Должен! Обязательно!

– Маргас! – выкрикнул Зор за спину.

– Здесь! – отозвался генерал, помогая Качудаю вязать варра, который начал приходить в себя.

– Вода с Ареи осталась?

– Давно уж кончилась, – развел руками здоровяк.

– Значит, птицу поднимать скорее надобно, да на Арею. Собирай всех, кто на ногах, воду несите пещерную, сколько сможете!

– Сделаем! – кивнул Маргас, не медля направившись в сторону вершины, где парила их птица.

– Сейчас всё будет. Потерпи, родная… – повернулся Зор, заглянув в глаза.

Её взгляд был блуждающий, будто в поисках чего-то. Зрачки то расширялись, то сужались, внезапно фокусируясь в одну точку на какое-то время, затем снова начиная двигаться в хаотичном порядке, и вновь замирая. Зор понимал, что она может так и не дождаться той спасительной влаги. Да и будет ли она спасительной? Этот вопрос оставался без ответа, являясь лишь правом на попытку.

– Я скоро, – прошептал ей Зор на ухо, снял куртку, подложил под голову.

Варр сидел скрестив ноги на золотистой зеркальной плите пирамиды, гордо вскинув голову.

– Смотри, Урус-Зор! – протянул Качудай меч каращея, – Аккурат, что твой, только в серебре весь, – жадно разглядывал степняк искусный иноземный клинок.

Зор забрал меч. Ножны были точь-в-точь копией, как у него. Он потянул на себя рукоять, бегло взглянув на лезвие, вставил обратно.

– Ты ведаешь исцелением?! – тихо произнёс Зор, опустившись на одно колено перед варром, пристально заглянув тому в глаза, – Ведаешь конечно же… Вот сталь твоя, а вот моя, – он достал свой клинок из-за спины и положил оба перед каращеем, – Забирай! И жизнь вот она моя, – раскинул в стороны руки Зор, – её отдаю без сожаления, только убери ту хворь… Убери! – повысил вдруг он голос на последнем слове.

Варр прищурил веки, затем широко их распахнул, пристально уставившись на гарийца. Его взгляд был настолько глубокий, а темные зрачки глаз постоянно пульсировали, и всё это казалось какой-то бездонной пропастью, за которой не было ни сути, ни цели, ни души, лишь мириады поверженных миров, навечно канувшие в эту бездну.

– Убери! – Заорал Зор ему прямо в лицо, что стоявший рядом Качудай отшатнулся, сделав несколько шагов назад, никак не ожидая такого от друга.

За всё то время, сколько они вместе прошли, Степняк сейчас впервые видел проявление гнева Зора, и для него это было полной неожиданностью. Нет, он видел и чувствовал нечто похожее ранее в боях, но тогда всё было иначе, будто под контролем, не со зла, а мира ради… сейчас же Качудай впервые испытал страх, что в жизни ему было вовсе несвойственно. Но страх не за себя, за друга.

– Ты заблуждаешься! – вдруг заговорил варр тихо, чуть с хрипотцой в голосе, но чётко, – Жизнь твоя мне ни к чему. Мне своей достаточно, а тебе своей. И выбор мой тебе ни к чему. Это всё твой выбор, Зор, и когда-нибудь ты это поймёшь, и простишь всех за это! Там нет хвори, там только выбор – понимаешь ли ты это так, как нужно – как правильно? И он полностью твой, не мой! Знай это так же, как хранишь знание выбора рождения. Там, – кивнул варр в сторону лежавшей на постаменте девушки, – Есть выбор меры и он только твой, я предупреждал! – твердил варр, повторяясь.

– Я не выбирал вас! – со злобой сквозь зубы процедил Зор, – Я не выбирал смерть своих сородичей, смерть тулейцев, румд, урайцев! Вы пришли на нашу землю вершить чью-то волю, а теперь ты мне о выборе вещаешь?! Ты! – вновь сорвался Зор на крик, безумным взглядом пронзая варра, – Ты пришёл с нагим мечом в мой дом, пролив кровь братьев моих и ты мне толкуешь про какой-то выбор?! Кто ты есть, чтобы вершить судьбы наши?! – как сумасшедший орал Зор, нервно кривя лицо.

– Я тот же, кто и ты, – без тени хоть каких-то эмоций ответил варр, – Я – твоё отражение в водной глади вечности. Твоя другая суть, которой ты стыдишься, но невзначай каждый раз надеваешь её облик на обстоятельства, которыми и вершишь тот выбор, ведь истинным собой боишься, искусно делая подлог. Ты – великий мастер перевоплощений. Я и есть твой выбор, вот только выбирая, вы по-прежнему стремитесь горящие угли чужими руками загрести.

– Урус-Зор, да он явно разумом болен, – нахмурил брови Качудай.

– Ладно. Мне не понять твоих речей, да и времени на то не имею, – успокоился немного Зор, – Где хоронятся ваши правители, полагаю, тоже смысла нет спрашивать? Знаешь ли что-либо о расе древних устроителей? Мне необходимы эти ответы!

– Везде! – расплылся в какой-то сумасшедшей улыбке варр.

– Угу… – Зор поднялся с колен начав расхаживать взад-вперёд, хмуря брови, напряжённо о чём-то размышляя.

Солнце уже скрылось за ровной линией горизонта, погрузив во тьму лунные окрестности, и лишь вокруг пирамиды было светло будто днём, освещаемое мягким, но ярким светом сложенных граней.

Оставшиеся бойцы обустроили небольшой лагерь рядом. Они перевязывали друг другу раны, обильно смазывая их тягучей черной жижей, по запаху отдаленно напоминавшей дёготь. Кто-то был слегка ранен, некоторые серьёзно, а трое потеряли много крови и за ними сейчас ухаживали более здоровые, промакивая лица единственным мокрым отрезом, смоченным в последних каплях арейской воды.

Высоко в небе появилась птица. Быстро обрастая каменной скорлупой, она медленно опустилась к поверхности. Вспыхнул луч, явив из себя десяток бойцов во главе с Маргасом. Они несли два огромных ларца из хрусталя до краёв наполненных водой.

– Скорее всех напоить!

Бойцы занесли лари в пирамиду и, черпая в шлемы воды, относили их раненым.

– Эх, Зор, – запыхавшись, выпалил Маргас, – Три десятка нас от силы осталось. Долго не сдюжим так. Ну да ладно, пыль всё это – как любил говаривать твой отец. Знаешь, румды птицами многими у Ареи уж кружат. Видать не совсем из разума выжили. Арея остывает, мы в ночи как зашли, так в ночи и вышли. Ни одного восхода! Устоялся круг видать, как птицу ту проклятую ты убрал. Верный наш мараджават, Зор, и не сомневайся в этом никогда. А что румды? Да боги им мерила пусть выдают. Не гневись на них, всё пройдёт. Мы ведь с твоим отцом не лучше были, а то и похлеще.

– Нет гнева моего, Маргас, верь мне!

– Верю, Зор, и вера та непоколебима до самой меры моей! – приложил здоровяк кулак к груди и, развернувшись, отправился к бойцам, помогать раненым, где уже во всю их отпаивали живой водой, да промывали раны.

– Давай сюда! – подхватил Зор ларец и они уже с Качудаем перенесли его к Тарайе.

– Если не имеешь более вопросов, могу я быть свободен? – выкрикнул варр, сидя связанный по рукам и ногам крепкими ремнями, оставшимися от оружейных сбруй погибших.

– Дай-ка, Урус-Зор, я дурь-то подвыбью из гостя нашего, – повернулся степняк к варру.

Зор нахмурил брови, сощурив взгляд, подозрительно глядя на пленника.

– Значит, нет! – тихо констатировал варр, и в это же мгновение во все стороны разлетелись ошметки от порванных ремней.

Каращей стоял во весь рост, держа в руках оба меча, которые Зор неосмотрительно оставил перед ним, впопыхах поспешив к Тарайе.

Качудай хотел было рвануть к варру, но рухнул тут же под ударом мощного порыва ветра, не пойми откуда взявшегося.

Варр вскинул перед собой золотистый веер огранённых жёлтых кристаллов, коснулся одного и грани пирамиды в одно мгновение сомкнулись. Она рывком взмыла в небо, стремительно отдаляясь от луны и от Ареи в сторону бездны тёмного бесконечного пространства.

Качудай кое-как поднялся на ноги и снова рухнул. Сумасшедшее дуновение ветра в замкнутом пространстве постепенно нарастало.

Зор изо всех сил старался преодолеть то дикое сопротивление, стремясь шаг за шагом к варру, который почему-то отдалялся, хотя и стоял неподвижно на месте. Мутная пелена, заполнявшая пирамиду, вдруг стала растворяться, являя взгляду огромную пустоту, которая двигалась. Границы пирамиды росли. Было чувство, что это именно ветер раздвигал грани в стороны подобно кузнечному горну, раздувая меха. Вокруг не было ничего, белоснежная пустота и золотистый зеркальный наст под ногами.

Ветер вдруг стих так же внезапно, как и начался. Варр был очень далеко, напоминая о себе лишь смутным силуэтом.

– Я иду, Урус-Зор! – кричал Качудай, наконец-то обретя возможность двигаться.

Зор бежал к варру стремительно, изо всех сил, как никогда до этого. Он боялся, что серый враг в этот раз сотворит что-нибудь такое, что уж наверняка погубит Тарайю. Гариец ощущал собственное бессилие, что влага начинала выбиваться из глаз, выдуваемая встречным потоком воздуха. Отчаяние бушевало внутри, наполняя сознание лютым гневом, чего больше всего боялся Зор всегда. Он знал, что гнев – самое губительное чувство на свете и стоит ему предаться однажды хоть на мгновение, оно непременно пленит обманом, поселившись в душе, в итоге медленно сжигая изнутри своим горячим пламенем.

До каращея оставалось не многим чуть более сотни шагов. Он стоял не шевелясь, с обнаженными клинками в обеих руках, устремив их кончики в золотое зеркало под ногами. Позади него зиял арочный проём с человеческий рост. Он был тёмным, но с каким-то пыльным серебристо чёрным отблеском. Серый боец в лице был полон намерения. Он защищал этот проход и Зор это понял. Он вдруг осознал, что это и есть ключ к тем ответам, что так его беспокоили в течении всей его жизни. Возможно, это и была дверь в то самое пресловутое обиталище каращеев, и только поэтому никто и никогда не мог их найти. Да, это было непременно именно так.

Со всех сторон вдруг ниоткуда стали появляться другие варры, спеша наперерез к Зору.

– Я идууу…! – в отчаянии кричал где-то позади Качудай, никак не поспевая за быстрым гарийцем, видя, что дела совсем плохи. Степняк уже даже не думал о смерти, не прощался с жизнью. Ему было сейчас абсолютно все равно, что будет дальше с ним, но он непременно желал помочь Зору – своему первому и единственному другу в жизни. Брату, учителю, величайшему человеку, которого он обрёл внезапно, что теперь в бесконечном порыве стремился хоть как-то помочь, облегчить его ношу, и не важно – какой ценой, пусть и ценой собственной жизни. Качудай только сейчас начинал понимать, насколько тяжела была та ноша, которую взвалил себе на плечи этот молодой гариец. Она вдруг явилась в представлении степняка чем-то непосильным, даже незыблемым, что в страшных думах было боязно осилить её, не то, что наяву. А Зор держался. Он молча нёс её, не пеняя ни на богов, ни на судьбу, ни на людей, он сам был богом – самым настоящим и честным ко всем и ко всему сущему. Это Качудай понял, как истину внутри себя, даже не смея сомневаться. Качудай ощутил вдруг в душе трепет, который прокатился огромной горячей волной, наполнив разум странной радостью.

Счастье – новое чувство, которое вдруг разлилось мощным потоком по сознанию степняка. Он впервые в жизни испытывал эту странность, охватившую вдруг всё его естество. Качудай понял, что действительно сейчас был по-настоящему счастлив. Он мысленно благодарил богов, провидение, случай, всё, что так или иначе позволило ему окунуться в новый мир эмоций, ощутить ту безграничную значимость. Благодарил за путь, по которому довелось идти, благодарил за великого гарийца на том пути, и это было для него сейчас величайшей наградой жизни, что большего желать, казалось было нечего.

Варрские клинки свистнули с обеих сторон. Зор прыгнул вперед, в сторону, увернулся, метнулся назад и, схватив одного из пятерых, рывком сломал шею. Хотел выхватить меч у обмякшего тела, но не успел. По плечу полоснуло. Прыжок, рывок, удар и второй гулко хлопнулся с вывернутой челюстью. Гариец сосредоточился. Усилием воли подавил весь гнев в себе, охладив ум, опустошив от посторонних мыслей. Разум руководил четкими молниеносными движениями тела, контролируя каждый выпад врага. Со стороны это выглядело, как несколько вихрей кружились вокруг одного, пытаясь взять его в кольцо, подавить, поглотить, уничтожить. Зор лавировал между взмахами вселенской стали, монотонно выбивая эти убойные звенья единого механизма кем-то настроенного на его уничтожение. Удар, захват, рывок – хруст ломаемых позвонков и последний безвольно повалился, выронив оружие из рук. Только Зор попытался поднять варрский меч, как над головой свистнуло, и появились ещё пятеро непонятно откуда. Они словно выросли из-под земли, тут же обрушив шквал ударов. Зор чудом увернулся, нырнул под ноги одному, свалив его, попутно ударом снизу вверх выбил челюсть другому, третьему всадив кулак в гортань. Ногу обдало резкой болью, а из раны запульсировала тёмная кровь.

Варры вдруг повалили со всех сторон нескончаемым потоком. Зор отбивался уже как мог, уворачиваясь, отвечая иногда, но понимал, что выстоять в такой гуще просто невозможно. Гариец рванулся вперед, к одиноко стоявшему неподалёку варру.

Каждый шаг давался с большим трудом, отвоевывая своё право на движение вперёд. Мечи мелькали перед глазами какой-то дурной какофонией образов и звуков, угнетавшей нормальное состояние. Хотелось скорее это прекратить, и даже в мгновения слабости проскакивали предательские нотки – сдаться… но Зор не смел. Он терпел, гоня себя к цели, не позволяя выдохнуть, задержав это единственное оставшееся дыхание – последнее, что у него было.

Качудай настиг наконец-то первого врага и сходу обрушил свои кривые мечи на серые шеи. Он рубил, догоняя. Казалось, что на него варры не обращали абсолютно никакого внимания. Они упорно давили Зора, будто для них более ничего не существовало. Гариец уже буквально рвал каждого, кто пытался к нему приблизиться, являя из себя сейчас некий механизм убийства. Одинокий первобытный пехотинец, будто низвергшийся с великой битвы, стремился в эту битву вернуться. Это была его война, родоначальником которой он являлся.

Уже всё тело покрывали раны, заливая водой жизни молодое могучее тело. Кровь застила взгляд, и было совершенно ничего не видно, но он пёр напролом, вырывая из жизни очередного врага, не оставляя ему никакого шанса. Зрение теперь не требовалось. Первородные инстинкты бойца вели его в чётком движении танца смерти вперёд без оглядки назад. Раненый измученный, но не сломленный, он раздирал преграду за преградой, обрывая новую и новую жизнь, и вот наступил момент, когда преграды исчезли…

Варр был совсем близко. Двадцать, десять, пять шагов, прыжок. Серый воин напрягся, сделал шаг в сторону, прыгнул, взмахнув обеими клинками. Зор промахнулся в этот раз и проскочил мимо, получив новую рану. Варр бросился к нему сзади, рубанув наотмашь. Зор попытался увернуться, но не успел и пропустил колотый удар в бок. Взмах и по спине полоснуло, вспоров снизу доверху, задев несколько ребёр, выбросив наружу новые потоки крови. Варр по-своему изящно развернулся и, взмахом клинка целясь в шею…

Зор прыгнул навстречу, схватил всё-таки каращея за руку, одним движением сломав её, следом ударом кулака осадив грудину, что та гулко хрустнула, сломанными ребрами пробив внутренности.

Варр упал на золотую гладь, выронив мечи, захрипев. Зор бросился к нему, схватил за ворот, занеся крепко сжатый кулак, целясь в горло, но вдруг замер. Он остановил себя в последнее мгновение, часто дыша, нависая над поверженным врагом, истекая кровью, которая капала на каращея. Тот лежал с сильными хрипами тяжело вдыхая воздух, широко открытыми глазами глядя на гарийца. Этот взгляд вдруг обрёл смысл. Впервые за всё то время, сколько Зор встречал каращеев, всегда они смотрели бездной тёмных глаз. Сейчас же это был осознанный полный жизни взгляд, в котором проносились миры, мгновения, столетия и тысячелетия, проносилась жизнь Зора. Он не понимал, почему это происходило, но оно являлось чем-то близким, до боли родным, странным, непонятным, но уже не чужим. В какой-то момент он даже ощутил, что смотрел сейчас на самого себя. Гариец вдруг осознал себя единым с варром. Это было какое-то дикое откровение, испытываемое впервые, и оно обескураживало. Обернувшись за спину, мутным плывущим зрением он едва различал темные силуэты поверженных им врагов и жалел их всех, сожалея о содеянном, ощущая себя единством со всеми ими и испытывая смерть каждого – проживая её снова и снова. Сильная боль раскаяния разливалась медленно по разуму, крепкими клещами намертво цепляясь, сжимая невыносимо, что хотелось умереть по-настоящему, только бы не испытывать это противное чувство.

Зор опустил кулак, отпрянул от варра. Серый боец улыбнулся, попытавшись что-то сказать, но из его горла вырвался только сильный хрип вперемешку с бульканьем крови, которую он тут же выплюнул. Варр хрипел, пальцами пытаясь вгрызться в глянцевое золото. Глаза его бегали из стороны в сторону в какой-то агонии.

– Мы… – еле выдавил из себя варр, вновь сильно захрипев, сплюнув кровью в очередной раз, – Одного света дети… – выдохнул он, глаза его закатились, обнажив белки, мелко задрожав.

Зор находился в смятении, он непременно хотел сейчас как-то ему помочь, но не понимал – как?

– Прости… – тихо пробормотал Зор, с большим трудом поднялся.

Сильно кружилась голова от потери крови, что он едва стоял на ногах. Мгновение назад неистово разрывая врагов, сейчас он еле-еле мог сделать шаг. Всё тело отдавало дикой болью, раны кровоточили. Каждая клетка организма пульсировала в сильном спазме, требуя обратить на себя внимание, поддаться, принять поражение. Но Зор терпел.

– Я здесь, Урус-Зор! – кричал Качудай, хватая друга под руки.

– Тарайя… – едва шевелил он губами.

– Идём, Урус-Зор, идём… – пытался взвалить на себя почти безвольное тело, бубнил степняк.

– Туда нужно… – повисая на плече Качудая, указывал Зор рукой в сторону тёмного зияющего проёма, – Там адивьи, я знаю…

– Куда? – не понимал степняк, не видя вокруг абсолютно ничего, кроме золотых граней пирамиды. Он тащил Зора обратно к центру, стараясь изо всех сил, которых уже и у самого не было. Кряхтя, пыхтя, часто останавливаясь, два одиноких воина шли вперёд, а золотой чертог мчал их через вселенную.

Глава 32

Зор снял с себя изрезанную куртку всю в запекшейся крови. Сбросил оружейную сбрую. Его раны были многочисленны и глубоки, но он казалось, не обращал на них никакого внимания.

– Вот, испей, – зачерпнул он пригоршню воды из ларца и поднёс к лицу Тарайи.

Девушка пошевелила чуть губами, сделав слабый глоток, открыла глаза, каким-то пустым взглядом окинув окружающее пространство.

– Пей, исцелит, – хрипел Зор, нависая над ней, слегка пошатываясь.

– Мне жаль… – отрицательно качнула она головой.

– Пей… поможет… – бубнил Зор, тяжело дыша, сам едва оставаясь в сознании.

Гариец терпел, превозмогая дикую боль во всём теле. Его колотая рана то и дело кровоточила, будто жерло вулкана, извергая из себя потоки жизненной влаги, от нехватки которой начинал мутнеть рассудок, раз за разом всё чаще впадая в какой-то ступор на мгновение, затем в жажде жизни оживал из последних сил, продолжая сумбурное существование, начинавшее всё чаще казаться бредом.

– Вот, Урус-Зор, у варра была, как ты и говорил! – подошёл запыхавшийся Качудай, протянув золотую бляху испещренную множеством черт, испачканную в крови, – Он жив ещё, Урус-Зор! – бухнулся степняк на пол. Он был сильно вымотан и уже долгое время без сна, что сам еле держался на ногах.

– Пусть. Теперь это не важно, – буркнул Зор, привычным движением вскинул бляху в воздух, как та тут же рассыпалась на множество мелких осколков, замерев перед лицом, образовав несколько кругов с крупным камнем в центре.

Зор чуть замешкался. Он интуитивно понимал – что нужно было делать, словно знал это всегда, но забыл, а сейчас вспоминал, вытаскивая из лабиринтов первородной памяти. Он стал производить ему одному понятные комбинации. Поменял несколько камней местами, как стены пирамиды завибрировали и вдруг явили в себе огромные бреши, сквозь которые было видно бесконечное звёздное пространство вокруг. Коснувшись одного ближайшего к центру осколка, тот засветился ярче других, и веер сложился, упав в ладонь.

– На Урай! – выдохнул Зор и в край обессилев прикрыл глаза, крепко держа за руку Тарайю, уткнувшись ей в плечо.

Впереди появилась яркая белая точка, она быстро увеличивалась в размерах, проявляя из себя водоворот светящейся пыли. Пирамида нырнула в эпицентр этого вихря. Вокруг всё стало ярким, затем наступила темнота. Вспышка.

Они быстро приближались к яркой звезде. Та постепенно росла, обретая объём. Темный силуэт одной из земель, оказавшейся ближе всего увеличивался в размерах, пока вовсе не закрыл собою солнце, свет которого разливался светло-голубым ореолом вокруг, падая на три луны, парившие по разные стороны. Пирамида замедлила свой полёт, вскоре остановившись, замерев у тёмной стороны.

– Урай, – совсем тихо прошептала Тарайя, а на её губах появилось подобие улыбки.

Земля медленно кружилась вокруг своей оси, двигаясь постепенно вниз, совершая одной её известный круг этой меры. Свет над её кромкой рос, проявляя постепенно яркие краски восхода великого Альтара – звезды жизни, которую так любила Тарайя.

Зор с трудом разлепил веки. Он часто дышал, будто в нехватке воздуха. Тело бросало то в озноб, то в жар, часто сменяя одно состояние другим.

– Я не думал, что вот так вот всё… – уставшим голосом произнёс Качудай, находясь в какой-то прострации, с тоской глядя на яркий рассвет чужого ему солнца. Разум был раздираем массой противоречий, которые он никак не мог побороть и не знал, что с этим поделать. Оставалось лишь только покорно терпеть эту изнуряющую пытку мироздания, в надежде, что она всё же когда-нибудь закончится.

– Никто не думал… – прохрипел в ответ Зор, не отрывая взгляда от скорбного зрелища. Край солнечного диска становился всё ярче, освещая выжженную безжизненную землю, где местами алыми прожилками разливались лавовые реки.

Зор повернулся к Тарайе в намерении сказать что-то, как вдруг сердце его дрогнуло, замерев, будто забыв свой жизненный ритм и вновь забилось, но бешено, норовя выломать грудь.

Лицо его единственной женщины быстро бледнело, взгляд стекленел. Рука, за которую Зор держал её всё это время, стала холодеть.

Тарайя вдруг глубоко набрала в грудь воздуха и едва слышно прошептала: – Помни наши имена… – она медленно выдохнула, больше не вдохнув ни разу.

Дочь Дивьи и Перинея остекленевшим взглядом смотрела на свой последний рассвет, никак более не реагируя тем прежним живым блеском голубых глаз.

Зор неимоверным усилием давил сильный спазм в груди. Он крепче прижимал её к себе, уткнувшись в пышные волосы, и медленно раскачивался, будто убаюкивая, вдыхая этот далёкий, но в то же время родной аромат весенних первоцветов. Из тех последних сил, которые оставались у него для решающего рывка, не осталось больше ничего. Гариец был опустошён полностью, не чувствуя даже остатков своей легендарной, когда-то яркой искры. Его мир рухнул в одночасье, ненавистным рассветом ознаменовав о своей кончине – такой же яркой, болючей, невыносимой… но Зор терпел, он не мог иначе – иначе было нельзя! Вдох-выдох, вдох-выдох.

Слабые удары сердца редели, гоня остатки крови по опустошённым венам. Сознание потихоньку плыло, погружаясь в противную тягучую тёмную массу, являя перед мысленным взором какой-то бессвязный бред из странных картин.

Качудай крепко держался за голову, как маятник качаясь взад-впёред, совершенно не понимая, что делать. Он видел, как умирал его единственный друг, но абсолютно был бессилен. Степняк начинал впадать в панику. Он подползал, хватал Зора за плечи, тряс его, пытался тормошить Тарайю. Смачивал им лица водой, смачивая глубокие раны на теле гарийца, но ничего не помогало, и он снова садился, начиная раскачиваться, хватаясь за голову, по-звериному утробно рыча сквозь стиснутые зубы, каждое упущенное мгновение, погружаясь в ещё большее отчаяние. Степняк люто винил себя за то, что не успел к Зору на помощь – не смог за него постоять, не смог жизнь свою положить во имя Мараджавата Великого. И от этих мыслей он испытывал дикий стыд, не в силах с ним справиться, что едва сдерживал слёзы, не достойные воина.

Странный звук заставил встрепенуться. Качудай подскочил на ноги. Звук был резким звенящим, словно остаточный после удара медного гонга. Он создавал противную вибрацию, которая казалось, проникала в мозг, заставляя морщиться.

Звук прекратился внезапно, как и начался.

От каждой грани пирамиды в его сторону двигались четыре высоких фигуры в длинных серых плащах. Они появились внезапно и непонятно откуда. Это были варры… или не варры… Качудай ничего не понимал.

Резкие, будто иссушенные лица с безэмоциональными масками, в другое время они внушали бы страх, но степняк уже ничего не боялся. Он лишь удивлялся, но страх его совершенно не беспокоил. Варры смотрели исподлобья тёмными, казалось пустыми глубоко посаженными глазницами без зрачков и даже без глаз. Один из них остановился у ещё живого сородича, поднял оба меча, вложил их в ножны, продолжив путь к центру.

– Я скоро, Урус-Зор! Я вас не оставлю! – закричал Качудай, оскалился в какой-то сумасшедшей улыбке, обнажил кривые тулейские мечи, выставив их угрожающе перед собой, став в стойку. Он был сейчас рад каращеям, как никогда в жизни и даже немного удивлялся этому, испытывая странную метаморфозу. Он был сильно вымотан, слаб и понимал, что не выстоит против этих свирепых бойцов, но был настроен решительно. Гаруда даровал ему шанс всё исправить, искупить тот позор и он непременно им воспользуется! Теперь точно не подведёт.

– Не отда-а-м! – рычал Качудай, вертясь вокруг двух тел, с лютой ненавистью зыркая по сторонам, внимательно следя за врагами.

Варры остановились в десятке шагов.

– Ты достойный свет! – громким басом вдруг произнёс один из них, – Выбор свершён!

– Я ничего не выбирал! – огрызнулся Качудай. Он часто дышал, во рту резко пересохло, а голова сильно закружилась, сбивая координацию, поводя рябью перед взором.

– Ты должен уйти!

– Не отдам! – Качудай прыгнул на ближайшего, решив больше не ждать, пока ещё были хоть какие-то силы.

Варр отклонился в сторону и Качудай пролетел мимо, запнулся, но устоял на ногах, развернулся, бросился снова. Рывок, удар, другой, оружие вылетело из рук, и степняк повалился, споткнувшись. Поднялся кое-как. Перед глазами плыло.

– Верь мне! – выкрикнул вдруг варр голосом Зора и, схватив Качудая за шиворот, заглянул тому в глаза.

– Урус-Зор… – едва пробормотал обессилевший Качудай. Он мог поклясться, что на него смотрели глаза Зора и этот взгляд успокаивал. Всё было как-то странно, туманно, будто во сне. А может посмертица это? Качудай ничего не понимал, совершенно запутавшись в своих мыслях.

– Верь! – повторил голос, и варр отпустил степняка, тот отпрянул, сильно шатаясь, едва держась на ногах.

Каращеи как по команде опрокинули ларцы, опустошив их от тулейской воды. Один из них взял Тарайю на руки и осторожно опустил в первый ларец. То же самое проделал и с Зором, положив его во второй.

Порывшись в вещах гарийца и, отыскав разноцветный шар, подаренный царём Ареи, варр переломил его пополам, вылив содержимое на девушку. Жидкость стала разливаться по её одеждам, стекая вниз, увеличиваясь в объёме, быстро заполняя всё, пока не скрыла тело полностью, покрывшись сверху кристальной коркой, будто льдом. Тарайя на какой-то миг вдруг словно ожила, втянув лёгкими эту странную воду в себя.

Варр подошёл к Качудаю, протянув руку в требовательном жесте.

– Живица же, Урус-Зор, живица! – как сумасшедший твердил Качудай, трясущимися руками доставая свой шар, который был и у него. Манипуляции повторились.

Каращеи обступили ларцы, устремив взгляд пустых глазниц на свои деяния. Один из них поднял ключ от пирамиды, валявшийся рядом, вскинул его, извлёк один из осколков, коснулся другого, камень вспыхнул, ключ сложился. Он порылся в вещах Зора, достал маленький чёрный куб, который тут же ожил, поднялся в воздух и по обыкновению начал вертеться вокруг своей оси, выписывая небольшие круги.

– Выбор исполнен! – положил каращей мечи Зора и его противника перед Качудаем, бросив на них золотую бляху ключа, – Ты достойный свет! – кивнул головой варр, будто в знак согласия и процессия быстро удалилась, подхватив под руки раненого товарища, растворившись, словно никого и не было.

Пирамида стала отдаляться от Урая, грани её закрылись в какой-то момент, и Альтар вдруг превратился в тусклую точку.

Не в силах больше находиться в сознании, Качудай бухнулся на спину и провалился в глубокий сон.

Глава 33

Блики света неприятно мельтешили где-то там за закрытыми веками и жутко раздражали. Качудай открыл глаза, сразу же зажмурился, поднялся, сел, снова открыл.

Яркое утреннее солнце в безоблачном небе нещадно палило. Хотелось сильно пить, немного кружилась голова, но общее самочувствие было вполне сносным.

Качудай поднялся на ноги. Грани пирамиды были сложены, словно распахнутые ворота, открывая виды во все стороны. По одну сторону начиналась холмистая степь, по другую высокие горы хребта. Родная земля доносила знакомые запахи, хотя может это только казалось, но Качудай ощущал их, как никогда ярко, и понимал, что это своё, родное и где бы он ни был, спутать это невозможно.

Рядом на золотистом основании пирамиды стоял заиндевевший саркофаг, сквозь мутные белесые стенки которого едва просматривался силуэт. Качудай осмотрелся, но второго саркофага нигде не было. Степняк несколько раз обошел ближайшие окрестности, но даже следов, хоть как-то указывающих на чьё–то присутствие здесь, не было и в помине.

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 21 22 232425 26 Следующая ⇒