СУМЕРЕЧНАЯ РЕКА 4 страница

кристаллами, картами таро и прочей ерундой (вообще, колоды карт таро были у меня в основном потому, что мне нравились их рисунки, а не потому, что я на самом деле умела ими пользоваться).

И, тем не менее, он всё это от меня скрыл. Почему?

Но больше всего меня задевало то, что я могла вообще не получить ответа на свой вопрос. После того, как Расмус рассказал мне о том, что мой отец был жив в каком-то фантастическом мире, я не могла не ухватиться за эту идею. Я не верила в Страну мертвых, хотя мой отец и был могущественным шаманом, но часть меня надеялась, что Расмус хотя бы наполовину прав. Что мой отец жив и находится где-то, и что рано или поздно он объявится.

Но ведь именно так всегда думают люди, когда умирают их близкие? Они думают, что это временно. Что они в другой комнате, или на работе, или уехали в отпуск. Что они просто ушли и когда-нибудь вернутся. Может быть, именно так ты и проживаешь смерть, убеждая себя, что твой отец ответит на звонок, а если не ответит, то скоро перезвонит. И вот так, глубоко в своих мыслях, в глубине души, ты просто ждёшь. Ждёшь, что твои близкие вернутся, и жизнь снова станет обычной. Мысль о том, что они никогда не вернутся... более чем невыносима. Она противоречит всему, что ты когда-либо знал.

Мой отец был константой моей жизни, даже когда был далеко. Он существовал всегда. И я знала только это. И принимала только это. Никто никогда не исчезал для меня с лица земли, люди всегда возвращались, так или иначе.

" Но, наверное, не в этот раз", — подумала я.

Я закрыла глаза, и из них потекли слёзы.

Я не знала, из-за еды ли, всего этого стресса, свежего воздуха или покачивания саней, но я как будто слегка задремала. Когда я очнулась, сани остановились, и я ожидала, что мы окажемся на парковке торгового центра или что-то типа того.

Но мы всё ещё были в лесу.

Я огляделась, и увидела, что Расмус вылез из саней и потрепал оленя, который фыркал, топал копытами и выглядел беспокойно.

— Что происходит? — спросила я.

— Дальше нам придётся пойти пешком, — сказал мне Расмус.

Он протянул руку, достал из саней рюкзак, надел его поверх своего пальто и подал мне руку.

— Что? Почему? Где мы?

— Мы там, куда Суло уже не пойдёт.

— Как далеко находится полицейский участок? — спросила я.

— Нам нужно немного пройтись, — сказал он, сделав нетерпеливый жест рукой.

Я вздохнула и позволила ему помочь мне спуститься с саней.

Опустившись на землю, я ахнула, увидев то, что находилось у меня перед глазами.

Я оказалась в картине своего отца. Я не увидела знака, но увидела заледеневшую голубую реку, берущую своё начало от замерзшего водопада на некотором расстоянии от нас. Он был не менее пятнадцати метров в высоту, и каскадом ниспадал со скалы, усеянной мёртвыми деревьями.

— Отец нарисовал это, — прошептала я в благоговении.

— Да, я знаю.

— Он назвал это... " Tytä r, ä lä tule luokseni".

Его лицо напряглось, и он кивнул, после чего перевёл своё внимание на оленя. Он что-то быстро сказал ему приглушенным голосом, погладив его нос, и олень снова фыркнул,

а затем начал пятиться назад вместе с санями. В мгновение ока он развернулся и побежал прочь, снег полетел из-под саней.

— Какого чёрта! — закричала я. — Куда он побежал?

— Она, — снова исправил меня Расмус, поправив рюкзак у себя на плече. — И она побежала домой.

— Она не будет нас ждать?

Он смотрел на меня некоторое время, как вдруг сверху начали падать лёгкие снежинки.

— Ты же не собиралась возвращаться, ты сама это сказала.

— Ладно, а как тогда ты сам планировал вернуться домой? Он пожал плечами.

— Сейчас это уже неважно. Пойдём.

Он пошёл вперед вдоль берега замерзшей реки. Снегопад усилился, и снежинки начали прилипать к его плечам.

Я обернулась, но олень уже давно пропал из виду, а колеи, которые он оставил на снегу, исчезли. Я на самом деле была посреди долбанного ничего, и у меня не оставалось другого выбора, кроме как последовать за Расмусом.

Поворчав, я последовала за ним.

— Я уже начинаю думать, что эта дорога ведёт не в город, — сказала я ему. — Мы же направляемся в сторону водопада и холма. Я уже начинаю думать, что это дорога в никуда.

Расмус ничего не ответил.

— Так что означает та надпись? — сказала я, пробираясь за ним сквозь снег. — Что написал мой отец наверху картины? И когда он здесь был?

— Опять все эти вопросы.

Я пробежала вперёд на несколько шагов, схватила его за руку и остановила. Это оказалось сложнее, чем я предполагала. Он, конечно, был высоким и худощавым, но у него было крепкое телосложение, словно он был деревом с корнями.

— Что она означает? — повторила я.

Он провёл верхней губой по нижней губе, а затем направил взгляд на водопад.

— Она означает... " Дочь, не приходи за мной".

Он высвободился из моей хватки и продолжил шагать. Дочь, не приходи за мной?

— Что это значит? — спросила я, снова побежав за ним. — Он обращался ко мне? Как он узнал, что я буду читать его журнал, его дневники? Как он узнал?

— Я уверен, что он много где это написал, зная, что ты когда-нибудь узнаешь, что его не стало, и что ты окажешься здесь, в этом самом месте, готовая отправиться за ним.

— В этом самом месте? — повторила я.

Расмус остановился и кивнул в сторону замёрзшего водопада. Мы стояли сейчас прямо рядом с ним, и я увидела за ним темноту и почувствовала, что там было пустое пространство. За затвердевшей ледяной завесой находилась пещера или проход, а ветер, дувший оттуда пах мятой. И я была готова поклясться, что услышала низкий рокот, словно там находилась толпа людей.

И затем я услышала нечто.

Я услышала его.

Я услышала голос своего отца, лёгкий и невесомый, словно забытый шёпот.

— Ханна, не приходи за мной. Пожалуйста. Просто отпусти меня.

Моё сердце упало, а глаза округлились. Я попыталась сглотнуть, но не смогла.

— Папа! — тихонько крикнула я в пещеру, слёзы замерзли на моих ресницах.

Но ответа не последовало. Я услышала лишь ветер с запахом мяты, который был то холодным как лед, то горячим, как пламя, и звучал так, словно он принадлежал другому миру и другой жизни, скрытой в глубинах пещеры.

— Это был ты? — спросила я Расмуса. — Это какой-то трюк с голосом? Он уверенно покачал головой.

— Нет. Я не стану просить тебя не вмешиваться. Мне надо, чтобы ты это сделала, Ханна. Я не могу отправиться туда и вернуть Торбена в одиночку. Мне нужно, чтобы ты была со мной.

Нет. Только не эти безумные речи, не эта чепуха, не эти сказки и выдумки.

— Я просто... я хочу уехать домой, — произнесла я слабым голосом. Расмус уставился на меня.

— И я хочу вернуть своего отца, — теперь мой голос прозвучал громче. Он вздохнул и посмотрел на меня глазами полными печали.

— Ты не можешь выбрать и то и другое. Чего тебе хочется больше? Конечно же, был только один ответ на этот вопрос.

— Я хочу вернуть отца.

О, Боже, папа, я так хочу вернуть тебя.

Он одарил меня мимолетной улыбкой.

— Хорошо. Тогда пошли.

Он возобновил шаг и направился к скале. Пройдя вдоль неё, он исчез за замерзшей пеленой водопада.

— Расмус? — позвала я.

Никакого ответа. Казалось, что даже ветер перестал дуть. Стало ужасно тихо. Я обернулась, но у меня за спиной были только замерзшая река, снег, деревья и больше ничего, кроме тишины. Расмус солгал мне, сказав, что отвезёт меня в город, и вместо этого привёз меня сюда. На него нельзя было положиться, и ему нельзя было верить, но я ни черта уже не могла с этим сделать.

Мой отец не хотел, чтобы я его спасла.

Но я собиралась это сделать.

Я сделала глубокий вдох и шагнула за водопад.

СУМЕРЕЧНАЯ РЕКА

В пещере было темно. И тихо.

Я остановилась и прислушалась, пытаясь уловить шум шагов Расмуса или его

дыхание, и опять ничего. Воздух был ужасно холодным и неподвижным, и при этом пах мятой.

— Расмус? — позвала я, и мой голос отразился от стен пещеры, едва не заставив меня подпрыгнуть. — Я не собираюсь идти внутрь тёмной пещеры вслепую и в одиночку. Где ты?

Ответа не последовало. Сначала. Но затем, когда я уже приготовилась вернуться тем же путем, которым пришла, и развернулась к ледяной стене замерзшего водопада, тускло сияющего в наружном свете, я услышала шёпот:

— Ничего не говори, — сказал Расмус таким низким голосом, что я едва его уловила. Я открыла рот, чтобы что-нибудь ответить, чтобы сделать что-то противоположное

тому, что он только что мне сказал, но он быстро добавил:

— Просто иди вперёд.

Он замолчал, и я услышала, как он сделал дрожащий вдох.

— Ни. Звука.

Учитывая, что я, в отличие от него, не знала, где я нахожусь, я крепко сжала губы и начала идти в сторону его голоса, вытянув руки вперёд на случай, если я на что-то наткнусь.

— Я тебя вижу, — прошептал он. — Ещё пара метров. И я до тебя дотянусь. Неожиданно я почувствовала, как посреди всего этого холода, его тёплая рука

коснулась моей и крепко её сжала. Я почти вскрикнула, но смогла промолчать, в то время как он осторожно потянул меня за собой.

Снег у нас под ногами исчез и превратился во что-то наподобие твёрдого земляного пола, и чем дальше мы продвигались вглубь пещеры, тем теплее становилось. Наконец звук наших шагов стих, и я заметила, что стены начали сужаться вокруг нас, и мы оказались в туннеле.

Мне чертовски повезло, что у меня не было даже лёгкой клаустрофобии, потому что я, скорее всего, сошла бы с ума на месте. При всём при этом я делала всё возможное, чтобы не думать о том, что я вслепую шла по чёрному туннелю, неизвестно куда.

Страна мёртвых? Нет. Я всё ещё не могла в это поверить, и я всё ещё не могла поверить в то, что именно туда и вёл меня Расмус. Может быть, это было такое оригинальное название, и когда бы мы вышли с другого конца туннеля (хотя в конце него не было видно никакого света), мы бы оказались в России? Ведь мы же не могли топать сейчас по какому-то подземному миру в поисках моего отца?

Расмус сжал мою руку и замедлил шаг, из-за чего я впечаталась в его спину. Он завёл назад другую руку и надавил мне на бедро, сдвинув меня так, что теперь я стояла прямо у него за спиной. По тому, как изменился воздух, я поняла, что стены туннеля находились теперь близко друг к другу. Совсем близко. Я закрывала и открывала глаза в надежде, что они ещё больше привыкнут к темноте, но что бы я ни делала, я видела перед собой только чёрную пустоту.

Я думала, что мне пока удавалось оставаться невозмутимой, но моё сердце так сильно

и так быстро стучало в груди, что я боялась, что могу умереть от страха.

Прямо передо мной раздалось лёгкое шуршание, и я решила, что это пальто Расмуса коснулось стен туннеля. Его плечи были шире моих, и теперь мы шли ещё медленнее.

Неожиданно у меня заложило уши и мне показалось, что мы начали проходить сквозь что-то, словно воздух сделался плотным, и теперь нам надо было прилагать усилия, чтобы продвигаться вперёд. Это было всё равно, что идти сквозь клей.

Затем, это ощущение исчезло так же быстро, как и появилось, и мы чуть не упали лицом вперёд. Я начала различать очертания Расмуса в темноте и когда выглянула из-за его спины, увидела бледно-серый свет в конце туннеля.

Моё сердце подпрыгнуло. Слава Богу.

Расмус пошёл быстрее, ещё сильнее сжав мою руку, и я поняла, что мне по-прежнему следует вести себя тихо.

Туннель начал расширяться всё больше и больше, но как бы я ни старалась вглядываться, я не могла понять, на что я смотрю. Снаружи была только серая пелена без каких-либо очертаний или форм.

И только у выхода я наконец-то увидела, где мы очутились. Мы оказались на берегу реки, покрытом галькой и присыпанном тонким слоем снега. Камешки были невероятно чёрными, блестящими и гладкими. Впереди виднелась полоска тёмной воды, бьющейся о берег, которая исчезала в плотном тумане.

Я вышла на берег и ошарашенно огляделась. Пещера располагалась в высокой скале, которая тянулась прямо в небо, и где её вершину поглощал туман. Сам берег был всего несколько метров в длину и представлял собой клочок земли, покрытый галькой, который тянулся до самой воды. Всё вокруг утопало в тумане и казалось, что мы стояли на краю мира.

Моя кожа покрылась мурашками, даже несмотря на все слои одежды, надетой на мне. Но ведь мы же не могли стоять на краю мира?

Я взглянула на Расмуса. Он зашагал к воде, и носы его ботинок уже начали промокать. Он протянул руку в пустоту, после чего туман немного рассеялся, и я увидела железный столб, торчащий из воды, с огромным железным колоколом на конце. Расмус запустил руку в воду, достал оттуда блестящий камень и ударил им в колокол. Раздался громкий и ужасно низкий звон, и я в недоумении уставилась на воду, по которой начали расходиться круги, словно звуковые волны от колокола.

Вот тебе и " веди себя тихо".

— Зачем ты это сделал? — спросила я Расмуса. — Где мы? В России?

Расмус бросил камень обратно в туман, и я услышала, как он с плеском приземлился. Затем Расмус повернулся ко мне, и его взгляд стал невероятно напряжённым. Он протянул ко мне руки в перчатках, схватил меня за плечи и сжал их.

— Ты хорошо постаралась и вела себя тихо, но мне надо, чтобы наша игра продолжалась ещё некоторое время. Следующий этап особенно важен.

Я нахмурилась.

— Почему? Что происходит?

— В любую минуту из этого тумана выплывет лодка...

— Лодка!?

— Да. Мы сядем в эту лодку, и я хочу, чтобы ты подыграла мне во всём, что я буду говорить Ловиатар.

— Что ещё за Ловиатар?

— Паромщица, — сказал он низким голосом. — Она перевезёт нас на другой берег, но только если решит, что мы мертвы. Если нам не удастся её обмануть, нам очень повезёт, если она не убьёт нас, и мы выберемся отсюда.

Я уставилась на него, раскрыв рот.

— Прости, что?!

— Только шаманы способны обмануть её, и я сделаю всё, что в моих силах, чтобы она посчитала нас мёртвыми, но тебе надо подыграть мне, иначе заклинание не сработает и магия будет разрушена.

Это не могло происходить со мной. Я не могла вымолвить ни слова, не говоря уже о том, чтобы осмыслить всю ту чепуху, что он сейчас выдал. С этим мужчиной, похожим на ребенка, что-то было определенно не так.

— Ты хочешь, чтобы я... притворилась мёртвой? Чтобы ты мог наложить заклятие на паромщицу, и она перевезла бы нас?..

— Просто не раскрывай рот ещё некоторое время. Это всё, о чём я прошу, — сказал он. — Я её и раньше обманывал, но я был один. Ох, и далеко я тогда забрался, но потом удача покинула меня. Не хочу снова через это проходить.

— Ты делал это и раньше? — удивленно спросила я, но затем подняла руку, на которую была надета митенка, покачала головой и замолчала.

Нет. Я не могла сейчас задумываться над всем этим. Я не получила ни одного вразумительного ответа на свои вопросы.

Внезапно Расмус застыл. Он уронил руки с моих плеч, развернулся, и как раз в этот момент в тумане появилось очертание лодки, на носу которой кто-то стоял и держал что-то похожее на весло.

— Она здесь, — прошептал он, после чего встал рядом со мной, выпрямил спину и поднял подбородок вверх.

Когда очертания лодки сделались чётче, я задержала дыхание. По форме она напоминала небольшой корабль викингов. Она была длинной и узкой, и плыла низко над уровнем воды. У неё на борту было вырезано имя " Норфинн". На носу стояла высокая стройная женщина с невероятно длинными светлыми волосами, которые развевались у неё за спиной словно плащ. На ней было лёгкое платье, которое выглядело так, как будто оно было сделано из золотого шёлка и тюля, и я рассеянно подумала о том, а не холодно ли ей?

Но не это привлекло моё внимание, и не это заставило мою кровь застыть в жилах. На ней была маска, сделанная из огромного черепа оленя.

Боже. Это ведь была маска?

Лодка скользила вперёд, пока не села на мель. Звук гальки, царапающей железный корпус, был похож на звук ногтей, которыми провели по меловой доске, и мне захотелось закрыть уши, но что-то подсказывало мне, что это не очень хорошая идея.

Паромщица опустила весло, а затем подняла массивный серебряный меч не меньше ста двадцати сантиметров в длину, клинок которого был больше, чем моё предплечье. Она выставила его перед собой, словно он вообще ничего не весил.

— Кто будет переправляться? — спросила она. Тон её голоса был лёгким и почти...

скучающим.

Чёрт, пусть это будет какая-нибудь эпичная ролевая игра, которая пошла не по плану, пожалуйста. Это бы многое объяснило.

— Меня зовут Сеппо, — сказал Расмус. Он положил руку мне на плечо. — А это моя девушка Эфемера. Мы пошли за светом.

Сеппо? Девушка? Эфемера?

Я не могла видеть глаза девушки под черепом оленя, но я почувствовала их, когда она уставилась на нас, не двигаясь и ничего не говоря. Стоявший рядом со мной Расмус в буквальном смысле излучал энергию, и я чувствовала странное тепло, исходившее как будто от радиатора. На какое-то мгновение я даже поверила в то, что он сейчас колдовал.

Наконец она опустила меч и указала им на лодку.

— Хорошо. Вы можете сесть в лодку.

Я тихонько выдохнула. Это оказалось легко.

Расмус кивнул, зашёл в воду, которая теперь доходила ему до щиколоток, и, дойдя до лодки, перемахнул через борт. Выпрямившись, он протянул руку и подал мне знак, чтобы я сделала то же самое.

Я не могла отвести глаз от женщины с черепом оленя, хотя я и знала, что мне следовало это сделать.

— Эфемера, — сказал Расмус твёрдо. — Давай же. Тебе придётся это принять. Принять что? Ах, да. Смерть.

Я с трудом сглотнула, после чего зашла в воду и начала рассекать её, радуясь тому, что перед поездкой я нанесла на свои сапоги водоотталкивающий спрей. Затем я протянула Расмусу руки, и он затащил меня в лодку, палуба которой была обита железом.

— Можете сесть здесь, — сказала девушка и кивнула в сторону низкой железной лавки в центре лодки, после чего убрала меч на тонкий кожаный пояс, повязанный вокруг её крошечной талии.

Меч смотрелся на ней до комичного огромным, но затем она взяла в руки весло и начала управляться с ним так, словно у неё на поясе висел какой-нибудь нож для масла.

Девушка прошла с веслом в заднюю часть лодки и начала грести, развернув нас от берега и направив лодку обратно в туман.

Поскольку мы сидели к ней спиной, я украдкой посмотрела на Расмуса. Я хотела задать ему миллион вопросов, но его предостерегающий взгляд сказал мне о том, что надо вести себя тихо.

— Сколько вам лет? — спросила девушка. — Не то, чтобы это имело значение, но я редко принимаю молодых людей. Как вы умерли? На вид вы вроде ничего.

— Отравление алкоголем, — ответил Расмус без колебаний.

— Одновременно? Похоже, это была адова вечеринка.

Адова вечеринка? Тот факт, что она использовала именно это выражение, был явным признаком того, что это была какая-то ролевая игра. Может быть, Расмус затеял это всё, чтобы справиться со смертью моего отца, кто его знает. Но если он хотел, чтобы это выглядело более правдоподобно, ему следовало попросить эту женщину использовать более высокопарный и архаичный английский язык. А почему она вообще говорила на английском, разве она не должна была говорить на финском?

Часть меня хотела разоблачить его блеф. Сказать что-нибудь. Он говорил, что мы могли умереть, если бы она поняла, что это была уловка, но ведь мы же не могли умереть на самом деле? Она, вероятно, могла ткнуть в меня этим мечом, который, похоже, был реквизитом со съемок какого-то фильма и был сделан из фольги или чего-то такого.

Но другая часть меня хотела подыграть им и посмотреть, как далеко всё это зайдёт.

Не знаю почему, но эта часть победила.

— Поездка не займёт много времени, — сказала она, как будто мы спросили её об этом. — Плюс-минус несколько дней.

Хорошо, что она не увидела, как округлились мои глаза. Несколько дней? Расмус откашлялся.

— Куда ты нас везёшь?

— В Город смерти, — сказала она невозмутимо. — Где вам предстоит провести вечность. Но вообще мой отец любит, когда люди пытаются заслужить своё место в городе. Так что я не могу обещать, что доставлю вас туда в целости и сохранности, хотя и сделаю для этого всё возможное. У нас тут настали беспокойные времена из-за небольшого восстания бродяг и разговоров о пробуждении Древних богов. Но вам не надо будет беспокоиться об этом, как только вы попадёте в Город. Вы станете неприкасаемыми.

Вот это речь! Я слегка толкнула Расмуса ногой, чтобы он расспросил её поподробнее.

— Город смерти... — осторожно спросил он.

— Да, — сказала она. — Вообще-то я там никогда не была. Туда могут заходить только мой отец и его правая рука. Даже мой долбаный братец может заходить туда, хотя он

и бесполезен. Но мы квиты, так как они не знают, что я периодически выбираюсь в Наземный мир. Однажды я провела целое лето в Париже, а они даже не узнали об этом. Были зимы в Копенгагене. Осень в Нью-Йорке. Я просто обожаю ваш смертный мир, — она замолчала, и я почувствовала спиной энергию, исходившую от неё. — Эй. Девочка. Как там тебя зовут?

О, чёрт. Я повернула голову и посмотрела на неё через плечо.

— Эфемера.

— Классное имя, — сказала она. — Разве это не какая-то фигня для скрапбукинга? ⁸

⁸Эфемеры — различные бумажные материалы (рекламные буклеты, закладки, каталоги, поздравительные открытки, письма, брошюры, почтовые открытки, плакаты, проспекты, неактуальные скидочные купоны и т. д. ), которые часто используются в дизайне (например, в скрапбукинге) (прим. переводчика).

Затем она отпустила весло и обхватила руками свой череп.

— Могу я у тебя кое-что спросить? Я тебя пугаю? Я с трудом сглотнула.

— Да.

— Ты поэтому напугана?

Я напугана? Должно быть, так оно и было. Я кивнула.

— Хорошо. Я и должна пугать. Я должна напугать каждого, кого подвожу. Это нужно для того, чтобы умершие хорошо себя вели. Но если честно, если они плохо себя ведут, то это их проблемы. Я везу вас в вашу загробную жизнь, и, поверьте мне, вам не стоит этому сопротивляться.

Расмус откашлялся.

— А кто-то уже пытался?

— О, да, — сказала она и картинно вздохнула. — Но шаманы хуже всех. Они постоянно находят сюда дорогу через один из порталов, потом рыскают здесь в поисках магических растений или покупают заклинания у менее благородных богов, после чего отправляются обратно в Наземный мир. А бывает, что только что умерший человек решает, что он лучше будет бегать по Хийсинскому лесу, вместо того, чтобы проживать уготованную ему загробную жизнь, но лично я не хотела бы для себя такой судьбы. Поэтому я их обычно отпускаю.

— Обычно? — спросил Расмус.

— Зависит от настроения.

Я как будто услышала, как она улыбается под маской, и снова начала молиться, чтобы это на самом деле была маска, а не её настоящее лицо.

— Как бы то ни было, моё имя Ловиатар, но вы можете звать меня Ловия. О, посмотрите, я вижу берег.

Я снова перевела внимание на то, что нас окружало, и увидела белые холмы, торчащие из тумана, и водное пространство, сузившееся до размеров реки. Вода была чёрной, как чернила, и быстро текла вглубь материка. Холмы были голыми, за исключением нескольких низеньких кустиков, разбросанных тут и там, на ветках которых виднелись ярко-красные ягоды, похожие на капли крови.

— Вы меня, конечно, извините, но мне нравится представлять, что я сафари-гид, — сказала Ловия, откашлявшись. — Справа вы можете видеть поспевшие ледяные ягоды, которые уже можно собирать. Эти кроваво-красные ягоды можно обнаружить по всей Туонеле, но больше всего их встречается в Мёрзлом тлене, так как белый северный олень и ледяной олень уже догадались, что они ядовиты.

Её странные речи напомнили мне кое о чём. Ледяные ягоды напомнили мне о ледяных цветах в моём чае. А белый северный олень — о рисунке моего отца. Ведь он нарисовал водопад, который в итоге оказался реальным. Что если белый северный олень тоже существовал?

— О, а нам повезло, — сказала Ловия у нас за спинами. — Слева от вас песец.

Я посмотрела влево и увидела небольшую белую лису, которая сидела на заледеневшем берегу реки и смотрела за тем, как мы проплываем мимо, обернув вокруг себя пушистый хвост. Поначалу она показалась мне милой... пока я не присмотрелась. Её глаза были абсолютно чёрными, белков совсем не было видно, и когда она взмахнула хвостом, вместо пушистых лап я увидела кости. И только тогда я поняла, что у неё вообще не было глаз, и я смотрела в её пустые глазницы.

О, чёрт.

Я резко вздохнула от ужаса, не в силах сдержать эмоции, и потянулась к Расмусу.

— Знаю, она очень миленькая, — сказала Ловия. — Когда-то я всем им давала имена, но я вечно их забываю. Кажется, эту зовут Глазница.

Расмус сжал мою руку, пытаясь подбодрить меня, но мне уже стало казаться, что этот изощрённый косплей начал превращаться в нездоровую наркоманскую галлюцинацию. Ведь не могло же это происходить на самом деле?

" Это всё не по-настоящему, — сказала я сама себе, закрыв глаза. — Это всё не по-настоящему. Этому всему может быть миллион объяснений, но ты не можешь на самом деле находиться в Стране мёртвых".

Но вскоре мысленное повторение этой фразы перестало работать, и реальность начала постепенно ослаблять свою хватку.

О Боже, мне бы сейчас не помешало успокоительное.

— О, а вот и стадо оленей, которое я искала, — продолжила болтать Ловия. — Та, что спереди, это Селес. Вы можете даже покататься на ней, если она будет в благодушном настроении.

Я с неохотой открыла глаза и увидела стадо белых оленей, которые стояли рядом с цветами золотисто-розового цвета, с которых они осторожно срывали лепестки и жевали. Один из них, тот, о котором говорила Ловия, выглядел величественно. У оленихи были бледно-голубые глаза и густая белая шерсть. Рога напоминали переплетённые ветви, словно

у неё на голове росло дерево. Другие же олени были похожи на тех, что нарисовал мой отец

у себя в альбоме — полускелеты с молочно-белыми глазами. Сквозь ребра одного из них даже можно было видеть снег на другой стороне.

О Боже. Хорошо. Хорошо. Вот это уже точно была наркоманская галлюцинация.

А цветы, которые ели олени, выглядели точно так же, как те ледяные цветы в моём

чае.

Я взглянула на Расмуса и прищурилась.

" Ты подсыпал мне наркотик, мать твою", — со злобой подумала я.

Он взглянул на меня, и у него на лице было написано, что он этого не делал.

Я какое-то время смотрела на него, задаваясь вопросом, как он узнал, о чём я подумала.

Ну, хорошо.

" Какое число я сейчас загадала? " — спросила я мысленно, зная, что он не может на самом деле читать мои мысли. Я загадала число тридцать семь (мое счастливое число).

Он ухмыльнулся. Затем пошевелил рукой. Я опустила взгляд и увидела, как он сначала показал три пальца, а потом семь.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒