Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Таня Хайтманн 18 страница



 

 

— Нет! Хорошо, что у нас с Давидом было время, которое мы смогли провести вместе. Так у меня появилась возможность натыкаться на одну странность за другой, не сталкиваясь сразу с его страшной тайной. Если бы ты рассказала мне все, от ужаса я, наверное, сразу порвала бы с Давидом.

 

 

Рахель с удивлением посмотрела на Мету.

 

 

— Ты же не всерьез! — вырвалось у нее. — Ты видела волка, но все равно думаешь о том, как вернуть Давида?

 

 

Потрясенная реакцией Рахель, Мета вздрогнула. Насколько бы страшным ни было случившееся в переулке, каким бы абсурдным ни казалось существование волка, она ни на миг не усомнилась в том, что хочет, чтобы Давид был рядом. Поэтому слова Рахель так задели ее. Очевидно, подруга считала, что в ту же секунду, как Мета узнает тайну Давида, она отвернется от него. Словно не стоило даже раздумывать над тем, сможет ли она терпеть волка. Успокоившись, Мета сказала:

 

 

— Да, я сделала выбор в пользу Давида, и существование демона ничего не меняет.

 

 

По лицу Рахель, стирая напряжение, превратившее его в маску, промелькнула тень надежды. Она обняла плечи измученной, дрожащей от холода подруги и повела ее в квартиру.

 

 

— То, что ты не посылаешь Давида к черту, делает тебе честь даже больше, чем ты сама думаешь. Но мне кажется, что, прежде чем принять такое серьезное решение, ты должна узнать о волке побольше. Сейчас я заварю чаю и расскажу тебе то, что знаю сама. Если ты, хорошенько подумав, по-прежнему будешь мечтать о Давиде, я помогу тебе и даже — а почему бы и нет? — стану крестной матерью вашего волчонка. Договорились?

 

 

Мета бросила на нее растерянный взгляд, но в тепле квартиры решила пропустить шутку насчет волчонка мимо ушей. Рахель отправилась в кухню, чтобы нагрузить поднос печеньем и посудой, а Мета, завернувшись в шерстяное одеяло, устроилась в уголке дивана. Голова нещадно болела, на лице расплылся синяк размером с ладонь — в том месте, где она ударилась об стену. Запястье тоже опухло, и она с трудом могла пошевелить рукой. Но какая-то часть ее все еще отказывалась верить в то, что произошло. Такого в ее мире просто не могло быть. Но в мире Давида… Там, очевидно, насилие было буднично-повседневным. Мета вспомнила шрамы — старые и новые, которыми было покрыто его тело. Куда же он ушел? Беспокойство охватило ее горячими пальцами. Хотя Тилльманн и говорил, что они квиты, но действительно ли Давид в безопасности?

 

 

Рахель вернулась с подносом, Мета быстро отогнала эти мысли. Если она проговорится, что, возможно, Давиду угрожает опасность, Рахель может забрать назад свое предложение помочь в его поисках. Теперь разумные решения Мету не интересовали.

 

 

Вопреки ее слабым возражениям, Рахель положила в чай сахар и налила сливки. Потом, взяв в руки чашку, села напротив Меты на диване и сунула ноги под одеяло. Потребовалось выпить несколько глотков чая, прежде чем Рахель приступила к рассказу, и все это время Мета от волнения с трудом сдерживалась.

 

 

— Как я уже сказала, мой брат Августен появился на свет с точно такими же предательскими глазами. Не то чтобы мы тогда понимали, что скрывается за этим генетическим чудом. В нашей семье вообще нет таких лучистых синих глаз. — Рахель печально усмехнулась. — Сейчас я знаю, что демон-волк от рождения связан с человеком. Никто не может сказать, когда происходит слияние, в какой момент демон перебирается в человека. Некоторые полагают, что человек и волк с самого начала существуют вместе, хотя лично я так не считаю: Августен еще оставался ребенком, а волк был уже взрослым и скорее его защитником, чем товарищем по детским играм. И я не считаю, что такие люди одержимы демоном, — в конце концов, он никого не заставляет всерьез причинять зло.

 

 

— Одержимы демоном? Эти слова знакомы мне только в связи с экзорцизмом, — неуверенно вставила Мета.

 

 

Хотя она понимала, почему Рахель так обстоятельно подходит к теме, но не догадывалась, к чему клонит подруга.

 

 

Рахель взволнованно отбросила растрепанные волосы со лба.

 

 

— Именно это и является основной проблемой: волка изгнать нельзя. Если ты займешься этим вопросом, то очень скоро выяснишь, что такие попытки время от времени предпринимались. Однако волк — это часть человека, и большинство таких людей чувствуют, что настолько связаны с ним, что не могут отличать собственные желания от желаний волка. Вероятно, таким легче всего.

 

 

— А что этому волку вообще нужно?

 

 

— Если не говорить о том, что волк изменяет восприятие и дает человеку неестественную силу, то немного: он любит охотиться, но желание подкарауливать и гнать жертву не имеет ничего общего с жаждой убийства. Хотя, конечно, нет ничего приятного в том, когда родной брат гоняет тебя по всему дому…

 

 

Рахель негромко рассмеялась, и это прозвучало настолько печально, что у Меты на глаза навернулись слезы. Она придвинулась к подруге и нежно обняла ее.

 

 

— Ты видела волка. Это силуэт, в лучшем случае, намек на волка, — продолжала Рахель, откашлявшись. — Можно даже подумать, что он принял эту форму только идя навстречу человеческой фантазии. Во всем неизвестном мы ищем привычные формы. И волк здесь подходит лучше всего, поскольку действительно обладает некоторыми качествами этого зверя. Демон жаждет общества себе подобных и хочет жить вместе с ними. Поэтому те, кого это касается, говорят о стаях и территориях. Ему необходимо чувство общности, тем не менее он всегда одинок, поскольку не может объединиться с другими волками. То есть ему присуще противоречие, которое так хорошо знакомо нам, людям: с одной стороны «я», с другой — «мы». Происходит постоянный конфликт, и человек как бы теряется между двумя мирами. Может быть, демон именно поэтому и гнездится в людях. Итак, волки собираются в стаи, и каждый должен отыскать внутри группы место, соответствующее его природе, — такое поведение среди людей называется иерархическим сознанием. Кто зверь-альфа? Кто самое слабое звено в цепи?

 

 

Рахель прикрыла ладонью рот, чтобы скрыть негромкий смешок.

 

 

— Вообще-то волк самый настоящий обыватель. Однако при этом все всерьез полагают, что демон воплощает в себе абсолютное зло и испытывает страсть к хаосу и разрушению. Что ж, этот демон любит хорошую потасовку, а еще — теплое место у печки.

 

 

Мета подхватила шутку, но ее смех прозвучал довольно резко.

 

 

— Думаю, с этим я как-нибудь справлюсь, — сказала она, как за соломинку хватаясь за надежду, что все самое страшное уже позади.

 

 

Однако серьезное лицо Рахель сказало ей о том, что до конца еще очень далеко.

 

 

— Августен был милейшим ребенком… с одной стороны. — Рахель запнулась, словно боясь того, что не сумеет найти подходящие слова. — Но часто возникало ощущение, что он говорит не на том же языке, что и мы. После всего, что я узнала за последние годы о волке, я сказала бы, что для Августена в детстве волк был чем-то естественным, что не поддается сомнению. Призрачный компаньон, который изменяет его взгляд на мир. Когда его сердили, мой брат мог на кого-нибудь зарычать так, что волосы вставали дыбом. И его лучше было не загонять в угол, потому что волк умел защитить своего хранителя. Если он замечал, что Августен в нерешительности или испуган, от его пассивности не оставалось и следа. И он принимал форму.

 

 

— Форму волка-тени, — тихо, почти неслышно сказала Мета.

 

 

Рахель кивнула.

 

 

— Пока его хранитель еще ребенок, тень может принимать форму волка. Позже эта способность утрачивается, и только немногие способны предоставлять волку эту степень свободы. То, что сделал вчера Давид, было чем-то особенным, Мета. Его демон, должно быть, очень силен. Вернее, Давид, должно быть, очень силен.

 

 

У Меты вертелось на языке, что тень приняла форму, повинуясь ее зову. Но одного только упоминания об этом, наверное, оказалось бы для Рахель слишком. Да и Мета не испытывала желания усложнять все еще больше.

 

 

Поэтому она снова сосредоточилась на рассказе подруги о младшем брате.

 

 

— Августен тоже был сильным? — осторожно спросила она и представила себе мальчика с темными курчавыми волосами, с такими же открытыми чертами лица, как у Рахель: как он вытягивает руку и касается крупной головы волка, который ростом почти с него.

 

 

Рахель кивнула, убирая за ухо непослушные пряди.

 

 

— Ребенком Августен был сильным, потому что находился в гармонии с собой. А почему бы и нет? Волк был ему другом, доверенным лицом и каким-то непостижимым образом частью его самого. Мы с родителями тогда понятия не имели, с чем столкнулись. Хотя мы то и дело становились свидетелями проявлений волка, но чаще притворялись, что речь идет просто о необычайно настойчивом друге-фантазии. Запутанная история, о которой никто из нас не мог говорить. Августен рос и, понимая, что семья хранит мрачную тайну и страдает от этого, становился все более и более неуверенным. Он любил нас, но и своего волка он тоже любил. Это непреодолимое противоречие было необычайно болезненным для обеих сторон и оставило глубокие раны, которые так никогда и не зарубцевались. Вполне вероятно, что Давид может рассказать точно такие же случаи из своего детства.

 

 

Мета прикрыла глаза. Она приняла рассказ Рахель настолько близко к сердцу, что забыла о собственном горе. В то же время она ощущала близость к подруге и благодарность за доверие. Рахель, должно быть, было очень тяжело рассказывать историю своего брата, историю, полную потерь, — если Мета правильно истолковала дрожь в ее голосе. В то же время она поняла кое-что и о Давиде — то, чего не осознавала раньше. Отсутствие у него родственных корней и постоянная боязнь того, что она его прогонит… Желание близости, жившее в нем несмотря на необъяснимую отчужденность… Вполне вероятно, что у Давида с Августеном были сходными не только детские воспоминания.

 

 

Легкое прикосновение руки вырвало Мету из размышлений. Это Рахель предлагала ей еще чаю. Мета с благодарностью приняла ледяными руками горячую чашку и улыбнулась. Подруга с признательностью ответила на ее улыбку.

 

 

— Даже передать не могу, как я благодарна за то, что ты пришла и рассказываешь мне все это. Это настоящая дружеская услуга.

 

 

Рахель покачала головой.

 

 

— Я должна была сделать это ради тебя… и в какой-то степени ради себя. Ты должна понять, что, получая Давида, не просто получаешь мужчину с волком в придачу, а человека, чья жизненная история, вполне вероятно, полна ловушек.

 

 

Мета пристально поглядела на подругу. Со все возрастающим беспокойством она отметила, что, прежде чем продолжить говорить, Рахель закусила нижнюю губу.

 

 

— Давид не чувствует себя одним целым со своим волком, а это может быть очень опасно. Он оставил стаю — а я считала, что это невозможно, — и не заботится о своем волке… Не стоит полагать, что с волком очень легко иметь дело, по крайней мере в том случае, когда человек перестает играть по правилам. А самое важное правило гласит: живи в стае, и неважно, насколько она мала… или насколько испорчена. Волки нужны друг другу, и им нужен сильный вожак, который прокладывает для самых слабых путь в наш мир. Поэтому волк здесь: он хочет быть частью этого мира. С этой точки зрения Давид не так уж и не прав, когда называет волка демоном. Когда человек начинает отворачиваться от него, он превращается именно в это: чужую силу, которая захватывает тебя и выдвигает свои требования. Такое раздвоение выдержит не каждый.

 

 

Рахель закрыла лицо руками, и Мета услышала, как подруга тяжело вздохнула. Только через некоторое время она отважилась задать вопрос, который давно уже вертелся у нее на языке.

 

 

— Что стало с Августеном?

 

 

Рахель провела рукой по глазам, посмотрела на Мету, и во взгляде ее читалась причудливая смесь еле сдерживаемой ярости и печали.

 

 

— Когда Августен стоял на пороге юношества, в нашу семью пришла женщина — якобы мой брат случайно встретился ей и она увидела, как обстоит с ним дело. Она рассказала нам о его тайне и предложила принять его в свою стаю. После продолжительных дискуссий мои родители отдали ей Августена, который поначалу был более чем счастлив. Вероятно, он думал, что у него может быть и то и другое — и стая, и семья. Однако женщина-вожак оказалась очень властной и выходила из себя, если Августен покидал территорию, чтобы повидать нас.

 

 

Рахель на некоторое время умолкла и, погруженная в свои мысли, в растерянности оглядела комнату.

 

 

Мета беспокойно пошевелилась, не зная, как помочь подруге.

 

 

— Рахель, — осторожно сказала она, — если тебе настолько больно… Мне не хотелось бы, чтобы ты тревожила старые раны, чтобы помочь мне.

 

 

На миг Рахель застыла, словно ее силой вырвали из сна, потом с нежностью посмотрела на Мету.

 

 

— Хотя прошло немало времени, эта история по-прежнему причиняет мне невероятную боль. Но я рада, что есть кто-то, кому я могу все рассказать. Это так страшно — отрицать существование брата, потому что все, что касается его, представляет собой ужасную тайну.

 

 

Мета пыталась найти слова утешения, но Рахель понимающе погладила ее по колену. Так они и сидели, пока Рахель снова не заговорила.

 

 

— Как я уже говорила, волк — существо стайное, и ему нужны себе подобные. Одной из причин этого является то, что волки ментально связаны между собой и могут обмениваться впечатлениями и воспоминаниями.

 

 

Мета подняла руку, останавливая Рахель. Она не могла понять, как истолковать то, что только что услышала. Мысль о том, что кто-то мог проникнуть в воспоминания Давида, озадачила ее.

 

 

— Значит ли это, что остальные члены стаи могли знать о наших с Давидом встречах?

 

 

У нее вспыхнули щеки. Что именно знали члены стаи о их стремительно развивавшихся отношениях? Рахель понимающе кивнула.

 

 

— Сам по себе этот дар — это добро, которое может способствовать усилению стаи. Однако частенько им пользуются по праву сильнейшего. Вожак Августена пользовалась им для контроля. Когда брат приходил к нам, то не отваживался открыться. Я не думаю, что на него так уж сильно давили, — вполне вероятно, что так чувствовали себя и остальные члены стаи. Но мой брат страдал от внутренних противоречий. Мы с родителями понимали, что должны отпустить его, что он не выдержит этого напряжения. — Взгляд Рахель устремился в пустоту, а слова звучали так, словно она говорила с кем-то из прошлого, что-то ему объясняя. — Если бы мы потерпели пару лет, то вполне вероятно, что Августен стал бы достаточно сильным для двойной жизни, хотя по-настоящему я в это не верю. Но мы не могли от него отказаться. Когда семья хранит какую-то тайну, это усиливает связи внутри нее, и кажется неважным, к насколько плохим результатам это может привести. Когда Августен в очередной раз уходил от нас, мы настаивали, чтобы он как можно скорее пришел снова. Пока однажды он не пришел. Ни слова прощания, просто бесследно исчез. Августен больше не мог выносить блуждания между мирами.

 

 

Хотя Рахель этого не говорила, Мета чувствовала невысказанное: она считала Августена мертвым, навеки потерянным. Что бы ни произошло, демон потребовал за предательство очень высокую цену. Мета снова спросила себя, как мог выглядеть Августен. Что-то во внешности Давида — она чувствовала это — напомнило Рахель младшего брата и подтолкнуло к тому, чтобы дать другому волку шанс. И неважно, насколько мала была надежда.

 

 

— Надеюсь, теперь тебе ясно, почему так важно до конца понимать суть волка, — продолжала Рахель, хотя видно было, что у нее совсем не осталось сил. — Ты получаешь не просто Давида плюс волка. Часть Давида связана с чем-то большим, к чему ты не имеешь отношения. Если вы оба не признаете этого, демон повернется против вас. Поверь мне, он не может бросить стаю.

 

 

Мета молчала, и тогда Рахель выпрямилась и потянулась к ней. На миг Мета испугалась, что подруга схватит ее за плечи, чтобы немедленно вытряхнуть ответ. Она озадаченно моргнула, но Рахель просто положила руку ей на плечо и понимающе кивнула.

 

 

Наконец Мета сказала:

 

 

— Когда этот волк-тень вчера принял форму, Давид решил, что я не смогу его принять. Он даже не дал мне шанса.

 

 

Осознание этого причиняло сильную боль, и Мета испугалась, что снова разразится слезами. Но разве его вывод был таким уж неверным? Какая бы женщина смогла вынести такое — как бы ни любила? О чем же говорит то, что я не только могу и готова принять существование такого волка-демона, но и совершенно сознательно приглашаю в свою жизнь человека, который несет в себе этого демона? — задалась вопросом Мета и тут же испугалась ответа.

 

 

— Тень — это существо из другого мира, и что-то в нас чувствует это. — Рахель не обратила внимания на морщинки беспокойства, появившиеся на лбу Меты. — Мне достаточно только подумать о нем, и по спине начинают бегать мурашки. Оно противоестественно, незваный гость, и это пугает нас, людей, больше, чем все те ужасы, которые он может натворить. Для Августена было невыносимым то, что он вызывает у своей семьи страх и неприятие. Но ни родителям, ни мне не удалось принять тень без страха, — с болью в голосе созналась Рахель.

 

 

— Когда я вместе с Давидом, я не испытываю страха — и неважно, вижу я волка или нет… — осторожно начала Мета. — Этот жестокий Тилльманн напугал меня. Гнев, который испытывал волк Давида, напугал меня, потому что я думала, что он может потерять самообладание и разорвать Тилльманну глотку. Но я совершенно не боялась, что волк может причинить вред мне. В конце концов, это я его призвала.

 

 

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь призвала? — озадаченно перебила ее Рахель.

 

 

Мета только развела руками.

 

 

— Не знаю, как это объяснить. Я позвала его, и он пришел. Кроме того, я уже встречалась с волком Давида раньше. Он бежал рядом, словно принадлежал мне. Почему-то именно такое чувство и возникало.

 

 

Некоторое время Рахель задумчиво смотрела на нее, а потом сказала:

 

 

— В таком случае ты обладаешь даром, о котором до сих пор мне доводилось только слышать: ты можешь вызывать волка, хотя он и не является частью тебя, поэтому он тебя не пугает. Насколько я понимаю волка, его хранитель является чем-то вроде портала, откуда он может выходить в наш мир. Поэтому люди, которые не несут в себе волка, в его глазах представляют собой в лучшем случае добычу. Однако должны существовать также люди, которые могут превращаться в порталы, то есть не только притягивать к себе демона, но и предоставлять ему убежище. Поэтому неудивительно, что Давид смог оставить стаю и жить с тобой. Боюсь только, что этот дар в равной степени и благо, и проклятие.

 

 

Ничего не понимая, Мета покачала головой. Как может дар, который дает ей возможность быть вместе с Давидом, оказаться проклятием?

 

 

Похоже, Рахель разгадала ее мысли, поскольку сказала:

 

 

— Вожак стаи Августена была очень властной и ревнивой, хотя именно к ней он всегда и возвращался. Но если волк Давида испытывает к тебе притяжение, то ты представляешь собой невероятно сильную конкуренцию для его стаи. А ты знаешь, как ведут себя волки, которые чувствуют, что им бросают вызов. А что произойдет, если ты встретишься с волком, который захочет воспользоваться твоей силой? В любом случае, потенциально ты подвергаешься большей опасности, чем кто-либо из нас.

Глава 28

Темные пути

 

 

Натанель попытался попасть носком туфли в маленький камешек, однако это удалось ему только со второй попытки. И без того четко очерченные скулы на его лице выступали сильнее, чем обычно, превращая синие радужки в две темные бездны. Тело Натанеля казалось изможденным, одежда болталась на нем. Тем не менее он излучал вибрирующую энергию, источник которой никогда не пересыхал. Он смотрел вслед камешку покрасневшими глазами и, даже когда тот остановился, не мог отвести от него взгляд. Спустя некоторое время даже стоически выдерживавшему все Антону, правой руке Мэгги, надоело стоять на месте, и он забурчал. Натанель вздрогнул. Видно было: он недоволен тем, что его оторвали от размышлений.

 

 

— Вся эта беготня ничего для меня не значит.

 

 

Антон воздержался от комментариев, потому что был слишком опытным для того, чтобы недооценивать этого старика. Одно то, что Натанелю удалось найти дом, в то время как Антон не мог даже нащупать след, говорило о силе и умении, живших в изможденном теле.

 

 

Натанель запрокинул голову и посмотрел на пустой дом, в слабом послеполуденном свете производивший особенно мрачное впечатление. Воскресная тишина ни сколько не упрощала дело — не хватало привычного шума машин. Он изучил дом и выяснил, что времена его упадка остались позади. Несколько дней назад дом посещало множество людей. Вероятно, скоро появятся машины специалистов по реставрационным работам, чтобы помочь старой городской вилле обрести блеск. Интересное представление…

 

 

Натанель сосредоточился и выяснил, что ни местная молодежь, ни бомжи не воспользовались шансом разбить окно и заявить свои права на заброшенный дом. Вероятно, дело заключалось в том, что этот престижный квартал отправлял свое молодое поколение в интернаты, а немногим оставшимся в городе бродягам и наркоманам шикарная обстановка была не по нутру. Неудивительно, что сильные стаи никогда не пытались прибрать к рукам красивый квартал Мэгги: он просто не соответствовал их представлениям об идеальных охотничьих угодьях. Хотя аура беспокойства, которой был окружен дом, угрожала перекрыть все остальное, в восприятие Натанеля осторожно прокрался и другой след, и на его узких губах обозначилась улыбка. Не то чтобы Янник имел какие-то шансы скрыть от него свое присутствие, но он, по крайней мере, оказался достаточно умен и держался на определенном расстоянии, чтобы Натанель не схватил его за шиворот и не отослал домой. Хороший знак, что после всех этих недель, когда юноша, словно раненый зверь, прятался в доме Рут, теперь он набрался мужества и последовал за ними. Кроме того, Натанеля успокаивало то, что Янник будет рядом, когда он доведет свой план до конца. — Хочешь подождать меня здесь, на улице? — вежливо поинтересовался Натанель у дышавшего ему в затылок Антона, прежде чем повернуться и уйти.

 

 

Антон пожал плечами.

 

 

— А Мэгги хотела бы этого? В конце концов, она послала меня для того, чтобы я присматривал за тобой.

 

 

— Как хочешь, — сдался Натанель и принялся исследовать запертую входную дверь.

 

 

Мэгги и ее гвардия встретили Хагена на границе и пригласили на территорию, чтобы определить, каким образом лучше защитить ее от вторжения со стороны Саши, — по крайней мере, так обставил вторжение Хагена дипломатичный Рене Парлас. Натанель с разрешения Хагена отправился осмотреться, и Мэгги заботливо приставила к нему молчаливого Антона. Обе стороны хорошо понимали, кого на самом деле ищет старик. И оставлять его при этом одного Мэгги не хотела.

 

 

Дверь дома оказалась массивной и замечательно запертой, однако когда Антон предложил открыть ее силой, Натанель от его услуг отказался и принялся возиться с замком с помощью складного ножа.

 

 

— Он ведь все равно поймет, что мы здесь, — заявил Антон.

 

 

Натанель с трудом выпрямился и убрал за уши пепельно-серые волосы.

 

 

— Да, конечно, но раздражать его лишний раз я не хочу. Раненый волк особенно опасен. У меня нет желания сносить эту дверь с петель, чтобы в следующий миг на нас напали.

 

 

Антон посмотрел на него так, словно сомневался, что с Натанелем может случиться нечто подобное, но все-таки предложил:

 

 

— Я сделаю это плечом, тогда она просто разок хрустнет.

 

 

Натанель отошел в сторону, и мгновением позже они вошли в пахнущий плесенью холл. Внутри дом излучал ту же вызывающую беспокойство энергию, которая привлекла внимание Натанеля. Однако отчетливого следа по-прежнему не наблюдалось. Он ненадолго замер, а затем сказал:

 

 

— Мы начнем сверху, из-под крыши. Если не ошибаюсь, оттуда открывается чудесный вид на небо. В полной луне есть нечто успокаивающее.

 

 

Когда Натанель открыл дверь из тонкой фанеры в конце лестницы, то выяснилось, что он был прав в своем предположении: Давид сидел, прислонившись спиной к деревянной балке, и глядел в чердачное окно. Большие резервуары для воды стояли пустыми, пол был покрыт слоем пыли, в некоторых местах окрасившейся темным, — там, где сквозь старую кровлю протекла вода.

 

 

Натанель вошел — Антон предпочел остаться внизу, — но Давид только ненадолго поднял взгляд, не будучи ни удивленным, ни неприятно пораженным присутствием нежданных гостей. Натанелю было бы необычайно сложно описать свое восприятие этого момента: на корточках, погруженная в себя, сидела его последняя надежда, и глаза у нее были пугающе пустыми.

 

 

Бровь Давида была разбита и покрыта запекшейся кровью — свидетельство стычки с Тилльманном. В качестве подарка сын Мэгги оставил вторгшемуся на их территорию Хагену и остальным непрошенным гостям воспоминания об унижении Давида в головах своей стаи. На щеке Давида виднелись темные следы — это текла кровь из раны на щеке, а он вытирал ее ладонью. Очевидно, у него не хватило сил на то, чтобы полностью все убрать. Хотя дух Давида был недосягаем для Натанеля, ему удалось понять, что молодой человек пришел сюда сразу же после стычки с Тилльманном.

 

 

— Эта блондинка, похоже, не очень обрадовалась, сведя знакомство с твоим волком?

 

 

Натанель не стал делать над собой усилие, чтобы скрыть разочарование в голосе. Хотя он хорошо понимал, к чему идет дело, какая-то часть его надеялась, что эта история закончится иначе. Значит, должно быть другое объяснение тому, что Янник и его волк чувствовали себя удивительно хорошо в присутствии возлюбленной Давида.

 

 

Давид воздержался от ответа и снова устремил взгляд в окно.

 

 

— Что ж, есть и положительные моменты в том, что твое увлечение закончилось. В каком-то смысле Тилльманн даже оказал тебе услугу, потому что в противном случае однажды перед дверью ее квартиры оказался бы Хаген. И что тогда? Для женщины так проще. Пусть даже это было самым страшным событием в ее жизни, это все же лучше, чем оказаться лицом к лицу с жаждущим отомстить вожаком стаи, который пришел требовать свое по праву.

 

 

Давид негромко вздохнул, но был по-прежнему напряжен, как обеспокоенно отметил Натанель. Хотя он и сам толком не знал, кого ожидал увидеть. Воина, горящего желанием отправиться в бой, после того как только что разбили мечту всей его жизни? Испуганного щенка, который после неудачного выхода в мир людей надеется на то, что его снова примут в лоно стаи? Натанель был слишком стар и слишком опытен, чтобы быть настолько наивным. Перед ним сидел влюбленный молодой человек, у которого не было ни малейшего желания восставать против судьбы.

 

 

На миг Натанель закрыл глаза. Путь, на который ему предстояло вступить, лежал перед ним — ужасный и ясный. Понимание того, что в конце Давид снова воссоединится со стаей, настоящей стаей, утешало мало. Слишком велик был риск того, что этот мальчик может стать очередной жертвой в списке Хагена. Впрочем, другой возможности не было, время убегало у Натанеля между пальцами. Если он хочет уберечь стаю от гибели, нужно действовать — причем здесь и сейчас. Для чувств и угрызений совести времени нет. Колеблющийся проиграет в борьбе за первенство. Этот опыт он тоже приобрел весьма болезненным образом. Поэтому Давида придется загнать в угол, даже если при этом в нем что-то сломается.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.