Annotation 17 страница

— Платье на мне как на корове седло! — заявила Элис. Если бы не булавки, зажатые в зубах, эх, сказала бы Элизабет, что думает о дочерней неблагодарности. Она вспомнила Карен в этом возрасте — жизнь тогда летела с такой скоростью, что обдумывать слова и поступки не хватало времени, — и чуть не улыбнулась, несмотря на булавки, грубость Элис и адскую боль в колене, которое поставила на ножницы. Вечер выдался душный, двери в сад раскрыли настежь. В небе сияла августовская луна. Элис стояла на фортепианном табурете, а Элизабет ползала вокруг на коленях, стараясь ровно подогнуть юбку. Платье скроили из широкого плаща, который много лет назад подарила Ингрид Шрёдер. Плащ из шелка с ручной набивкой, дорогой и уникальный, как и все вещи, которые раздавала Ингрид Шрёдер. В итоге ткани с избытком хватило на платье в нью-йоркском стиле, которое Рейчел показала Элис в модном журнале. Элизабет не нравилось, что Элис забивают голову болтовней о моде, но от резких замечаний она старалась воздерживаться. — Элис, платье на талии болтается, — сказала Мод. — И на груди тоже. — Это ты виновата! — парировала Элис. — Зря я отдала тебе свои купоны! В школе Мод собирали купоны на свадебное платье для принцессы Елизаветы Александры. Кристина отдала свои без сожаления, а Элис от сердца оторвала. Единственным утешением было новое модное платье. За последние месяцы Элис сильно изменилась. Она пришла в восторг, что Рейчел Сондерс ей не только соседка, но и тетя. Правду ей объявили в весьма обтекаемом виде. Мол, в детском доме обнаружились новые документы, в которых всплыло имя ее отца и родство с миссис Сондерс. За неясности и несовпадения девушка не цеплялась. Подобно Карен, она жила сегодняшним днем и не интересовалась прошлым. «Раз мой папа в Америке, когда-нибудь я его разыщу, — сказала она. — Когда-нибудь, но не сейчас». Элизабет теперь любила дочерей по-новому и по-разному. С каждым днем Элис и Кристина все дальше и от нее, и друг от друга. Кристина отодвинула книгу, сняла очки, потерла переносицу и взглянула на сестру: — Мне платье нравится. После побега Штефана Кристина заметно притихла и замкнулась — так и бывает, когда к девушке приходит новое чувство, которому она не находит названия. В тот весенний вечер, несколько месяцев назад, Кристина сообщила родителям, что Штефан решил вернуться в Германию, и Джордж позвонил в полицию. «Его девушку зовут Герда, — плакала Кристина, — Штефан тоскует по ней. Пожалуйста, не трогайте его, пускай едет домой! » Она твердила, что других причин для побега у Штефана не было. Дескать, он отправился туда, куда звало сердце, — в Германию, к Герде. Нужно радоваться, что он нашел свою любовь. Дуврские пограничники сообщили, что на пароме не было высокого белокурого парня, но Джордж все равно поехал в Германию. Найти Штефана не представлялось возможным, разве только он сам захочет найтись. Не сохранилось ни последнего адреса семьи Ландау, ни документов Артура, ни официального свидетельства о его гибели в Польше. Концлагерь Кауферинг, где умерла Карен, сожгли дотла. Джордж сказал, что снова съездит в Германию. Рано или поздно он разыщет Штефана. — Он наша семья, Элизабет. Мы должны удостовериться, что с ним все хорошо, даже если мы ему больше не нужны. Элизабет видела двух Штефанов — сироту; сына Карен, который дрожал, вспоминая о невообразимых ужасах, и почти мужчину, сына Артура, расчетливого, наблюдательного, гораздо старше своих лет. Она хотела, чтобы у него все было благополучно, — но не хотела, чтобы он возвращался. Она надеялась, что теперь не придется рассказывать Элис настоящую правду. — Зачем ей об этом знать, если мы его не найдем? — убеждала она Джорджа. — Зачем расстраивать? — Я считаю, пора раскрыть все секреты, и причина здесь одна: прошлое Элис должно принадлежать ей. — отвечал Джордж, в очередной раз озадаченный доводами Элизабет. — Неужели Элис не имеет права знать, кто ты ей? — Она и так знает. Я ей мать, потому что удочерила ее и люблю как родную. Правильно это или нет, Элизабет не понимала. За долгие годы мотивы, обязательства и решения, которые все они принимали, перепутались — и не разберешься. — Повернись, — велела Элизабет, похлопав Элис по загорелой ноге. Девушка повернулась. Элизабет села на пол и поморщилась от жары. Свежестью из сада не веяло, зато налетели мошки. — Моди, милая, закрой дверь. Лучше задохнуться, чем комаров и мух в дом напустить. — И вообще Моди лучше выйти в сад, — сказала Кристина. — Посади ее в банку! — крикнула Элис. — Ой, булавка! Меня закололи! Элизабет встала, потерла ноющие колени и откинула волосы с лица. — Элис, на сегодня хватит. Слишком жарко. Закончу подол завтра. Элис уже спрыгнула с табурета и в начерно подколотом платье закружилась на ковре. — Элис, помоги прибить насекомое! — закричала Кристина, уронив книгу на пол. Мод взвизгнула, и Кристина стала ее щекотать. — Та-да-дам, та-да-дам, та-да-да-дам… — пела Элис. Элизабет сложила портновские ножницы и булавки в корзинку для рукоделия и вышла на террасу, хотя собиралась лишь закрыть дверь. Она обогнула дом. С моря веяло прохладой, в кабинете Джорджа горел свет: муж сидел за столом и щупал подбородок — нет ли щетины. Из радиоприемника лились голоса, потом грянули аплодисменты. Элизабет облокотилась на садовую изгородь. В канавах квакали лягушки, на пастбищах блеяли овцы. Поднявшийся ветерок высушил испарину на лице. Вспомнилась картина, которую пять месяцев назад привез Штефан. Развернув ее, Элизабет увидела себя и Майкла. Бесформенная надежда или воспоминание о надежде взволновали ее, будто резко натянулась нить, связывающая с прошлым. «Что-то случится», — подумала она тогда, но не случилось ничего. Штефан просто сбежал от них и вернулся в Германию. Чем больше она думала, тем нелепее казалось то волнение. Почему она решила, что картина — знак судьбы, а рыжеволосая девушка — именно она? Лицо девушки скрыто густой тенью, а рыжие волосы не такая уж диковинка. Наверное, это какая-то француженка. Воспоминания о студии на Фицрой-стрит — тоже глупая иллюзия. Они с Майклом прошли мимо украшенных к Рождеству витрин поднялись в студию и выпили чаю. На мольберте стояла картина, и Элизабет что-то почувствовала или ей примерещилось. Вот и все. Но тут лукавить бесполезно. В матовом потоке своей жизни она разглядела нечто блистающее и ясное. Может, вот чего ей не хватает, единственного мига, в котором было больше жизни, чем во все последующие годы. Если этот миг вернется, она узнает его — и поймет. Через два дня после побега Штефана тоска по Майклу вновь потянула Элизабет на мыс Дандженесс. В самый обычный, ничем не примечательный день лента времени словно перемоталась на пятнадцать лет назад — Элизабет почудилось, что Майкл ждет ее в рыбацкой хижине. Девочки были в школе, Джордж — в плавильне, и Элизабет, захватив шарф и ключи от машины, выскользнула из дома. Едва она свернула на тропу из утрамбованной гальки, сердце встрепенулось, словно Майкл и в самом деле ее ждал. Она заглушила мотор и выбралась из машины. Перламутровый воздух, камни, обкатанные волнами, красно-белый маяк — все как когда-то. Ветер по-прежнему швырял в лицо соленые брызги. Элизабет бродила по каменистому берегу, разыскивая место, где стояла хижина. Вот здесь была дверь, здесь стол, напротив — деревянная кровать, а над ней — окно с видом на море. Элизабет закрыла глаза, чтобы обратиться к прошлому, почувствовать Майкла, который где-то далеко, но тоже наверняка чувствует, что она пришла. «Открою глаза и увижу его». Ощущение медленно таяло. На гальке принесенные морем водоросли, больше ничего нет. Даже печь пропала.
Бытовало мнение, что ядерная бомба, которая раздавила япошек, сместила орбиту Земли к Солнцу. Этим, мол, и объясняется аномально жаркое лето. С точки зрения других, минувшая суровая зима доказывает, что война сбила плавный ход времен года, и теперь люди расплачиваются за свою злобу и жестокость. Эдди не верил, что человеку под силу потревожить мать-природу или вынудить ее мстить. Работая на земле, быстро научаешься чувствовать себя слабой и беспомощной букашкой. Летние зори в Ромни-Марш прозрачно-розовые с переходом в сиреневый. Эдди и Рейчел вставали в четыре утра и работали, пока с моря веяло свежестью. Потом ветерок стихал и начиналась жара. Настоящего дождя не случалось неделями, земля превратилась в камень, и Рейчел принесла на пастбище большую кучу соломы для старого пони. Овец манила любая тень и слабейший запах влаги, поэтому Эдди то и дело приходилось вытаскивать их из канав. Чтобы хоть немного помочь животным, он вызвал стригалей. Обливаясь потом, они работали целую ночь. Стригли наощупь при луне, потом уселись вокруг фонарей и в один голос заявили, что не помнят такого жаркого лета. Под звездами шептались деревья, на свет слетались мотыльки — мир казался по-детски невинным и доверчивым. Чтобы магия ночи не свела с ума, стригали делились страшными, бередящими душу новостями: неподалеку от американского города Розуэлл приземлился космический корабль, русские вдруг встали на дыбы и лезут в драку, грядет новая война — если не с русскими, то с марсианами. К июлю пастбища пожелтели. Элис Мэндер, новоиспеченная племянница Рейчел, частенько наведывалась в гости. Они с Рейчел сидели на прохладной кухне, болтали о моде и прочих непонятных Эдди вещах. Загорелые руки, загорелые лица, легкие сарафаны — Элис и Рейчел казались прекрасными дочерьми лета, которым жара нипочем. Зной, решил Эдди, разделил людей на два племени — загорающих и обгорающих. Эдди, Элизабет и Кристина страдали и мучились, а Рейчел и юная Элис впитывали солнце и кожей, и волосами, и глазами. У Рейчел и племянницы нашлись и менее заметные сходства — одинаковой формы уши, колени и лодыжки. Обнаружив новое доказательство родства, обе светились от счастья. Эдди за них радовался, но вовремя себя одергивал. Он знал: это обыкновенное чудо, которое с ним никогда не случится. Впервые за много лет Рейчел решила навестить брата — понадеялась, что семью можно залатать и Майкл захочет увидеть дочь. Но дом в Блумсбери, где он когда-то жил, оказался закрыт. Сосед сказал, дом пустует не первый год: миссис Брайон уехала в Вайоминг. Ее супруг изредка показывался, но в последние месяцы его никто не видел. Соседи решили, что он тоже в Америке, но нового адреса не знали. — Я больше не могу, — сказала Рейчел мужу. — С Майклом вечно так. В один прекрасный день он заявится, вот увидишь. В общем, брат Рейчел исчез, зато она обрела племянницу. Эдди благодарил судьбу за то, что она в конце концов смилостивилась над его женой и та счастлива. Годы горького разочарования, конечно, наложили отпечаток, но, к счастью, Элис появилась не слишком поздно. С немецким мальчишкой получилось очень странно. Он прожил у Мэндеров дней десять, и однажды вечером, когда падала роса, Эдди встретил его в поле. Застигнутый врасплох, парень сжался в комок, как звереныш, которому есть чего бояться. — Спокойно, спокойно, без паники! Я тебя не трону, — сказал Эдди и ушел восвояси. Через два дня парень исчез. Джордж Мэндер отправился в Германию его искать, а вот Элизабет поспешила обо всем забыть, будто гость не оставил в их жизни никакого следа. Эдди сохранит в памяти ту встречу на туманном кентском пастбище. Она лишь эпизод искореженной юной жизни, неважный и никому не интересный, только ведь кто-то должен помнить паренька. Благодарности

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 12 13 14 15 1617