Аннотация 9 страница

Я не могу дать Холланд хорошую жизнь.

Я даже не могу дать ей нормальную жизнь.

Она заслуживает большего. Лучшего. Я хочу этого для неё. Нуждаюсь в этом для неё.

Холланд

Мой день рождения наступил и прошёл, а я и не понимала этого до сегодняшнего дня, пока клиент не спросил какое сегодня число. Даже мне известно, что это ненормально.

Я заезжаю на своё парковочное место и клянусь самой себе, что завтра — послезавтра, назначу встречу с психотерапевтом.

Это ложь.

Я нарушила это самое обещание уже трижды на этой неделе.

Возможно, я на самом деле сделаю шаг вперёд и выпишу сегодня номер телефона, и положу его в сумочку. Если дело касается меня, то я могу сделать это в момент просветления. Или в один из моментов смятения.

Я почти поднялась по лестнице, когда на освещённом участке возникает силуэт мужчины.

Я делаю один шаг вниз на неустойчивых ногах.

Он последний человек, которого я рассчитывала увидеть ожидающим у моих дверей. Положа руку на сердце, я не надеялась увидеть его когда-либо снова.

— Холланд, — он произносит моё имя, и его голос звучит почти также шокировано, как я себя чувствую прямо сейчас, хотя он явно пришёл сюда ко мне.

Я прячу удивление и направляюсь к своей квартире, умышленно двигаясь мимо к нему спиной. Мои эмоции ещё под контролем, и я не хочу, чтобы он прочитал их на моём лице.

— Что ты здесь делаешь?

Он отвечает не сразу, и я могу только предполагать, что он ожидал иную реакцию на свой неожиданный визит.

Господи, один лишь его вид причиняет боль. Боль рвётся сквозь грудную клетку, затрудняя дыхание. Не знаю, как мне удаётся вставить ключ в замок, трясущимися от знакомого опустошения руками. Но я это делаю, и в следующий миг я по одну сторону двери, а он по другую. Знаю, он смотрит на меня, его взгляд обжигает кожу, но я всё ещё отказываюсь поднимать на него взгляд. Я не готова.

— Могу я войти? — спрашивает он, его голос знаком и одновременно неузнаваем.

Мне хочется сказать ему «нет», закрыть дверь и защёлкнуть замок. Ему здесь не место. Также как и мне больше нет места в его жизни. Однако, он проделал долгий путь, чтобы высказать то, что у него на душе.

Я отступаю в сторону. Он наклоняется, поднимает коробку, которую я не заметила, и неуклюже заходит. Он слишком высок для моей квартиры. Он заполняет комнату, придавая ей гнетущую атмосферу. Здесь удушающе жарко, и всё усугубляется его тягостным присутствием. Он оглядывается вокруг, и я, наконец, позволяю себе взглянуть на его лицо. Он растерян, не понимая, как я дошла от просторного дома в колониальном стиле с четырьмя спальнями до этой маленькой удушливой квартиры.

— Почему ты здесь, Даррен? — спрашиваю я снова, готовая покончить с этим как можно быстрее.

— Вот где ты жила? Всё это время? — он ставит коробку на кровать, и я подозрительно осматриваю её, прежде чем возвращаю взгляд на него. Его волосы кажутся светлее, чем я помню. Длиннее, беспорядочнее. Но, за исключением этого, он абсолютно такой же. Худой и подтянутый, загорелая кожа, тот же стиль в одежде. И его глаза, огромные голубые глаза, которые он передал нашему сыну. Он понятия не имеет, как больно на него смотреть.

— Да, — резко отвечаю я. — Почему ты здесь?

— Я здесь, потому что ты здесь, Холл. Потому что ты моя жена.

Я начинаю качать головой, не зная, как остановиться.

— Просто не надо, — шепчу я.

Он закрывает глаза, предоставляя мне минутную отсрочку. Я не понимаю, почему он сюда пришёл. Очевидно, что ему также больно видеть меня.

— Ты просто ушла. Отключила телефон. Никому не сказала, куда направляешься. Я не знал, жива ты или мертва. Почти шесть месяцев. Ничего не было известно. Ты просто исчезла, — он делает глубокий вдох, сжимая руки по бокам в кулаки. — Мне пришлось нанять частного детектива.

Он искал месяцами, пытаясь отыскать хоть какой-то документальный след. Он продолжал приходить ни с чем, до прошлой недели. Я должен был приехать и увидеть тебя лично. Мне нужно знать, что ты в порядке.

Прошлая неделя. DMV. Это должно было случиться. Полагаю, в тот день произошло многое.

Даррен снова оглядывает мой дом, и замешательство затуманивает выражение его лица.

— И вот где ты была всё это время, — повторяет он и подходит ближе, будто собирается прикоснуться ко мне, но я быстро отступаю.

— Мне жаль, что ты беспокоился. Мне следовало дать знать, где я остановилась, но я боялась, что ты не позволишь уйти.

Он прикусывает нижнюю губу, задумчиво кивая.

— Я не хочу принуждать тебя к тому месту, где ты не хочешь находиться, но мне нужно знать, что ты в порядке. Несмотря на то, что я сделал, какой ужасный способ я выбрал, чтобы со всем справиться… я люблю тебя. Я всё ещё люблю.

— Как сильно ты любил меня, когда спал с моей лучшей подругой?

Он морщится, будто ему больно от этих слов.

— Тебя там не было, — хрипло говорит он. — Ты эмоционально отключилась от меня. Оставила справляться в одиночку. Это не значит, что мой поступок правильный. Я это знаю. Это было хреново, отчаянный способ справиться с болью, но это был единственный способ, который я знал в то время. Алиса была там, она тоже страдала. Она тоже его любила и тоже потеряла. И потом мы оба начали терять тебя.

Я поднимаю руку, заставляя его замолчать. Я не могу. Логически, я понимаю, как мой муж и моя подруга нашли утешение друг в друге. Я понимаю почему. Но я не могу стоять здесь и отпустить это. Это произошло. Всё кончено.

— Я не вернусь обратно. Ни в тот дом, ни к тебе, ни к той жизни.

Глаза Даррена наполняются влагой, и его вид заставляет наполниться мои в ответ. Однажды я так сильно его любила. Он был больше, чем муж, он был моим другом. Это не уходит так просто.

— Мне жаль, — говорю ему честно. — Это слишком сильно ранит.

Он кивает.

— Я знаю. Тебя не стало задолго до того, как ты ушла.

Замолкаем на секунду, и я уверена, мы оба вспоминаем тот опустошительный период.

— Я, ух… свяжусь с адвокатом попрошу его подготовить бумаги о разводе.

Мой желудок мучительно сжимается. Я не чувствовала себя замужем долгое время, но от этого не становится легче.

— Ты можешь оставить всё себе. Мне ничего не надо.

Он бросает взгляд на коробку, ещё раз кивая.

— Могу я тебя обнять, прежде чем уйду?

Слёзы прорываются. Это же полный пиздец. Как он дошёл от прикосновений ко мне в любое время, когда ему хотелось, до нужды в получении разрешения. От парня, встреч с которым я не могла дождаться, до мужчины, которого страшилась месяцами.

Обстоятельства меняются так быстро.

— Да, — выдыхаю я. — Ты можешь меня обнять.

Дженсен

Я не хочу закончить, как мой отец.

Бессонная ночь сменяется другой бессонной ночью, и всё, что я делаю — это думаю. Я бесцельно хожу взад-вперёд, взад-вперёд по студии, где две стены полностью заполнены только фотографиями Холланд. Я изучаю каждую из них. И я думаю. Быстро, навязчиво. Составляю новый список.

После бесчисленных ночей, я пришёл к одному заключению. Мой отец — одинокий старик, преследующий свою медсестру. И это не то, кем я хочу быть. Я хочу Холланд в своей жизни. До конца своей жизни. Я желаю этого так отчаянно, что могу попробовать на вкус.

Жизнь чертовски беспорядочна, и дерьмо случается постоянно. Ничто не остановит это. Я могу быть один, когда это дерьмо случится, или могу пройти через это с кем-то, кто сделает этот ад более выносимым. Я хочу второй вариант.

Марго открывает дверь с тёплой улыбкой. Она направляет меня в берлогу, где папа расслабляется в старом потрёпанном кресле, которое у него с тех пор, как я был ребенком. Я не извещаю о своём присутствии и просто наблюдаю за ним несколько секунд. Его iPod расположен на подлокотнике кресла, наушники на месте.

— Прекрати подкрадываться, — произносит он громко, сквозь музыку в ушах. — Если хочешь пялиться на меня, то сядь и делай это как нормальный человек, — он дёргает за шнур, позволяя круглым наушникам упасть на грудь.

Я сдавленно смеюсь и усаживаюсь на диван, кладя ноги на кофейный столик.

— Однажды я подкрадусь к тебе незаметно.

— Ты можешь продолжать пытаться.

— Мальчики, желаете чего-нибудь выпить? — говорит Марго, высунув голову из-за угла.

— Я в порядке, — говорю я. — Спасибо.

— Я возьму пиво, — откликается папа.

— Чёрта с два ты возьмёшь, — с вибрацией в голосе отвечает она, исчезая также быстро, как появилась. Я ухмыляюсь, прислоняясь спиной к подушке.

— Мне она нравится, — отзываюсь я.

— Мне тоже, — отвечает отец, и его тон полон косвенных намёков. — Итак, — вздыхает он. — Давай сделаем это.

— Сделаем что?

— Ты здесь для того, чтобы устроить мне головомойку за то, что я слил грязный семейный секрет, правильно? — он скрещивает пальцы в движении «давай, ну же».

— Это был ты?

— Она не сказала тебе?

— Я подумал, что Холланд просто стало интересно, и она это изучила. Старик, у тебя язык без костей.

— Так и есть. Мне следует прекратить это делать.

— Должно быть хорошая идея.

— Ты пьян?

Я раздражённо издаю удивлённый смешок.

— Что? Нет. Сейчас даже не полдень, пап. Какого чёрта?

Он поднимает руки вверх, ладонями вперёд, и слегка пожимает плечами.

— Просто пытаюсь выяснить, почему ты не слетел с катушек из-за этого.

— Потому что я не злюсь.

— И почему?

— Не знаю, — отвечаю я честно. — Полагаю, я рад, что она знает.

— Хух, — вздыхает он.

— Я всё испортил, пап.

Он качает головой.

— Ну, тогда какого чёрта ты здесь делаешь? Иди, исправь это, осёл.

Я придвигаюсь вперёд, располагая локти на коленях, и пялюсь вниз на свои чёрные туфли на фоне его серого ковра.

— Я хочу. Я собираюсь. Но боюсь, что снова облажаюсь, если не разберусь со своим дерьмом.

Он кивает.

— Так и будет. Так что разберись со своим дерьмом.

— Как? Как ты принял и справился с этим так легко?

— Потому что знал, что не могу изменить этого, Дженсен. Ты всё ещё пинаешь ту мёртвую лошадь. Отпусти это. Время, что у тебя осталось, ускользает. Проведи его благоразумно.

— Я не знаю, как это сделать.

— Ты знаешь, — говорит отец непреклонно. — Ты нашёл ту, кто заставляет тебя забыть, что ты несчастен и, в конечном счёте, ты им не будешь. Ты уже выполнил тяжёлую часть. Ты нашел её. Теперь тебе просто надо достать голову из задницы и вернуть девушку обратно.

Холланд

Я наблюдаю за ним на протяжении нескольких минут.

В течение ста восьмидесяти секунд я вглядываюсь в эти великолепные карие глаза. Позволяю скользить взгляду по его безупречной, бронзовой коже. Фантазирую о его привлекательных губах и обо всём, что я знаю, он может ими делать.

На протяжении ста восьмидесяти секунд он пробуждает во мне самые тёмные желания и фантазии. Именно тогда, когда я была так близка к тому, чтобы поддаться своей грусти, я увидела его, и с тех пор не в состоянии отвернуться.

Он тоже смотрит на меня, пока я смешиваю его напиток, аккуратно добавляя вторую вишенку, так как ему нравится.

Я медленно иду к нему, с целью перегнуться через стол, чтобы поставить его стакан. Дженсен хватает меня за запястье поверх манжета. Своим большим пальцем он накрывает остальные, крепкие и сильные пальцы, впиваясь взглядом в мои глаза. По тому, как он смотрит на меня, как сжаты его пальцы, я клянусь, он вспоминает, как я выглядела, привязанная к его кровати. Я дрожу, потому что тоже это помню.

— Мы можем отойти куда-нибудь? — спрашивает Дженсен, его голос низкий и хриплый, почти рычащий. — Мне нужно с тобой поговорить.

— Да. У меня всё равно должен сейчас быть перерыв. Мы можем выйти через заднюю дверь.

Он тянется к стакану, достаёт одну из вишен и кладет её в рот. Я слежу за его движениями, когда он, отталкивая стул, поднимается. Дженсен ждёт, чтобы последовать за мной, но мне требуется секунда, чтобы начать двигаться. Прошло всего несколько недель, но, кажется, что месяцев, с тех пор как мы находились так близко. Я глубоко дышу, наполняя его запахом свои лёгкие.

Дженсен оглядывает меня с головы до ног и обратно. Я чувствую его взгляд, словно прикосновение, и это заставляет меня дрожать. Я знала, что скучала по общению с ним. Но до этого момента не понимала, что и моё тело скучало по нему так же сильно.

— Сюда, — выдыхаю я и веду его через коридор и дверь в небольшой переулок. Я обхожу огромную кучу ящиков и коробок, направляясь прямо под освещение. Я прочла, что одной из первых серьёзных проблем у людей, страдающих пигментным ретинитом, является потеря ночного зрения, и я хочу убедиться, что он может меня видеть. И если быть честной, то я тоже хочу отчётливо его разглядеть. Я так чертовски сильно скучала по его лицу.

Дженсен прислоняется плечом к кирпичной стене, скрещивая руки на груди. Поза адски сексуальная, и я хочу забыть о последних нескольких неделях и полностью его поглотить.

— В тот день, когда у меня начали проявляться симптомы, я сразу решил, что никогда не заведу семью. Я знал, что ни за что не женюсь, потому что никогда не буду иметь детей, и это будет нечестно по отношению к моей жене. Я понимал, что у меня ни в коем случае не будет детей, потому что не хотел продолжать проклятье и передавать его моему ребенку. Не хотел, чтобы кто-то рассказывал мне, как выглядит мой ребенок. Никогда. И я не хотел, чтобы мой сын или дочь обижались на меня так же, как и я, пеняя на своего отца.

Его речь сбивает меня с толку. Я была так поглощена своим счастьем от того, что вижу его, и отвлечена похотливыми мыслями, что была не готова к его откровенности и открытости со мной.

— Я хочу это сейчас, — продолжает он резко. — Я хочу всего этого. С тобой, — он отталкивается от стены, делая шаг ко мне. — Я сожалею о том, что сказал, о том, что ранил тебя. Мне нужно, чтобы ты знала, я так не считаю. И… я думал о тебе каждую секунду, после того как ты ушла. Я хочу, чтобы ты вернулась. Я хочу, чтобы ты была со мной. И однажды, чёрт, я хочу на тебе жениться, — он сокращает расстояние между нами, нерешительно положив руки на мои бедра. Одно маленькое прикосновение, и моё тело воспламеняется. — Я люблю тебя. Я, блядь, так сильно тебя люблю, что схожу с ума, когда тебя нет рядом.

Мои губы раскрываются от шока, и я делаю вдох. Мне не хватает времени ответить, прежде чем его рот — горячий и требовательный — оказывается на моём. Я хныкаю и прижимаюсь к его телу. Запускаю пальцы в его тёмные волосы, притягивая ближе. Всегда ближе, пока не будет уверенности в том, где заканчиваюсь я, и начинается он.

Моя спина врезается в стену. Грубо, Дженсен задирает мою юбку вверх по ногам, собирая её вокруг талии. Его лихорадочный поцелуй растапливает всю мою решительность.

Дженсен стягивает мои трусики вниз, и я автоматически выхожу из них. Его губы покидают мои, когда он поднимает трусики к лицу, вдыхая мой аромат на ткани. Затем выдыхает и засовывает моё нижнее бельё к себе в карман.

— Я не могу в данный момент объяснить, как сильно скучал по этому аромату, — говорит он, расстегивая свой ремень.

Дженсен слишком медленный. Я слишком нуждающаяся. Тянусь к его застёжке и быстро тяну её вниз, вытаскивая его член. Он гладкий, как шёлк и твердый, как камень в моей руке. Поглаживаю его пальцами, вспоминая именно так, как ему нравится.

Наконец, он расстёгивает ремень и пуговицу на брюках, и они соскальзывают вниз по его бёдрам. Если сейчас сюда кто-нибудь выйдет, то не будет никаких сомнений касательно наших действий, но я не могу собрать ни унции беспокойства.

Тёплыми пальцами Дженсен скользит по моему бедру, поднимая мою ногу. Я оборачиваю её вокруг его бедра, и он толкается в меня. Выдох, который вырывается из моего горла − хриплый и долгий. Я ощущала себя такой опустошённой без него, и теперь, когда он наполняет меня, чувствую, что я дома.

Он скользит влажными губами по моей шее.

— Я так сильно тебя люблю, — бормочет он, напротив моей кожи.

Я прижимаю его крепче к себе, цепляясь за него, когда он ударяет меня о стену. Кирпич царапает мою голую задницу, но я с удовольствием буду носить эти отметки. Моё горло саднит, глаза наполняются не пролитыми слезами.

Я не знала. Не знала, что смогу снова чувствовать это. Не знала, что буду способна на это. Я крепко обнимаю его, когда мой оргазм дрожью проходит через меня. Секунду спустя я ощущаю разрывающее его освобождение, но держу руки сцепленными вокруг него, не способная отпустить.

— Я тоже тебя люблю, — произношу я, пока слёзы текут вниз холодными полосками по моим разгорячённым щекам. — Я тоже тебя люблю.

Дженсен

Нет ничего лучше, чем быть любимым женщиной, в которую ты влюблён.

После нашего… воссоединения, Холланд отправила меня домой, пообещав встретиться там, как только закончится её смена. Первое, что я сделал — прибрался в студии, потому что волновался, что две стены, полностью покрытые только её фотографиями, ошарашат её.

Теперь у Холланд есть свой ящик в моём шкафу, куда я поместил все её фотографии. Также я освободил несколько полок — мне бы хотелось потихоньку начать вытаскивать её из той обувной коробки, которую она называет квартирой.

Я пытаюсь работать и открываю некоторые фотографии на своём ноутбуке, чтобы отредактировать их, но меня всего распирает внутри от переизбытка энергии. Вместо этого я захлопываю крышку и ставлю компьютер на стол, размышляя о всех возможных способах, как я смогу использовать эту энергию, когда сюда придёт Холланд.

Словно мои мысли призвали её, раздаётся звонок. Спасибо, блядь

Я готов наброситься на неё, как только открываю дверь, но выражение её лица моментально убивает эту идею. Нож проворачивается внутри меня, паника нарастает в груди.

Она проходит мимо меня, сжимая в руках коричневую коробку.

Что-то не так. Я не знаю, что изменилось после того, как я видел её в пабе, но она выглядит разбитой.

Я наблюдаю, как она ставит коробку на диван и садится рядом. Она всматривается в меня, её ресницы мокрые от слёз.

— Мне нужно тебе кое-что сказать, — шепчет она, надломленным голосом.

Я проглатываю ком тревоги, собравшийся в горле, и сажусь по другую сторону от коробки. Я практически шучу, спрашивая о том, есть ли внутри труп, но инстинкт подсказывает мне держать мой чёртов рот на замке, а ухо востро.

— Даррен, мой муж, приходил ко мне несколько дней назад.

От одного этого предложения мои волосы становятся дыбом. Я не пренебрегаю нанесением телесных увечий. Если он как-то её ранил, я, блядь, убью его.

Она, должно быть, распознаёт мою тревогу, потому что качает головой, даря мне едва различимую улыбку.

— Ничего не произошло. Он просто хотел убедиться, что я в порядке. Мы продвигаемся с разводом.

Она снова опускает глаза вниз на коробку. Следующий её вздох маленький и судорожный. Я кладу руку ей на колено и сжимаю его, побуждая сказать мне то, что она хочет. Я не знаю, хочу ли это слышать, но предполагаю, что ей необходимо снять груз с души.

— Он принёс мне эту коробку, но я была не в состоянии заставить себя открыть её, — слеза падает с её щеки. — Ты знаешь, я была женой, но я тебе не говорила, что была шесть удивительных месяцев…. я была матерью, — её челюсть сжимается, и слезы безудержно падают, но она не обращает на них внимания.

— Мой сын, Калеб, — говорит она хрипло, грустная улыбка приподнимает уголки её губ. — Он был всем, чего я желала, хотя никогда не подозревала об этом до его появления. Он был красивый и идеальный, — она поднимает плечи, неистово дрожа. — И он умер.

У меня сотня разных вопросов, но ни один из них я не озвучиваю. Я скольжу рукой под её ноги и приподнимаю её. Усаживаю Холланд к себе на колени и притягиваю в свои объятия, просто удерживая её. Она всхлипывает в мою грудь и её боль просачивается через рубашку, впитываясь в мою кожу. Чувство вины накрывает меня, словно толстое одеяло. Её печаль — первое, что привлекло меня в ней, и сейчас, зная, что её сломило, мне стыдно за себя.

Меня убивает видеть её в такой сильной агонии. Я не знаю, как это исправить, и понимаю, что такое на самом деле беспомощность.

Мы остаёмся в таком положении, и я впитываю её боль.

Когда слёзы высыхают, она выпрямляется, её лицо покрыто красными пятнами, а глаза розовые и опухшие. А затем Холланд рассказывает мне о своём ребёнке. Как он выглядел. Как он пах. Она рассказывает мне о его любимых игрушках и наименее любимой детской еде. О поездках, которые они совершали, и как она любила смотреть на него спящего ночью. И потом она рассказывает мне о том дне, когда он умер.

Тело Холланд сотрясают рыдания. Я крепче обнимаю её, нашептывая, как сильно люблю. Я знаю, что это не заберёт её боль, и ничто в действительности никогда этого не сделает, но всё равно продолжаю говорить, надеясь, что это хоть чуточку поможет.

— Даррен не сказал, что лежит в коробке, но, думаю, это что-то из вещей Калеба, — бормочет она. — Я хочу её открыть, но боюсь.

— Я буду здесь с тобой, — заверяю я её.

Холланд шмыгает носом, вытирая его тыльной стороной рукава, после чего соскальзывают с моих коленей. Её руки дрожат, когда она вытягивает и открывает крышку. Она прикрывает рот рукой, и новый поток слёз скользит по её пальцам, большими каплями падая на коробку.

Она достает фотографию в рамке, на ней улыбающийся ребёнок со светлыми волосами и большими голубыми глазами. Она долгое время смотрит на него, прежде чем прижать к груди. Следующим Холланд достаёт мягкого коричневого медвежонка, с любовью поглаживая пальцами мех. Последнее — это аккуратно сложенное детское голубое одеяльце, с нарисованными на нём щенками. Она подносит его к носу, глубоко вдыхая.

Я не могу вообразить, чтобы мой ребенок свёлся до небольшой коробки с вещами. Я не могу измерить глубину того, через что она прошла и через что она проходит прямо сейчас.

Я осознаю, каким эгоистичным ублюдком был. Я боюсь заводить ребёнка, потому что могу не увидеть, как он растёт, закончит учёбу, женится, но ничто из этого не сравнится с тем, что не было дано такой возможности. Теперь я понимаю, что Холланд имела в виду, когда сказала мне, что происходят худшие вещи, чем потеря зрения.

Поднимаюсь и обнимаю её сзади. Я собираюсь поставить перед собой цель — сделать эту женщину счастливой, даже если это последнее, что я смогу.

— Что ты сказал сегодня ранее, — говорит она мягко. — О свадьбе и детях.

— Я не знал. Мне жаль.

— Я знаю, — Холланд наклоняется вперёд, аккуратно укладывая всё обратно в коробку, затем поворачивается в моих объятиях ко мне лицом. — Я не знаю, смогу ли сделать это. Родить другого ребёнка, я имею в виду.

Я открываю рот, чтобы сказать ей, что мы не обязаны это делать, что я понимаю, но она закрывает мои губы пальцами, заставляя замолчать.

— Я не знаю, смогу ли сделать это, но я готова попробовать. Для тебя. Для нас. Я записалась на приём к психоаналитику на следующий день, после встречи с Дарреном, и если ты будешь терпелив со мной, кто знает? Возможно, когда-нибудь я приду к этому.

Это чертовски хорошо, что она не позволяет мне говорить, потому что у меня нет ни одного долбанного слова в этот момент.

Холланд опускает руку и накрывает мой рот своим. Её губы солёные и такие чертовски сладкие.

— Это займёт у меня время, — говорит она между поцелуями. — И это будет тяжело.

— Всё стоящее так и происходит, — шепчу я, а потом снова её целую.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 7 8910 Следующая ⇒