Примечания 23 страница

– Значит, мое признание, а потом твое, по телефону, были не в счет? Ты должен был сказать мне все лично?

Тут требовалась некоторая точность. Я собиралась завести в компьютере новый файл «С вампирского на колдовской».

– Вампиры вступают в брак так же, как львы или волки. – Мэтью вещал, как голос за кадром документального фильма. – Самка выбирает себе партнера, и если он согласен, то дело сделано. Они заключают союз на всю жизнь, и все сообщество признает их супругами.

– Вот как, – вяло откликнулась я.

Выходит, мы опять вернулись к норвежским волкам.

– Мне только слово «партнер» не нравится – безликое какое-то, будто выбираешь носки или туфли. – Мэтью отставил бокал, поставил локти на исцарапанный стол и сцепил пальцы. – Послушаем, что скажешь ты. Вампирские законы тебе не указ – как ты смотришь на то, что я тебя считаю своей женой?

В голове у меня слегка закрутилось. Я пыталась соотнести свою любовь к Мэтью с самыми опасными хищниками животного мира и с институтом брака, никогда не вызывавшим у меня особого энтузиазма, – пыталась и не находила ни одной подсказки.

– Когда два вампира вступают в брак, – выдавила я наконец, – самка обязывается подчиняться самцу? Как и прочая стая?

– Боюсь, что так, – потупился Мэтью.

– Ага, – прищурилась я. – Ну а я-то что получаю?

– Я буду любить тебя, почитать и защищать. – Он отважился взглянуть мне в глаза.

– Ужасно похоже на средневековый обряд венчания…

– Ту часть литургии, где обмениваются обетами, составил как раз вампир. Но служить мне ты не должна, – добавил он торопливо. – Эти слова были рассчитаны на людей.

– На мужчин, если точнее. Не думаю, что это доставило особую радость женщинам.

– Да, пожалуй. – Он усмехнулся, но улыбка быстро увяла, и Мэтью снова уставился на свои руки.

Прошлое без Мэтью представлялось мне холодным и серым, будущее с ним – куда более занимательным. Наше знакомство, не говоря уж об ухаживании, было недолгим, но я определенно чувствовала, что мы связаны. А законы вампирской стаи вряд ли позволят мне заменить послушание чем-нибудь более современным, будет он меня звать женой или нет.

– Должна, муженек, заметить, что мать тебя защищала не от жены. – «Муж» и «жена» звучали в моих устах как-то странно. – Я тогда еще была не жена, а просто женщина, которую ты ей подкинул ни с того ни с сего. И как таковая легко отделалась.

В уголках его губ зародилась улыбка.

– Думаешь? В таком случае придется тебя уважить и простить Изабо. – Он взял мою руку и легонько коснулся ее губами. – Я сказал, что ты моя, помнишь? Теперь ты знаешь, что я имел в виду.

– Вот почему Изабо так расстроилась, когда мы поцеловались. – Да, этим объяснялось все: ее гнев и внезапная капитуляция. – После этого пути назад уже нет.

– Да, для вампира.

– Для колдуньи тоже.

Мэтью разрядил атмосферу, выразительно посмотрев на мою пустую тарелку. Я слопала три порции жаркого, хотя уверяла, что не голодна.

– Наелась?

– Да, – пробурчала я, злясь, что меня вывели на чистую воду.

Было еще рано, но я уже зевала вовсю. Мы пожелали спокойной ночи Марте, намывавшей огромный кухонный стол горячей водой с лимоном и морской солью.

– Изабо скоро вернется, – сказал ей Мэтью.

– Ее не будет всю ночь, – мрачно проронила она. – Подожду здесь, пока не придет.

– Как хочешь, Марта. – Мэтью положил ей руку на плечо.

На лестнице Мэтью рассказывал, как приобрел Анатомический атлас Везалия и какое впечатление произвели на него иллюстрации. Слишком устав для «Aurora Consurgens», я взяла упомянутую книгу, плюхнулась на диван и стала радостно разглядывать изображения лишенных кожи человеческих тел. Мэтью отвечал на электронные письма. Потайной ящик его стола, к моему облегчению, был плотно задвинут.

Час спустя, решив принять ванну, я поднялась и размяла затекшие мышцы. Мне требовалось побыть одной, чтобы обдумать как следует свой новый статус жены. Мысль о браке приводила меня в немалое замешательство. Учитывая вампирские собственнические инстинкты и мое полное невежество в этой области, поразмыслить обо всем этом хотелось безотлагательно.

– Я скоро поднимусь к тебе, – не глядя пообещал Мэтью.

Горячей воды, как всегда, было вдоволь, и я с блаженным стоном погрузилась в ванну. Марта уже сотворила свое ежевечернее волшебство с камином и свечками – в комнате было уютно, хотя не сказать чтобы очень тепло. Я довольно проигрывала в памяти дневные события: планировать все самой лучше, чем полагаться на волю случая.

Продолжая отмокать, свесив волосы за край ванны, я услышала легкий стук в дверь. Мэтью вошел, не дожидаясь ответа, и я, привстав было, тут же нырнула обратно.

– Ложись в постель, – скомандовал он, держа наготове полотенце.

Я полежала еще пару секунд, вглядываясь в его затуманенные глаза. Он терпеливо ждал. Сделав глубокий вдох, я встала. Зрачки Мэтью резко расширились. Он посторонился, чтобы я могла выйти из ванны, и завернул меня в полотенце.

Под его немигающим взглядом я дала полотенцу упасть. Свет свечей играл на мокрой коже. Мэтью медленно оглядел меня с ног до головы – от порхающих снежинок вдоль позвоночника пробежала дрожь предвкушения, – привлек к себе, поцеловал шею и плечи, вдохнул мой запах, собрав мои волосы в горсть. Я затаила дыхание, когда его большой палец прижался к пульсирующей жилке на горле.

– Dieu, какая же ты красивая, – шептал он. – Какая живая…

Он снова стал целовать меня, а я просунула теплые пальцы под его футболку. Он вздрогнул всем телом – я реагировала на его первое ледяное прикосновение примерно так же. Почувствовав, как мой рот расплылся в улыбке, Мэтью вопросительно взглянул на меня.

– Здорово, когда мое тепло встречается с твоим холодом?

Его смех был таким же томным, как взгляд. Я стащила с него футболку и принялась складывать, но он тут же скомкал ее и швырнул в угол.

– Потом.

Наши тела, теплое и холодное, впервые встретились по-настоящему.

Теперь уже смеялась я, восторгаясь тем, как идеально они совпали. Мои пальцы блуждали у него по спине, его губы нашли ямку на моем горле и спустились к соскам.

У меня подкосились ноги, и я ухватилась за Мэтью. Вот оно, неравноправие. Я развязала тесемку пижамных штанов, без колебания встретила испытующий взгляд вампира и позволила материи соскользнуть с его бедер.

– Ну вот, теперь мы на равных.

– Ничего подобного. – Он переступил через сброшенные штаны.

Кое-как сдержав изумленный возглас, я широко распахнула глаза. То, что мне открылось теперь, не уступало совершенством тому, что я созерцала прежде. Обнаженный Мэтью напоминал ожившую античную статую.

Он молча взял меня за руку, подвел к постели и, раздвинув полог, уложил на перину. Лег рядом, опершись головой на руку, и укрыл нас. Сейчас он, как в конце урока йоги, походил на погребальное изваяние средневекового рыцаря в одной из английских церквей.

Убитая собственным несовершенством, я натянула простыню до самого подбородка.

– Что с тобой? – нахмурился он.

– Так, нервничаю немного.

– С чего вдруг?

– Секса с вампиром у меня еще не было.

– Этой ночью и не будет, – заявил откровенно изумленный Мэтью.

Я, сразу перестав стесняться, приподнялась на локтях:

– Ты заходишь ко мне в ванную, смотришь, как я голая вылезаю из воды, позволяешь себя раздеть и говоришь, что мы не будем заниматься любовью?

– Повторяю еще раз: нам незачем торопиться. Современные создания только и делают, что спешат. – Мэтью сдвинул мою простыню до талии. – Считай меня старомодным, если угодно, но я хочу как можно больше продлить период ухаживания, наслаждаясь каждым его мгновением.

Я попыталась прикрыться покрывалом, но он мне не дал.

– Какое еще ухаживание? Цветы и вино ты мне уже приносил – теперь мы, по твоим же словам, муж и жена. – Я сорвала простыню с него самого, и мой пульс опять участился.

– Как историк, ты должна знать, что многие браки консумировались не сразу. – Под его взглядом мои бедра застыли и тут же согрелись – очень приятное ощущение. – Ухаживание порой длилось годами.

– Что приводило в основном к слезам и кровопролитию.

Он погладил мою грудь легкими как перышко пальцами и довольно заурчал, услышав легкий вздох.

– Обещаю не лить кровь, если ты пообещаешь не плакать.

Его ласки было труднее игнорировать, чем слова.

– Принц Артур и Екатерина Арагонская! ^[55] – воскликнула я, гордясь, что способна вспомнить подходящий исторический факт даже в таких обстоятельствах. – Ты знал их?

– Только Екатерину – я в то время жил во Флоренции. Она была почти такой же храброй, как ты. Раз уж речь о прошлом, – Мэтью провел по моей руке тыльной стороной ладони, – что может сказать именитый историк о «женихе в мешке»?

Я, повернувшись на бок, медленно очертила пальцем его подбородок.

– Мне знаком обычай «спать в мешках», но ты ведь не англичанин и не из эмишей. Хочешь сказать, что укладывать пару в постель так, чтобы они только разговаривали ночь напролет, тоже вампиры придумали? Заодно с брачными обетами?

– Современные создания зачастую сводят любовь к половому акту. По-моему, это слишком узколобое и медицинское определение. Секс для меня – это близость, стремление познать тело любимой столь же хорошо, как свое.

– Ты мне не ответил. – Изволь тут мыслить ясно, когда целуют твое плечо. – «Спать в мешках» выдумали вампиры?

– Нет. – Он прикусил мой палец, но крови, как и обещал, не пролил. – Когда-то это делалось повсеместно. Голландцы и англичане разделяли кровать с помощью доски, нас же по старинке просто заворачивали в одеяла и запирали в комнате до утра.

– Ужас, – сурово молвила я.

Он принялся за мою руку и живот. Я хотела отползти, но меня не пустили.

– Мэтью!

– Так, помнится, очень приятно было скоротать долгую зимнюю ночь. Самое трудное – сохранять наутро невинные лица.

Он продолжал гладить меня, отчего сердце бешено колотилось о ребра. Я тоже выбрала себе цель и припала губами к его ключице, а ладонь опустила на плоский живот. Чуть погодя он отвел мою руку.

– Сон, думаю, тоже входил в программу. – Я приникла к нему всем телом, и он откликнулся на прикосновение так, как хотелось мне. – Разве можно проговорить всю ночь напролет?

– Ну, вампиры-то во сне не нуждаются, – напомнил он, целуя меня чуть ниже груди.

Я приподняла его голову:

– В этой постели только один вампир. Ты вот так собрался не давать мне спать?

– Мечтал об этом с первой минуты, как тебя увидел.

Когда я выгнулась навстречу его губам, он решительно уложил меня на спину, пригвоздив обе руки к подушке, и покачал головой:

– Никакой спешки, помнишь?

Я привыкла утолять желание без проволочек и особых эмоциональных сложностей. Как спортсменка, проводящая много времени с другими спортсменами, я хорошо знала свое тело вместе с его потребностями, и кто-то всегда помогал мне удовлетворять их. Мои связи нельзя было назвать случайными, но почти все мои партнеры относились к ним так же просто, как и я. После нескольких страстных свиданий мы, как ни в чем не бывало возвращались к дружеским отношениям.

Мэтью давал мне понять, что те времена ушли безвозвратно и простого прямолинейного секса у нас не будет. Поскольку другого я не знала – с тем же успехом могла бы быть и девственницей. Чувства к нему переплетались с физическими реакциями и затягивались под его губами и пальцами в хитрые мучительные узлы.

– Времени у нас столько, сколько нужно, – повторял он, поглаживая мне руки с нежной внутренней стороны, пока тело не напряглось, охваченное любовью и физическим желанием.

Мэтью изучал меня с дотошностью картографа, высадившегося на неизвестный берег. Я порывалась ответить тем же, но одна его рука все так же прижимала мои запястья к подушкам. Когда я начинала жаловаться на такое неравенство, он затыкал мне рот весьма эффективным способом. Холодные пальцы прокрались между бедрами в последнюю неисследованную область.

– Мэтью, – выдохнула я, – это как-то не похоже на «жениха в мешке».

– Ну, мы же во Франции.

Глаза у него лукаво блестели. Мэтью отпустил мои руки, резонно полагая, что я больше не стану увертываться. Я тут же притянула его к себе. От затяжных поцелуев мои ноги раскрылись, как переплет книги, и наконец дразнящая пляска его пальцев вызвала во всем теле дрожь. Мэтью дал ей уняться. Когда сердце чуть успокоилось и я набралась сил посмотреть на него, он был доволен, как наевшийся сливок кот.

– Что историк скажет теперь?

– В специальной литературе это выглядело иначе. – Я дотронулась до его губ. – Если эмиши занимаются ночью такими делами, неудивительно, что телевизоры им не нужны.

Он самодовольно хмыкнул:

– Может, поспишь теперь?

– Ну уж нет. – Я опрокинула его на спину. Он, заложив руки за голову, смотрел на меня с той же ухмылочкой. – Теперь моя очередь.

Я исследовала его не менее тщательно, чем он меня. Вскоре мое внимание привлекла метка в виде белого треугольника на бедре. Присмотревшись, я обнаружила на груди другие странные знаки – одни напоминали снежинки, другие крестики. Все они таились глубоко под кожей и потому не сразу бросались в глаза.

– Что это, Мэтью? – Я потрогала особенно крупную снежинку под левой ключицей.

– Шрам. – Он вытянул шею, чтобы посмотреть. – Этот от меча. На Столетней войне, что ли, – не помню уже.

Я скользнула повыше, согревая его собой.

– Шрам, говоришь? Повернись-ка.

Он, постанывая от удовольствия, лег на живот.

– Ох, Мэтью.

Мои худшие опасения подтвердились: на спине и на ногах я нашла десятки, если не сотни отметин.

– Что? – Он повернул голову, увидел мое лицо и сел. – Ничего страшного, mon coeur^[56]. Всего лишь выносливое вампирское тело.

– Их так много!

Вот еще один шрам, у плеча.

– Вампира, как я уже говорил, убить трудно, но разных созданий отчего-то так и тянет попробовать.

– Тебе было больно?

– Ты знаешь, что я испытываю удовольствие, значит и боль тоже. Но все быстро зажило.

– Почему я их раньше не видела?

– Смотреть нужно пристально, при верном освещении. Тебе неприятно это зрелище?

– Шрамы? Нет, что ты! Просто очень хочется добраться до тех, кто тебя ими наградил.

Тело Мэтью, как и «Ашмол-782», представляло собой палимпсест – под гладкой поверхностью скрывалось богатое прошлое. Я содрогнулась при мысли обо всех тех войнах, на которых сражался Мэтью, как явных, так и тайных.

– Довольно тебе воевать! – Мой голос дрожал от гнева и жалости. – Хватит!

– Ты немного опоздала, Диана. Я воин.

– Нет! Ты ученый.

– Воином я был дольше, и убить меня трудно – вот тебе доказательство. – Шрамы, как свидетельство его несокрушимости, и впрямь успокаивали. – И почти все мои противники давно умерли, так что успокойся.

– Чем же тогда прикажешь заняться?

Я натянула простыню на голову, как палатку. Какое-то время тишину нарушали только редкие вздохи Мэтью и треск поленьев в камине, а потом раздался его счастливый стон. Я прижалась к вампиру, закинула на него ногу. Он посмотрел на меня, прикрыв один глаз:

– Вот, значит, чему теперь учат в Оксфорде?

– Магия. Я от рождения знала, как тебя осчастливить.

Я инстинктивно чувствовала, где и как прикоснуться к нему, когда быть нежной и когда дать волю страсти.

– Ну, если магия, то я еще больше рад провести остаток своих дней с колдуньей, – промурлыкал он.

– Моих дней, ты хочешь сказать.

Мэтью подозрительно притих. Я приподнялась, чтобы видеть его лицо.

– Сегодня я чувствую себя на все тридцать семь – а на будущий год мне, боюсь, исполнится тридцать восемь.

– Не понимаю, о чем ты.

Он прижался подбородком к моей макушке:

– Больше тысячи лет я жил вне времени, но после нашей встречи стал замечать его ход. Вампиру легко забыть о таких вещах. Вот почему Изабо так одержима газетами – ей нужно знать, что вокруг нее, неизменной, что-то постоянно меняется.

– Раньше ты этого не испытывал?

– Несколько раз, мимолетно. В бою, например, – когда боялся, что могу умереть.

– Значит, это чувство возникает не только из-за любви. – От всех этих разговоров о войне и о смерти мне становилось не по себе.

– Моя жизнь обрела начало, середину и конец. Все минувшее было лишь вступлением. Теперь у меня есть ты. Когда-нибудь ты уйдешь, и моя жизнь будет кончена.

– Не выдумывай, – поспешно сказала я. – У меня в запасе всего-то несколько десятилетий, а у тебя вечность.

– Посмотрим, – сказал он, поглаживая мое плечо.

Его будущее начинало сильно меня волновать.

– Ты будешь осторожен, ведь правда?

– Безрассудный не прожил бы столько веков. Я всегда настороже – теперь больше, чем когда-либо, потому что мне есть что терять.

– Лучше одно это мгновение с тобой, чем века с кем-то другим, – прошептала я.

Мэтью поразмыслил.

– Раз уж я сделался тридцатисемилетним всего за пару недель, то, пожалуй, когда-нибудь тоже смогу почувствовать, что мне довольно одного мгновения с тобой. – Он прижал меня к себе еще крепче. – Но это чересчур серьезные материи для брачного ложа.

– Я думала, смысл «спанья в мешке» как раз в беседе и состоит, – скромно заметила я.

– Это смотря кого спросишь – тех, кто в мешках, или тех, кто их укладывал. – Его губы спустились от моего уха к плечу. – Кроме того, я хочу обсудить с тобой еще один элемент средневекового брачного обряда.

– В самом деле, муж мой? – Я легонько куснула его за ухо.

– Не делай этого, – одернул он с насмешливой строгостью. – Не кусайся в постели. – (Я сделала это еще раз, назло ему. ) – Так вот, невеста во время венчания обещала «быть хорошей женой на ложе и в доме». Как ты намерена исполнить этот обет? – Он уткнулся лицом в мою грудь, словно надеялся найти ответ именно там.

После нескольких часов таких разговоров я стала по-новому относиться к церковным обрядам и народным обычаям. В такие близкие отношения я не вступала еще ни с кем из созданий.

Успокоенная и счастливая, я свернулась калачиком рядом с таким знакомым теперь мужчиной. Моя голова лежала у него на груди, и он перебирал мои волосы, пока я не уснула.

Проснулась я на заре от странного звука, точно кто-то пересыпал гравий по железной трубе. Рядом со мной храпел спящий вампир. Сейчас он еще больше напоминал изваяние рыцаря на могильной плите – не хватало только собаки у ног и меча за поясом.

Я укрыла его, пригладила ему волосы – он даже не шелохнулся. Поцеловала в губы – и тут никакой реакции. Глядя на своего красавца, спящего мертвым сном, я чувствовала себя самой везучей колдуньей на свете.

Тучи все еще застилали небо, но на горизонте брезжили красные проблески, – глядишь, и развиднеется днем. Я встала, потянулась и оглянулась на Мэтью. Скорее всего, проснется он не скоро. Ощущая себя бодрой и странно помолодевшей, я быстро оделась и прошептала, целуя его:

– Я мигом, ты даже и не заметишь.

Мне хотелось ненадолго выйти в сад и почувствовать себя самой собой. Ни Изабо, ни Марты не было видно. Я надкусила яблоко, взятое на кухне из лошадиной миски. Вкусно.

В саду пахло травами и белыми розами. Разгорался рассвет. Если бы не моя современная одежда, я подумала бы, что перенеслась в шестнадцатый век – вокруг сплошные квадратные грядки и ивовые загородки для защиты от кроликов, – хотя обитатели замка наверняка отпугивают вредителей лучше этих несчастных прутиков.

Нагнувшись, я потрогала растущие у дорожки травы. Одна из них входила в Мартин чай – рута, с удовлетворением вспомнила я.

Порыв ветра бросил мне на глаза всегдашнюю непослушную прядку. Не успев поправить ее, я вдруг оторвалась от земли и помчалась в небо, точно ракета. Уши заложило.

По легкой щекотке я уже поняла, кого увижу, открыв глаза.

Глава 29

У женщины, захватившей меня в плен, были ярко-голубые глаза, высокие скулы и копна платиновых волос. Одежда ее состояла из джинсов в обтяжку и толстого свитера ручной вязки – никакой черной мантии и метлы, но это, несомненно, была колдунья.

Я хотела было закричать, но она небрежно щелкнула пальцами, и из горла не вырвалось ни звука. Высоту мы, как видно, уже набрали и теперь летели горизонтально.

Скоро Мэтью проснется и увидит, что меня нет. Он не простит себе, что уснул, а мне – что ушла без спросу. Вот идиотка!

– Точно, идиотка, Диана Бишоп. – Похитительница говорила с незнакомым акцентом.

Я захлопнула невидимую дверку позади глаз – обычно этого хватало, чтобы остановить телепатические поползновения колдунов и даймонов.

Ее серебристый смех пробрал меня холодом до самых костей. Перепуганная и влекомая неизвестно куда в сотнях футов над Овернью, я полностью опустошила сознание на случай, если защита окажется недостаточной. Не успела я это сделать, как колдунья меня выпустила.

Во время падения все мои мысли сконцентрировались вокруг одного слова – Мэтью.

Колдунья поймала меня перед самой землей.

– Тебя легко нести – значит летать умеешь. Чего ж не летаешь? – осведомилась она.

Я перечисляла в уме королей и королев Англии.

– Я тебе не враг, Диана, – вздохнула она. – Мы с тобой обе колдуньи.

Ветер переменился. Мы удалялись на юго-запад от Сет-Тура, и я потеряла ориентацию. Россыпь огней вдали была, вероятно, Лионом, но мы летели в другую сторону, углубляясь в горы – не похожие на те, что показывал Мэтью.

Вскоре мы спустились в какой-то кратер, окруженный ущельями и густыми лесами. Вблизи оказалось, что это развалины средневекового замка с высокими стенами и глубоко врытым в землю фундаментом. В руинах росли деревья. Эту уродливую древнюю крепость строили с одной-единственной целью: отпугнуть всякого, кто пожелает войти, и с внешним миром ее связывали лишь горные тропы. Сердце у меня упало.

Колдунья распрямила ноги, вытянула носочки и снова прищелкнула пальцами, заставив меня повторить тот же маневр. Косточки заныли под невидимым давлением. Мы скользнули над дырявыми черепичными крышами к небольшому внутреннему двору. Мои ступни внезапно вздернулись, и я приземлилась на брусчатку. Удар болью отозвался в ногах.

– Со временем научишься приземляться мягко, – утешила колдунья.

Все происходило слишком быстро, и я не успела ничего осмыслить. Совсем недавно я, сонная и довольная, лежала в постели с Мэтью – и вдруг оказалась в разрушенном замке с какой-то колдуньей.

При виде двух бледных мужчин, выступивших из мрака, моя растерянность тут же сменилась ужасом. Один из них был Доменико Микеле, другой, судя по леденящему взгляду, тоже вампир. Я опознала его по смешанному запаху серы и благовоний: Герберт из Орильяка, вампир-понтифик.

С виду он не казался грозным, но от него веяло таким злом, что я съежилась. Темно-карие глаза угрюмо смотрели из глубоких глазниц, кожа туго обтягивала скулы. Нос крючковатый, тонкие губы искривились в жестокой улыбке. Даже Питер Нокс казался по сравнению с ним не таким уж и страшным.

– Хорошее место, Герберт, – похвалила колдунья, удерживая меня рядом с собой. – Ты был прав, здесь меня никто не побеспокоит. Спасибо.

– Рад служить, Сату. Могу я обследовать эту колдунью? – Герберт обошел меня, словно выискивая удачный угол для наблюдения. – Когда она была с де Клермоном, я затруднялся определить, чем пахнет она и чем он.

– Диана Бишоп теперь на моем попечении. – Незнакомку явно рассердило упоминание Мэтью. – В твоем присутствии больше нет надобности.

Герберт, все так же не сводя с меня глаз, приблизился маленькими шажками – эта нарочитая медлительность только увеличивала страх, который он мне внушал.

– Странная книга, правда, Диана? Тысячу лет назад я получил ее от великого толедского волшебника, а когда привез во Францию, на ней уже наросла настоящая колдовская броня.

– И ты при всех своих познаниях в магии не смог раскрыть ее тайны. – В голосе колдуньи явственно слышалось презрение. – Манускрипт как был заколдован, так и остался. Предоставь это нам.

– Мою ведьму звали Меридиана, почти как тебя. – Вампир все так же приближался. – Она, конечно, не хотела помогать со снятием чар, но я поработил ее, потчуя своей кровью. – Он подошел уже так близко, что меня сковывал исходивший от него холод. – Каждый раз, когда я пил из нее, частицы ее магии и знаний переходили ко мне – ненадолго, увы, приходилось делать это все чаще. В итоге она ослабела, и управлять ею стало легко. – Он притронулся пальцем к моей щеке. – У вас и глаза похожи. Поделишься со мной тем, что видела, а, Диана?

– Довольно, Герберт! – с недвусмысленной угрозой произнесла Сату.

Доменико оскалился.

– Не думай, Диана, что избавилась от меня, – предостерег Герберт. – Когда колдуны тебя выдрессируют, Конгрегация решит, как с тобой поступить. – Его глаза впились в мои, палец ласково гладил щеку. – Когда-нибудь ты будешь моей, а пока, – он отвесил Сату легкий поклон, – отдаю ее в твои руки.

Вампиры зашагали прочь. Доменико все время оглядывался, будто не хотел уходить, Сату ждала с бесстрастным видом. Услышав, что они покинули замок, она внимательно поглядела на меня голубыми глазами и сняла чары немоты.

– Кто ты? – прохрипела я, получив обратно дар речи.

– Сату Ярвинен.

Она медленно обошла меня по кругу, отставив назад руку. Это пробудило во мне давнее воспоминание. Как-то раз Сара тоже так же ходила на мэдисонском дворе и звала пропавшую собаку домой. Но руки из воспоминания были не Сарины.

Таланты тетушки не шли ни в какое сравнение с одаренностью этой колдуньи – один наш полет чего стоил. Помимо магической силы, она владела и заклинаниями – безмолвно опутывала меня паутиной чар, не оставляя надежды на побег.

– Зачем ты меня похитила? – спросила я, пытаясь отвлечь ее от работы.

– Мы старались объяснить, как опасен для тебя Клермонт, но ты не желала слушать – пришлось пойти на крайние меры, – вполне дружелюбно сказала Сату. – На Мейбон ты не пришла, слова Питера Нокса оставила без внимания. Вампир все больше подчинял тебя своей воле, но теперь тебе ничего не грозит.

Мои инстинкты включили сигнал тревоги.

– Ты не виновата. – Сату тронула меня за плечо, и я ощутила щекотку. – Вампиры – такие умелые соблазнители. Он поработил тебя, как Герберт Меридиану. Мы тебя не виним. Воспитание, которое ты получила, ни к чему такому не могло тебя подготовить.

– Мэтью меня не порабощал. – Я не совсем понимала, что Сату имеет в виду, но твердо знала, что ничего насильственного он со мной не проделывал.

– Ты уверена? Он не давал тебе попробовать свою кровь?

– Разумеется, нет!

Как бы меня ни воспитывали, полной дурой я все-таки не была. Вампирская кровь – мощная субстанция, меняющая жизнь всякого, кто выпьет хоть каплю.

– Ты не чувствовала сильного привкуса соли? Не испытывала беспричинной усталости? Не засыпала внезапно в его присутствии?

В самолете Мэтью коснулся своих губ, а после моих. Во рту стало солоно, и я вдруг как-то сразу очутилась во Франции. Моя уверенность дрогнула.

– Вот видишь, он все-таки тебя угостил, – покачала головой Сату. – Это нехорошо, Диана. Мы опасались этого, когда он в канун Мейбона последовал за тобой и забрался в твое окно.

– Что ты такое говоришь?

Меня обдало холодом. Не мог Мэтью поить меня своей кровью или вторгаться на мою территорию. Если бы он это сделал, то непременно объяснил бы мне почему.

– В тот вечер, когда вы встретились, Клермонт следовал за тобой до колледжа. Потом влез в открытое окно и несколько часов пробыл в твоей квартире. Раз ты не проснулась, он должен был усыпить тебя своей кровью – другого объяснения нет.

Я зажмурилась, вспомнив вкус гвоздики во рту.

– Эти ваши отношения – сплошной обман. Мэтью Клермонту нужно было только одно – пропавшая рукопись. Все, что он делал, и все, о чем тебе врал, – лишь для этого.

– Неправда! – То, что происходило между нами минувшей ночью, точно не ложь.

– Правда, Диана, правда. Неприятно все это тебе говорить, но выбора ты нам не оставила. Мы пытались вас разлучить, но ты так упряма.

Совсем как мой отец, подумала я.

– Откуда мне знать, – может, это ты лжешь?

– Колдуньи друг другу не лгут. Мы с тобой сестры.

– Сестры? – Мои подозрения усилились. – Ты как Джиллиан – с видом нежной сестры вынюхиваешь мои секреты и настраиваешь меня против Мэтью.

– Так ты знаешь?

– Что она следила за мной? Да, знаю.

– А что ее в живых больше нет? – с внезапной злобой спросила Сату.

– Как – нет? – Земля пошатнулась под ногами.

– Ее убил Клермонт – потому он так срочно тебя и увез. Еще одна смерть, которую мы не смогли скрыть от прессы. «Молодая американка, историк по специальности, рассталась с жизнью вдали от родины», – процитировала Сату с горькой усмешкой.

– Нет. Мэтью бы не стал.

– Еще как стал! И несомненно, допросил ее перед смертью. Вампиры, как видно, до сих пор не усвоили, что гонца убивать бессмысленно.

– Фотография с телами моих родителей.

Да… Мэтью, пожалуй, мог убить того, кто принес мне ее.

– Это было жестоко со стороны Питера, и о Джиллиан он не подумал. Улик, разумеется, нет – Клермонт слишком умен. Инсценировал самоубийство и оставил тело под дверью Питера в «Рэндольфе», как визитную карточку.

Я не дружила с Джиллиан Чемберлен, но то, что она никогда больше не будет изучать переложенные стеклом листы папируса, опечалило меня больше, чем я ожидала.

⇐ Предыдущая 18 19 20 21 222324 25 26 27 Следующая ⇒