Глоссарий 9 страница

Зор не таился, наращивая темп. Его задача достичь сопки, как можно быстрее, но и цель всадников была та же. Едва уловимый шум боя уже доносился обрывисто до слуха сквозь встречные порывы ветра. По мере приближения к сопке, где у подножия уже были видны дерущиеся, Зора все-таки заметили из конного отряда и от них отделился один, направившись к нему наперерез. Зор продолжал бежать изо всех сил, попутно не сводя взгляда с приближающегося дарба. Он не мог на него отвлечься, нужно было быстрее, во что бы то ни стало быстрее, ведь там погибали его братья. Теперь он был уверен в том, что каращеи напали на гарийцев и скорее всего это были воины Яра.

Дарб приближался. Сотня шагов… пятьдесят… двадцать… десять…

Он замахнулся плетью с шарами – удар, холостой свист. Зор не сбавляя хода, прыгнул, оттолкнувшись от первого попавшегося камня. Чётким, будто отточенным годами в тренировках движением, обнажил меч и коротким взмахом снес голову серому чужаку. Идеально заточенное лезвие сделало то, для чего его готовили настолько легко, что рука даже не почувствовала никакого сопротивления, словно и не плоть была вовсе, а воздух. Всё произошло стремительно и Зор не останавливаясь, побежал дальше. Он понимал и принимал эту смерть уже как данность, как восход и закат солнца, отпустив те мысли, тут же заставив разум забыть о произошедшем, ведь только так можно было пройти тот пресловутый путь, о котором вещал крылатый гость во сне.

Отряд черных всадников уже влетел в гущу боя, тут же переломив его исход. Зор видел это, но до подножия сопки оставалось ещё около сотни шагов, а сейчас всё решали мгновения. Смерть стремительно забирала души с обеих сторон. Да, это были воины из войска Яра, Зор не ошибся, он узнал их издали. Десяток светловолосых бойцов яростно оборонялись от наседавших каращеев, коих с приходом верховых оказалось в три раза больше. Все они рубились неистово из последних сил. Никто не кричал, не стонал, с обеих сторон изможденные бойцы наносили сокрушительные удары друг другу. Гарийцы острыми мечами вершили свой танец смерти, каращеи искусно уворачивались, по двое нападая на одного, и уже знакомым образом отрывали голову у побежденного. Всадники рубили стальными плетьми, доставая иногда, разбивая черепа, словно лёд, рассыпаясь в разные стороны.

С сирхами чужаки расправились бы быстро, с гарийцами никак не выходило, и битва затянулась. Поначалу Гарийцы видимо одерживали победу, потому как убитыми каращеев валялось человек пятнадцать, но с появлением верховых всё изменилось.

Рывок, еще один, Зор в длинном прыжке обнажил меч и первым же ударом разрубил надвое серого, оказавшегося вблизи. Взмах, удар, еще одна голова глухо стукнулась о каменистую крошку. Он быстро продвигался в самую гущу боя, где в кольце были зажаты двое, последние оставшиеся в живых. Несколько всадников тут же переключились на Зора. От первого он увернулся и мощным рывком сбросил того с коня. Взмах меча и каращей приземлился уже мертвым.

Зор, как искусный боец орудовал мечом, монотонно, со знанием дела продвигаясь вглубь. Серые наседали со всех сторон, но осторожно уже, не так рьяно. Перо Гаруды в руках молодого воина словно почувствовав вкус крови, с каждым его взмахом не давало шанса даже на призрачное спасение. В драных штанах, с голым торсом, светловолосый, совсем ещё молодой Зор творил свой танец смерти впервые в жизни без посторонних мыслей, без эмоций. Древние боги вновь выпустили на арену битв своего матерого и беспощадного бойца, умение и силы которого множились с каждым поверженным врагом.

Каращеи стали терпеть поражение, несмотря на превосходство в численности. Они гибли один за другим. Двое гарийцев, оставшихся в живых, вдохновенно пытались вырваться из кольца. Из обороны они перешли в наступление, прикрывая друг друга, тратя последние драгоценные силы на этот решающий прорыв. Чужаки сильно сдали свои позиции. Зор неутомимо рубил податливую плоть, словно войдя в какой-то кураж, не зная устали, остервенело, даже с неким азартом.

– Во имя Большекрылого! – послышался крик подоспевшего Качудая, – А-а-арх! – Рубанул он кривым клинком пытавшегося подняться раненого каращея, затем второго и тут же получил удар плетью по спине от другого, но тоже с трудом стоявшего, поэтому вполсилы, а для сирха и такой удар был сокрушительным, свалившим с ног. Превозмогая невыносимую боль, степняк поднялся, ринувшись дальше. Он дал себе зарок ещё на подходе, что должен, во что бы то ни стало оправдать себя, свой статус воина, чтобы Зор не сомневался в нём и если нужно, погибнуть, без оглядки, без сомнений. Собственная жизнь его волновала сейчас меньше всего, он лишь хотел не подвести, исполнить своё главное слово – положить жизнь, за путь Зора, за Гаруду Всевышнего. Качудай прекрасно понимал, что один чужак способен разорвать с десяток таких, как он, но и это его не волновало. Еще на подходе, изо всех своих сил в стремлении за Зором, он видел, как молодой гариец вершил эту битву и в очередной раз был поражен картиной того вихря, который создавался в молниеносных красках легких стремительных движений, росчерков острого пера Гаруды, и он непременно желал быть частью этого вихря.

– Варр-русс! – раздалось эхом громогласно, когда Зор уже порядком измотанный почти прорвался к своим.

У уступа неподалёку возник тот самый варр. За его спиной находился внушительный отряд дарбов. Они не производили ни звука, ни движения, в ожидании. Варр поднял руку в жесте и шагнул, дарбы остались стоять не шелохнувшись.

Чужак ускорился, побежал. Сдерживавшие гарийцев расступились, как по команде. Вар подлетел стремительно и, обнажив свой тонкий сверкающий клинок, искусным, даже каким-то изящным движением с лёгкостью обезглавил обоих. Зор рванулся, ударил одного, второго, следующему отсёк обе ноги, сзади получил глухой удар в голову, но устоял, развернулся и в последний момент, уворачиваясь, кончиком лезвия вскрыл артерию на шее серого, из которой бурно хлынула кровь. Это был последний из прежнего отряда. Хаос на мгновение прекратился, утих шум боя, даже ржание раненых и напуганных лошадей стихло.

– Варр-русс! – пронеслось раскатисто.

Зор развернулся. Его глаза были налиты кровью, он тяжело дышал, оскалившись, глядя исподлобья. Взгляд был другим – он больше не источал то тепло, не искрился чистотой, это был взгляд не человека, но уже бойца сильного, матёрого, беспощадного.

Варр в несколько стремительных прыжков сократил расстояние, разделявшее их, обрушив свой меч. Зор отбил удар ножнами, разлетелись черные искры. Хоть и не до того было, но сейчас он смог хорошо рассмотреть меч чужака – он был точно такой же по форме, как и его, словно брат близнец, только с одним отличием, что сверкал будто водная гладь на солнце, против его абсолютно черного и мрачного.

Зор рванулся в бок, рубанул сверху, теперь серый отбил и тут же крутанувшись, взмахнул клинком сбоку снизу, достав самым кончиком, вспорол предплечье по всей его длине, брызнула кровь.

– А-а-рх! – выдохнул гортанно вдруг подскочивший Качудай, рубанув варра сбоку, но тот с легкостью отбился, ответным ударом ноги в грудь отправил степняка в полет, лишь по счастливой случайности из-за плотных одежд, не сломав тому грудную клетку. Степняк гулко бухнулся о камни, первые мгновения не имея возможности вздохнуть от дикого спазма лёгких.

Заминки хватило, Зор дернулся в сторону, взмах, удар, серый увернулся, но плотная черная ткань его плаща вскрылась от острой стали. Еще удар и лицо варра перекосил глубокий порез от виска до подбородка.

Два могучих воина рубились неистово, высекая всполохи искр сталью, достойной мощи их обладателей, но ни один удар больше не достигал цели. Они умело отбивали выпады друг друга, будто каждый наперед знал маневр другого.

Качудай кое-как отдышался, поднялся на ноги, дернулся было снова на помощь, но замешкался, озираясь по сторонам. Степняк понимал, что второго такого удара он может и не пережить, а то и вовсе попасть под меч варра, тогда точно каюк. Дарбы, молчаливо наблюдавшие за боем своего предводителя, на Качудая совершенно казалось, не обращали никакого внимания. Он лихорадочно размышлял, как поступить и готов был погибнуть без колебаний, но хотел это сделать с большой пользой и для Зора и для своего будущего путешествия к Гаруде. В голову совершенно ничего не приходило, и впервые в жизни воин вольной степи почувствовал себя беспомощным и бесполезным. Это сильно угнетало, что сердце дико билось в груди, не давая разумный ход мыслям. Он должен был что-то сделать, обязательно как-то помочь Урусу, но как? Лошади чужаков нервно гарцевали рядом и степняка осенило. Он ринулся к ближайшему, схватил за поводья, но тот сразу же вырвался, мощным взмахом головы увлек за собой степняка, что тот плюхнулся в пыльную крошку. Качудай выругался, подскочил на ноги и, вытащив из сапога плеть, со всей силы зарядил строптивому животному по морде. Лошадь утробно заржала, пятясь назад.

– А-ах! Что, не по нраву?! – Оскалился Качудай, снова взмахнул, свистнул стальной наконечник, еще удар и еще… – Он подхватил повод, вцепился в гриву и резво запрыгнул на высокого дарбовского скакуна.

Тем временем вихрь из двух хищников кружился в диком хаосе боя у подножия сопки, не желая прекращаться. Зор вдруг вложил меч в ножны, бросился под ноги чужака, поднырнул к нему и мощным ударом снизу в челюсть свалил того на землю, наконец-то сдвинув битву с мертвой точки. Произошедшее стало каким-то призывом к действию и отряд дарбов до того молча наблюдавший за поединком, как по команде сорвался с места на помощь своему командиру.

Зор успел только впечатать кулак в грудь пытавшегося подняться варра, и хотел было замахнуться клинком, но первый подскочивший дарб размашисто обрубил это намерение, ударив по руке со всей силы, что даже показалось, будто хрустнула кость. Коротко резануло болью, Зор отскочил назад и четким движением снял голову нападавшему.

Каращеи со свежими силами резво двинули на одинокого грозного, но сильно измученного и раненого бойца. Он отбивался от них уже как мог, словно раненный загнанный зверь, в попытке вырваться из западни, лишь изредка делая попытки наступления, но запал уже прошел и тело начало давать сбои, отзываясь часто сильной болью, мешающей сосредоточиться и хоть как-то держать схватку.

– Урус-Зор! – Послышался крик сзади. – Урус!.. – Качудай подскочил на вороном ближе. Зор сделал несколько выпадов, ранив двоих, развернулся, прыгнул назад, вцепился в гриву, запрыгнув, перевалившись через холку.

– Э-хей! – выкрикнул степняк, от души стеганув по крупу, и вороной сорвался с места в галоп.

Глава 12

Лоснящиеся под ночным светом травы подавались в стороны от лёгкого дуновения ветра. Их тихий шелест приятно ласкал слух, а источаемое тепло согревало, но каким-то особым образом, словно пробирая всё тело изнутри, из самого центра солнечного сплетения разливаясь во все стороны.

Зор сидел на парящем в небе острове, слегка щурясь от необычного приятного цвета пространства вокруг, и наблюдал за бесконечным листопадом с одинокого дерева на вершине горы напротив. В разуме царила ясность и чистота. Мыслей не было совершенно никаких, не было ничего, что хоть как-то будоражило бы сознание. Была лишь гора, было дерево и были золотистые листья. Казалось, что концентрация, эпицентр всей сути вселенной был именно в этом листопаде, он и являлся сутью. Чистейшее восприятие мироздания таким, каким оно являлось на самом деле, пришло внезапно, изгнав все мысли, всё пустое, всё… Разум погружался в нирвану, в вечное созерцание чистого сияния, творения света, творения жизни из света.

Сверкающая крона вдруг вспыхнула ярко, осыпавшись бурным листопадом и из за её верхушки взмыл вверх человек. Мысли тут же заполонили разум, выбив из приятной неги, мгновенно заставив позабыть опыт этой странной вечности. Уже знакомый крылатый человек на долю мгновения замер в ночном небе и резко спикировал вниз. Как и в прошлый раз, он пролетел над водной гладью, воздушными потоками создавая на ней рябь, поднялся, замер напротив Зора, затем сложил свои мощные крылья за спиной, шагнул на парящий остров. Подойдя к Зору, он присел рядом, так же устремив свой взгляд на гору.

– Ты правильно понял, – нарушил тишину гость.

– Возможно. Но я забыл, что понял, – ответил Зор, не сводя взгляда с золотого дерева, – Зачем мне оно? – кивнул он на черное стальное перо, оставленное в прошлый раз.

– Чтобы путь пройти так, как ты желал того искренне. – Тихим бархатным голосом ответил гость.

– Я не этого желал, а лишь искру людям вернуть хотел. Не мои это стремления, чужды и далеки они. Скажи, у него тоже твое перо, верно? Но оно другое, из светлого крыла, я понял это. Каков путь его? Почему ты это сделал?

– Я ничего не делал. Всё, что ты имеешь, всё, чем дышишь – это сделал ты и никто другой. Суть лишь в том, какими дорогами двигаться по этому пути. Его путь таков же, как и твой. Ваш путь един. Путь всегда един. Путь – истина, истина – свет. Истина в единстве! Другого не дано, ведь истина бывает только раз и только навсегда, она не может иметь развития, не может иметь партенторы, изменений, она есть и в ней есть мы. Существуем, в попытке объять её со всех сторон, воспринимая, согласно взору, устремленному в тот момент на неё, различая нужное, разное, противоречивое, но по сути – единое.

– Я пока не понял этого, но обязательно буду стараться и возможно пойму, я буду помнить об этом, верь мне! Но мир странен, ты согласишься? Я это стал понимать вскоре после исхода скорби на мою землю.

– Я верю, – улыбнулся гость. – Ты волен воспринимать мир, как разум велит, но это будет лишь тропой на пути, но не истиной, не будет путём таковым. Это лишь отражение мира в тебе, а не сам мир. Когда ты был совсем мал, тебе казалось, будто вершина склона, на которую ты смотрел вечерами, недосягаема, но повзрослев, ты с легкостью покорил её покой, она перестала быть далёкой. Время изменило тебя, но мир остался таким же, изменив лишь твоё восприятие. Так и в остальном. Вы изменили своё восприятие настолько, что давно уже не способны узреть мироздание настоящее, довольствуясь лишь грубой материей, с каждым мигом загоняя себя в большее невежество, теряя зрение изначальное. В тебе горит жажда подняться туда? – Кивнул гость в сторону золотистого дерева, встал, сверкнув своим стальным телом, лоснящимся под ночным светом, подошел к обрыву.

– Я не знаю, как сдвинуться с места, но я смогу обязательно, ты верь мне!

– Это не сложно. Измени взор на путь, тогда движение придёт.

– Моё имя – Зор, твоё – Гаруда?

– Так нарекли меня охранители собирателя Земель. Ты же волен звать, как пожелаешь.

– Мой друг верит, что его сын после смерти удостоился полёта с тобой. Скажи, так ли это?

– Каждый удостаивается того, во что верит, того, к чему стремится, не более и не менее, но стремится не телом, а духом, тем настоящим, честным, изначальным, не каждый только это понимает. Вот и он уже – друг, не враг… Взор на истину меняется всегда, истина неизменна! – На его спине запульсировали две тонкие линии, вспыхнув вдруг могучими крыльями. Они появились буквально из ниоткуда, как и в прошлый раз.

– Ты просто забыл, как всё начиналось… – снисходительно, как-то по-отечески сказал он и взмыл в ночное небо, исчезнув вскоре вовсе.

Зор прикрыл глаза. Спокойствие больше не шло, сознание стало путаться, вдруг погрузившись в беспокойную тьму…

***

– Вот, Урус-Зор, чистейшая – матушка степи вольной, испей, – Качудай промокнул пучком травы, смоченным в воде глубокий порез на предплечье Зора и, увидев, что тот проснулся, протянул ему чашу напиться.

– Твой сын в великом полёте Гаруды, как ты и хотел, Качудай, знай это, –

Прохрипел Зор, разлепил веки. В глаза ударил яркий свет солнца. В горле стоял ком, тело ломило от боли. Поднявшись на локтях, сел, взял протянутую чашу и медленными глотками осушил.

– Верую каждому слову, Урус, изреченному устами твоими! – Степняк налил еще, Зор отрицательно махнул головой, поднялся, осмотрел себя. Порез на предплечье был покрыт уже рельефной бурой коркой, края его набухли и сильно покраснели. Другая рука, по которой пришелся сильный удар дарба, была посиневшая, противно ныла пульсируя. Вообще ныла каждая клетка тела. В пылу боя отбито, порезано и поломано было казалось всё, что только можно, но тогда это не ощущалось, а теперь давало о себе знать, но сейчас уже были запущены восстановительные процессы тела, которые оно еще не утратило и это хоть как-то спасало Зора. За ночь затянулась рана, легкие трещины костей срастались, синие кровоподтёки рассасывались, желтея постепенно.

– Поистине боги вложили в тебя мощь вселенскую! – Качудай сидел скрестив ноги с пустой чашкой, полуоткрытым ртом и в который раз поражался той дикой выносливости этого молодого гарийца, что снова гордость охватывала разум от причастности ко всему.

– С такими ранами сильный воин лежал бы бревном, а другой и издох бы вовсе…

– Где мы? – обернулся по сторонам Зор, осмотрев окрестности. Кругом, что хватало взгляда, простиралась холмистая равнина, сплошь покрытая невысокими бархатистыми травами.

– Степь могучая охранит нас, Урус-Зор, а дарбовский скакун могуч был, что унести смог далеко, жаль, что удержать не удалось такого вороного. Чужие мы для него. Здесь колодцы путей Сарихафата, стан воины добрые делают – коней поить, отдых вершить перед битвой. Здесь нас никто не отыщет, а ты раны сможешь залечить.

– Нужно на гряду возвращаться, – Зор присел, превозмогая боль, шипя сквозь зубы, – Яра сыскать надобно и врата, через которые приходят каращеи. Тарайя сказывала, что они поначалу примеряются, выведывают, а затем большим войском могут шагнуть, что не удержит никто. Пока можно попытаться силами гарийцев остановить ещё, но потом поздно будет, знай это, Качудай!

– Эх… Ведаю, о чем толкуешь, Урус, ведаю, – степняк тяжело вздохнул, запрокинув голову к небу, глядя на редкие облака, по обыкновению сильно щурясь, – Дожди будут, небо несет воды много, далеко не уйдём. Да пора справить тебе одежды, достойные воина великого, а то, Урус-Зор, ты нагой вскорости останешься, – кивнул он на измызганные драные штаны гарийца. – Да коня бы ещё такого... Эх, Зор, уж сколько я повидал лошадей, уж сколько прытких, сильных, но таких впервые вижу! Будто устали не знают, вот бы табуны таких в Сарихафат пригнать, цены бы им не было, а Урус?

– Тсс! – Приложил вдруг Зор палец к губам, глядя в землю, вслушиваясь во что-то, затем поднялся, подхватив свой меч и, прихрамывая, поднялся на небольшой пригорок. Качудай подошел сзади. В окружении горячего марева, в их сторону пешим шагом на лошадях двигался внушительных размеров отряд сирхов.

– Воины Сарихафата, – протянул тихо степняк, – Чей же стан это? Хм, коней в триста, не меньше. К воде идут. Сирхи, братья… – последнюю фразу выговорил как-то неуверенно, обрывисто, шагнул вперед, коротко обернулся, бросив виноватый взгляд. Он спустился с пригорка навстречу и замер в ожидании. Сирхи их заметили, отряд встал, послышался гул голосов, предводитель поднял руку вверх, махнул ею, выехал один всадник и галопом направился в их сторону. Он стремительно подлетел, почти не сбавляя скорости, обогнул пригорок, внимательно вглядываясь сильным щуром в странных путников, умчавшись тут же обратно. По возвращении дозорного, сирхи снова загалдели, предводитель вновь махнул рукой, и степняки двинулись вперед, подгоняя лошадей легкой трусцой.

Зор не знал, что ожидать сейчас от сирхов, но вариантов не было никаких, оставалось только ждать, и надеяться на лучший исход. Он чувствовал, что Качудай сильно нервничал, что было ему не свойственно, будто был не рад своим соплеменникам. Степняк переминался с ноги на ногу, судорожно сжимая-разжимая кулаки, и чем ближе были сирхи, тем сильнее было его волнение.

– Тпрууу! – Натянул поводья, ехавший впереди вожак, поднял руку вверх, отряд замер, как вкопанный. Никто не галдел, только редкий лязг сбруи и оружия нарушал тишину.

– Ах-ах-ха! Ты ли это, Качудай?! – Засмеялся воин, подъехав чуть ближе. Он опёрся на луку седла в виде небольших расправленных крыльев, оценивающе посмотрел на Зора, хмыкнул, перевел взгляд обратно, – Что ж ты, куфир, стан свой сгубил!? Хотя какой ты теперь, куфир? Так, собака степная! – Засмеялся он и к нему тут же присоединились сотни глоток, разразившись громким гоготом. Вожак поднял руку, потребовав тишины.

– Ты в рабы гарийца взял? Достойно воина, Качудай, достойно, никто еще не брал! – похлопал он в ладоши, разглядывая Зора, – Хотя мне он знаком будто… Точно! – Ударил себя в лоб ладонью рослый молодой сирх, – Это же он тогда был с Яром, что гнев богов навлек на нас! Эй, гариец, вот и свиделись! – Крикнул он Зору, расплывшись в широкой улыбке.

– Не произноси слов таких, Борей, и я жизнь тебе дарую! – Сквозь зубы процедил Качудай исподлобья глядя на того. – Он не раб и рабом быть не может! За собаку степную я прощение тебе дарую, за раба же смерть приму, если нужно, не убоявшись стана твоего! Урус-Зор – воин великий… Мы – воины всевышнего на пути бесконечного полёта, знай это, Борей, и помни всегда и когда издох последний делать будешь!

– Ахах-хах! – Вновь засмеялся Борей, гарцуя перед воинами. – Вы слыхали? Этот голодранец думает, что Всевышнему нужны такие! Эй, Качудай, да Гаруда давно уж гнев свой обрушил, что стан твой забрал себе. Или ты думаешь, что самый хитрый и изворотливый?! Ты воинов справных своих в степи растерял! Ладно… Я воин честный, ты знаешь, Качудай. Иди в стан мой, а раба я забираю! Кстати, где твой Абардыш? Хороший конь ведь был, его тоже угробил? А я ведь золота давал тебе за него хороший буртук, – Усмехнулся сирх.

– Ты не слышишь, что говорю, Борей, хотя уши тебе боги даровали, когда из утробы лез! – Качудай стал медленно пятиться назад на пригорок к Зору, нервно озираясь по сторонам. – Каращеи травы наши топчут! Не время распри нам устраивать. Вам не выжить на гряде, если туда собрались. Лучше клятву понеси Урусу и встань под его крыло, наветы внимай, ни слова не упуская! Верь мне, Борей, и вы жизни сохраните, и наши дети род продолжат! Не услышишь – погибель понесёте!

Зор молча наблюдал за перепалкой двух сирхов и четко понимал, что видел сейчас совершенно другого Качудая. Он был не тот степняк, которого он вязал тогда на гряде, когда они на него напали. Не волк в поисках очередной добычи, а настоящий воин Земли. Пусть грязный, уставший, сильно измотанный многодневными переходами и стычками с каращеями, представлял собой жалкий вид, но сутью был велик и порывы его высились над ним многократно. Качудай был готов к смерти без оглядки, без тени сомнения. Он был готов умереть за него, за гарийца по крови, но самое важное было в том, что он готов был жизнь отдать не за добычу, не за свою шкуру, а за волю, за род будущий, за Землю общую. Разум Зора ликовал, несмотря на паршивое положение, что он невольно улыбнулся своим мыслям, чему удивился пятившийся Качудай, обернувшись и заметив это.

– Ты разумом тронулся, Качудай? – Уже не весело вопросил Борей. – В путы обоих! – Скомандовал он, и четверо направили своих коней к пригорку.

Качудай обнажил мечи, оскалился. – Прости, Урус-Зор, сирхи не ведают, что творят…

Четверо спешились, приготовив веревки, к ним подскочили на помощь еще четверо, обнажив мечи.

– Стойте! Он сын Ас-Сура-Ра-Амаран-Амура! – Закричал Качудай, выставив перед собой клинки.

Земля вдруг мелко задрожала, все замерли на своих местах, озираясь по сторонам.

У видимого горизонта клубился большой столп пыли, с огромной скоростью летевший в их сторону. Он понемногу рассеивался по мере приближения, проявляя очертания всадников. Топот копыт стал уже явно слышен. Огромные вороные несли своих седоков не зная устали. Их было около десятка, может чуть больше.

– Эх, по следу вышли всё-таки, – раздосадовано пробурчал Качудай.

– Кто они? Гарийцы? – Неуверенно вопросил Борей, заметно занервничав.

– Уходите! – Выкрикнул Зор, обратившись к сирхам. – Уходите, и жизни сохраните!

– Борей, дай коней, нам не уйти, Урус телом хвор после боя вчерашнего! – Закричал Качудай. – То каращеи, ну черные бекеты которые!

– Ты явно умом болен, бывший куфир! Бекеты в сказаниях лишь, откуда им здесь взяться?

– А-ах! – махнул рукой Качудай, рванулся к одному из верховых, схватил того за руку и четким движением выбросил из седла. – Сюда, Урус-Зор! На нём уйдёшь! – Кричал он, но Зор не слышал, а на бывшего куфира уже набросились с веревками.

Молодой гариец ничего уже не слышал, он медленно выдохнул, прикрыл глаза. Вокруг него заклубился небольшой вихрь ветра, что сирхи в суеверном страхе отпрыгнули в сторону. Далёкая, давно позабытая песнь звучала в его сознании, пробиваясь из потаённых закоулков памяти. Знакомые звуки из детства успокаивали. К ним вдруг присоединился красивый и невиданный до того шепот звезд, голос Тараий коснулся разума. Песни переплетались, создавая невероятный симбиоз, наполненный потоками жизни, возрождающего света, что стало так хорошо, будто мир явился истинным своим проявлением. Не только разум, но и тело отзывалось благодатью созидания. Животворящие реки неслись с невероятной скоростью, залечивая каждую клетку раненой плоти.

Сто шагов, пятьдесят, двадцать, десять… Зор открыл глаза, когда первый дарб уже замахнулся для удара плетью. Мгновение, вдох, прыжок в сторону, рывок и вот он уже летит на землю. Серых было полтора десятка. Они явно не готовились ко встрече с сирхами, а искали беглецов, но никоим образом это их не остановило и тем более не испугало. Казалось, что привычный страх этим странным чужакам и вовсе был неведом. Сходу они врезались в ряды степняков, четкими ударами своих мощных плетей разбивая в брызги головы. Сирхи поначалу не восприняли всерьез противника, немного растерялись даже, а теперь в их стройных рядах творился хаос. Каращеи разделились поодиночке и быстро в едином такте рядили стан Борея. Зор лавировал между этим хаосом лошадей, людей, так же монотонно со знанием дела охотясь уже на каращеев. Он нагонял одного, сбрасывал с лошади, отточенным движением сворачивал шею и, не медля устремлялся к следующему. Рывок, удар, ответный удар, снова рывок, хруст ломаемых позвонков и очередной серый обмяк.

Степняки запаниковали в какой-то момент. Они не понимали, что происходило. Словно множество безумных смерчей носилось средь степных воинов, отнимая одну за другой жизни, лишая возможности хоть как-то дать отпор. В их глаза всё происходило неимоверно быстро, что даже взгляд не успевал за буйным действом чужаков.

Тем временем Качудай, вырвался из слабо стянутых пут, бросился следом за Зором. Оказавшись на пути серого, чудом увернулся от летящих стальных шаров, снесших тут же голову другому. Он проскочил под конем дарба, дернул с другой стороны того за ногу, в надежде сбросить на землю, но в ответ получил сильный удар по лицу. Отлетев, поднялся, снова бросился к нему и, уже выработав тактику, лавируя из стороны в сторону, прыгнув, взмахнул кривым мечем, отрубил каращею руку. Оказавшийся рядом Борей, воспользовался заминкой серого и размашистым ударом снёс тому голову.

– Там Урус… Туда! – Закричал Качудай Борею, указывая в сторону, где Зор рубился с пятерыми, трое из которых уже были пешими. Еще пятеро верховых на их пути продолжали уверенно истреблять степняков, словно не зная устали и не давая никому хоть призрачного шанса на спасение, кого касались их грозные плети.

Зор, какое-то время держал оборону, отбиваясь от окруживших, но затем словно собравшись с силами, хладнокровно, одного за другим стал валить на землю. Почти каждый удар гарийца достигал цели, отнимая конечность, или вовсе голову. Взмах, удар, плеть разлетелась на части от острой стали. Удар ногой в грудь и последний гулко грохнулся о землю. Прыжок и острое лезвие вгрызлось в горло серого.

Зор метнулся к остальным, оставалось уже трое. Двоих до этого кое-как сирхи все-таки задавили массой, чему способствовал Качудай, который понял наконец-то ту тактику, с которой хоть как-то можно было противостоять этим грозным и быстрым бойцам. Несмотря на растерянность и суматоху в рядах степняков, окончательной панике они все-таки не поддались, попытавшись мобилизовать силы. Сирхи не были трусами, но то, что творил этот безмолвный враг, сильно деморализовало их на время.

Подскочив к ближайшему, Зор снес ему голову в тот момент, когда плеть его уже коснулась очередной жертвы.

Ржание лошадей, крики людей, бессмысленный лязг оружия создавали дикую какофонию в степи, и любому наблюдавшему со стороны наверняка показалось бы, что степное войско сошло с ума, где один за другим падали замертво эти матерые воины, словно боги обрушили на них свой гнев.

Зор оттолкнул со своего пути дико оравшего сирха с оторванной рукой. Дарб словно почувствовал, развернул коня, выхватил из-за спины вторую плеть, ударил коня в бока и, рванувшись на встречу, ударил одной и следом второй, выбив меч из рук гарийца. Зор пролетел мимо, поднялся, дарб замахнулся снова. Рывок в сторону, прыжок. Зор оказался быстрее, схватил его за шиворот, сбросил с коня, и мощным ударом кулака пробил гортань, что та характерно хлопнула мелким хрустом. Это был последний…

…Стояла зловещая тишина. Сирхи растерянно бродили среди убитых, собирая оружие, стаскивая тела и отдельные конечности в одно место. Из трех сотен, убитыми степняки потеряли почти половину, и ранеными оказалось ещё человек пятьдесят, в том числе и Борей – его голова была разбита сильно, что волосы превратились в один грязно бурый слипшийся комок. Полтора десятка дарбов с легкостью расправились бы и с остальными, если бы не Зор, за что Борей сейчас и винился перед гарийцем. Он был очень слаб, лежал на овечьих шкурах и еле слышно говорил.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒