Таблица 12.1. Стадии Фрейда и Эриксона

ВОЗРАСТ	СТАДИИ ФРЕЙДА	ОБЩИЕ СТАДИИ ЭРИКСОНА
0 – 1 год	Оральная	Доверие против Недоверия: Надежда
1 – 3 года	Анальная	Автономия против Стыда и Сомнения: Воля
3 – 6 лет	Фаллическая (эдипова)	Инициатива против Вины: Целеустремленность
6 – 11 лет	Латентный период	Трудолюбие против Чувства неполноценности: Компетентность
Отрочество и юность	Генитальная	Идентичность против Спутанности ролей: Верность
Ранняя взрослость		Близость против Изоляции: Любовь
Взрослость		Генеративность против Поглощенности собой (Стагнации): Забота
Старость		Целостность эго против Отчаяния: Мудрость

Стыд — это такое чувство, когда человеку кажется, что он выглядит неподобающим образом в глазах окружающих. К примеру, маленькая девочка, которая намочила штанишки, приходит в смущение, обеспокоенная тем, что другие увидят ее в этом состоянии. Сомнение произрастает у человека из осознания, что он в конце концов не столь уж могущественен, что другие могут его контролировать и выполнять какие-то действия намного лучше.

Можно надеяться, что дети способны научиться приспосабливаться к социальным нормам, не утратив слишком многого из своего первичного чувства автономии. Родители в некоторых культурах пытаются облегчит ребенку эту задачу. Они стараются ненавязчиво помочь ребенку научиться социальному поведению, не лишая его независимости. Другие родители не столь чувствительны. Они могут чрезмерно стыдить детей, когда у тех случается какая-то неприятность с кишечником; они могут пытаться сломить всякие оппозиционные действия со стороны своих детей; или же могут высмеивать их попытки сделать что-то самостоятельно. В подобных случаях у детей может развиться стойкое чувство стыда и сомнения, которое будет препятствовать их естественному стремлению к самоопределению.

Если детям удастся разрешить этот второй кризис позитивным образом, с преобладанием автономии над стыдом и сомнением, они разовьют такое качество эго, как рудиментарная воля (will). «Воля, — говорил Эриксон, — это неукротимая решимость осуществлять свободный выбор, а также сдерживать себя» (1964, p. 119). Эриксон включает в это определение сдерживание собственных побуждений, поскольку считает, что детям важно научиться контролировать свои импульсы и отказываться от того, чего не стоит делать (или нельзя сделать). И все же главным в этом процессе остается ребенок, а не внешние силы.

3. Фаллическая (эдипова) стадия

Зона и модусы. На третьей стадии Фрейда (примерно между 3 и 6 годами) озабоченность ребенка анальной зоной уступает место интересу к генитальной зоне. Теперь дети направляют внимание на собственные гениталии и проявляют любопытство к половым органам других людей. Они также начинают представлять себя в роли взрослых и даже осмеливаются соперничать с одним из родителей, добиваясь любви другого. Они вступают в период эдипова кризиса.

Эриксон назвал основной модус этой стадии интрузией (вторжением). Этим термином он хотел передать фрейдовское представление о ребенке, ставшем теперь излишне смелым, любопытным и конкурентоспособным. Термин «интрузия» описывает активность пениса мальчика, но как общий модус он подразумевает много большее. Развитие физических и психических способностей подталкивает и мальчиков, и девочек к совершению различных интрузивных действий. «Они вторгаются в тела других людей посредством физической атаки, в чужие уши и умы – посредством агрессивной, напористой речи, в пространство – посредством энергичного передвижения, в неизвестное – посредством неуемного любопытства» (Erikson, 1963, p. 87).

Общая стадия: инициатива против вины. Инициатива, подобно интрузии, подразумевает движение вперед. Инициативный ребенок строит планы, ставит перед собой цели и упорно стремится их достичь. К примеру, я обратил внимание на некоторые виды активности одного из моих сыновей, когда ему было 5 лет. В течение одного дня он решил выяснить, насколько высоко он сможет выстроить свои кубики; придумал игру, которая заключалась в определении того, кто прыгнет выше всех на кровати родителей; и потащил семью на новый кинофильм, в котором было много боевых действий и насилия. Его поведение приняло целенаправленный, состязательный и экспрессивный характер.

Кризис возникает тогда, когда дети осознают, что их самые грандиозные планы и самые лелеемые надежды обречены на неудачу. Конечно, эти амбиции носят эдипов характер — связаны с желанием обладать одним из родителей и соперничать с другим. Ребенок обнаруживает, что эти желания нарушают глубоко укоренившиеся социальные табу и что они намного более опасны, чем ему представлялось. Как следствие, ребенок интериоризует социальные запреты — порождающее вину суперэго, — чтобы держать подобные опасные импульсы и фантазии под контролем. Результатом становится новая форма самоограничения. Отныне и навсегда наивная избыточная энергия и смелость индивидуума будут уравновешены самонаблюдением, самоконтролем и самонаказанием (см. рис. 12. 1).

Рис. 12. 1. Этот рисунок, сделанный девятилетним мальчиком, передает смелую инициативу и несчастье. Он имеет сходство с мифом об Икаре — юноше, который взлетел слишком высоко, слишком близко к солнцу. Рисунок может быть также связан с темой трудолюбия, характерного для следующей стадии: альпинисты слева умело помогают друг другу.

На взгляд Эриксона, формирование суперэго представляет собой одну из величайших трагедий жизни. Хотя суперэго необходимо для социализированного поведения, оно душит смелую инициативу, с которой ребенок встречал жизнь на фаллической стадии. Тем не менее, Эриксон не впадал в крайний пессимизм. Он заметил, что в возрасте от 3 до 6 лет дети больше, чем в любом другом возрасте, готовы живо и жадно учиться и что они стремятся направить свои амбиции на социально полезные цели (p. 258). Родители могут облегчить этот процесс, несколько умеряя свою власть и разрешая детям участвовать вместе с ними на равных в разных интересных начинаниях. Тем самым, родители могут помочь детям выйти из кризиса этой стадии с твердым чувством намерения, «мужеством, позволяющим намечать и преследовать достойные цели», которому не мешают чувство вины и запреты (Erikson, 1964, p. 122). Именно из него впоследствии вырастает такое ценное качество личности, как целеустремленность.

4. Латентный период

В теории Фрейда разрешение эдипова комплекса приводит к латентному периоду, продолжающемуся с 6 до 11 лет. В этот период сексуальные и агрессивные влечения, которые порождали кризисы на предыдущих этапах, погружаются на время в спячку. Эта стадия не связана с какой-либо либидинальной (сексуальной) зоной.

Конечно, жизнь ребенка в это время может и не быть полностью лишенной конфликтов. Например, рождение брата или сестры способно вызвать интенсивную ревность. Но, как правило, это период спокойствия и стабильности. В том, что касается инстинктов и влечений, не происходит ничего особенного.

Однако Эриксон показал, что эта стадия весьма значима для роста эго. Дети овладевают важными когнитивными и социальными навыками. Кризис на этой стадии таков: трудолюбие против неполноценности. Дети забывают свои прошлые надежды и желания, которые часто проигрывались внутри семьи, и охотно направляют силы на усвоение полезных навыков и приемов более широкой культурной среды. В примитивных обществах дети научаются ориентироваться на местности, находить пищу и изготавливать предметы обихода. В этих культурах обучение зачастую носит неформальный характер и происходит в значительной мере под руководством детей старшего возраста. В таких современных технологических обществах, как наше, дети посещают школу, где их заставляют осваивать более интеллектуальные навыки — чтение, письмо и счет. В любом случае, они учатся выполнять осмысленную работу и развивают такие качества эго, как «устойчивое внимание и прилежание» (Erikson, 1963, p. 259). Они также учатся трудиться и играть вместе со сверстниками.

Опасность на этой стадии исходит от избыточного чувства неадекватности и неполноценности (p. 260). Большинство из нас, вероятно, могут вспомнить чувство обиды, вызванное неудачами в классе или на игровой площадке. Особо глубокое чувство неполноценности может иметь различные корни. Иногда дети испытывают трудности на этой стадии потому, что им не удалось успешно разрешить конфликты более ранних стадий. Например, на второй стадии у девочки могло быть больше сомнений, чем автономии, поэтому она не уверена в себе, когда пытается справиться с новыми задачами. В других случаях развитию чувства трудолюбия могут препятствовать аттитюды, характерные для школы и местной общины. К примеру, афроамериканский мальчик может узнать, что цвет его кожи значит больше, нежели его желание и стремление учиться. К тому же школа слишком часто оказывается неспособной выявить особые таланты ребенка и способствовать их развитию (p. 260).

С другой стороны, хорошие учителя (которыми часто оказываются люди, пользующиеся доверием и уважением местной общины) могут помочь детям в этот период. Эриксон говорил (1959, p. 87), что неоднократно наблюдал, как жизнь увлеченных и одаренных людей преображал всего лишь один учитель, поощрявший их талант.

В любом случае, успешное прохождение этой стадии ведет к качеству эго, которое Эриксон назвал компетентностью. Компетентность — это непринужденность в использовании интеллекта и навыков при выполнении задач, без помех со стороны чрезмерного чувства неполноценности (1964, p. 124).

5. Период полового созревания (генитальная стадия)

Согласно Зигмунду и Анне Фрейд, подростковый возраст является бурной стадией из-за резких и значительных физиологических изменений, происходящих в это время. Сексуальные и агрессивные влечения, которые пребывали в спячке на протяжении латентного периода, теперь угрожают овладеть эго и разрушить его защитные механизмы. Огромная сексуальная энергия концентрируется прежде всего в генитальной зоне, и подростка снова беспокоят эдиповы фантазии. Ему может оказаться трудно просто быть рядом со своими родителями.

Эриксон соглашался, что в период полового созревания огромный приток энергии, связанной с влечениями, носит разрушительный характер, но он видел, что это всего лишь часть проблемы. Юноши и девушки испытывают беспокойство и озадаченность также в связи с новыми социальными конфликтами и требованиями. Основной задачей подростка, как считал Эриксон, является обретение нового чувства эго-идентичности — получение для себя ответов на вопросы о том, кто я и где мое место в обществе. Кризис носит следующий характер: идентичность против спутанности ролей.

Усиление инстинктуальных влечений определенно обостряет проблемы идентичности, с которыми сталкиваются подростки. Подросток внезапно ощущает, что его импульсы действуют сами по себе, что он более не представляет собой единого целого. Кроме того, быстрый физический рост в период половой зрелости порождает чувство спутанной идентичности. Молодые люди начинают развиваться настолько быстро и меняться в столь многих отношениях, что едва себя узнают. Вероятно, именно по этой причине подростки проводят так много времени перед зеркалом и уделяют такое большое внимание своей внешности.

Но проблемы идентичности в той же, если не в большей, мере носят и социальный характер. Молодых людей беспокоят не сам по себе физический рост или всплеск сексуальности, а мысль, что они, возможно, не выглядят должным образом в глазах окружающих или не оправдывают их ожиданий. И даже в еще большей степени, молодые люди начинают волноваться по поводу своего будущего места в обществе. Подростков, с их быстро развивающимися умственными способностями, подавляют бессчетные варианты и альтернативы, которые перед ними открываются.

Поскольку юноши и девушки столь не уверены в том, кто они такие, то и стремятся во что бы то ни стало идентифицироваться с какими-то «замкнутыми группами». Они могут «демонстрировать приверженность своему клану, став заметно нетерпимыми и жестокими в своем исключении тех, кто на них непохож» (Erikson, 1959, p. 92). Стараясь поскорее обрести какую-то идентичность, они стереотипизируют «себя, свои идеалы и своих врагов» (p. 92). Они часто подвергают себя и других «проверке на верность». Некоторые молодые люди связывают себя с какими-то политическими или религиозными идеологиями. Во всем этом мы можем видеть поиск молодыми людьми ценностей, которым они могут быть верны.

Чтобы понять формирование идентичности, важно признать, что это процесс, продолжающийся всю жизнь. Отчасти мы формируем свою идентичность посредством идентификаций. Не обязательно осознавая это, мы идентифицируемся с теми, кто нас привлекает, и, следовательно, уподобляемся им. Идентичность каждого человека, таким образом, частично являет собой синтез многих частных идентификаций (p. 112–113).

Мы развиваем чувство идентичности также посредством своих достижений. Способность стоять, ходить, бегать, играть в мяч, рисовать, читать и писать — все это вносит вклад в чувство эго-идентичности. Мы начинаем смотреть на себя как на «того, кто может совершать эти действия». Подобные достижения становятся частью позитивного и долговременного чувства идентичности в том случае, когда они важны для культуры (p. 89–90).

Тем не менее, несмотря на то что формирование идентичности — процесс, продолжающийся всю жизнь, проблема идентичности достигает своего кризиса в ранней юности. Именно в это время происходят многочисленные внутренние изменения и на карту поставлено очень многое с точки зрения будущих обязательств. В этот период предшествующая идентичность человека кажется неадекватной тому выбору и решениям, которые он должен сделать.

Эриксон (p. 123) просил нас рассмотреть, к примеру, юную студентку колледжа, воспитывавшуюся в консервативной среде. Когда она поступает в колледж, то встречает людей из самой разной среды, среди которых она должна выбрать себе друзей. Она также должна решить, какой будет ее установка по отношению к сексу и к каким профессиональным целям она хочет стремиться. В этот момент ее предшествующая идентичность и идентификации приносят мало пользы. Кажется, что каждое решение утверждает какую-то сторону ее прошлого, отрицая при этом другие. Если, к примеру, она решает проявить сексуальную активность, то может попрать ценности, открыто признаваемые ее семьей, идентифицируя себя при этом с некоторыми из своих потаенных желаний. Точно так же, если она предпочтет сделать карьеру в мужской профессии, такой как медицина или право, то отважится выйти за рамки определенных семейных ценностей, но признает своими другие. Тем самым, принимая решения и обязательства, она перерабатывает предшествующие идентификации и формирует новую идентичность. Ее задача — определить для себя некоторую «центральную перспективу и направление, некоторое рабочее единство, из эффективных остатков [ее] детства и надежд, связанных с [ее] предвосхищаемой взрослостью» (Erikson, 1958, p. 14).

Формирование идентичности — в основном бессознательный процесс. Тем не менее молодые люди часто мучительно сознают свою неспособность принять долговременные обязательства. Они чувствуют, что нужно решить слишком многое и слишком быстро и что каждое решение уменьшает число их будущих альтернатив (Erikson, 1959, p. 124–126). Поскольку принять обязательства столь трудно, юноши и девушки иногда вводят психосоциальный мораторий, берут своего рода «тайм-аут» для обретения себя. К примеру, некоторые молодые люди уходят из колледжа, чтобы попутешествовать или поэкспериментировать с различными профессиями, прежде чем принять какое-то окончательное решение. Однако многим молодым людям непросто достичь свободного состояния моратория. Еще не поняв, кто они такие и что будут делать в жизни, они часто испытывают ощущение изоляции, чувство, что время обходит их стороной, что они неспособны найти смысл в каком-либо виде деятельности и просто плывут по волнам жизни. Как говорит Бифф в пьесе Артура Миллера «Смерть коммивояжера»: «Я просто не могу ухватиться, мам, не могу ухватиться за какую-либо сторону этой жизни» (Erikson, 1959, p. 91).

Однако подросток часто откладывает принятие на себя обязательств из-за внутренней потребности избежать предопределения идентичности, преждевременного принятия ограниченных социальных ролей. И хотя затянувшийся поиск идентичности может быть мучительным, он способен также привести, в конце концов, к некой высшей форме личной интеграции и к подлинным социальным новшествам. Как мы видели, многие теоретики, представленные в этой книге, сопротивлялись соблазну довольствоваться удобной профессиональной идентичностью. Так, Пиаже, Фрейд и Эриксон потратили немалое время на поиск своего истинного призвания. И этот поиск, пусть не всегда приятный для них, привел в конце концов к новым способам понимания и содержательным преобразованиям в их профессиональной сфере.

Таким образом, основная задача юноши или девушки — найти какой-то путь в жизни, которому они могут быть постоянно преданными. Борьба на этой стадии ведет к появлению такого нового качества эго, как верность, или способность выполнять свободно взятые на себя обязательства (Erikson, 1964, p. 125).

6. Ранняя взрослость

Эриксон — первый из фрейдистов и один из немногих среди всех создателей теорий индивидуального развития человека, кто разделил взрослую жизнь на стадии. Поэтому, если его мысли и кажутся отрывочными, мы должны помнить, что он пишет о неизученной области.

Стадии развития взрослого человека, предложенные Эриксоном, описывают шаги, посредством которых люди расширяют и углубляют свои способности любить и заботиться о других. Подросток сосредоточен исключительно на себе. Подростки озабочены тем, что они собой представляют, как они выглядят в глазах окружающих и кем станут. Да, они испытывают сексуальное влечение к другим людям и даже влюбляются, но подобные привязанности в действительности являются попытками самоопределения. В общении со сверстниками молодые люди пытаются выяснить, кто они такие, ведя бесконечные разговоры о своих истинных чувствах, о своих взглядах друг на друга и о своих планах, надеждах и ожиданиях (Erikson, 1959, p. 95).

Таким образом, подросток слишком занят тем, кто он такой, чтобы взять на себя задачу ранней взрослости — достижение близости. Реальная близость возможна лишь тогда, когда обретено обоснованное чувство идентичности (p. 95). Погрузиться в истинную взаимность с другим человеком способен только тот, кто уверен в своей идентичности. К примеру, молодой человек, беспокоящийся о своей мужественности, не станет хорошим возлюбленным. Он будет слишком застенчив, слишком озабочен своими действиями, чтобы предаться свободной и нежной любви со своей партнершей. Если люди неспособны достичь подлинной взаимности, они испытывают чувство, соответствующее противоположному полюсу этой стадии, — чувство изоляции.

Эриксон обратил внимание, что некоторые молодые люди женятся до того, как обретут твердое чувство идентичности. Они надеются, что смогут найти себя в браке. Подобные браки, однако, редко оказываются успешными. Партнеры рано или поздно начинают чувствовать себя связанными своими супружескими и родительскими обязательствами. Вскоре они начинают жаловаться на то, что другие не дают им возможности развиваться. Эриксон заметил, что изменение в супруге в этом случае редко помогает. Индивидуум нуждается в некоем «мудро направляемом проникновении» в тот факт, что нельзя рассчитывать на поддержание близких отношений с другим человеком, пока ты не стал самим собой (p. 95).

Обсуждая близость, Эриксон, как приличный фрейдист, с пылкостью говорил об опыте оргазма: это высший опыт взаимного регулирования, который смягчает неизбежную горечь и различия между двумя людьми (1963, p. 265). Он добавлял, однако, что «утопия генитальности» ни в коем случае не является чисто сексуальным вопросом. Истинная близость означает, что два человека готовы делиться друг с другом и совместно регулировать все важные стороны своей жизни (p. 266).

Как и в случае других стадий, нет людей, у которых происходило бы развитие только положительного полюса данной стадии. Ни одна пара не испытывает абсолютной близости. Поскольку люди различны (в сексуальном и других отношениях), неизбежно наличие определенного антагонизма между партнерами, который ведет к периодической изоляции. В идеале, однако, близость сильнее. Если это так, тогда у молодых людей развивается такое качество эго, как зрелая любовь, «взаимная преданность, навсегда устраняющая антагонизмы» между ними (Erikson, 1964, p. 129).

7. Взрослость

Как только два человека достигли определенной степени близости, их интересы выходят за рамки того, что волнует только их двоих. Они начинают беспокоиться о воспитании следующего поколения. Согласно терминологии Эриксона, они вступают в стадию генеративности против поглощенности собой и стагнации (Erikson, 1982, p. 67). Генеративность — это широкий термин, который относится не только к произведению на свет детей, но также к созданию вещей и идей посредством своей работы. Но Эриксон сосредоточил внимание преимущественно на первом аспекте — рождении детей.

Один факт наличия в семье детей, конечно, не является гарантией генеративности. Родители должны делать нечто большее, чем просто производить потомство; они должны защищать и направлять его. Это означает, что родителям часто приходится жертвовать собственными потребностями. Они должны преодолевать соблазн потакать своим прихотям, который ведет к непродуктивной стагнации. Если им удается позитивно справиться с этим конфликтом, они развивают такое ценное качество, как забота о следующем поколении.

Некоторые люди, как заметил Эриксон, развивают генеративность и заботу, не имея собственных детей. Например, монахи и монахини отказываются от права воспитывать собственных детей, как делают это и другие люди, которые прилагают свои особые таланты в других областях. Подобные люди могут тем не менее учить и направлять следующее поколение, «работая с детьми других людей или помогая создавать для них более совершенный мир» (Erikson in Evans, 1969, p. 51). Разумеется, такие взрослые должны справиться с определенной долей фрустрации. Особенно это касается женщин, чей организм создан для вынашивания и выкармливания потомства. Но чувство заботы и генеративность по-прежнему возможны.

С другой стороны, встречается множество людей, которые женаты, но лишены генеративности. В подобных случаях пары часто регрессируют к своего рода «псевдоблизости» или «начинают потакать своим слабостям, как будто они являются собственным единственным ребенком» (Erikson, 1959, p. 97). Возможно, Эриксон имел в виду пары, которые без конца анализируют свои отношения с точки зрения того, сколько каждый из партнеров получает от другого. Эти люди, по-видимому, больше озабочены собственными потребностями, чем нуждами своих детей.

Имеется несколько возможных причин неспособности развиваться на этой стадии. Иногда собственное детство родителя было настолько бессодержательным или фрустрирующим, что он не может понять, как можно сделать нечто большее для своих детей. В других случаях трудности, по-видимому, больше связаны с культурой. В Соединенных Штатах в особенности система ценностей делает акцент на независимых достижениях в такой степени, что люди могут быть поглощены исключительно собой и своими успехами, пренебрегая обязанностями заботиться о других (p. 97).

8. Старость

Психологическая литература, посвященная старческому возрасту (по-прежнему скудная), как правило, рассматривает этот период как время упадка. Раз за разом указывается, что пожилые люди должны справиться с рядом физических и социальных утрат. Они утрачивают физическую силу и здоровье; теряют работу и значительную часть дохода после выхода на пенсию; и, с течением времени, теряют своих супругов, родственников и друзей. В равной степени мучительно и то, что они сталкиваются с неизбежной утратой статуса, которая в Америке сопровождает старение, отсутствие активности и «бесполезность» (см. Gitelson, 1975; Havighurst, 1952, 1968). Недавно ряд психологов попытались нарисовать более оптимистическую картину. Хотя и признавая многие проблемы и потери, эти психологи говорят, что старость может приносить удовлетворение и обеспечивать новый опыт — «пока человек активно занимается общественной деятельностью» (Cole & Cole, 1993, p. 671; см. также P. S. Kaplan, 1998, p. 465).

Взгляд Эриксона был направлен совсем в другую сторону. Он не проявлял особого интереса к активности и полезности пожилого человека или к его участию во внешних, общественных делах. Вместо этого он сосредоточил свое внимание на внутренней борьбе этого периода — борьбе, которая связана с мучительными чувствами, но обладает потенциалом для внутреннего роста и мудрости. Он назвал эту борьбу целостность эго против отчаяния.

Когда старые люди сталкиваются с приближением смерти, то занимаются, как предполагал Эриксон, тем, что принято называть обзором жизни (Butler, 1963). Они оглядывают свою жизнь ретроспективным взглядом и задают вопрос, была ли она достойной. В процессе этого они переживают предельное отчаяние — чувство, что жизнь была не такой, какой она должна быть, но теперь время ушло и нет возможности опробовать альтернативные стили жизни. Зачастую отчаяние прячется за отвращением. У многих стариков отвращение вызывает любая мелочь; для них нетерпимы борьба и ошибки других людей. Подобное отвращение, говорил Эриксон, в действительности указывает на их презрение к самим себе (Erikson, 1959, p. 68).

Когда старый человек сталкивается с отчаянием, он пытается обрести ощущение целостности эго. Целостности эго, говорил Эриксон, трудно дать определение, но она включает в себя ощущение, что в жизни человека присутствует определенный порядок, и «приятие своего единственного цикла жизни как чего-то, что должно было произойти и что, в силу неотвратимости, не допускает какой-либо замены» (1963, p. 268). Целостность, по-видимому, выражает следующее чувство: «Да, я совершал ошибки, но, учитывая, кем я был в то время и сопутствующие обстоятельства, эти ошибки были неизбежны. Я принимаю их, вместе со всем хорошим, что было в моей жизни». Целостность — это чувство, которое также выходит за рамки «Я» и даже за пределы национальных и идеологических границ. Старый человек, на определенном уровне, испытывает чувство единения «с образом жизни и иными занятиями прошлых лет в том виде, как они выражены в скромных результатах и простых словах былых времен и увлечений» (p. 268).

Эриксон (Erikson, 1976) говорил нам, что кризис старости прекрасно проиллюстрирован в фильме Ингмара Бергмана «Земляничная поляна». Этот фильм, по словам Эриксона,

изображает автомобильную поездку старого шведского профессора из местечка, где он живет после выхода на пенсию, в город Лунд. Там, в старинном кафедральном соборе, доктор Исак Борг должен получить высшую награду своей профессии, Почетную докторскую степень, которой отмечают 50 лет безупречной службы. Но эта поездка на автомобиле по отмеченным указателями дорогам через знакомую местность становится также символическим паломничеством назад в детство и в неизведанные глубины его «Я». (p. 1)

Фильм начинается с того, что Борг делает в своем дневнике записи, в которых выражает удовлетворение тем, что жизнь смогла ему предложить. Затем на экране показан страшный сон, символизирующий страх смерти у главного героя. Пробудившись, Борг решает добираться до Лунда на автомобиле, а не на самолете, и взять с собой свою невестку Марианн, переживающую супружеский кризис, разрешению которого Борг до сих пор отказывался помочь. Оказавшись в автомобиле, они сразу же начинают ссориться, и Марианн говорит ему, что «несмотря на то, что все называют его великим гуманистом, он — всего лишь старый эгоист» (Bergman, 1957, p. 32). Во время поездки у Борга происходят и другие столкновения с Марианн и прочими людьми, его также посещают яркие сны и воспоминания о его прошлом. Эти сны и воспоминания вызывают у него приступы крайнего самоуничижения. Он начинает осознавать, что всю свою жизнь был сторонним наблюдателем, занимавшимся морализаторством и во многих отношениях неспособным на любовь. Тем самым мы понимаем, что первоначальное ощущение целостности было у Борга поверхностным; представляя себе смерть и обозревая свою жизнь, он видит ее многочисленные неудачи.

В конце концов, однако, прозрение Борга приводит не к окончательному отчаянию, а к новому приятию прошлого. Во время вручения ему Почетной докторской степени, которое теперь становится для него скорее заурядным событием, он начинает видеть «поразительную причинность» в событиях своей жизни — прозрение, которое примечательным образом напоминает утверждение Эриксона о том, что целостность эго включает в себя ощущение неизбежной упорядоченности прошлого. В равной степени впечатляет и изменение характера Борга. В конце фильма он выражает свою любовь к Марианн и предлагает помощь ей и своему сыну.

Благодаря этому фильму, мы понимаем, почему Эриксон подчеркивал важность как позитивного, так и негативного полюса своих кризисов. Первоначальное чувство целостности было у Борга поверхностным и неубедительным. Более содержательное чувство целостности появилось у него только после того, как он тщательно изучил свою жизнь и сумел справиться с определенным экзистенциальным отчаянием (Erikson, 1976, p. 23).

Эриксон и Бергман, таким образом, указывают на внутреннюю борьбу, которую мы склонны упускать из виду, когда смотрим на старых людей. Мы видим их многочисленные физические и социальные трудности и можем сожалеть о том, что старые люди кажутся такими «бесполезными». Мы можем затем попытаться скорректировать свои представления, найдя примеры старых людей, которые более «полезны», энергичны и принимают большее участие во внешних делах. Но мы по-прежнему оцениваем пожилых на основании внешнего поведения. Мы оказываемся неспособными увидеть внутреннюю борьбу. Мы неспособны понять, что тихий старый человек может решать некоторым образом самый важный из всех вопросов: была ли его жизнь, подходящая теперь к концу, наполнена смыслом? Что наполняет жизнь смыслом?

Эта внутренняя борьба, как правило, превращает старого человека в своего рода философа, и из этой борьбы произрастает такое качество эго, как мудрость. Мудрость может быть выражена многими способами, но она всегда отражает вдумчивую, обнадеживающую попытку найти ценность и смысл жизни перед лицом смерти (Erikson, 1976, p. 23; 1982; p. 61–62).

 Теоретические проблемы

Почему теория Эриксона является теорией стадий

В главах 6 и 7 мы увидели, что Пиаже и Колберг полагали, что когнитивные стадии должны отвечать нескольким критериям. Стадии Эриксона больше касаются эмоционального развития, но в основе своей они удовлетворяют тем же критериям. То есть стадии 1) описывают качественно различные паттерны поведения, 2) охватывают общие проблемы, 3) развертываются в неизменной последовательности и 4) являются культурно универсальными. Давайте рассмотрим эти моменты поочередно.

1. Стадии соотносятся с качественно различными паттернами поведения. Если бы развитие было лишь вопросом постепенного количественного изменения, любое разделение на стадии было бы произвольным. Однако стадии Эриксона дают нам полное ощущение того, что поведение в различные моменты качественно различно. Дети на стадии автономии выглядят совершенно иначе, нежели дети на стадии доверия; они намного более независимы. Дети на стадии инициативы опять же выглядят иначе. Хотя дети, развивающие чувство автономии, бросают вызов авторитету и держат других людей на расстоянии, дети с чувством инициативы отличаются еще большей смелостью и воображением, энергично бегают повсюду, строят грандиозные планы и осваивают новые виды деятельности. На каждой стадии поведение имеет свои явные особенности.

2. Стадии описывают общие проблемы. Как мы подчеркивали, стадии относятся к общим характеристикам или проблемам. Эриксон вышел за рамки относительно специфической сосредоточенности на телесных зонах, присущей Фрейду, и попытался вычленить общие проблемы в каждом из периодов. Он показал, к примеру, что на оральной стадии важна не столько стимуляция этой зоны, сколько общий модус вбирания и имеющее еще более общий характер развитие чувства доверия к своим кормильцам. Таким образом Эриксон попытался выделить для каждой стадии наиболее общую проблему (или задачу развития), с которой сталкивается индивид в социальном мире.

3. Стадии развертываются в неизменной последовательности. Все теории стадий предполагают некую инвариантную последовательность, и теория Эриксона — не исключение. Он говорил, что каждая стадия присутствует в той или иной форме на протяжении всей жизни, но каждая достигает своего кризиса в определенное время и в определенном порядке.

Утверждение Эриксона основано на допущении, что его последовательность является отчасти результатом биологического созревания. По его словам, здоровый ребенок, при условии правильного воспитания, просто подчиняется «внутренним законам развития, т. е. тем законам, которые в пренатальном периоде формировали один орган после другого, а теперь создают непрерывный ряд потенциальных возможностей для значимых интеракций с окружающими его людьми» (Erikson, 1963, p. 67). На второй стадии, например, биологическое созревание «приглашает» ребенка к проявлению чувстве автономии. Благодаря процессу созревания, дети могут стоять на собственных ногах, контролировать мышцы сфинктера, ходить, произносить слова, такие как «я», «мое» и «нет» и т. д. На третьей стадии созревание пробуждает новый сексуальный интерес, вместе с такими способностями, как творческая игра, любопытство и энергичная локомоция.

В то же время общественные системы эволюционируют таким образом, что приветствуют этот связанный с созреванием внутренний ряд потенциальных возможностей и идут ему навстречу. Например, когда ребенок на стадии автономии демонстрирует новый уровень самоконтроля, социализаторы (родители, воспитатели и т. д. ) считают, что ребенок готов к обучению. К примеру, они начинают приучать его к горшку. Результатом становится борьба волевых начал между ребенком и обществом, которая порождает кризис этого периода. Точно так же, когда дети начинают проявлять слишком большой интерес к сексуальным вопросам, общество решает, что пора наложить свои особые сексуальные запреты, порождая стержневой конфликт третьей стадии. Таким образом, последовательность кризисов вызвана внутренним созреванием, с одной стороны, и социальными силами — с другой.

4. Стадии культурно универсальны. Эриксон полагал, что его стадии относятся ко всем культурам. Читатель может видеть, что стадии универсальны постольку, поскольку ими управляют процессы созревания, но все же может проявить скептицизм, ибо знает, насколько велики различия между культурами.

Эриксон также сознавал огромные различия между культурами. Фактически, одна из его целей — показать, как по-разному культуры подходят к стадиям в соответствии со своими разнящимися системами ценностей. Например, в племени дакота период кормления детей грудью отличается большой продолжительностью и снисходительностью; одна из целей этого — сделать так, чтобы дети доверяли окружающим и сами стали щедрыми (p. 134–140). Наше общество, напротив, не поощряет зависимость. В сравнении с другими культурами, мы отнимаем наших младенцев от груди очень рано. По-видимому, мы хотим, чтобы наши дети не приучались слишком зависеть от окружающих или доверять им, а стали независимыми. Независимость и свободное передвижение, по-видимому, являются частью нашего (североамериканского – А. А. ) культурного идеала, начиная со времени первых поселенцев и по настоящий день (глава 8).

Эриксон утверждал лишь то, что все культуры адресуют свое внимание одним и тем же проблемам. Все культуры стараются обеспечить своих детей постоянной заботой, регулировать их чрезмерное желание делать все по-своему и ввести табу на инцест. И, когда дети подрастают, все культуры требуют, чтобы они научились технологическим приемам и навыкам, присущим данной культуре, обрели реально осуществимую взрослую идентичность, завязали узы близости, заботились о следующем поколении и встречали смерь с чувством достойно прожитой жизни. Достичь этих целей пытаются все культуры, поскольку сама культура является частью эволюционного процесса; в процессе эволюции те группы, которые оказывались неспособными выполнить эти задачи, имели меньше шансов на то, чтобы выжить. Если, к примеру, культуры не могли заставить своих членов пожертвовать частью своей независимости ради нужд других людей (на стадии автономии), начать осваивать навыки и приемы общества (на стадии трудолюбия) и позаботиться о следующем поколении (на стадии генеративности), они, скорее всего, не выживали. 1

1 Дарвин придерживался аналогичного взгляда, как было показано в главе 3.

Вопрос иерархической интеграции. Последователи Пиаже, как вы, возможно, помните, определяют свои стадии, используя еще один, пятый, критерий; они рассматривают их как иерархические интеграции. У разных авторов это понятие приобретает несколько различающееся толкование, но в теории стадий оно в целом означает, что более ранние структуры повторно интегрируются в новые, доминирующие структуры. В теории Эриксона подобный процесс тоже имеет место на определенных стадиях, например, в период отрочества-юности. Когда молодые люди обретают новое чувство идентичности, они реорганизуют значительную часть своей личности в ходе определения доминирующих целей или плана жизни. Однако понятие иерархической интеграции относится не ко всем стадиям. К примеру, проблемы на стадии «автономия против стыда и сомнения» не реорганизуются и не интегрируются повторно в следующую стадию, «инициатива против вины». Новая стадия просто поднимает новые проблемы, оставляя предыдущую стадию на заднем плане, во многом в той же форме, в какой она была до этого. Тем самым понятие иерархической интеграции, по всей видимости, не характеризует развитие на всех стадиях Эриксона (см. Kohlberg, 1969a, p. 353).

Должны ли люди проходить через все стадии?

Мы иногда слышим, что, если человек не достиг заметного успеха на одной из стадий Эриксона, он может оказаться неспособным перейти на следующую стадию. Это утверждение ошибочно. В теории Эриксона человек должен, если он живет достаточно долго, пройти через все стадии. Причина этого связана с силами, которые заставляют человека переходить с одной стадии на другую: биологическим созреванием и социальными ожиданиями. Эти силы толкают человека дальше согласно определенному временному графику, независимо от того, добился человек успеха на предыдущих стадиях или нет.

Возьмите, к примеру, мальчика, который оказался неспособным многого добиться в развитии общих трудовых установок и навыков на стадии «трудолюбие против чувства неполноценности». Достигнув половой зрелости, он должен решать проблемы идентичности, пусть даже он в действительности к этому не готов. Из-за биологических изменений, он испытывает беспокойство, вызванное приливом сексуальных чувств и стремительными изменениями, происходящими с его организмом. В то же время социальное давление заставляет его урегулировать проблемы ухаживания и начать думать о будущей профессии. Общество мало беспокоит то, что он до сих пор не уверен в своих навыках. У общества есть свой собственный временной график, и к тому времени, когда молодому человеку исполнится 20 лет или около того, он почувствует на себе давление, подталкивающее его к выбору карьеры. С аналогичными трудностями он будет последовательно сталкиваться на каждой новой стадии.

Каждый человек, таким образом, должен пройти через все стадии, независимо от того, успешно или нет он преодолел более ранние стадии. Верно лишь то, что успех на предыдущих стадиях влияет на возможность успеха на последующих. Дети, которые развили твердое чувство доверия к своим опекунам, могут позволить себе оставить их и независимо исследовать окружающую среду. Напротив, дети, которым недостает доверия и которые поэтому боятся потерять опекунов из виду, менее способны к развитию чувства автономии. (Можно сформулировать эту мысль и несколько иначе: именно ребенок, который добился положительного баланса доверия относительно недоверия, отваживается вступить в мир полным надежды и ожидания, энергично опробуя новые возможности, связанные с независимой деятельностью. ) Подобным образом положительный результат на каждой стадии обусловливает шансы на положительный результат на последующей стадии. Но какими бы ни были результаты, силы созревания и социума требуют, чтобы ребенок брался за решение проблем, присущих каждой новой стадии.

Сравнение с Пиаже

Теперь мы кое-что знаем о двух наиболее влиятельных – среди специалистов в области развития человека – теориях стадий. Я имею в виду когнитивную теорию Пиаже и психоаналитическую теорию Эриксона. Во многих отношениях эти теории различны, как уже кратко отмечалось выше. В общих чертах, наиболее существенные различия между ними сводятся к следующим..

Теория Эриксона описывает спектр чувств, с которыми мы подходим к выполнению задач; теория Пиаже сосредоточена на интеллектуальном развитии. Это развитие, по Пиаже, мотивируется не биологическим созреванием и социальными силами, а попытками ребенка разрешить когнитивные проблемы. Когда дети сталкиваются с проблемами, с которыми они не могут справиться с помощью имеющихся у них когнитивных структур, они начинают прилагать дополнительные усилия и проявлять любознательность, конструируя более сложные структуры. Поскольку движущей силой является любознательность ребенка, нет оснований для того, чтобы ребенок проходил через все стадии; если ребенок не проявляет интереса к какой-то области (например, к математике), он может так никогда и не достичь в ней высших ступеней. Таким образом, если созревание и социальное давление проводят нас через все стадии Эриксона, готовы мы к ним или нет, то через стадии Пиаже мы проходим только в том случае, если испытываем интеллектуальную мотивацию выстраивать новые структуры.

Подобные различия выглядят существенными. Тем не менее и Эриксон, и Пиаже дали нам теории стадий, стремящиеся описать наиболее общие качественные перемены в поведении. Кроме того, создается впечатление, что они часто изображают главные события в развитии индивида просто в разных перспективах. Давайте сами убедимся в этом.

1. Доверие. Как заметил Эриксон (Erikson, 1964, pp. 116–117), и Пиаже, и его самого интересовало развитие у младенца безопасного образа внешних объектов. Эриксон говорил о растущей опоре ребенка на предсказуемость и зависимость от людей, тогда как Пиаже отмечал развивающееся чувство постоянства вещей. Тем самым обоих интересовала растущая вера детей в стабильность мира. 1

1 В отношении исследований, рассматривающих эти параллели, см. Bell, 1970; Flavell, 1977, p. 54; и Gouin-Decarie, 1965.

2. Автономия. Когда у детей развивается чувство доверия к своим опекунам, они становятся все более независимыми. Уверенные в своем знании того, что другие люди окажутся рядом, когда в этом будет необходимость, они могут свободно и самостоятельно исследовать окружающий мир.

Пиаже указывал на схожий процесс. Когда дети обретают уверенность, что объекты постоянны, то могут действовать все более независимо от них. К примеру, когда мяч его дочки Жаклин закатывался под диван, она больше не была привязана к тому месту, где видела мяч в последний раз. Она теперь знала, что объект постоянен, даже если он пропал из виду, и, следовательно, могла выбирать альтернативные пути его нахождения. 2

2 В отношении дополнительных соображений, касающихся параллелей на этой стадии, см. Kohlberg & Gilligan, 1971, p. 1076.

3. Инициатива. На этой стадии, примерно между 3 и 6 годами, Эриксон и фрейдисты подчеркивали всепоглощающее любопытство ребенка, его богатую фантазию и смелое воображение. Эриксон говорил: «И язык, и локомоция позволяют ему охватывать своим воображением столь много вещей, что он не может не устрашиться того, о чем мечтал или что придумал» (1959, p. 75).

Взгляд Пиаже на мышление в этот период был примечательно схожим. Вот что говорит Флейвелл,

Ребенок, находящийся на дооперациональной стадии развития интеллекта, — это ребенок, верящий в чудеса; его когнитивная способность кажется нам наивной, подчиненной впечатлениям и плохо организованной. Его миру присуще полное игнорирование законов, без того, разумеется, чтобы этот факт как-то сказывался на его понимании необходимости сдерживать энергию и полеты фантазии, с которыми он подходит к новым ситуациям. Все возможно, поскольку ничто не подчиняется ограничениям, накладываемым законами (Flavell, 1963, p. 211).

Для Пиаже, таким образом, фантазия и воображение ребенка на фаллической стадии обязаны во многом тому, что ребенок находится в дооперациональном периоде развития, когда мысли текут свободно, так как они еще не связаны систематической логикой, которую ребенку предстоит развить на следующей стадии.

4. Трудолюбие. Согласно Эриксону и фрейдистам, фантазии и страхи «эдипова» ребенка временно забываются во время латентного периода, продолжающегося примерно с 6 до 11 лет. Пугающие желания и фантазии вытесняются, и интересы ребенка направляются вовне; ребенок настойчиво пытается овладеть реальными навыками и орудиями своей культуры. В общем, это относительно спокойный период; дети кажутся более сдержанными.

Пиаже также убеждает нас в том, что 6–11-летний ребенок более целенаправлен, реалистичен и организован, чем ребенок меньшего возраста. Согласно Пиаже, это изменение не является результатом подавления эмоций и опасных желаний; скорее, оно появляется потому, что в интеллектуальном отношении ребенок вступил в стадию конкретных операций. Ребенок может теперь отличать факт от вымысла, может рассматривать проблему с различных точек зрения и может решать конкретные задачи с опорой на логику и систематично. Следовательно, в плане развития интеллекта ребенок переходит в стадию уравновешивания с миром, и это обстоятельство способствует его общей устойчивости и выдержанности. По-видимому, сам Эриксон имел в виду конкретные операции, когда описывал этот период: он говорил, что в это время «богатое воображение ребенка укрощается и обуздывается объективными законами» (1963, p. 258).

5. Идентичность. На взгляд Эриксона, спокойствие предыдущего периода уступает место волнениям и неуверенности юности. Подростки озадачены физическими изменениями и необходимостью принять на себя социальные обязательства. Они задаются вопросом, кто они такие и каким будет их место в обществе.

Пиаже немного мог сказать о физических изменениях в юности, но его глубокий анализ когнитивного развития помогает нам понять, почему этот период может быть временем поиска идентичности. На стадии конкретных операций мышление ребенка было довольно сильно привязано к «здесь и теперь». Но с развитием формальных операций мышление подростка воспаряет в отдаленное будущее и в сферу чисто гипотетического. Соответственно, подростки могут теперь тешить себя бессчетными вариантами, касающимися того, что они собой представляют и кем они станут. Формально-операциональные способности, тем самым, могут вносить свою лепту в самовопрошание этого периода (см. Inhelder & Piaget, 1955, chap. 18).

 Следствия для практики

Клиническая работа: история одного маленького пациента

Клинические психологи и другие специалисты в области психического здоровья нашли идеи Эриксона крайне полезными. Представление об этом может дать нам работа самого Эриксона с одним из его пациентов, 4-летним мальчиком по имени Питер.

Питер страдал психогенным мегаколоном, расширением толстой кишки, причиной которого была эмоционально обусловленная привычка мальчика задерживать свои фекальные массы в продолжении целой недели. Из разговоров с Питером и его семьей Эриксон узнал, что этот симптом появился у мальчика вскоре после того, как была уволена его няня, девушка азиатского происхождения. Как оказалось, Питер начал «грубо нападать на няню, но девушка внешне спокойно и даже с удовольствием принимала его явно “мужское” поведение» (Erikson, 1963, p. 56). В ее культуре подобное поведение считалось нормальным. Однако мать Питера, жившая в нашей культурной среде, посчитала, что во внезапном проявлении мужских качеств со стороны Питера и в том, как девушка им потакает, есть что-то противоестественное. Поэтому она избавилась от девушки. В качестве объяснения своего ухода няня сказала Питеру, что у ней самой скоро будет ребенок и что она предпочитает заботиться о малышах, а не о таких больших мальчиках, как Питер. Вскоре после этого у Питера развился мегаколон.

Эриксон понял из беседы с мальчиком, что Питер вообразил, будто он сам забеременел — фантазия, посредством которой он пытался удержать няню, идентифицируясь с ней. Но если посмотреть более широко, то можно увидеть, как поведение Питера регрессировало с точки зрения стадий. Сначала он демонстрировал агрессивное, сексуальное поведение стадии инициативы, но обнаружил, что оно ведет к трагической утрате. Поэтому он регрессировал к анальному модусу. Посредством своего тела он выражал свою основную потребность: сохранить. Улучив подходящий момент, Эриксон разъяснил Питеру его желания, и симптом мальчика удалось в значительной мере снять.

Иногда студенты, услышав о поведении Питера, предполагают, что его симптом был средством «привлечения внимания». Такая интерпретация часто используется бихевиористами. Но мы видим, что подход Эриксона был иным. Его интересовало, что значил симптом для Питера, что мальчик пытался выразить через него. Посредством своего тела Питер бессознательно пытался сказать: «Мне нужно сохранить то, что я потерял». Эриксон и другие психоаналитики полагают, что, вместо того чтобы изменять поведение ребенка путем внешних подкреплений, таких как внимание, лучше всего обратиться непосредственно к страхам ребенка и к тому, что ребенок, возможно, бессознательно пытается сказать.

Мысли о воспитании ребенка

В течение долгих лет Эриксон прилагал результаты своих клинических наблюдений к множеству проблем, включая вопросы образования, этики и политики. Он также проявлял особый интерес к воспитанию ребенка.

Как мы коротко упомянули в своем обсуждении доверия, Эриксон занимался проблемой, с которой сталкиваются родители в нашем меняющемся обществе. Современные родители зачастую неспособны или просто не хотят следовать традиционным правилам воспитания ребенка; они предпочитают растить своих детей в более личной, терпимой манере, основанной на новой информации и педагогике (Erikson, 1959, p. 99). К сожалению, современные советы в отношении воспитания ребенка часто противоречивы и пугают новоиспеченного родителя своими описаниями того, как события могут принять нежелательный оборот. Соответственно, новоиспеченный родитель испытывает тревогу и неуверенность. Это серьезная проблема, считал Эриксон, ибо, как мы видели, важно, чтобы родитель передавал ребенку базовое ощущение безопасности, чувство, что мир надежен и безопасен.

Эриксон полагал, что родители могут почерпнуть определенную внутреннюю уверенность из религиозной веры. Кроме этого, он предлагал, чтобы родители принимали во внимание их глубинное «доверие к роду человеческому» (1963, p. 267). Под этим Эриксон подразумевал нечто близкое идеям Гезелла. Родители должны признать, что в формировании ребенка далеко не все зависит от них; дети развиваются в значительной степени согласно некоему внутреннему графику созревания. Эриксон говорил: «Важно сознавать, что... здоровый ребенок, если его хотя бы иногда направлять должным образом, просто подчиняется внутренним законам развития и, в целом, ему можно доверить это дело» (p. 67). Таким образом, очень хорошо, если родители следуют своему естественному побуждению улыбнуться, когда улыбается их малыш, освобождают своему ребенку место для ходьбы, когда он пытается ее освоить, и т. д. Они могут быть уверены, что поступают совершенно правильно, следуя собственному биологическому плану малыша.

Эриксон также надеялся, что родители смогут признать исходное неравенство между ребенком и взрослым. Человеческое дитя, в отличие от детенышей других видов, проходит через намного более длительный период зависимости и беспомощности. Следовательно, родители должны всячески противиться соблазну вымещать свои неудачи на более слабом, чем они, ребенке. Например, они должны сопротивляться импульсу доминировать над ребенком, продиктованному тем, что они сами чувствуют себя беспомощными с другими людьми. Родители должны также во что бы то ни стало избегать попыток сделать из ребенка такого человека, каким бы они хотели его видеть, игнорируя при этом собственные способности и наклонности ребенка. Заключая свою мысль, Эриксон сказал: «Если только мы научимся давать жить другим, план развития полностью к нашим услугам» (1959, p. 100).

 Оценка

Эриксон, без сомнения, расширил психоаналитическую теорию. Он очертил наиболее общие проблемы на каждой из стадий Фрейда и увеличил последовательность стадий таким образом, что они теперь охватывают весь жизненный цикл. Эриксон также дал нам новое понимание той роли, какую социальные факторы играют на каждой стадии развития. Например, он показал, что подростки стремятся не просто справиться со своими импульсами, но и обрести идентичность в более широком социальном мире.

Наконец, Эриксон обогатил фрейдовскую теорию, по-новому взглянув на возможности для здорового развития. Он сделал это главным образом за счет того, что более широко, чем Фрейд, использовал понятие созревания. На взгляд Фрейда, созревание определяет последовательность и образ действия инстинктуальных влечений, которые должны в значительной степени подвергнуться вытеснению. По Эриксону, созревание обеспечивает также развитие модусов эго и таких общих качеств эго, как автономия и инициатива. 1 Конечно, Эриксон обсуждал и трудности обретения этих качеств, но при этом он дал нам более полную картину того, каким образом возможен рост эго. Предположив, что здоровое развитие связано с основополагающим планом созревания, Эриксон придал теории Фрейда эволюционную направленность, присущую концепциям Руссо, Гезелла и других теоретиков.

1 В своем предположении о том, что рост эго имеет корни, связанные с созреванием, Эриксон следует примеру Гартмана, концепция которого обсуждалась в предыдущей главе (с. 351).

Теория Эриксона не избежала многочисленных критических замечаний. Роберт Уайт (White, 1960) доказывает, что Эриксон слишком настойчиво пытался связать различные аспекты развития эго с либидинальными зонами по Фрейду. Эриксон говорил, что для каждой зоны существует характерный модус взаимодействия эго с миром. Однако Уайт доказывает, что эти модусы охватывают далеко не все виды деятельности ребенка. Например, многие из попыток маленького ребенка достичь автономии — такие, как громогласные «нет» и энергичная ходьба, — по-видимому, не связаны с анальными модусами ретенции и элиминации. Сам Уайт предлагает нам рассматривать рост эго как общую тенденцию в сторону компетентности — тенденцию, которая включает в себя локомоцию, исследование и автономные действия без какой-либо обязательной связи с зонами Фрейда.

Кэрол Гиллиган (Gilligan, 1982) говорит, что теория Эриксона придает слишком большое значение развитию независимости. Она указывает, что почти все события детства — рост автономии, инициативы, трудолюбия и идентичности — являются у него аспектами обособления и индивидуализации. Только первая стадия, доверие против недоверия, связывает ребенка отношениями, которые подготавливают его к взаимности и заботе, присущим взрослой жизни. Гиллиган говорит, что описание Эриксона, возможно, верно для мальчиков, но мы не можем понять развитие девочек, не рассмотрев, как развивается «Я» через взаимоотношения с значимыми другими. Мне кажется, Гиллиган упрощает теорию Эриксона — его стадия инициативы, к примеру, касается эдиповой любви, — но ее замечание заслуживает определенного внимания. В следующей главе мы рассмотрим исследования Маргарет Малер, посвященные вырастанию автономии из первичной зависимости ребенка.

С другой стороны, мы могли бы упрекнуть Эриксона в некоторой концептуальной расплывчатости. Он пишет красивым, гладким стилем, но оставляет многие концептуальные вопросы непроясненными. Например, он позволяет нам по-новому взглянуть на потенциал роста в старости, когда люди анализируют свою жизнь и набираются мудрости, но четко не указывает, каким образом все это становится частью процесса созревания. Возможно, что существует некая биологическая тенденция обозревать свою жизнь (Butler, 1963), но Эриксон не высказался по этому вопросу определенно. Подобным же образом, он не сумел точно объяснить, какой вклад созревание вносит в другие стадии взрослой жизни.

Эриксон сознавал расплывчатость своих формулировок. Однажды он сказал: «Я пришел в психологию из мира искусства, и этим можно объяснить, если не оправдать, тот факт, что читатель будет заставать меня рисующим фон и задний план тогда, когда он предпочел бы узнать о фактах и понятиях» (Erikson, 1963, p. 17).

Концептуальная расплывчатость Эриксона может частично объяснить, почему исследователи не спешат проводить эмпирическую проверку его теории, хотя и предпринималось несколько основательных попыток сделать это. Наиболее примечательной из них является сконструированная Джеймсом Марсиа (Marcia, 1966) система измерений различных состояний («статусов») идентичности, которые, по-видимому, связаны с другими переменными. К примеру, молодые люди с предопределенной идентичностью — которые принимают как должное переходящие из поколение в поколение профессиональные цели и ценности, не предпринимая самостоятельного поиска альтернатив, — по-видимому, наиболее часто оказываются на уровне конвенционального мышления по шкале Колберга. Напротив, тем, кто выработал чувство идентичности после самостоятельных поисков, чаще присуще постконвенциональное моральное мышление (Podd, 1972).

В ряде других исследований категории Марсии использовались для изучения формирования идентичности (Cole & Cole, 1993, p. 637–640; P. Kaplan, 1998, p. 292–294) и были предоставлены дополнительные доказательства того, что теория Эриксона может стать источником полезных исследований. Труды Эриксона, подобно трудам Фрейда, настолько содержательны и глубоки, что заслуживают усилий по овладению содержащимся в них интеллектуальным капиталом — как ради собственного понимания человеческой природы, так и ради научного прогресса.

 13 
Маргарет Малер и ее теория отделения/индивидуации

 Биографические сведения

Эриксон разработал грандиозную, всеохватывающую теорию, которая придала фрейдистской мысли значительно более сильный социальный и культурный акцент. Подобные масштабные теории впечатляют, но способствовать развитию теории можно и иным путем, не расширяя, а наоборот, сужая круг изучаемых явлений. Поразительный пример такой работы представляет собой долгое и тщательное исследование интеракций между младенцем и матерью, проделанное Маргарет Малер. Она показала, как в контексте этих отношений беспомощные малыши превращаются в независимых индивидуумов, и попутно осветила некоторые вопросы человеческой жизни вообще.

Маргарет С. Малер (1897–1985) родилась в маленьком венгерском городке Шопрон, недалеко от столицы австро-венгерской империи, Вены. В своих воспоминаниях она описывала свою мать, домохозяйку, как красивую, самовлюбленную, но несчастливую в браке женщину, которая относилась к Маргарет как к нежеланному ребенку. Поэтому Малер была очень благодарна своему отцу, врачу, за тот интерес, который он к ней проявлял. «Я в большей степени — дочь своего отца, — утверждала она. — Именно мир моего отца, интеллектуальный мир науки и медицины, стал тем миром, к которому я обратилась» (Mahler, 1988, p. 4, 7).

Когда Маргарет Малер было 4 года, ее мать родила еще одну дочь, которой она уделяла больше внимания и материнской любви. Малер была совершенно зачарована этой нежной заботливостью и часами молча наблюдала за взаимодействиями младенца и матери. Как вспоминала сама Малер: «Не будет преувеличением сказать, что моя мать и моя сестра представляли собой первую пару мать-ребенок, которую я исследовала» (p. 5).

В воспоминаниях Малер характеризовала себя как очень неуверенную в себе девушку-подростка и молодую женщину. Но при этом она рано начала проявлять академические способности, и в 16 лет стала второй в своем городе девушкой, пожелавшей получить высшее образование, которое считалось тогда привилегией мужчин. Для этого ей нужно было продолжить обучение в школе, аттестат которой давал право поступления в университет, и она отправилась учиться в Будапешт. Там Маргарет близко подружилась с девушкой из семьи, входившей в группу пионеров психоанализа. Эти люди обращались с Малер как с одним из членов своей семьи, и после некоторых колебаний девушка решила специализироваться в области медицины с последующей ориентацией на психоанализ. (Ее подруга, Элис Балинт, также стала известным психоаналитиком. )

Малер получила диплом о высшем медицинском образовании в Йенском университете (Германия) в 1922 г. Следующие несколько лет она работала педиатром и детским психиатром, завершая тем временем свою психоаналитическую подготовку. В 1938 г. она вышла замуж за Пауля Малера, а в 1938 г. супруги уехали в Соединенные Штаты, спасаясь от нацизма. Они обосновались в Нью-Йорке, где благодаря своей работе в области детских эмоциональных расстройств, Малер получила несколько приглашений на академические должности, включая профессорство в медицинском колледже имени Альберта Эйнштейна. Кроме того, она много лет регулярно ездила в Филадельфию, чтобы преподавать там в Психоаналитическом институте.

Как человек, Малер сохранила значительную долю своей неуверенности в течение всей жизни и временами бывала излишне требовательной или недоверчивой. Несмотря на это, многие тонко чувствующие и творчески одаренные люди проявляли желание работать с ней, так как находили очень ценными ее идеи и научные прозрения.

 Обзор понятий и методов

В 1940 и 1950 гг. было сделано два важных прорыва в понимании детских психозов, наиболее серьезных эмоциональных расстройств детского возраста. Первый связан с именем Лео Каннера (Kanner, 1943), который высказал предположение, что многие, казавшиеся ранее странными, симптомы образуют синдром, который он назвал ранним детским аутизмом. Это относительно редкое расстройство, при котором дети обнаруживают крайнюю отгороженность от внешнего мира с игнорированием всех раздражителей до тех пор, пока они не становятся болезненными. Они обычно избегают контакта глаз или смотрят как будто «сквозь вас». Аутичные дети демонстрируют также ряд других симптомов, включая затрудненность коммуникативной речи. Около половины из них не говорят вообще, для тех же, кто говорит, часто бывает характерна эхолалическая речь — бессмысленное повторение услышанных звуков. Когда такого ребенка спрашивают: «Как тебя зовут? », ребенок отвечает: «Как тебя зовут? » (Lovaas, 1973). Если врачи внимательно следят за проявлениями симптомов этого расстройства, они, как правило, могут диагностировать его довольно рано, до начала второго года жизни ребенка.

Другой значительный шаг вперед в области диагностики детских расстройств был сделан Маргарет Малер. Начав с небольшого подстрочного примечания в своей статье 1949 г., Малер постепенно пришла к выделению и описанию особого вида расстройства, проявляющегося на 3-м или 4-м году жизни, либо чуть позже. При этом заболевании дети контактировали со своими опекунами, но боялись отделиться от них и стать сравнительно независимыми. Они «ходили хвостом» за матерью, испытывая страх перед самостоятельным продвижением во внешний мир. Пользуясь как метафорой биологическим термином «симбиоз», Малер назвала это расстройство симбиотическим психозом (Mahler, 1968, p. 72–75).

С точки зрения Малер, такие нарушения — не просто странности поведения, но могут быть истолкованы как отклонения от нормального развития. Как видно из табл. 13. 1, Малер полагала, что нормальное развитие начинается с нормальной аутистической фазы, когда все рецептивные системы ребенка сосредоточены на внутреннем состоянии и отторгают большинство раздражителей, поступающих извне. Затем ребенок переходит в нормальную симбиотическую фазу, во время которой он более внимателен к внешним ощущениям, но испытывает иллюзию, что он и его мать — единое целое. Затем, при поддержке матери, ребенок становится все более независимым, особенно когда начинает ходить.

В случае аутизма, говорила Малер, ребенок не может полностью выйти из нормальной аутистической фазы. В случае симбиотического психоза, ребенок проходит через симбиотическую фазу и выходит из нее, однако не выносит из отношений данной фазы базовых чувств комфорта и поддержки. Когда он становится более независимым существом, то некоторая степень отделенности от матери внушает ему такое сильное чувство дискомфорта, что он начинает отчаянно пытаться восстановить иллюзию симбиотического единства. Малер полагает, что симбиотический психоз, который проявляется позже, чем аутизм, имеет больше вариаций, и дети, страдающие этим расстройством, могут иногда регрессировать к аутистическому состоянию (p. 14–22, 71–81).

⇐ Предыдущая 27 28 29 30 313233 34 35 36 Следующая ⇒