Внимание! 21 страница

Как и в прошлый раз, после ночи с Бодуэном, Мелисанда пришла со мной попрощаться. Она вежливо поприветствовала Жослена и удостоилась холодного поклона в ответ.

– Возможно, будет лучше, если это возьмешь ты, кассилианец, – сказала она, бросая ему мешочек с деньгами. – Во славу Наамах.

А потом с улыбкой подошла и накинула мне что‑ то на шею.

Бархатный шнурок она затянула у меня под затылком и поправила бриллиант, чтобы тот лег точно в ямку между ключицами. Во мне снова начала расти волна желания.

– Это тебе на память, Федра, а не для Наамах, – ласково произнесла Мелисанда. Потом рассмеялась и подала знак слуге, стоящему за ее спиной. Тот с поклоном шагнул вперед и вручил мне кипу расшитой бриллиантами кисеи. – Мне не нужны эти тряпки, – добавила она с лукавой усмешкой, – но любопытно, что с ними сделает ангуиссетта, воспитанная Анафиэлем Делоне.

– Миледи… – это все, что я смогла выдавить, подняв на нее обожающие глаза.

Мелисанда снова рассмеялась, одарила меня небрежным поцелуем и удалилась.

Жослен уставился на меня с другого конца стола. Прижав к груди ворох сверкающей кисеи, я ответила кассилианцу не менее пристальным взглядом.

Глава 36

В особняке Делоне было тихо; я вернулась спозаранку и, по словам встретившей меня домоправительницы, почти все еще спали, включая хозяина. По традиции Самая долгая ночь продолжалась дольше всех прочих. Жослен с красными от недосыпа глазами вручил мне кошель Мелисанды и ушел на покой. Он всю ночь не сомкнул глаз, совершая бдение перед статуей Элуа.

Мне удалось поспать совсем недолго, но я пребывала в каком‑ то странном азарте и идти в кровать совсем не хотела. Поднявшись в свою комнату, я положила дар Мелисанды в сундук, не пересчитав; почему‑ то мне нравилось гадать, какую же сумму она пожертвовала. Закрыв крышку, я села на кровать и прижала к груди остатки своего маскарадного костюма.

Наверное, достаточно? Скорее всего, даже больше, чем достаточно.

И я понятия не имела, что делать дальше.

В эту ночь произошло слишком много событий, они скопом крутились в голове, и мне не удавалось их толком обдумать. Взгляд снова упал на сундук. «По крайней мере это я могу выяснить прямо сейчас», – решила я и спустилась в библиотеку.

Да, я все правильно помнила. Пришлось вытянуть шею, чтобы разглядеть содержимое антресолей на восточной стене, но там действительно пылился сундук. Я прислушалась, не ходит ли кто еще, но в доме царила тишина. Подтащив к полкам самый высокий из стульев, я забралась на него и потянулась к сундуку. Моего роста не хватало на добрый локоть. Шепотом испросив прощения у Шемхазая и всех ученых мира, я сложила на сиденье несколько толстых томов и взгромоздилась на опасно покачивающуюся стопку. В этот раз кончики пальцев скользнули по золотой резьбе, и вскоре мне удалось подтащить сундук поближе.

Осторожно его придерживая, я слезла со стула и устроилась поудобнее, чтобы изучить добычу. Дорогое дерево покрывал толстый слой пыли, забившей резьбу. Я слегка подула на сундук, подняв серое облако, и обследовала показавшийся замок.

Есть свои плюсы в дружбе с тсыганом: Гиацинт научил меня отмыкать простые замки. Из своей комнаты я принесла две заколки и зубами загнула кончик одной из них в крючок. Аккуратно двигая обеими заколками и одновременно напряженно прислушиваясь к звукам спящего дома, я вскоре сумела подцепить и отодвинуть защелку.

Когда я откинула крышку, в спертом воздухе библиотеки запахло ладаном. Мелисанда не обманула: внутри и впрямь лежала тонкая книжица в шелковом переплете и без названия. Открыв ее, я увидела страницы и страницы поэтических строк, начертанных почерком Делоне – более порывистым и неровным, чем нынешний, но легко узнаваемым. Разгладив лист, я принялась разбирать стихи, написанные поблекшими чернилами.

О, господин, чье сердце не скудеет…

Дай честь груди, к которой ты припал,

Когда мы без оружья и доспехов

Боролись на поляне сам на сам,

И в трели птиц вплетались наши вскрики,

И смех руладами стремился ввысь,

Венчая и атаки, и уступки.

Я помню мощь и гладкость рук твоих,

Что мрамором ожившим мне казались,

И грудь твою, прижатую к моей,

И жаркое одно на двух дыханье.

Вминались ноги в мягкую траву,

Я помню, ты прищурился лукаво,

И, тщась твою задумку разгадать,

Я бестолково пропустил подсечку.

Да, я не устоял, качнулся, пал.

Я был повержен. Грозный триумфатор

Пронзил меня, всецело овладев,

Но боль на пике расцвела экстазом –

Бой проиграв, я выиграл судьбу.

Я помню каждый миг сладчайшей схватки…

О, господин, что мне един вовек,

Позволь груди, к которой ты припал,

Служить твоим щитом, твоим кимвалом.

Да, Мелисанда не солгала о книге. Если Делоне сочинил эти строки, он совершенно точно посвящал их Роланду де ла Курселю, безвременно погибшему в Битве Трех Принцев. Роланду, чье обещание Делоне сдержал, вернувшись за Алкуином. Роланду, чью жену Делоне заклеймил убийцей, заплатив за эту дерзость своей поэзией, которую король предал анафеме.

Неудивительно, что до изгнания дело все‑ таки не дошло.

Внезапно что‑ то зашелестело, я развернулась и оказалась лицом к лицу с Алкуином, который неподвижно стоял у меня за спиной с открытым ртом. Я захлопнула книгу, но было уже слишком поздно.

– Не следовало тебе этого делать, – прошептал он.

– Я должна была найти ответ на вопрос. – Я закрыла крышку и защелкнула замок. – Именно этому, в конце концов, и учил нас Делоне, – добавила я, с вызовом глядя товарищу в глаза. – Помоги, пожалуйста, вернуть сундук на место.

Алкуин заколебался, но давняя дружба взяла верх. Он приблизился и помог мне удержать равновесие, пока я задвигала сундук на пыльную антресоль. Мы расставили по местам книги и высокий стул, убрав все доказательства моего прегрешения, затем вместе прислушались. В доме было по‑ прежнему тихо.

– Итак. – Я сложила руки на груди. – Делоне был возлюбленным принца Роланда. Ну и что из этого? Роланд де ла Курсель умер больше пятнадцати лет назад; так почему Дом Курселей до сих пор имеет дело с Делоне и наделяет его ливрейными гонцами, кассилианцами и тому подобными беспримерными милостями? Почему он именно сейчас вдруг помирился с герцогом л’Анвером, братом его также давно покойной соперницы, принцессы‑ консорта?

Алкуин посмотрел куда‑ то вдаль.

– Я не знаю.

– Не верю.

Он перевел взгляд на меня.

– Твое право, Федра. Я дал обещание и держу слово. А кто тебе подсказал, где и что искать? Мелисанда? – Я не ответила, и он нахмурился. – Она не вправе совать сюда свой нос. Если бы я мог различить границу между развлечениями и честолюбивыми устремлениями этой интриганки, спал бы гораздо спокойнее.

– О том, что я только сейчас узнала, – парировала я, – половина лордов королевства осведомлены с незапамятных времен, и, думаю, никто из них не собирается из‑ за этого убивать Делоне, раз до сих пор он живехонек. Изабель де ла Курсель в свое время ему уже отомстила, убедив короля запретить его стихи. Телезис де Морне говорила мне, что, повернись судьба по‑ другому, Делоне мог бы стать королевским поэтом. Но это все общеизвестно, а значит, неважно. Я вижу, действительно опасный вопрос – кем же он стал в итоге, лишившись возможности изливаться в виршах?

– А неужели ты не видишь, что Мелисанде Шахризай хватило ума заморочить тебе голову и послать сюда вынюхивать для нее? – приподнял брови Алкуин.

При этой мысли по коже пробежал холодок, и я прикусила язык. Алкуин уже обещал, что расскажет мне обо всем, когда я закончу туар, а еще обещал, что до того момента и рта не раскроет. В памяти всплыло давнее пророчество матери Гиацинта, и я вдруг побоялась перечислить товарищу дары Мелисанды.

– Ты расскажешь Делоне? – вместо этого спросила я.

Алкуин печально покачал головой.

– Нет, это твое дело. Я в этом не участвую, Федра. Если ты мудра, то расскажешь ему сама. Я в эту игру вмешиваться не стану.

И с этими словами он ушел, оставив меня такой одинокой, какой я никогда себя не чувствовала в доме Делоне.

В конце концов я решила потянуть время.

Я рассказала Делоне все, что смогла вспомнить из событий Самой долгой ночи, кроме эпизода с сундуком и книгой. Он заставил меня раз десять описать маскарад у герцога де Морбана и, уверившись, что торжество почти не оставило следов в моей памяти, наконец сдался и принялся разглядывать расшитую бриллиантами ткань, пропуская ее сквозь пальцы и покачивая головой.

– Что будешь делать дальше? – спросил он после долгого молчания.

У меня нашлось немного времени поразмыслить над этим вопросом, и я молитвенно сложила руки, набираясь смелости, чтобы озвучить свое желание.

– Милорд, – произнесла я, стараясь не запинаться. – Во Дворе Ночи, когда посвященный завершает свой туар, он вправе остаться в своем родном Доме и продолжить служение, преумножающее блага, пока сам не захочет уйти на покой. Я не… не хочу покидать ваш дом.

Улыбка Делоне походила на рассвет после Самой долгой ночи.

– Так ты хочешь остаться?

– Милорд, – я сглотнула, пытаясь унять в горле ком страха пополам с надеждой. – Вы мне позволите?

Он рассмеялся, привлек меня к себе и расцеловал в обе щеки.

– Шутишь? Федра, зачастую ты так рискуешь, что от страха за тебя я седею, но я сам научил тебя стремиться к цели, не ведая преград. Тебя уже не переделать, и раз ты все равно будешь удовлетворять свою неуемную жажду познания, по моей указке или нет, конечно же, я предпочту, чтобы ты и дальше оставалась под этой крышей, где я могу хоть в какой‑ то мере тебя оберегать. – Делоне погладил меня по голове. – Признаться, я опасался, что ты предпочтешь мне своего тсыганского мальчишку, – произнес он совершенно серьезно, – или даже Дом Шахризаев.

– Если Принц Странников думает, что я жду не дождусь завершение своего туара лишь затем, чтобы он наконец счел меня достойной внимания, то он крупно ошибается, – с кружащейся от облегчения головой выдохнула я. – Пусть ухаживает за мной наравне с другими, если пожелает. А Мелисанда… ей просто любопытно посмотреть, как далеко я убегу с ее ошейником, – добавила я, касаясь бриллианта на бархатном шнурке и заливаясь румянцем.

Делоне никак не прокомментировал мое заявление, за что я была ему благодарна.

– Федра, – серьезно сказал он, – ты член моей семьи и носишь мою фамилию. Если у тебя есть какие‑ то сомнения, отбрось их раз и навсегда, поверь, я никогда и ни за что не отрекусь от тебя и не выгоню из своего дома.

– Спасибо, милорд, – пробормотала я, неожиданно тронутая.

Он ласково мне улыбнулся.

– Даже если твое служение будет наполнять не мои сундуки, а твои и Наамах. – Он взвесил на руке ворох сверкающей бриллиантиками кисеи. – Ну что, отослать это ювелиру?

– Да, милорд, – лихорадочно закивала я, – пожалуйста, отошлите.

* * * * *

На оценку и совершение сделки требовалось несколько дней. С разрешения Делоне я прихватила угрюмого Жослена и отправилась в Сени Ночи, правда, средь бела дня. Алкуин одолжил мне своего коня, и, хотя на улице трещал мороз, было приятно ехать верхом, а не трястись в экипаже. Мое последнее воспоминание о карете содержало слишком много Мелисанды Шахризай, и я радовалась холодному колкому воздуху, проясняющему сознание.

Ее бриллиантовую слезу, однако, я так и не сняла. Даже мысли такой не допускала в голову, как и вопросов о причинах своего нежелания.

Гиацинт командовал несколькими парнями, которые затаскивали побитую коляску в арендуемую им конюшню.

– Федра! – воскликнул он, подхватил меня в объятия и закружил. – Глянь сюда! Теперь у меня вполне сложилось извозчичье дело! Видишь, какой знатный экипаж достался мне всего лишь за одну песню!

Жослен прислонился к иссеченной непогодой стене конюшни, почти слившись с кладкой в своих пепельных одеждах.

– Ха, за целую песню? На один куплет ты точно переплатил, тсыган, – вставил он, кивая на покореженные колеса с выломанными спицами. – Даже если содрать и продать всю эту роскошную отделку, все равно не хватит на починку колес.

– К счастью, милорд кассилианец, я знаком с каретником, который не откажется починить колеса за песню, – кротко отозвался Гиацинт, затем повернулся ко мне и ухмыльнулся. – Делоне выпустил тебя из клетки? Позволишь купить тебе кувшинчик вина?

– Лучше я сама тебя угощу, – потрясла я притороченным к поясу мешочком. – Идем с нами, Жослен, заглянув в трактир, ты не пропадешь. Кассиэль простит тебе шаг в сторону, если ты не станешь пить ничего крепче воды.

Так мы очутились за нашим привычным столиком на задворках «Петушка» в непривычной компании усевшегося в углу кассилианца с закованными в блестящую сталь скрещенными руками и хмурым взглядом, которым он обводил притихших завсегдатаев. Кабатчик смотрел на Жослена столь же недовольно, как тот на злачную обстановку.

Я описала Гиацинту большую часть постигших меня событий. Он потрогал бриллиант у меня на шее и присвистнул.

– Знаешь, сколько эта висюлька стоит?

– Не знаю, – покачала я головой. – Думаю, дорого.

– Очень дорого, Федра. Ты могла бы… в общем, ты много чего могла бы сделать на деньги, вырученные от ее продажи.

– Я не хочу ее продавать. – Вспомнив поводок Мелисанды, я залилась румянцем. – Не спрашивай, почему.

– Ладно. – Гиацинт любопытно посмотрел на меня мерцающими черными глазами, в которых поблескивал живой ум. – Что еще?

Я достала из мешочка монету и толкнула ее к кассилианцу.

– Жослен, купи, пожалуйста, кувшин вина и отнеси его ребятам Гиацинта на конюшню в подарок от меня.

Кассилианец смерил меня недоверчивым взглядом.

– Нет.

– Клянусь, такого, как в прошлый раз, не случится, и твоим обетам ничего не угрожает. Просто я хочу рассказать Гиацинту кое‑ что… ну, не предназначенное для твоих ушей. Обещаю, что не сдвинусь с этого места. – Он не шевелился, и я разозлилась: – Во имя Элуа! Твои обеты что, обязуют тебя прилипнуть ко мне как банный лист?

Презрительно фыркнув, Жослен отодвинул стул, схватил со стола монету и пошел к кабатчику.

– Надеюсь, нам не придется опять его спасать, – вздохнул Гиацинт, глядя вслед моему охраннику. – Так что ты хотела рассказать?

Я быстро посвятила его в подробности истории о Делоне и принце Роланде, о подсказке Мелисанды и о стихотворном сборнике. Гиацинт внимательно слушал.

– Неудивительно, – кивнул он, когда я договорила. – Значит, он не был ни братом, ни возлюбленным Эдми де Рокай?

– Нет, – покачала я головой. – Нет, он ни за кого не мстил, а просто защищал Роланда. Мне так кажется. Ты… ты так и не заглядывал, ну… сквозь завесу?

– Я же сказал, что не стану обращаться с этим к дромонду. Ты знаешь, почему.

Он произнес это совершенно серьезно – думаю, немногим доводилось слышать такой тон из его уст.

– Хм, пророчество твоей матери? – Я глянула на него, и он коротко кивнул. – Или оно не сбылось, или ждет того дня, когда я узнаю все до конца.

– Молись, чтобы первое, – пробормотал Гиацинт и, вновь расслабившись, сверкнул белозубой улыбкой. – Значит, ты больше не прислужница и больше не врайна для меня, Федра! А понимаешь, что это предвещает?

– То, что теперь я сама по себе и смогу достичь больших высот, чем будучи ангуиссеттой, принадлежащей Делоне, – холодно ответила я. – Не исключено, что когда‑ нибудь я заведу собственный салон и превзойду славу обучавшей меня Сесиль Лаво‑ Перрин. Думаю, он привлечет немало знатных и богатых поклонников.

Улыбка Гиацинта увяла, что изрядно меня порадовало, но всерьез и надолго расстроить Принца Странников было нелегко. Он снова коснулся бриллианта Мелисанды, пригревшегося в ямке между моих ключиц.

– Ты знаешь, какие возможности перед тобой открываются, Федра, – прошептал он. – Вопрос лишь в том, что ты выберешь.

Я раздраженно стряхнула его руку.

– Сейчас я не собираюсь ничего выбирать! Я всю жизнь прожила по чьей‑ то указке! И хочу вдосталь вкусить свободы, прежде чем снова от нее отказываться.

– Я не стану держать тебя на поводке, – опять ухмыльнулся он. – Со мной ты пройдешь долгий путь свободной, как птица в небе, как рыба в воде, как Принцесса Странников.

– Тсыгане изгнали твою мать на позор, – рявкнула я, – заставили ее стирать чужое белье и предсказывать будущее за медяки. А если легенды правдивы, соплеменники и твой дромонд осудят, Принц Странников, и дозволят тебе только пиликать на скрипке да подковывать лошадей. Поэтому не пытайся очаровать меня своим медовым лживым языком.

– О, ты знаешь, что я имею в виду. – Он повел плечами, не испугавшись моего гнева, и подергал за бархатный шнурок на моей шее. – Я не стану выгуливать тебя полуголой перед лордами королевства, Федра.

– Знаю, – прошептала я. – В этом‑ то и загвоздка, Гиацинт.

Не думаю, чтобы до этой минуты он полностью понимал, кто я такая. Конечно, он многое про меня знал, давно знал, и был единственным, кто интересовался не только моей природой, но и моей душой. Я увидела, как после моих слов в нем вспыхнуло осознание, и испугалась. Вдруг между нами все изменится?

И тут тсыган вновь одарил меня своей неотразимой улыбкой.

– Разве это загвоздка? – он изобразил щелканье кнутом. – Я могу научиться жестокости, если она тебе нужна. Я Принц Странников, – похвалился он, – и могу все, что пожелаю.

На это я рассмеялась, взяла его лицо в ладони и поцеловала. Дыхание перехватило, когда Гиацинт ответил на поцелуй неожиданно умело и сладко – о да, замужние леди, с которыми он развлекался, хорошо его обучили, – но тут стальная длань Жослена припечатала к столу мелкие монетки, мы оба подскочили, как застигнутые за проказой дети, и уставились на кислую физиономию кассилианца.

По пути домой в мерцающих зимних сумерках я покосилась на грозный профиль Жослена и осмелилась заговорить.

– Я же обещала, что ничего не выкину и тебе не о чем беспокоиться, – произнесла я, злясь на его молчание. – Мой туар уже завершен, и теперь я никому ничего не должна.

– Твой туар еще не выбит на твоей коже, служительница Наамах, – холодно процедил он, и я прикусила язык: Жослен был прав. Он смотрел прямо перед собой. – В любом случае мне наплевать, кому ты расточаешь свои… дары.

Лишь недалекий монах мог вложить в это слово столько презрения. Жослен вонзил шпоры в бока своего скакуна, заставив меня помчаться за ним. Меня снова снедала жгучая ненависть.

Глава 37

В скором времени Делоне пришел к соглашению с ювелиром; каждый крохотный бриллиант получил оценку, и в итоге мне досталась круглая сумма.

Помня желчное замечание Жослена, что мой туар на спине еще не выбит, я не стала тянуть с последним сеансом у мастера Тильхарда. Признаюсь, я ждала назначенного дня с большим волнением. Как и у большинства служителей Наамах, туар разрастался на моей коже нестерпимо медленно, где‑ то на ширину пальца за один раз, и закончить его чуть не с трех четвертей одним махом действительно было немалым достижением.

Конечно, Алкуин завершил свой туар еще быстрее, но он заставил поклонника сделать ему такой подарок и за это понес епитимью перед Наамах. Что бы ни толкнуло Мелисанду на щедрый жест, ее дар был искренним. И с каким бы умыслом она меня ни одаривала, я была связана с ней бриллиантовой слезой на шее, которую не мыслила продать, а вовсе не остатками карнавального костюма и не узором на спине.

Дожидаясь заветного дня, я жила в странном подвешенном состоянии: уже не подневольная служительница и еще не свободная гражданка Земли Ангелов. Но на этот раз я не горячилась в заточении, а пыталась понять суть всего, что со мной происходило, в частности, последней встречи с Гиацинтом. Отчего‑ то мне очень хотелось повидаться с его матерью.

Сейчас я жалею, что не поддалась этому желанию. Делоне счел бы обращение к гадалке суеверием, но в ее пророчествах действительно таилась мрачная правда. Возможно, если бы я к ней тогда сходила, судьба повернулась бы по‑ другому.

Да, каждый крепок задним умом. Теперь‑ то я знаю, что должна была сразу рассказать Делоне, что случилось между мной и Мелисандой; должна была рассказать ему, как она натолкнула меня на правду о принце Роланде. Ах, мне следовало догадаться самой. Из всех теней, омрачавших душу Делоне, самой темной была Битва Трех Принцев.

Роланд погиб, а Делоне не смог спасти своего сеньора. Я несколько лет думала, что дело только в этом. Но теперь я смотрела на наставника другими глазами, смотрела сквозь строки его стихотворения. «О, господин, что мне един вовек, Позволь груди, к которой ты припал, Служить твоим щитом, твоим кимвалом ». Он любил Роланда и подвел не только сеньора, но и возлюбленного. «Роланд всегда действовал поспешно, – сказал однажды Делоне, – и это был его единственный недостаток как предводителя».

Мне следовало гораздо раньше сложить два и два.

До сих пор я порой теряюсь в сомнениях и снова и снова пересматриваю прошлое. Если бы я тогда не погрязла в самокопании и проявила большую догадливость, изменило бы это хоть что‑ нибудь? Не знаю. И никогда не узнаю.

Рассвет дня, на который была назначена моя последняя встреча с мастером Тильхардом, выдался холодным, морозным и сияющим. Делоне думал о чем‑ то своем, ожидая какого‑ то гостя, и рассеянно разрешил мне взять и его коня, и лошадь Алкуина, так что мы с по обыкновению угрюмым кассилианцем поехали в мастерскую туарье верхом.

Мастер Тильхард не отличался жадностью. Он, безусловно, был прежде всего художником. Творцы же не меньше остальных смертных – а как правило, гораздо больше – стремятся к вершинам, никому кроме них неведомым, потому не берусь гадать, чем был вызван блеск в усталых глазах мастера: количеством предложенного мной золота или возможностью завершить туар ангуиссетты. На его веку я была первой заказчицей с таким редчайшим даром.

Довольно долго мы просовещались в глубине натопленной мастерской, утверждая окончательный узор моего туара. Сквозь занавесь в дверном проеме я видела силуэт сидящего Жослена, который ждал меня, вытянув ноги и сложив руки на груди. Что ж, пускай подождет – я не собиралась подгонять туарье на столь важном этапе в угоду нетерпеливому кассилианцу.

Едва я разделась и мастер нанес мне первые проколы, из передней комнаты донесся какой‑ то шум. Поскольку дело меня не касалось – ах, если бы! – я осталась лежать на столе, а Тильхард послал подмастерье узнать, что там происходит.

Почему‑ то до сих пор жалею, что не узнала имя того подмастерья. Вскоре он с вытаращенными глазами высунулся из‑ за занавески.

– Мастер, тут какой‑ то человек, – протараторил он. – Рвется повидать миледи Федру но Делоне. Кассилианец крепко его скрутил. Мне позвать королевских гвардейцев?

Я села, обернувшись простыней

– Что за человек?

– Не знаю. – Ученик с трудом сглотнул. – Говорит, что привез послание, которое вы должны доставить лорду Анафиэлю Делоне. Миледи, мне кликнуть гвардейцев?

– Нет. – Не для того я столько лет училась у Делоне, чтобы отказываться от информации, плывущей в руки. Я нащупала свое платье и спешно его натянула. – Позовите сюда посланца, и Жослена тоже. Мастер Тильхард, прошу меня извинить…

Старый туарье пристально посмотрел мне в глаза и мотнул головой в сторону каморки, где они с учеником обычно смешивали краски.

– Ладно, потолкуй с ним, ангуиссетта. Надеюсь, я не пожалею, что позволил тебе устроить здесь говорильню, – буркнул он.

Едва я успела зашнуровать лиф, как из‑ за занавеса вынырнул Жослен, подгоняя кинжалом перед собой раздраженного молодого мужчину в матросской робе.

– Отзовите своего кассилианского пса, – бросил тот мне и скривился, когда Жослен впихнул его в комнату. – У меня послание для лорда Делоне!

С большим трудом я изобразила суровость на лице и провела курьера в подсобку. Жослен напоследок подтолкнул его через порог и, ловко убрав кинжалы в ножны, встал между мной и гонцом.

– Кто вы? – спросила я.

Он почесал живот и скорчил гримасу.

– Элрик Лейт, с судна «Махариэль». Присягнул адмиралу Квинтилию Руссу, а сюда прибыл под вымпелом графа де Брижу из Кушета. Должен был свидеться с вашим хозяином, милордом Делоне.

– А чем все это докажете?

– Яйца Элуа! – закатил он глаза. – Есть какой‑ то пароль, да? И какой же? Я и вправду гонец, клянусь печаткой принца, его единственной и любимой.

Печатка принца. Я вспомнила о кольце, которое Исандра де ла Курсель показала Делоне, и постаралась сохранить внешнее бесстрастие.

– Что ж, допустим. Так какое срочное известие привело вас сюда?

– За имением графа де Брижу следят какие‑ то люди. – Он наклонился, переводя дыхание. – Будь ты проклят, кассилианец, шустрый дурак! Я приметил их и решил проверить, какова обстановка у дома Делоне. Так вот, за ним тоже наблюдают, скорее всего, поджидают меня. Кто‑ то нас выдал. Я увидал, как вы уезжаете, ну и побежал за вами прямо сюда.

По телу пробежал холодок, когда я поняла, что опасения Делоне не были беспочвенны. Знаком призвав Жослена к терпению, я снова обратилась к моряку.

– Так что же велел передать моему господину Квинтилий Русс?

Элрик Лейт набрал в грудь воздуха и на выдохе сказал:

– Когда в Альбе воцарится Черный Кабан, Старший Брат уступит. Вот такое послание, ни прибавить, ни убавить и ничего не разобрать.

Я порылась в кошеле, пытаясь скрыть замешательство, и вытащила монету. Золотой дукат, но я не сомневалась, что Делоне возместит мои затраты.

– Спасибо, уважаемый моряк, – пробормотала я. – Я передам послание адмирала милорду Делоне, и уж он, несомненно, в нем разберется.

Уверена, Элрик Лейт не был трусом – никто из ходящий под парусами Квинтилия Русса не был обделен храбростью. Но здесь он находился вне своей стихии и, может, поэтому, поддавшись страху, не вызвался нам помочь, а взял монету, поклонился и поспешил прочь. Я заметила, как мастер Тильхард смерил взглядом его спину.

Потом мое внимание привлекла жуткая гримаса на лице Жослена Веррея, стоявшего рядом со мной.

– Домой, – бросил он и устремился к двери.

Прежде я уже видела, как быстро умеет двигаться кассилианец, да и после не раз восхищалась его стремительностью, но в тот день он мчался как никогда в жизни, словно за ним по пятам гнались демоны. Не знаю, каким чудом я умудрилась не сильно отстать – разве что меня окрылил ужас, передавшийся и коню Алкуина, когда я вскочила в седло и пустила в ход шпоры. Высекая по брусчатке искры, мы галопом проскакали от мастерской туарье до особняка Делоне и влетели во двор.

Увы, скорость нашей скачки не имела значения – в любом случае не имела бы. Слишком много времени было потеряно на расспросы моряка в мастерской мастера Тильхарда…

Во дворе нас встретила мертвая тишина, и помощник конюха не вышел как обычно, чтобы увести лошадей.

– Нет! – закричал Жослен, сорвался с коня и с обнаженными кинжалами помчался к двери. – О, Кассиэль, нет!

Я тоже поспешила в онемевший дом.

Кто бы ни следил за ним, они нас опередили.

Люди Делоне лежали там, где упали, в лужах собственной крови. Экономку тоже убили, и я набросила передник ей на лицо – не могла на это смотреть. Теперь я видела, как много слуг меня окружало, а я так и не удосужилась как следует с ними познакомиться, не удосужилась расспросить, почему они решили связать свои жизни с Анафиэлем Делоне.

Мы нашли его в библиотеке.

На его теле зияли бесчисленные раны – дюжина, не меньше, – не знаю, которая из них стала смертельной. Рука сжимала окровавленный меч. Нетронутое лицо ошеломляло спокойствием в сочетании с изломанной позой. Я застыла в дверях, а Жослен встал на колени и попытался нащупать пульс. Когда он поднял глаза, мне стало все ясно без слов.

Я ошеломленно пялилась в одну точку, пока мой мир рушился и погребал меня под собой.

В сумраке неосвещенной библиотеки что‑ то пошевелилось, и до нас донеслось слабое царапанье.

Жослен стремительно проложил себе путь среди разбросанных томов и свитков. Добравшись до источника шума, он вложил в ножны свои кинжалы и лихорадочно раскидал по сторонам книги, скрывавшие лежащее на полу тело.

Из‑ под завала показались белые пряди волос, и, медленно последовав за Жосленом, я увидела глаза Алкуина – темные, измученные, исполненные болью.

Жослен отгреб с пострадавшего ворох книг, с присвистом выдохнул сквозь стиснутые зубы, узрев раны. Прижал обе ладони к животу Алкуина, к белой батистовой рубахе, поалевшей от крови, и бросил на меня отчаянный взгляд.

– Воды, – еле слышно прошелестел Алкуин. Я встала рядом с ним на колени и нащупала его руку. – Пожалуйста.

– Принеси, – попросила я Жослена. Он открыл было рот, но молча кивнул и удалился. Я стиснула ладонь Алкуина.

– Делоне? – заглянул он в мои глаза.

Я покачала головой, не в силах сказать правду вслух.

Алкуин отвел взгляд и выдохнул:

– Слишком много их было. Двадцать… не меньше.

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 19 20 212223 24 Следующая ⇒