ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА 6 страница

– Мне нравится.

Какое-то время мы целуемся, просто так, ради поцелуев. Мы лежим вместе на широкой кровати, вокруг нас скомканное одеяло и подушки. Они создают особый антураж, почти, как в его фильмах. Его член поднимается между нашими телами, ноДжонни, кажется, не спешит овладеть мною, что вполне нормально. Немного неожиданно, но нормально. Мне достаточно просто быть с ним, заниматься с ним любовью, будто все время мира – наше.

В реальности всё происходит не так. Мочевой пузырь у меня переполнен. Такого во время приступов со мной ещё ни разу не происходило. Со смехом я вырываюсь из крепкой хватки Джонни, слезаю с кровати и босыми ногами иду в ванную. В дверях оборачиваюсь, бросаю на него прощальный взгляд и посылаю воздушный поцелуй. Когда я переступаю через порог, то спотыкаюсь. И падаю. Я приземляюсь на локти и колени в своём собственном доме. Голая.

Глава 10

Телефон звонил беспрерывно, громко и настойчиво. Меня так трясло, что зуб на зуб не попадал. Кожа покрылась мурашками, как шрифтом Брайля. Когда я встала, пол подо мной закачался. Желудок скрутило. Шатаясь и держась за стены, я добрела до кухни, подняла трубку и дрожащими руками поднесла её к уху.

– Алло.

– Привет, дорогая, это мама. Послушай, хотела у тебя спросить, где твоё чёрное платье, которое ты пару лет назад надевала на Рождество? Мне бы очень хотелось его одолжить.

Я проглотила слюну, которая скопилась во рту. Обычно после приступа я страдала от тошноты или сильной головной боли, но сегодня чувствовала себя иначе. Мне было очень страшно.

– Мама?

– Я уже посмотрела в твоём шкафу и не нашла. Вот и подумала, что ты его забрала.

Я сползла по стене и уселась голой попой на холодный пол. Подтянула колени к груди, обхватила их руками и положила на них голову. Трубка прижалась к моему уху. Я ещё пару раз сглотнула, прежде чем смогла ответить.

– Да, думаю я его забрала. Наверное, оно среди не распакованных вещей.

– Ты не могла бы посмотреть?

– Сейчас?

– Ну, да, если тебе удобно, – сказала мама.

– Ладно, – мой голос звучал грубо и хрипло. Я откашлялась. – Сейчас посмотрю.

– Хорошо. Что ещё интересного в большом городе?

Желудок, наконец, успокоился, головная боль уменьшилась. Я всё ещё мёрзла, но покидать место на полу не собиралась, чтобы не рисковать возвратом приступа.

– Может, ты заедешь на следующей неделе? – поинтересовалась мама. – Привезёшь платье, поужинаем вместе. И посмотрим новый фильм с Эваном МакГрегором. Я слышала, он там демонстрирует свою голую задницу.

Мой смех звучал вымученно, но от чистого сердца.

– Он показывает свою задницу в каждом фильме.

– Мне пора идти. Папа ждёт. Пока, детка, я тебя люблю.

И мама просто отключилась. Она даже не спросила, всё ли у меня в порядке. И не проявила ни малейшей заботы.

Я поднялась, вернула трубку на базу, потом отправилась в ванную. Горячую воду я включила на максимум. Когда встала под душ, вода обожгла мою кожу, но мне требовался жар. Я потёрла руки под струёй, затем села на корточки в центре ванны, подставив спину под воду. Вскоре дрожь прошла. Я вылезла из-под душа только тогда, когда пошла тепловатая вода.

Я чувствовала себя уже достаточно хорошо, чтобы закутаться в толстый банный халат и приготовить себе что-нибудь поесть. Тост, джем и чай. Ужин инвалида. При этом я не чувствовала себя больной. У меня ничего не болело. Боже, я едва могла вспомнить, как чувствовала себя, когда голой вползала в коридор на локтях и коленях.

Набив себе желудок, я обшарила коридор. Одежда отсутствовала. Я нерешительно открыла входную дверь и осмотрелась. Если я голая бежала через соседей, мои вещи могли лежать на улице. К сожалению, одежда на веранде отсутствовала. Дом Джонни я покинула в начале девятого. Телефон подсказал мне, что мама звонила в 20 17. Дорога от дома Джонни до моего занимала минут пять. Значит, приступ длился не более десяти минут. Не слишком большое время, чтобы доставить мне кучу проблем или увести далеко. Не смотря на это, я облазила кусты по обе стороны от моей веранды, но обнаружила там только несколько гниющих листьев, которые припорошил снег.

Я вернулась обратно в дом. Итак, я очутилась в коридоре без одежды. Сейчас я стояла возле двери, и мой банный халат волочился по полу. Я огляделась. Нежилая гостиная справа, прямо передо мной – лестница, коридор в направлении кухни и столовой – в задней части дома. Сколько нужно времени, чтобы раздеться, сбегать в другую комнату и вернуться обратно к входной двери? И зачем мне потребовалось это делать?

В колледже я дружила с парнем, который частенько хватал лишку. Он не просто засыпал, а впадал в какую-то разновидность комы. Мы нормально с ним общались, но на следующий день он не мог вспомнить ни слова. Сначала он явно отдавал себе отчёт, что делал, и менее чем за секунду впадал в бессознательное состояние. Так же, как и я во время приступов. Несмотря на яркие и разноцветные фантазии, я знала, что могу реагировать на окружающий мир. По крайней мере, если транс не глубокий и не слишком длительный. Я не могла припомнить, когда транс длился более двух минут и отключал мой мозг. В таком состоянии я даже научилась отвечать на вопросы, которые не выходили за рамки «да», «нет» «хм». Ответы на более сложные вопросы сразу бы открыли правду даже незнакомому человеку. Но и во время затяжных приступов я нигде не шлялась и не вела себя так, как сегодня.

Я сосчитала шаги и минуты от входной двери до гостиной. До кухни. До спальни и обратно. Одежды нигде не было. Никаких признаков того, что я споткнулась во время развлечений и наделала глупостей.

Я вернулась обратно на переднюю веранду и оглядела тротуар. Надежда, обнаружить под уличным фонарём кучу одежды, рассеялась, как дым. Зато я увидела Джо, парня, который жил с женой на соседней улице, и всегда гулял здесь со своей собакой. Он помахал мне пустым мешочком для собачьих какашек.

Я плотнее завернулась в халат и помахала в ответ. Холодный воздух высасывал тепло из-за двери. Выходить на улицу на босу ногу нельзя, поэтому я окликнула Джо.

– Привет!

– Привет, Эмм! Как дела? – он выглядел замёрзшим.

Чаклс, собака Джо, остановилась, чтобы обнюхать мой газон, и задрать ножку на растрёпанный куст, который я, так или иначе, собиралась выкопать, поэтому мне было всё равно. Джо всегда убирал за собой наследство, если его собака какала в моём саду.

– Хорошо. Ты уже давно гуляешь?

Джо глянул на собаку, потом перевёл взгляд на меня.

– Ты имеешь в виду с Чаклсом?

– Да. Вы уже сделали круг?

– Да. Мы теперь идём домой. А что?

– Ты… меня не видел?

Джо замолк на пару секунд, а у меня запылали щёки, что на холодном ветру чувствовалось особенно сильно.

– Я должен был тебя видеть?

Я выдавила из себя смешок.

– Нет, нет. Я просто спросила, не видел ли ты меня сегодня где-нибудь в другом месте, а не дома.

Джо замялся.

– С тобой точно всё в порядке?

– Конечно, конечно, – замахала я, будто для меня совершенно нормально, зимним вечером на ледяном ветру приветствовать полузнакомого человека на пороге. Босой и в купальном халате. – Я недавно гуляла и подумала, что видела вас и тебе помахала… но это, наверное, был не ты.

– А, – Джо натянул поводок, чтобы помешать Чаклсу направиться во двор моей соседки, так как даже маленькая капелька собачьей мочи вызывала у неё аллергию. – Нет, это, действительно, был не я. Слишком холодно для долгих прогулок.

– Точно. Значит, это был кто-то другой.

– Наверное. Хорошего вечера, – Джо помахал мне ещё раз и отправился своей дорогой.

– И тебе того же, – пробормотала я в спину соседа и закрыла дверь.

В кооперативном банке был обширный свод правил, который касался больничных и отпусков.

Мне не хотелось тратить дни отпуска на валяние в постели, но, не смотря на это, я утром позвонила на работу и пожаловалась на сильный насморк. Меня немного лихорадило, но не от болезни. Я не переставала думать о вчерашнем вечере.

Радовало, что во время такого тяжёлого приступа я не нанесла никому вреда. Очень опасно находиться за рулём в трансе, поэтому большую часть своей взрослой жизни я обходилась без водительских прав. Никого не интересовало, что я редко теряла сознание, хотя и ни одно из обследований не подтвердило, что у меня реальное повреждение мозга. Я осталась загадкой для медицины. Толстая папка с результатами обследований и заключениями врачей, а диагноза нет. Мой мозг работал нерегулярно, неправильно и непредсказуемо. Эти сбои, вероятно, можно держать под контролем таблетками и другими альтернативными методами лечения. Причину сбоев никто не обнаружил, а мне становилось хуже.

Что же всё-таки произошло? Стресс от жизни в одиночку запустил какой-то механизм? Что-то лопнуло в моём мозгу? Тромб или аневризма? Я лежала в кровати, дотянув одеяло до подбородка, и дрожала. Я пойму, если со мной что-то произойдёт? Будет больно?

Возможно, просто погружусь в темноту и никогда из неё не вынырну.

Наверное, я слишком бурно реагировала. Пришлось вылезти из кровати и встать под горячий душ. Затем я отправилась на кухню, съела немного супа и тост – пища инвалида, коим не была. Потом сварила себе тарелку домашних макарон с сыром, которые дала мама. Набив желудок углеводами и жирами, я почувствовала себя намного лучше.

Я знала, что надо позвонить доктору Гордон и записаться на обследование. Но знала и другое. Независимо от результатов обследования, она обязана сообщить обо мне властям штата. И меня снова лишат водительских прав на год. Не говорить ей – это безответственный поступок. Я могла ездить общественным транспортом на работу и за покупками, даже имея синдром пляски святого Витта. Но я не являлась эпилептиком. Неизвестно, что у меня. (Прим.: хорея (хореический гиперкинез, также известная«пляска святого Вита») – синдром, характеризующийся беспорядочными, отрывистыми, нерегулярными движениями, сходными с нормальными мимическими движениями и жестами, но различные с ними по амплитуде и интенсивности, то есть более вычурные и гротескные, часто напоминающие танец)

В будни я редко оставалась дома, поэтому, проходя по коридору, испугалась, когда услышала стук во входную дверь. Но вскоре поняла, что звук шёл из почтового ящика. Я открыла дверь. Женщина-курьер уже подходила к своей машине. Я схватила жёлтый листок извещения и помахала им, чтобы привлечь внимание.

– Эй!

Курьер заулыбалась.

– О, вы дома. Вы – счастливица! У меня для вас бандероль, она не влезает в почтовый ящик. Я хотела забрать её, чтобы вы потом получили её на почте.

– Да, мне, действительно, повезло, – я протянула ей банкноту. Мне вручили конверт с незнакомым отправителем. – Спасибо!

Дома я содрала обёртку. В руках оказался DVD-диск. «Ночь ста лун». Желудок немного сжался, как на американских горках при первом спуске. Я повнимательнее осмотрела упаковку. Содержимое скопировано, а не изготовлено профессионально. Я перевернула конверт. С другой стороны, то же самое. Картинка и текст довольно бледные и кривые. Сам диск обычного серебристого цвета с наклеенной этикеткой.

Фу…

Перед покупкой я не обратила внимания на слова Джен о том, что это редкий фильм и его трудно найти. Я не собиралась покупать пиратскую копию, но уже поздно. Оставалось лишь надеяться, что мой DVD-плеер развернёт диск.

Надо позвонить Джен. Я обещала. Но она сейчас на работе, а я дома. Дни болезни и созданы для того, чтобы весь день валяться в постели и смотреть фильмы. Диск обжигал мне пальцы, не стоит ждать до вечера, чтобы посмотреть его вместе с Джен. Уверена, что захочу посмотреть его и во второй раз. Ей можно и не знать, что я фильм уже видела. Но Джен бы меня поняла. Она пересмотрела все фильмы с Джонни задолго до того, как показала их мне.

Наконец-то, у меня появился повод подключить в спальне DVD-плеер, который мне родители подарили на прошлое Рождество. Этим подарком они хотели подчеркнуть тот факт, что я съехала от них и теперь нуждалась в собственной аппаратуре. Я тогда забрала у них и старый DVD-плеер, а взамен купила Blu-Ray-плеер. С момента моего переезда я смотрела фильмы только в гостиной, потому что решила жить, как взрослая, а не тинэйджер под крылышком у своих родителей. Сейчас я, конечно, уже не подросток, но сильно оторвана от реальности. Обладательница двух DVD-плееров, двух телевизоров, я осталась в рабочий день дома, имея возможность поваляться в постели и посмотреть художественные фильмы. Уже много времени прошло с тех пор, когда я из-за гиперопеки родителей прокрадывалась домой после полуночи. Мне не разрешалось оставлять на ночь друга. Теперь я обладательница собственного дома, но у меня не было друзей. Хотя в моих глазах это выгодный обмен.

Я взяла себе мисочку с мороженым – шоколадным и карамельным – и с пультом управления влезла под тёплое одеяло.

Устроившись в подушках, я нажала «Play».

Я узнала дом. Я узнала кухню. Я узнала людей, Кэнди, Беллину, Эда, даже Пауля. И Джонни. О, Джонни, на нём лишь майка и джинсы, в которых он должен смотреться старомодно и смешно. Но на его заднице они сидели так великолепно, что я просто восхищалась.

Компания сидела вокруг кухонного стола, люди курили и разговаривали, а камера перемещалась с одного лица на другое. Звук был ужасным, музыка – скрипучей и монотонной. Контроль целостности тоже не настроен, будто одну и ту же сцену снимали с разных углов, а при монтаже не хватило какого-то кадра. По крайней мере, имелся сюжет или что-то на подобии, хотя разговор звучал высокопарно и надуманно.

С набитым мороженым ртом я нажала на паузу и поставила миску на тумбочку. Я знала людей по сайтам интернета? По фотографиям из данного фильма? А мой мозг сочинил всё остальное? Я не знала, чем они занимались. За исключением Джонни, он играл лучше их всех вместе взятых.

Неподвижное изображение позволило мне внимательнее рассмотреть сцену. Я не узнала ни часов на стене, ни количество кухонных шкафов. Но я их и не считала? Во время приступа всё моё внимание было направлено на Джонни, на того, кто возбуждал мой мозг. Остальное…

– Проклятье, – пробормотала я вслух. – Чёрт, чёрт, чёрт, где я уже это видела? Когда я это уже видела?

Я снова нажала на просмотр и выбралась из постели, чтобы взять ноутбук. Поискала фильм и нашла сайт, на котором я его заказывала, а также парочку других сомнительных сайтов, которые раньше смотрела невнимательно. Поглядывая одним глазом на телевизор, я прокручивала ужасные сайты с белым шрифтом на чёрном фоне и мерцающей анимацией. Не стоит на них долго пялиться. Они могли вызвать эпилептический припадок даже у людей с неповреждённым мозгом.

На одном из этих сайтов я нашла информацию, что «Ночь ста лун» сняли в восьмидесятых для кабельного телевиденья и часто крутили в ночных программах. Как Джен мне и говорила. Я быстро вспомнила эту передачу. Её крутили на всех пижамных вечеринках, которые я когда-либо устраивала. Тем не менее, я не смотрела ни одного фильма с участием Джонни. Я опять нажала на паузу и сравнила неподвижные кадры с сайтом. Я узнала стол, кухню, этих людей. Я их уже видела, но не могла вспомнить где.

Я задержала дыхание, потом сделала глубокий выдох. В воздухе появился запах шоколада. Мой мозг собрал вместе части моих переживаний и сплёл новую, полностью вымышленную историю. Мои приступы были точно такими же, как и раньше. Просто увлечение Джонни сделало их более живыми и реалистичными, потому что я его хотела, не более того.

Но и они не объясняли причину, по которой я очутилась нагишом у входной двери. Думать об этом не хотелось. Я отставила в сторонку ноутбук и сконцентрировалась на фильме. Джонни только что вышел из кухни и отправился в сад. О бассейне в саду я даже не подозревала. Джонни разделся догола и поднял лицо к солнцу. Оно придавало его коже золотистый оттенок.

Камера любила его. Человек, который снимал эту сцену, смотрел на Джонни глазами поклонника. Камера почти любовно скользнула по его телу, коснулась на мгновение тех мест, которые я в реальной жизни, а не моём воображении, охотно бы поцеловала, куснула, лизнула и пососала. Джонни проплыл разок вдоль бассейна. Кристально чистая вода не скрывала ничего. Его ноги раздвигались и соединялись, как ножницы, мышцы находились в напряжении.

Эту часть фильма слишком растянули. Некоторые сцены, вообще не связанные друг с другом, плавно текли своим чередом. Джонни медленно подплыл к краю бассейна и запрокинул голову.

Я возбудилась и издала стон, который оконфузил бы меня в обществе.

Следующий кадр заставил меня нахмуриться. Сэнди, одетая в поношенную футболку и трусы, ждала Джонни на краю бассейна. Она задрала футболку, чтобы продемонстрировать голый живот, который, на мой придирчивый взгляд, не выглядел плоским и подтянутым.

В детстве я летом проделывала с моими футболками то же самое, но будучи взрослой женщиной – никогда. Я вспомнила, что этому фильму уже тридцать лет, и не стоит насмехаться над женщиной, чьи сиськи уже, наверное, болтаются в районе пупка.

– Привет, Джонни, – произнесла в нос Сэнди. Этот голос из моего приступа очень раздражал.

Почему мой мозг запомнил именно его? С другой стороны, не могла же я снимать всегда только сливки? В следующем кадре Джонни вылез из бассейна.

– Привет, – поздоровался он.

– Иди сюда. Нам надо поговорить.

Джонни не шелохнулся, а лишь смотрел на Сэнди прищуренными глазами.

– Что ты хочешь?

– Иди сюда, – она протянула руку, пытаясь взъерошить ему волосы.

Я знала, что это лишь фильм, но обрадовалась, когда Джонни отдёрнулся.

– Оставь меня в покое, – заявил он.

Сэнди снова потянулась к нему, Джонни сделал шаг в сторону. Она обошла его сзади, обхватила его руками и ногами и щипнула за соски. Джонни отбивался не слишком сильно.

– Я сказал, оставь меня в покое.

– Нет.

Они немножко повозились, но Сэнди всё не уходила. Её руки скользнули ниже, но он удержал её, потом схватил и прижал к своему животу. Сэнди с улыбкой укусила Джонни за шею, но он не улыбнулся. Его лицо окаменело, сверкающие капли воды стекали по вискам, щекам и подбородку.

– Я чувствую себя такой сексуальной в твоём присутствии. Даже сейчас.

– Я рад за тебя, – Джонни не шёл на уступки.

Он не уступил, когда она его лизнула. И когда снова ущипнула за соски. И когда камера скользнула по её рукам возле его лона.

– Я сказал нет, – на лице Джонни отражались те же чувства, что и на моём. Наконец, он стряхнул её и пошёл, в чём мать родила, к стулу за полотенцем.

Хотелось бы знать, каков смысл данной сцены. Смотрелась она вдвойне гадко, так как Сэнди являлась его женой или бывшей женой. Это всё ревность. Я громко рассмеялась, но смех вышел немного дрожащим и совсем не походил на мой обычный смех. Я ревновала к происходящему в фильме, который сняли задолго до моего рождения.

– Крайне неловко, – вырвалось у меня.

Но я не чувствовала себя неловко. Сцена с их участием разбудила во мне чувства, которые мне известны с восьмого класса, когда мальчик, в которого я влюбилась, пригласил танцевать другую. Хотелось перемотать фильм вперёд, по крайней мере, эту сцену. Даже голого зада Джонни не хватало, чтобы избавить меня от странного чувства в желудке.

Мороженое растаяло, отопление включилось на полную мощность, под одеялом медленно становилось всё жарче и жарче. Я сдвинула его в сторону и взяла пульт, чтобы перемотать вперёд, когда снова произошёл приступ.

Меня накрыла темнота.

Глава 11

– Привет! – звук голоса Джонни заставил меня отвернуться от живой изгороди, рядом с которой я стояла. – Куда ты исчезла в тот раз?

Стоит мне сейчас открыть рот, словесный поток будет не остановить, поэтому я растягиваю губы в улыбке. Надеюсь, она выглядит естественной. Мокрые волосы Джонни кажутся мне знакомыми, как и джинсы с майкой. Он с лёгкой ухмылкой приближается ко мне.

– Ты не застала Пола, – произносит он. – Он только что ушёл. Утром придёт снова. Он считает, что надо снять ещё несколько кадров.

Я не могу произнести ни слова, лишь позволяю себя обнять и поцеловать. И намотать прядь моих волос на палец. Я просто не могу говорить.

– Что? Ты сердишься на меня? Надеюсь, что не из-за сцены вбассейне? Она ничего не значит. Это лишь фильм.

Фильм. Бассейн. Перед глазами тот час же всплывает картина, как Сэнди гладит его тело.

Я снова обретаю голос.

– С Сэнди?

– Да. Но это только… слушай, она всё ещё интересуется мною, но это не важно. Она просто втюрилась.

– Знаю, – я действительно это знаю. Я и сама в него втюрилась.

– Во всяком случае, мы занимались этим лишь для фильма. Ей хотелось большего, хотелось переспать со мной перед камерой, но я и Пол сказали, что незачем. Понимаешь? По крайней мере, не с ней. Тебя там не было. Жалко, в самом деле, – он ухмыляется. – Я мог бы тебе помочь, стать знаменитой.

– Как… как долго я отсутствовала?

Джонни пожимает плечами.

– Пару часов? Должен тебе сказать, Эмм, я уже подумал, что ты опять сбежала. Но ты оставила все свои вещи. Как ты это делаешь?

Парень оглядывает меня с головы до ног.

– Что на тебе вообще надето?

На мне пижамные брюки из пушистой мягкой ткани с Бэтменом на штанинах, сверху – короткая ночная рубашка. Самое то, когда лежишь больная в постели. Я приняла душ, но с волосами ничего не сделала. Сырые и тяжелые они свисают у меня по спине.

– Поцелуй меня, – говорю я вместо ответа. – Просто поцелуй.

И Джонни целует. Долго и нежно, медленно и сладко, я хочу и нуждаюсь в таких поцелуях. Так бы он целовал меня и в реальной жизни, если бы я смогла его убедить. Я отстраняюсь. Знаю, что выгляжу слегка растрёпанной и больной любовной лихорадкой.

Джонни склоняет голову и зажмуривает глаза.

– Эмм?

Земля под моими ногами ходит ходуном. У меня разъезжаются ноги. «Ухожу, не прощаясь», как выражается Пол Саймон (прим.: Пол Фредерик – американский рок-музыкант, поэт и композитор, обладатель трёх премий «Грэмми» в номинации «лучший альбом года») но сомневаюсь, что он когда-нибудь испытывал подобные чувства. Проклятье. Эта песня уже написана? Я не знаю.

– Поцелуй меня, Джонни, – снова говорю я.

И он целует. Снова и снова. Мир вокруг меня вращается с бешенной скоростью, и я боюсь с него упасть. Джонни ласкает меня, шарит руками под ночной рубашкой, хватает меня за грудь и щиплет за соски. Мы целуемся в кустах в саду, как любовники, которые не желают, чтобы их застукали.

Я чувствую запах хлорки от кожи Джонни и чего-то тропического, возможно, крема от солнца. В том месте, где я упала в кусты, чувствуется запах сломанных веток и мятых листьев. Ко всем этим запахам примешивается тошнотворный аромат апельсинов. От него у меня во рту скапливается горькая желчь.

Я не могу больше сопротивляться её вкусу и произношу:

– Мне надо идти.

– Ты вернёшься? Пообещай мне, – Джонни хватает меня за волосы и крепко держит. – Я не позволю тебе уйти, пока не пообещаешь.

– Обещаю! – слова получаются, как хрипы. – Правда. Я вернусь.

– Хорошо, – Джонни целует меня ещё раз. – Значит, скоро увидимся?

– Да, – говорю я. – Да, да, да, Джонни.

Я отпускаю его, но он всё ещё пытается удержать меня. С улыбкой машу ему рукой. Потом разворачиваюсь, иду сквозь сад, и выхожу на тротуар перед его домом.

Открываю глаза.

Моя кровать. Телевизор всё ещё работал. На экране демонстрировали аналогичную сцену. Мои соски до сих пор твёрдые, клитор зудит. Когда я откинулась на подушки, у меня перехватило дыхание.

Я обхватила грудь, но почувствовала лишь тепло своего тела. Представила себе, как Джонни целует меня и ласкает, и тело среагировало. Моя рука заскользила под брюками по лобку, полному страстного ожидания, одинокому и влажному. Когда я провела по нему пальцем, в клиторе запульсировало. Под моими ласками бёдра двигались и покачивались. Я замерла и подняла глаза к потолку, который должен был скрыт лицом Джонни. Но вместо лица – пустота. Нет ничего.

– Проклятый мозг. Это не справедливо!

Я облизала губы, представляя его вкус. На экране Джонни лежит нагишом на животе в своей кровати, глаза закрыты. Он спит. Видит сны. Веки подрагивают, раздаётся тихий стон.

«Проклятье». Меня будто пронзает молнией. Этот стон такой сексуальный, полный жажды, как и мой, который срывается с губ. В фильме Джонни спал, но я-то бодрствовала. В комнате светло. Рука на моём клиторе тоже реальна. Это моя рука. Медленно нарастал оргазм, мышцы живота сжались в напряжении. Это тоже реальность. Я лежала в кровати, пальцы при мастурбации окутал влажный жар. И это реальность. И кульминация, которую я, наконец-то, достигла, тоже была реальной.

В начале шестого я собралась уходить. При моей болезни не запрещено гулять. Дорога до кофейни достаточно длинная, чтобы холодный воздух разогрел мою кровь. Я заела сладостями стресс, сняв, тем самым, телесное напряжение. Кусок пирожного или сладкий латте могли разрушить этот эффект, но мне всё равно. Я нуждалась в сахаре и кофеине.

– Привет, – я бросила на Карлоса короткий взгляд. – Ты здесь живёшь?

– Бесплатный доступ в интернет, – пожал тот плечами. – Экономит мне пятьдесят долларов в месяц. Более чем достаточно, чтобы компенсировать стоимость кофе и пончиков.

– Тогда ты явно ешь недостаточно пончиков и пьёшь недостаточно кофе.

Он опять пожал плечами и указал на ноутбук.

– Если я смогу продать свой роман, то буду угощать тебя латте до конца жизни.

– Замётано, – я стянула перчатки и сунула их в карман куртки, которая не слишком подходила для холодной погоды, но… ну, да, пальто вместе с любимыми джинсами где-то потерялись. Я оглядела почти пустую кофейню. – Кто сегодня приходил?

– Твоего друга не было, если ты об этом, – Карлос одарил меня самодовольной улыбкой.

Я её проигнорировала.

– А Джен?

– Тоже не видел. Ты её лучшая подруга, а не я.

Широким жестом я вытащила мобильник и отправила ей сообщение, не намерена ли она прийти.

– У тебя вообще есть друзья?

– Туше, – улыбка Карлоса стала гораздо дружелюбнее.

С ухмылкой я направилась к прилавку за двойным латте с белым шоколадом и мятой и пирожным. Кнопки на джинсах громко затрещали в знак протеста, но меня они не волновали. Сахар и кофеин помогали мне при прошлых приступах, но стоили дополнительных часов на домашнем тренажёре.

Только я устроилась за столиком в дальней части кофейни, как завибрировал мой телефон. Лишь благодаря Святому покровителю мобильных телефонов, я не потеряла дорогой айфон вместе со шмотками. Джен сообщала, что уже в пути. У меня отсутствовала уверенность, что надо ей сказать о «Ночи ста лун». Вряд ли я смогу посмотреть фильм ещё раз. Пожалуй, просто дам ей его посмотреть.

Я пила маленькими глотками горячий, сладкий кофе и откусывала кусочки корицы с пирожного. И разглядывала людей. Кофейня являлась идеальным местом для наблюдения, так как находилась в самом сердце жилого квартала. Колоритная публика. Модные хипстеры держали под ручку старушек с накрашенными красной помадой губами и в леопардовых шубах. Мелькнули несколько знакомых лиц из числа моих немногочисленных здешних приятелей. Гаррисберг – маленький городишко, хотя моя мама и утверждала обратное.

Джен, наконец-то, появилась, с разрумянившимися щеками, горящими глазами и широкой улыбкой на лице. Мне пришлось улыбнуться в ответ. Я уже доела пирожное, а кофе оставалось полчашки. И то, и другое пробудило во мне дух жизни, тело зудело, но, к счастью, отсутствовал аромат апельсинов. И мир не вращался. Конечно, не было и Джонни.

Но все мои мечты сводились лишь к нему одному. Даже если мне придётся вернуться в темноту. Эта мысль меня не напугала и даже особо не удивила.

– Что-то случилось? – спросила Джен, когда я встала и обняла её в приветствии, которое предназначалось только хорошим друзьям. – Ты выглядишь смущённой.

– Я… Нет, у меня всё в порядке. Устала немного. Я сегодня не была на работе.

Джен отпустила меня и нахмурилась.

– Боже сохрани! Ты простудилась?

– Нет.

Подруга наклонилась вперёд.

– Проблемы дома?

Я засмеялась.

– Нет. Просто устала. И голова сильно болит. Считаю, что посидеть денёк дома, полезно для здоровья.

– Мне тоже надо отдохнуть. От детей из садика, их вечно текущих носов и испачканных пелёнок.

– О, а я-то полагала, что дети мира в надёжных руках.

Джен покачала головой.

– И о чём я думала, когда устраивалась на работу в детский сад? Ну, да, я считала, что там хорошо работать. И я люблю детей. Я имею в виду, я люблю своих племянников и племянниц, и моя матка, возможно, высохнет и выпадет, прежде чем я кого-нибудь встречу, с кем сделаю собственного…

– Ой, прекрати. Сколько тебе лет? Двадцать пять? Двадцать шесть?

– После двадцати пяти жизнь идёт под уклон, Эмм, – Джен произнесла эти слова таким серьёзным тоном, что даже я в них поверила. Потом она расхохоталась.

– Фу, какой ужас!

Джен отмахнулась.

– У тебя всё в порядке.

– Всё в порядке, в смысле, что я уже старуха?

– Сколько тебе лет? – она стянула пальто, повесила его на спинку стула, но не села.

– Скоро будет тридцать два.

– О, – она на минутку задумалась. – Ну, полагаю, ты сможешь усыновить ребёнка.

– Старая корова, – крикнула я ей вслед, когда она направилась к прилавку.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒