Глоссарий 22 страница

– Угу… – буркнул тот, убрал мечи в ножны, рухнул на колени и повалился на бок, сильно захрипев.

Глава 29

– Пей же! – кричал гариец, трясущимися руками пытаясь напоить степняка водой, что осталась еще с Ареи.

Тот лежал на спине, иногда хрипел, часто в судороге дергая ногами. У виска была лишь единственная небольшая рана, да и та почти без крови. Он так лежал уже достаточно долго, а Зор всячески пытался привести его в чувства.

Глоток, другой. Дрожь наконец-то унялась.

– Что было…? – растерянно бормотал Качудай, приходя в себя.

– Война.

– Нет нигде покоя от неё, – равнодушно отметил он, усмехнувшись приподнялся, сел, сделал еще хороший глоток воды, протянул, – Пей и ты, Урус-Зор, не будет больше.

Зор допил остатки, посмотрел внимательно на Качудая.

– Устал я, Урус-Зор. Не знаю, как сказать. Сил словно нет. Нет. Они есть и их много очень, что до этого я не испытывал никогда в своей жизни такого. Но тогда казалось, что будь я преисполнен той мощью великого воина, которой касаюсь сейчас – это будет лучшей наградой жизни… и вот она! А услады нет. Словно груз камнем на шею повесили взамен тех сил, что удавка дышать мешает. Понимаешь, Урус-Зор? Я будто дышать по-настоящему учусь одновременно с этой силой, и вдохнуть хочу полной грудью, а не могу теперь, задыхаюсь, что влага недостойная воина порой норовит очи окропить. Они пришли вместе, но оставить нужно что-то одно. Другой раз, как будто веды достойные мудрецов просыпаются во мне, и я начинаю понимать – где мы, кто мы! И от этого знания так страшно становится. Я гибну каждый новый миг моей жизни, каждое мгновение нашего пути. Гибну, рождаясь снова. И каждый новый «Я» всё пуще не желает быть более тем воином, но не может иначе, а смерть вновь и вновь приходит. Каждое новое рождение всё больше противится оружию, а я не могу. Не могу выбросить его, не имею права на то! Я так хотел бы сложить ту сталь. Растоптал бы в вышней радости, ликуя безмерно! Я! Урус-Зор, как?! Другой раз думаю, а не морок ли всё это? Скажи, Урус-Зор, разве бывает такое?! Мне сложно это понять.

– Мы все рано или поздно желаем содрать грубую шкуру, в надежде обнажить то настоящее, вот только шкура та крепка и иной раз сдирая её с себя – жизнью платим.

– Я не боюсь, Урус-Зор! Смерть нисколько не тревожит давно уж. Если б знать наверняка, что избавление придёт от этой муки. Вот Мидею жаль не увидим больше никогда. Жаль...

Вид друга был сильно уставший, даже скорее какой-то равнодушный. Таким Зор его еще не видел никогда, ну может за исключением, когда его стан погиб. Впервые за всё это время, сколько их судьба сводила вместе, Качудай вдруг поник, осунувшись во взгляде – том озорном ранее, с хитрецой в азарте. Сейчас это был тяжёлый, полный тревожной скорби взгляд совсем другого человека. Зор очень сильно желал, чтобы Качудай обязательно увидел хотя бы коротким мигом родную Мидею. Он переживал за него так же, как когда-то в детстве за отца, и даже испытал то странное чувство, всколыхнувшее память. Он видел, что степняк двигался в своём сознании к той самой погибели, к которой стремительно шёл и его отец. Видимо эта трансформация непременно выводила к краю пропасти, где нужно было суметь твердо устоять, не дрогнуть, чтобы та ноша не оказалась напрасной. Зор и сам уже смутно понимал, во что они ввязались и чем все закончится. Он старался меньше всего думать о том, увидят ли они еще хоть раз родную землю? Это уже было не главным. Он непременно хотел дойти до Урая, до адивьев, забрать Тарайю. В том, что она жива, Зор не сомневался нисколько. Всё это время он явно ощущал ту незримую нить, связывающую их обоих, и иногда в мгновения отчаяния, он касался своим сознанием этой нити, и она вибрировала, отвечая лаской и покоем.

Усталость вдруг резко навалилась, клоня в сон. Качудай уже тихо сопел, облокотившись о холодный камень. Глаза закрывались. Зор усилием воли давил попытки сознания угаснуть, как вдруг заметил неясный силуэт неподалёку. Зор как бы нехотя закинул руку за голову, почесал затылок, осторожно потянул рукоять клинка, стараясь не выдать своей осведомлённости, и молниеносным выпадом вперёд, росчерком клинка прошёлся по материализовавшемуся каращею, но меч рассёк впустую воздух, не причинив тому никакого вреда.

Нервы были на пределе. Он готовился, пытаясь сейчас предвидеть действия незваного гостя. Каращей вдруг покрылся какой-то моросью, стал мелькать странным образом, словно исчезая и появляясь. Зор ничего не понимал.

– Варр-русс… – тихо, но в то же время четко обозначил себя гость, выставил медленно руки в стороны, давая понять, что не собирается нападать, и сделал несколько шагов навстречу.

Это был тот самый варр с первой встречи на родной земле. Его Зор узнал бы среди тысячи.

Варр медленно раскрыл ладонь, на которой лежал небольшой шар из разноцветных лоскутов, точь-в-точь, как тогда у царя Ареи, только меньший в размерах.

– Варр-русс! – требовательно кивнул он на шар.

Зор достал свой, он сразу же покрылся ореолом тусклого свечения. До слуха донёсся какой-то шум, и на этот раз он шёл не изнутри разума, а извне, затем шум сменился голосом.

– Не с боем, а с вестью! – заговорил гость привычным слогом, хотя, казалось рта вовсе не открывал. Он как бы изучающее смотрел на Зора, едва заметно клоня голову то на один бок, то на другой, щуря тёмные большие впалые глаза. Голова его была полностью лысая, со множеством продольных складок, что создавало эффект водной ряби. Широкие острые скулы чуть дергались, а большие ноздри с шумом вдыхали лунный ночной воздух. Взгляд варра словно пронзал насквозь, цепляясь за каждую клетку, изучая её.

Зор молча кивнул. Он с не меньшим любопытством смотрел на серого посланника, в попытке зацепиться за мысли, намерения того, но словно натыкался на некую пустоту – на какое-то странное огромное пространство, которое не позволяло себя изучить, словно чужеродное. Оно окутывало свои границы отторгающими потоками, являясь одновременно чем-то грандиозным, но кажущимся пустым.

– Тебе выбор дарован! – продолжил варр.

– Нет никакого выбора, – холодно ответил Зор.

– Ты заблуждаешься. Выбор всегда есть, и он бесконечен в своём проявлении. Тебе же дарован наш выбор! Мы птицу вам оставим, и с восходом у склонов мангарейской выси никого не станет. Ту, которую сыскать пытаешься, вернём в здравии. На том слово моё нерушимое!

Зор сейчас был по-настоящему удивлён. Он до этого предполагал множество разных вариантов развития событий, и все они сводились к одному более-менее прогнозируемому исходу, но то, что к ним придёт говорить варр – этого не ожидал никак. За всё то время противостояния, в которое они были ввергнуты, это был первый и неожиданный контакт с загадочными каращеями. Он не знал, как быть в столь неожиданной ситуации. Первым порывом хотелось пленить и выпытать всё, но Зор понимал, что варр не так прост, и ничего из этой затеи не выйдет. Тем более тот пришёл говорить, а вестников никогда не пленили, даже таких, как каращей. Зор не был силён в военном искусстве, но точно знал, что не имел сейчас никакого права хоть как-то навредить серому, добровольно и без оружия пришедшему в их стан.

– В мену что хотите?

– Вы уйдёте, и с этого мгновения укроете своё оружие печатями мёртвыми. Мы даже его вам оставим…

– А что же с румдами будет? – перебил Зор.

– Если не примешь этот выбор – погибель вас всех ждёт, а та, которую ищешь, жизнь свою завершит вместе с твоей.

– Зачем вы к Ураю пришли? Зачем к нам на Мидею рвались? Румд зачем земли лишили? И главное – почему поражение готовы принять, коль в ином случае смертью грозите?

– У тебя есть выбор забрать ту, которую ищешь, и уйти победителем в этом бою, либо сгинуть. Ты ведь за ней пришёл, так забирай! – твердил варр, не обращая внимания на вопросы.

– Нет у нас никакого выбора, – усмехнулся Зор, – Давно нет, ибо мы его уже сделали, а дважды не выбирают!

– Вы слишком далеко зашли! С восходом либо смерть, либо победа… – варр убрал шар, шагнул назад и растворился в темноте.

Зор испытывал сильное смятение. Ему только что предложили на откуп Тарайю, но за что? По сути, за ней он и шёл весь этот свой путь. И вот он наконец-то сможет увидеть её, обнять, вдохнуть аромат весенних первоцветов, но только почему-то от этих мыслей не становилось легче. Они уйдут. Уйдут победителями! Каращеи признают поражение, вот так просто преклонив колени. А как же румды? Царь Ареи ушёл за меру с надеждой…

Но, если они не примут условия варра – Тарайя погибнет, погибнут все. Это было странно. На самом деле Зор знал уже все ответы на вопросы, просто ему хотелось оттянуть это понимание, поразмышлять, чего он давно не делал, оставаясь наедине с самим собой, и сейчас был как раз тот самый момент. Он до последнего надеялся, что все же сможет хоть как-то обойти стороной участь, в которой непременно нужно принять на свою душу все те жертвы уже свершившиеся и грядущие в случае не того выбора. Они слишком далеко зашли…

Он решил давно за себя и за Тарайю. Он знал, что их путь един. Их жизнь едина, хоть они до этого и не шли рука об руку, да это и не важно. Но было обидно за Качудая, за Маргаса, за всех тех, кто еще стоял в строю и уверенно шёл вперёд. Он должен был решить их судьбу до рассвета, даровав каждому либо меру, либо победу. А мог ли он решать? А было ли это победой…

– Не думай за меня, Урус-Зор, – вдруг тихо пробормотал Качудай, открыв глаза, – Мне сон снился, будто ты остановился перед пропастью, остановились и все мы, – степняк поёжился, плотнее укутавшись высоким воротом куртки, задумчиво посмотрел в ночное небо, – И вот нам во чтобы то ни стало нужно перешагнуть через ту пропасть, но полёт вершить способен только ты, мы – нет. Но если ты взлетишь, мы следом устремимся, погибель в пропасти той приняв. Назад нельзя, Урус-Зор! – он перевёл взгляд и пристально прямо заглянул Зору в глаза, как никогда этого раньше не осмеливался сделать, – И если вдруг появится такая пропасть, Урус-Зор – лети! Не думай о нас, ведь нас больше нет, помни об этом…

– Я знаю, Качудай, – кивнул Зор, тоскливо улыбнувшись.

Они все давно обо всём знали, только делали вид, что всё еще чего-то не понимают, в душе каждый надеясь на лучшее.

Сразу за долиной останцев, начинался подъем на невысокий пологий скальный склон, сплошь покрытый толстым слоем белых мхов. Путь обрывался широким ущельем, за которым плато продолжало тянуться вдаль.

Зор с Качудаем подбежали к обрыву. Они торопились в сторону недавнего шума боя, в надежде успеть к своим до рассвета. Слабая заря уже занималась у горизонта.

– Эх, не пройдём! – досадно буркнул Качудай, глядя вниз, где по дну ущелья сновали не менее пяти сотен румд, – Гаруда Всемогущий! Смотри, Урус-Зор! – воскликнул степняк, присвистнув, – такого я даже в Сарихафате разом не встречал!

Ущелье было коротким и вскоре переходило в долину, сплошь заполоненную по меньшей мере десятью тысячами бойцов. На этот раз арейские дети имели доспехи: несколько крупных желтых пластин закрывали грудь и спину, на головах трёхрогие шлемы, начищенные до блеска. Некоторые из них были вооружены короткими кривыми мечами, а другие – секирами на длинных древках. Около сотни разъезжали по лагерю на распарах.

– Эй! – раздался окрик, а у противоположного обрыва в тусклом свете белой зари появился человек.

– Маргас?! – выкрикнул в ответ Зор, – Э-хей! – Улыбнулся гариец, замахав руками.

Вслед за ним вышли остальные.

Румды оживились, озираясь по сторонам, но вскоре их интерес угас, и они перестали обращать внимание, будто наверху никого не было.

– Не соврал сон однако, – усмехнулся степняк, – вот она та пропасть.

Солнце очень медленно поднималось из-за горизонта, да и ночь была не в пример слишком длинной. Зор с замиранием сердца следил за движением светила, каждый раз глубоко вдыхая от ощущения нехватки воздуха. Он никак не мог надышаться, и понимал, что хочет просто хотя бы ещё один раз вдохнуть прохлады родной земли, и от этого в разум монотонно билось чувство тоски.

Звонкий вой пронёсся вдруг по округе, создав в ущелье громогласное эхо. Румды закопошились, начали соображать что-то наподобие строя, и не медля первые ряды бросились на штурм склона, где находился Маргас с бойцами.

– Бежим! – скомандовал Зор, увлекая за собой Качудая вдоль обрыва в противоположную от долины сторону.

– Куда, Урус-Зор, они же на штурм пошли?

– Стороной обойдём. Здесь нам не спуститься. Не везде же они…

Внезапно из предрассветных сумерек материализовались трое всадников.

– От края! – заорал Зор, швырнув друга дальше от пропасти, куда подскочила верховая троица, в попытке натиском сбросить их с обрыва.

Зор увернулся от самого первого, схватил всадника сбоку за руку и дернув, вырвал из седла, придав его полету ускорение, шлепнул того смачно о камень, что от удара слетел его шлем, звонко откатившись в сторону. Качудай тут же схватил осиротевшего распара за сбрую, и запрыгнул на мягкую кошку.

– А-аа-а! – Кричал степняк, орудуя клинками. Одному он сразу же снес голову, другого рубанул в грудь, пробив доспех. Тулейские мечи оказались отменными, что в который раз отметил про себя Качудай.

Далеко у горизонта маячили несколько птенцов, но не приближались, видимо опасаясь быть сбитыми аваджарой. Они выжидали в качестве наблюдателей, перемещаясь лишь вдоль линии горизонта.

Румды хлынули огромной лавиной на плато по обе стороны. Зор понимал, что теперь им точно не устоять, он достал аваджару, направив на поток неприятеля. Выбрал уже знакомый камень, коснулся, бутон раскрылся, вспыхнул, но тут же погас, сложившись.

– Хм… – буркнул он себе под нос, попробовал снова, но ничего не происходило. Он стал по очереди менять камни, но аваджара словно умерла. Тогда Зор направил остриё в сторону горизонта, где парили у самой его линии «птенцы». Камень, выстрел… Всплеск волнообразного света в мгновение ока разорвал одного из них, и остальные тут же поспешили скрыться из виду. Всё стало ясно – аваджара не действовала на людей в буквальном смысле.

Румды полезли и с этой стороны, но не так массивно, а пока единицы. Зор с Качудаем лавировали между прущими напролом арейцами, не оставляя никаких шансов тем, кто попадался на пути. Степняк быстро приноровился править распаром, что собственно почти ничем не отличалось от управления обычной лошадью, с той лишь разницей, что громадная кошка была непривычно мягка в каждом своем движении.

По ту сторону ущелья уже в полную силу шла жёсткая сеча. Мидейцы сгруппировались в тройки, выстроившись в одну линию, постепенно по мере натиска, формируя треугольник. Бойцы рубились столь отчаянно, как никогда до этого в своей жизни. Сирхи уже почти нисколько не уступали гарийцам в силе и опыте – видимо прав был мёртвый царь Ареи, что они действительно никогда не переставали быть воинами, и всё упиралось лишь в ту самую пресловутую родовую память.

Мидейцы крепко держали оборону, но все понимали, что при таком натиске рано или поздно придётся сдавать позиции. Силы не бесконечны, а румды задавят не умением, так массой. Больше всего это осознавал Зор, и он сейчас лихорадочно соображал, как все-таки изменить ситуацию? В голове помимо прочего вертелся почему-то один единственный вопрос – отчего вдруг каращеи решили предложить победу и отдать Тарайю? Зор хоть и мыслил всегда прямо, но он нутром чуял, что здесь было что-то не так. Каращеи чего-то вдруг стали сильно бояться. Мы зашли слишком далеко… Зашли далеко… Приблизились…

– Точно! – воскликнул гариец.

– Да, Урус-Зор! – тут же отозвался Качудай, свалив очередного бородача, быстро подскочил к другу, по пути добив раненого румда, пытавшегося преградить путь.

– Видишь ту высь? – указал Зор острием клинка вдаль, где возвышалась небольшая правильной формы гора, больше похожая на отвал, которые они встречали до этого.

– Угу.

– Как только я окажусь наверху, ты должен не подпустить никого ко мне. Помни, Качудай, с тех пор я перестану быть воином, я стану беспомощен, помни это… – Зор всадил кулак в лоб нападавшего, рубанул по ногам другому, следующего свалил ударом в шею.

– Костьми лягу, но не подпущу, Урус-Зор! – кричал степняк, а Зор уже со всех ног бежал к заветной вершине.

Качудай оживился. Он вдруг ощутил на себе всю значимость пока непонятной ему миссии, но он ясно осознавал, что чтобы ни задумал Зор, теперь он – сирх по роду в ответе за то значимое, что решил вершить Зор, а коль случится поражение, то оно ляжет полностью на его плечи. Качудай впервые за всё время прочувствовал груз той невероятной ответственности, которую на него возложили, и этот груз страшил своей тяжестью, но он являлся словно искуплением. Именно этого и ждал Качудай сам того не понимая весь их тернистый поход.

Зор влетел на холм, бухнулся на колени, достал аваджару и стал нервно перебирать камни сначала с одной стороны, потом с другой.

– Каков же твой замысел был… – бубнил под нос гариец, пытаясь представить себя на месте того мастера, изготовившего столь искусное оружие.

– Так! – размышлял он вслух, – Этот камень огонь несёт. Эти два вместе… Нет, тут не ясно… Хм… – Зор глубоко вдохнул, медленно выдохнул и прикрыл глаза, положив на землю перед собой аваджару. Он попытался успокоить ураган мыслей, мешающих сосредоточиться.

Как по команде румды ринулись в сторону возвышенности. Многие из них, кто штурмовал противоположный берег ущелья, бросились на другую сторону.

Качудай курсировал у подножия холма, отражая атаки одиноких бородачей, что ему с легкостью удавалось. Количество румд постепенно возрастало. Они вразнобой поодиночке, иногда подвое пытались подойти к вершине, но степняк был сильнее, быстрее, а главное – он нёс свой личный мараджават перед Зором, что как никогда его сейчас вдохновляло.

У горизонта вдруг появилась большая «птица». Она поднялась высоко в небо, постепенно скорлупа её стала слетать и серая невзрачная глыба обретала золотистые формы с ярким оперением на огромных крыльях. Её пасть раскрылась, а по небосводу пронёсся оглушительный рёв, что на миг атака прекратилась, но как только звук стих, бородачи с удвоенным рвением ринулись на штурм плато.

Мидейцам на том «берегу» даже стало как-то полегче. Натиск стих и даже те, кто недавно настырно пер напролом, сбавили обороты, поглядывая назад, а другие и вовсе оставили попытки умереть, бросившись на другую сторону.

Качудай краем глаза видел, как противник, словно по команде изменил свои цели и он понимал, что все они сейчас пёрли на него одного. Некоторые уже взобрались, и отбивать хоть и неумелые атаки, но становилось всё сложнее. Мидейцы не совсем понимая, что происходит, бросились вдогонку.

Удар. Рывок кошки в сторону. Взмах, удар, другой… Качудай остервенело, с дикой яростью орудовал двумя тулейскими клинками, будто ветряная мельница в хороший ураган. Распар словно почувствовав, что им правит достойный воин, был не в пример быстрее, чем когда-либо до этого. Румды уже по пять, семь, десять человек волнообразно летели в атаки, причём каждая новая была всё увереннее и увереннее. Степняку казалось, что в нём сейчас ютилось два разума. Один был полностью отрешен от мыслей и эмоций, сосредоточившись лишь на командах телу, изобретая всё новые и новые, на которые порой даже не хватало сноровки и сил, но степняк старался, как в последний раз. Он давно себя похоронил, и каждая новая победа в схватке ему казалась невероятной, которую он мог не заслужить, но смог – выстоял и надобно ещё немного сдюжить, чего уж себя жалеть, ведь себя больше нет. Второй же разум, в лицезрении всего происходящего пытался уловить какую-то суть, следил за манёврами противника, наблюдал за неторопливым полётом сверкающей птицы, периодически издающей протяжные противные звуки. Тот разум размышлял и имел в себе сотни мыслей одновременно, порой норовящие помутить всё то складное, свершить хаос, но создавал в себе все новые и новые хитросплетения лабиринтов, по которым неслись мысли, создавая новые крепости.

Румды уже доброй сотней бежали к вершине, а их собратья всё лезли и лезли наверх, пополняя ряды армии, против которой стоял одинокий – самый древний воин во вселенной. Этот воин был по роду, а не по статусу и отними у него справную тулейскую сталь, он все равно не дрогнет. Он – древний пехотинец с устаревшим негодным оружием выступил на поле битвы против целого мира. Его черные, как смоль волосы трепал встречный ветер, на губах играла едва заметная улыбка и тоскливый взгляд вперёд в надежде, что может быть, в этот раз всё изменится...

Зор открыл глаза. Его взгляд был чёткий и ясный, а разум чистый, без единого вопроса. Он посмотрел вниз, где к подножию неслась армия румд, перевел взгляд вверх, на еле тусклую громадину. Местное солнце уже поднялось высоко, и каращеевская пристань в этом круге теряла ночные очертания. Зор взял в руки аваджару, направил её в рассветное небо. Камень, второй, третий… Он перебрал все камни с одной стороны, перевернул, сделал все те же манипуляции с другой. Камни слегка запульсировали тусклым свечением.

– Вот и всё… – прошептал гариец, коснулся большого прозрачного кристалла.

Оба бутона распахнулись. В центре первого сформировался белый светящийся сгусток, во втором – черный. Они испустили два коротких луча навстречу друг другу, и как только те соприкоснулись, в небо выстрелил яркий серебристый пучок, в один миг достигший каращеевской глыбины.

Все замерли – кто бежал, кто дрался, и даже тот, кто умирал. Казалось, жизнь взяла паузу, чтобы не пропустить в своей круговерти самое важное действо, дарующее долгожданное воскрешение.

Яркая ослепительная вспышка озарила лунный рассветный небосвод. В какой-то миг наступила звенящая тишина. Далеко в темной бездне космоса с огромной скоростью во все стороны разлетались мелкие осколки.

Зор выдохнул громко, будто надрывно, опустил онемевшую руку, в ладони которой мёртвой хваткой сжимал аваджару. Чувство облегчения тесно переплеталось с ощущением какого-то опустошения и скорби. Это была победа, но абсолютно не приносящая никакой радости, лишь навевающая грусть. Было чёткое понимание, что всё совершенно на самом деле не то, чем кажется. Кто-то нарочито отводил взгляд от истины, понукая зреть сквозь навязанную призму, искажающую реальность до безобразия… А может это была его собственная призма? Да и может вовсе не существовало никакой призмы, а человек смотрел и видел то, чего был достоин? Неприятная тоска посетила на мгновение, напомнив о своём существовании. В который раз было противно от всего происходящего. Усилием воли он погнал прочь чувства и мысли, которые делали его слабым. Зор понимал, что уж если он принял правила этой игры, то должен быть максимально жёстким по возможности, иначе последует проигрыш, которого он позволить ну никак не мог.

Свет в небе постепенно мерк. Поднялся сильный ветер с мелкой моросью. Как оказалось, это была вовсе не вода, а мелкие песчинки, которые больно били по открытым участкам тела.

Румды начали потихоньку очухиваться от ступора и некоторые пятились назад, а другие со всех ног уже неслись прочь с плато. Одни спускались обратно в ущелье, а те, кто ещё не успел взобраться наверх, поворачивали в сторону долины.

Зор достал арейский шар, зажал в ладони, вытянув руку в сторону отступающей армии. Среди румд вдруг поднялся гвалт – это было неожиданно, потому, как до этого они казалось, были и вовсе немы.

– Стойте! – закричал Зор, мысленно повторяя эту команду.

Было видно, как среди лунных детей Ареи началась ещё большая суматоха и растерянность. Одни останавливались, устремляя свой взор к вершине, где стоял гариец под редкой моросью песка, другие в какой-то панике убегали прочь от плато.

– Остановитесь! – вновь орал Зор, надрывая и так уже хриплый голос, – Я слово несу от царя вашего Альметальпара!

Плотные клубы пыли стали подниматься из-за горизонта, увеличиваясь в размерах, превращаясь в песчаную бурю. Вперемешку с песком с неба уже сыпались редкие мелкие осколки камней. Видимость портилась. Ветер начинал сбивать с ног.

Зор поспешил вниз, выглядывая возможное укрытие. Он заприметил Качудая у подножия, стоявшего наизготовку, словно истукан с расставленными в стороны клинками, хотя вокруг него уже никого не было.

– Уходим, Качудай! – кричал Зор, подбегая к другу.

– Я сделал, Урус-Зор… – прохрипел степняк, едва открывая рот, и повалился на землю. Его лицо было всё в запёкшейся крови – не то своей, не то чужой, понять было невозможно. Он очень тяжело сбивчиво дышал, начинался сильный озноб.

Зор подхватил его под руки, убрал мечи в ножны, перевалил тело себе через плечо и побежал к ближайшему останцу, большим выступом нависавшим низко над землёй.

Глава 30

Весь день бушевала пылевая буря, лишь к середине ночи немного успокоившись, а к рассвету и вовсе стихла.

– Можно идти, – выглянул Зор из укрытия.

Плато было полностью занесено песком, а кое-где появились ударные кратеры от разномастных осколков, сыпавшихся с неба. Один провал находился на той единственной вершине – он был особенно крупным, а из жерла струился тонкой волной дым.

– Урус-Зор, твой путь непременно велик! – усмехнулся заметно оправившийся от вчерашнего боя степняк, следом выглядывая наружу, – Разве могут такое утворить те, кто в кривде погряз? – обвёл он рукой вокруг. Степняк по привычке щурил взгляд, с какой-то тоской вглядываясь в безжизненные окрестности.

– Могут, Качудай, ещё как могут. А то, что мы смогли убрать ту птицу – на том лишь твоя заслуга!

– С чего вдруг? – смутился Качудай, пряча взгляд в песок.

– Ты один армию держал. Не удержи – не смог бы я ничего сделать, не успел бы, – улыбнулся Зор.

– То наши пращуры, да Гаруда Всевышний силы даровали. Без них не выстоял бы! Тысячелетия та птица Арею тревожила, не давая травы на себе взращивать, и нет её теперь, будто и не было. Знаешь, Урус-Зор, правы были тулейцы, когда аскрипали печатями мертвыми укрыли, не дав каращеям к нашей земле прийти. И теперь понимаю, о чём они сказывали, когда жизнями жертвовали и за свою землю печалились. И я бы печалился, жизнь не пожалев. Я даже представить не смею, как теперь оживить ту Арею, да и получится ли?

– Эй, земляне! – послышался радостный окрик.

Неподалёку из-за песчаной дюны со стороны ущелья появился Маргас. Позади него вскоре замаячили бойцы. Они поспешили скорее к останцу, лавируя между невысоких песчаных наносов.

– Эй, Качудай! – смеясь, кричал Размид, – Справных бойцов таких, чтобы рать целую держать, еще не видывал Сарихафат степной! – Он подошёл, коротко обнял, – Покуда я жив, и коль ещё раз доведётся побывать на Мидее, обязательно эту весть пронесу в самые дальние уголки Сарихафата, брат! – заглянул в глаза Размид, искренне по-доброму радуясь этой встрече.

– Да, Зор, славного ты воина возродил! – поддержал Маргас Размида, – Такого даже я не видывал раньше, а повидал многое! – Генерал подошёл к Качудаю хлопнул того по плечу, рассмеявшись, – Крепка Мидея-Матушка на славных ратников!

Степняк был удивлён такому вниманию к его персоне и не привыкший хоть к каким-либо чествованиям – сильно стеснялся, пряча взгляд, клоня голову вниз. Он сейчас чувствовал ту искренность, с которой все одаривали его добрым словом и не знал, как себя повести.

Впервые за долгое время эта встреча заставила появиться на лицах мидейцев искренние улыбки, а у некоторых они и вовсе были впервые в жизни. Они все до единого давным-давно себя похоронили, и сейчас искренне радовались встрече друг с другом, дорожа каждым вдохом тяжёлого чужого воздуха. Каждый старался запечатлеть в своём сознании те новые эмоции, которые даровал им новый миг этой странной реальности, о которой не так давно никто из них даже помыслить не смел. Горящая Арея, хмурая арейская луна – они производили гнетущее впечатление, тревогой окутывая душу, что мидейцы ещё пуще прежнего стремились форсировать события и не дать такому случиться на родной земле.

Маргас рассказал, что птицу их захватили сразу же, как только они оказались внутри, и против воли утянули следом на арейскую луну. В какой-то момент удалось ускользнуть. Птица, словно видела мысли тех, кто был в её чреве, и старалась лететь по воле своих гостей. Но не удалось до конца совладать с побегом и здесь неподалеку их летающее пристанище благополучно рухнуло. Не по нраву ей были все-таки обиталища румд, что за короткое время она терпела уже дважды подобный крах. Но как утверждал Маргас, всё было хорошо – птица успела набрать скорлупу, и очередное столкновение с землей не причинило никакого вреда. Не успев, как следует очухаться после крушения, они столкнулись с верховыми румдами, которые непонятно откуда взялись именно в том месте на безжизненном плато. Справиться с ними было не сложно, и после быстрой победы, отправились в сторону, где пролетая, видели, как Зор с помощью аваджары отрезал преследователей. А вот на подходе к ущелью путь преградило уже знатное войско, по меньшей мере в пять сотен клинков, да и румды в этот раз оказались вооружены. Одних одолели, полезли другие, да с такой прытью, что думали – не сдюжат, но устояли. И вот пошла вторая атака, где уже все были свидетелями того переломного момента, ну и дикого безудержного боя Качудая, о котором почти каждый не преминул периодически напоминать сейчас степняку, что тот даже отстранился от всех подальше, в попытке избавиться от той неловкости, сильно стеснявшей его.

– Сколько нас? – Зор окинул взглядом бойцов.

– С тобой семьдесят один, – нахмурил брови Маргас, переменившись во взгляде, – Прости, Зор, мы всё сделали, что могли. Теперь их пристанище в этих песках.

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 212223 24 25 26 Следующая ⇒