«Пожалуйста, разденьте ваши души» 10 страница

– Леонардо, верёвка! Скорее найди верёвку! Надо его связать.

– Что? Ты с ума сошёл? – изумлённо пролепетал я.

– Чёрт тебя дери с твоими препирательствами! – взъярился Джереми, полоснув по мне острым, как лезвие бритвы, взглядом. – Верёвка! Немедленно! Ремень от брюк, галстук, шарф! Чёрт побери, тащи всё, что есть! И не стой тут, как баран! Или ты хочешь, чтобы он убился?!

Весь дрожа и едва сдерживая подкатывающие слёзы, я исполнил его приказ и со смиренным отчаянием принялся наблюдать, как парень очень ловко и умело перевязывает руки и ноги жалобно трепыхающегося Владлена.

– Лаура, крошка, ступай отсюда. – между делом ласково кинул Джереми через плечо. – Спасибо за твоё участие, но тут ты уже ничем не поможешь. Уходи, ни к чему тебе это видеть.

Плачущая девушка нервно кивнула и тихонько покинула нас. Если честно, меня ужасно покоробил тот фамильярный тон, с которым Джереми обратился к Лауре. Хоть у меня на тот момент ещё и не было никаких прав на подобные притязания, я всё же уже начинал относиться к ней с ревностной требовательностью собственника, жаждущего единолично владеть её нежной душой и, буду откровенным, не в меньшей степени её притягательным телом.

– Найди ещё, чем можно заткнуть ему рот. – приказал мне тем временем парень.

– Это ещё зачем? – возмутился я.

– О, проклятье, Леонардо! Сколько ещё ты намерен со мной спорить?! – яростно рыкнул необычайно раздражённый Джереми. – Делай, что я говорю! Если мы не заткнём ему глотку, он сорвёт себе голос к чертям собачьим и потом ещё несколько дней не сможет разговаривать. К тому же он может прокусить себе язык или попортит зубы этим своим клацаньем.

– Поосторожнее. Так только эпилептикам рот затыкают. – жалостливо пробормотал я, утирая набегающие слёзы рукавом.

– Уж лучше б он был эпилептиком. – злобно заметил парень. – И будь добр, не стой столбом. Помоги мне его хотя бы держать.

– Не затягивая узлы так сильно. Ему же больно! – вымученно взмолился я.

– Иначе нельзя. – жёстко возразил тот. – Ты вообще ни черта не соображаешь, что с ним творится и чем всё это чревато.

– Но что случилось? Он же никогда таким не был. – сквозь слёзы прошептал я, неуклюже пытаясь помочь Джереми.

– «Никогда». – желчно передразнил он меня. – И это говорит человек, который и двух месяцев с ним не знаком. У Владлена подобное «никогда» случается регулярно, всякий раз, когда ему удаётся разжалобить собственного папашу на особенно щедрое подаяние в пользу голодающих наркоманов. О чём только думает этот сукин сын? Мудрый же мужик, адвокат, чёрт его дери, и при этом такое беспечное потакание самоубийственным капризам этого маленького засранца. Все вечно идут у него на поводу. Даже мне было тяжело противостоять его слёзным мольбам, когда он пытался выпросить у меня денег на эту отраву. Именно об этом я тебя и предупреждал, когда говорил, что с твоей стороны было бы куда благоразумнее избавиться от Владлена как можно скорее. Ну что, теперь доволен? Изумительное зрелище, не так ли? Надеюсь, ты почерпнёшь в нём вдохновение для какой-нибудь очередной картины. Хоть какая-то будет польза от его страданий. Этот глупый жадный ребёнок ни в чём не знает меры. Как только деньги попадают к нему в руки, он не может успокоиться, пока не прогуляет всё до последнего цента. Он опять загнал в себя чересчур много этой дряни. Однажды его сердце попросту не выдержит такой перегрузки. Если, конечно, он ещё прежде не прикончит себя, разбившись головой об стену во время подобного приступа. А этот кретин ещё спрашивает, зачем его связывать. И вправду зачем? В следующий раз просто стой и любуйся, как он будет опрыскивать своей кровью, фонтанирующей из его расколотой черепушки, твои прелестные картиночки.

– Что нам теперь делать? – срывающимся голосом воскликнул я, с ужасом глядя на то, как Владлен, даже будучи крепко связанным, продолжает одержимо метаться по постели и издавать душераздирающие стоны из-под повязки, плотно закрывающей его рот. – Мы же не можем просто так оставить его в этом состоянии. Может, всё-таки стоит обратиться в больницу?..

– Леонардо, ты когда-нибудь прекратишь блистать своим легендарным идиотизмом? А то у меня уже от него в глазах рябит. – ехидно поморщился парень. – Неужели ты не понимаешь? Они же сразу сообщат в полицию. Или отправят Владлена в дурдом. Ты этого хочешь? Этого, я тебя спрашиваю?!

– Н-нет. – судорожно всхлипывая, замотал я головой.

– То-то же. И прекрати уже ныть, пока я тебе не врезал! Мне сейчас только твоей истерики не хватает. – строго прикрикнул на меня юноша.

– А что если дать ему какое-нибудь лекарство… – неуверенно предложил я, изо всех сил пытаясь взять себя в руки.

– Какое к чёрту лекарство? – окрысился тот. – Ещё одну порцию наркотиков, чтобы окончательно вскипятить ему кровь? А что, отменная идейка! Давай, на пару угробим его и будем радостно смотреть на то, как он издохнет, испуская пену и захлёбываясь в собственной крови.

– Я говорил не про наркотики! – раздражённо возразил я. – Какое-нибудь успокоительное, снотворное…Должно же найтись хоть что-то, способное его утихомирить.

– Спешу тебя обрадовать, Леонардо, успокоительное это тот же наркотик, только более доступный и официально одобренный министерством здравоохранения. – злорадно фыркнул Джереми. – Мой дядя фармацевт, я знаю, о чём говорю. Все эти средства оказывают губительное воздействие на нервную систему и их ни в коем случае нельзя смешивать с той отравой, которой он сейчас накачан. В его крови и так предостаточно психотропных веществ, ты же не хочешь окончательно разрушить его и без того покалеченную психику? Безусловно, в психушке найдутся лекарства, подавляющие все эти всплески нервического характера, однако у них имеются весьма безрадостные побочные эффекты. Знаешь, к чему приводит угнетение коры головного мозга? При длительном употреблении подобных медикаментов люди становятся в лучшем случае эпилептиками, в худшем – идиотами. Я не верю в медикаментозное лечение наркозависимых. Ты разве не знаешь, что абсолютно все наркотики изначально применялись, как лекарственные препараты? Они могут только заменить один наркотик на другой. В любом случае, я против госпитализации. Его просто напичкают транквилизаторами и вышвырнут оттуда в состоянии немногим отличимым от героинового опьянения. К тому же они наверняка сообщат в полицию.

– Что же тогда делать? – отчаянно возопил я.

– Именно то, что мы сейчас и делаем. Ждать. – тихо ответил парень. – Его состояние не так уж и безнадёжно, как кажется на первый взгляд. Организм Владлена ещё работает достаточно недурственно. На данном этапе его здоровью почти ничего не угрожает, кроме того, что он может навредить себе сам. Этот припадок оказывает сильное воздействие на его психику, но физически он вполне крепок. Со временем, конечно, всё это будет усугубляться. Тогда есть опасность остановки сердца, приступов удушья и отказа различных внутренних органов. Это настанет чуточку позже, когда в его организме накопится достаточно этого яда. Не уверен, что его можно будет спасти в таком случае. Но сейчас у нас есть шанс. Ему не нужны никакие лекарства, мы просто должны переждать, когда эта истерика пройдёт, после лишить его возможности употреблять любые вещества вызывающие интоксикацию организма, ну, а потом, можно будет говорить о курсе реабилитации. Здоровое питание, крепкий сон, тепло, уют и забота любящих людей. Да, любовь это самое главное условие его выздоровления…

– Значит, вскоре Владлену полегчает! – радостно воскликнул я, окрылённый надеждой.

– Пойми, Леонардо, я говорил чисто теоретически. – абсолютно не разделяя моей радости, грустно усмехнулся парень. – Это и вправду кажется так просто. Надо лишь доходчиво убедить Владлена в том, что наркотики его убивают, а потом вы начинаете новую жизнь и, крепко держась за руки, с песней вступаете в прекрасное светлое будущее. Но правда в том, что едва лишь ему полегчает, он опять побежит колоться. Сначала совсем чуть-чуть, потом немного больше и через какое-то время из милого, слегка заторможенного ангелочка он опять превратится в этого надсадно воющего беса. Ты думаешь, мы этого не проходили уже много раз? Так будет продолжаться, пока он не прикончит сам себя. Но иного выхода я не вижу. Может, оно и к лучшему. Хоть мучиться перестанет…

– Как ты можешь так говорить?! – возмутился я.

– Твой героический пыл обусловлен лишь твоей неопытностью. – сухо прервал он меня. – Интересно будет посмотреть на тебя спустя пару месяцев. А теперь оставь меня в покое. Я не хочу больше это обсуждать.

С этими словами Джереми устроился по одну сторону кровати от корчащегося в судорогах Владлена и надолго умолк. Мне ничего не оставалось, как только замолчать с сердитым видом и пристроиться на другом уголке. Я и сам не знал, могу ли верить словам Джереми, ведь мои познания в данной области были весьма скудны. Я и по сей день не решил для себя этого вопроса. Спустя несколько лет, один-единственный раз за всю свою жизнь мне самому выпадет возможность попробовать тяжёлые наркотики, и тогда я хоть одним глазком смогу заглянуть в тот мир, что увлёк за собой Владлена. Но я не найду там ничего, что желалось мне – ни вдохновения, ни утешения, ни единого проблеска пусть даже мнимого счастья. Чувство вины за случившееся настигнет меня даже там. От этого мне уже никуда не скрыться. Спасёт меня, быть может, лишь моя трусость, не позволившая мне пристраститься к этому весьма действенному лекарству от реальности. Но для Владлена наркотики стали единственным спасением от его настоящей жизни, которая, как покажет время, была безобразнее всякого героинового кошмара.

Последующие сутки стали непростым испытанием для нас с Джереми. Не смея заснуть и на минутку, мы тщательно стерегли нашего беспокойного подопечного, с которого я почти не отводил своих воспалённых от слёз глаз. Спасение мы искали в кофе и сигаретах, которые помогали нам хоть немного согнать набегающую дремоту и, как мы думали, поддерживали наш рассудок в трезвом состоянии. На самом же деле эта кофейно-никотиновая терапия и меня самого едва не довела до истерии. Смотреть на страдания Владлена было почти невозможно, но и обратить свой взор в какую-нибудь другую сторону у меня тоже не получалось. Наши разговоры с Джереми в итоге окончательно иссякли, так что мы погрузились в зловещую тишину, нарушаемую лишь прерывистыми стонами страстно рыдающего юноши. Но постепенно он перестал метаться из стороны в сторону и совершенно притих. Теперь он совсем не шевелился, лишь смотрел куда-то в пустоту невидящими глазами и ронял крупные слёзы на простыни. Спустя несколько часов он и плакать перестал. Прислушиваясь к его мерному дыханию, я понадеялся, что он наконец-то уснул, что могло бы избавить его от всех этих страданий. Но заглянув ему в лицо, я увидел, что парень не спит, а вместо этого таращит в пространство свои болезненно расширенные зрачки. Понадобилось ещё несколько часов, чтобы он неспешно погрузился в дремоту.

– Давай, его развяжем. – тут же прошептал я.

– Ещё рано. – еле слышно ответил Джереми. – Неизвестно, в каком состоянии он проснётся. И к тому же, возможно, он не спит, а просто притворяется, чтобы усыпить нашу бдительность и вырваться на свободу.

– Как он может притворяться? Он же не в себе. – попытался возразить я.

– Невменяемые люди – самые хитрые на свете. – убеждённо заявил тот.

– Ты попросту садист. – удручённо буркнул я.

– Был бы я садистом, хотя бы получал удовольствие от этого зрелища. – криво усмехнулся парень. – Вот Эжену это, может быть, и понравилось бы. А я, честное слово, лучше бы никогда в жизни не видел Владлена таким. Спать бы сейчас в своей кроватке подальше от вас обоих в компании какой-нибудь милой барышни. А я убиваю своё время на парочку этих чёртовых плакс.

Я на это лишь раздражённо фыркнул. Естественно, я испытывал немалую благодарность за то, что Джереми провёл всё это время вместе с нами, ведь без его помощи я бы просто пропал. Но всё же мне совершенно не хотелось этого признавать. Проспав около часа, Владлен резко пробудился и опять начал нервно трепыхаться, жалобно поскуливая из-под повязки.

– Вот, а ты его развязывать собирался. – с упрёком кивнул мне Джереми.

– Нет, я больше не могу это выносить. – в ужасе прошептал я, хватаясь за голову.

– Ах, какой нежный юноша. – саркастично поддел меня парень. – Может, мне и тебя связать с ним за компанию, чтобы ты прекратил свои истерики? Признаться, я с превеликим удовольствием заткну твой болтливый рот кляпом.

Смерив его злобным взглядом, я всё же взял себя в руки и умолк. Больше всего я боялся, что припадок Владлена начнётся по новому кругу. Но он, немножко поскулив, вновь задремал. По своему пробуждению юноша возвёл на нас достаточно ясный и трезвый взор, так что Джереми наконец-то осторожно освободил его рот. От тугой повязки губы парня посинели, а в уголках образовались кровавые ранки.

– Что ты натворил? – тихо ужаснулся я, кинув яростный взор на Джереми, но тот совершенно спокойно ответил:

– Подумаешь. Заживёт. Могло быть и хуже.

– Быстрее, развязывай ему руки! – потребовал я.

– Подожди. – холодно осадил меня парень и настороженно обратился к Владлену. – Ну, как ты, засранец? Говорить можешь? Кивни хотя бы…

Уж не знаю, каких слов я ожидал от Владлена в тот момент – может, благодарности, оправданий или покаяния за своё поведение, но вместо этого он достаточно сердито буркнул с надутым видом обиженного ребёнка:

– Пустите меня уже в туалет, придурки. Я не могу больше терпеть.

– А где волшебное слово? – с непринуждённым смехом, будто бы всё это время мы вовсе и не изводились, переживая за Владлена, весело произнёс Джереми.

– Чёрт побери, Джереми, я не шучу! – угрюмо прошипел Владлен.

– Ладно-ладно, подожди ещё одно мгновение. – бодро подмигнул ему тот, неспешно развязывая его руки.

Едва ли не под руки Джереми дотащил окончательно ослабевшего юношу до уборной, после чего вернулся ко мне и устало вздохнул:

– Похоже, он вернулся. На этом всё. Я сматываю удочки. Когда его перестанет рвать, заставь его выпить побольше воды. Это очень важно. После всего, что тут было, у него вполне может быть обезвоживание организма. А когда он отоспится, обязательно его накорми, как бы он ни противился. В ближайшие дни его наверняка будет постоянно тошнить. Но ты всё-таки должен, невзирая на все его капризы, заставлять Владлена есть. Иначе он быстро протянет ноги. Ну что ж, желаю удачи, мой милый друг. Надеюсь, ты сумеешь, как следует насладиться всеми радостями материнства.

– Рвать? Джереми, постой! Джереми… – растерянно воскликнул я ему вслед, но парень, даже не обернувшись, покинул мою квартиру.

Безусловно, мне бы хотелось, чтобы он остался с нами чуточку подольше, но не мог же я требовать от него большего, после всего, что он для нас сделал. Когда я зашёл в ванную, Владлен корчился на полу в судорожных приступах тошноты. Учитывая то, что он уже давно не ел, его желудок был абсолютно пуст, так что это были совершенно тщетные страдания. Теперь я мог воочию узреть, как на самом деле обстоят у него дела с питанием. В моменты просветления, когда его состояние в целом улучшалось, и он пребывал в радужном настроении, то повышался и его аппетит, так что юноша мёл буквально всё, что видел. Именно это и создало обманчивую иллюзию того, что он слишком много ест. Но, как я вскоре убедился, такие мгновения в его жизни случались довольно-таки редко. Всё остальное время он мучился тошнотой и потерей аппетита, так что его с трудом удавалось покормить хотя бы раз за сутки. Последующие дни Владлен в основном много спал, мучился головными и желудочными болями, либо же тихонько плакал, спрятавшись в уголке комнаты под тем зонтиком, под которым состоялся наш первый поцелуй. Придя в себя, юноша постоянно просил у меня прощения за случившееся и давал страстные, но оттого ещё более сомнительные клятвы, что подобное больше никогда не повторится. Я провёл с ним разъяснительную беседу и произнёс очень внушительный монолог, достойный того, чтобы его напечатали в какой-нибудь газете или передали по всем радиостанциям страны. Самое смешное, я даже испытывал некоторую гордость за себя, словно мне уже удалось вылечить Владлена от наркозависимости. Я решил доказать Джереми, что вопреки всем его сомнениям, мне удастся совершить невозможное и в итоге посмеяться над его малодушием, не позволившим ему спасти друга. Владлен слушал меня, затаив дыхание, и горячо соглашался с каждым моим словом. Мы приняли твёрдое решение навсегда разорвать его связь с наркотиками и начать вместе спокойную, тихую жизнь. Прекрасный план, не так ли? Если хотите, можете уже начать в один голос с Джереми высмеивать мою глупую самонадеянность. Но всё же постарайтесь не ругать меня за это. Я был слишком молод, слишком наивен и слишком… слишком влюблён. Поначалу всё шло достаточно гладко. Утешив Владлена и через силу убедив его, что он больше не должен ни в чём себя винить, я попытался вернуться к нашей привычной жизни и продолжил работу в студии. Так из одной крайности мы кинулись в другую. Вседозволенность сменилась строгим воздержанием. Прекрасная боевая стратегия, не так ли? Быть может, но только не для нас. Владлен старался изо всех сил. Я это точно знаю. Его усилия были вполне искренни и самозабвенны. Ещё ни один дьяволёнок на свете не пытался за такой короткий срок превратиться в кроткого агнца, смиренно ожидающего, когда его принесут в жертву. Владлен не только перестал принимать наркотики, но и даже забыл про алкоголь, а ко всему прочему стал предельно сдержанно и мило вести себя с девушками. Я не мог налюбоваться на своего примерного подопечного. И только слегка ехидный взгляд Джереми, что я порою ловил на себе, несколько омрачал мою радость. С головой погрузившись в работу, я не сразу заметил, что над нами вновь назревает какое-то тёмное облачко невзгод. Слегка очнуться я смог лишь, когда увидел, что Владлена вновь начала мучить тошнота и какая-то странная ломота в теле. Я готов был поклясться, что все эти дни он не употреблял наркотики, ведь я буквально на шаг не отпускал его от себя. Сначала я пытался утешить себя тем, что, возможно, он попросту чем-то отравился. Но как я увидел чуть позже, всё было гораздо серьёзнее. Весь вечер парень был сам не свой, опять начал метаться по квартире, и хоть по его взгляду я был уверен, что он абсолютно трезв, всё это напомнило мне его прошлый приступ. Однако теперь всё было наоборот. Когда я силой заключил его в свои объятья и попытался выяснить, что с ним творится, Владлен со слезами на глазах объяснил, что всё это происходит из-за того, что ему опять нужны наркотики. Как бы он ни старался, его организм привык получать порцию этих отравляющих веществ, без которых он уже не мог полноценно функционировать. Тогда мне пришлось впервые в полной мере осознать, что такое зависимость. Не вынеся этого состояния, юноша принялся жалобно умолять меня, чтобы я дал ему денег. Моё сердце испуганно сжалось в груди, и я со стыдом осознал, как мало во мне самом мужества, чтобы бороться с бесом его зависимости, что уж можно было сказать о самом Владлене. Он приводил мне множество разумных и неоспоримых доводов, сделавшись на диво красноречивым и логичным, даже несмотря на свою немощь. Разве мог я безразлично смотреть на его страдания? Однако на сей раз у меня был один-единственный спасительный аргумент, который на корню подсекал все его попытки переубедить меня. А именно – полное отсутствие денег. Причём, вопреки всем подозрениям Владлена, тут я ничуть не покривил душой. Мы и вправду остались без единого цента за душой. Наше материальное положение на тот момент было столь удручающим, что мне даже не на что было купить сигареты. Мы ещё кое-как держались и не умирали с голоду лишь благодаря щедрым пожертвованиям Лауры и Линды, что почти каждый день таскали нам продукты. Но денег больше не было. И самым страшным для меня было то, что в скором времени из-за этого мне наверняка пришлось бы остановить съёмки фильма на весьма неопределённый срок. И это именно сейчас, когда я почти нащупал основной мотив своего проекта и научился взаимодействовать со всеми членами нашей команды. Эжен и Джереми, конечно, старались изо всех сил мне помочь, но и они были не всемогущи. Щепетильный Эжен, ненавидящий брать кредиты, погряз по моей милости в долгах, а Джереми едва ли не отчаялся дойти до самого настоящего грабежа. И всё это ради меня и моих дурацких грёз художника-недоучки. Разве мог я требовать от них чего-то большего? Ко всем этим проблемам добавлялось ещё и то, что хозяйке моей квартиры, точнее – чердака, надоело терпеть мои долги, и она заявила, что если я не расплачусь с ней до конца месяца, меня вышвырнут на улицу. Что могло быть ещё хуже этого? Не сказать, конечно, чтобы это место сильно походило на королевский дворец, но я слишком привык за последние месяцы считать его своим домом, особенно после того, как тут со мной поселился Владлен. Куда мы могли теперь пойти? Навязываться друзьям, тем более с таким багажом, как кипа моих картин и это маленькое неадекватное чудовище с карминовыми глазами вампира, я не смел. Да и к кому мне было идти? К Джереми? Нет, покорнейше благодарю, слушать его болтовню целыми сутками было выше моих сил. Тем более я не собирался искать приют дома у Эжена, который жил со своим любовником или даже, чёрт его знает, с любовниками. Единственное, что нам оставалось это поселиться в гараже, который мы переоборудовали в киностудию, но признаться, это было весьма неуютное место, чтобы жить там постоянно. Наверняка там было бы невыносимо холодно зимой. К тому же я не знал, сколько ещё времени дядя Джереми позволит нам находиться там. У меня во всём этом мире не было ничего своего – кроме жалкого подобия таланта и глубокой, хоть и совершенно нездоровой любви к Владлену. Вообще-то наша высокомерная принцесса Хлоэ не один раз предлагала деньги своего отца, но я упорно отказывался брать её подношение, за что Джереми вполне обоснованно прозвал меня вислоухим придурком. Да, понимаю, вы все вправе корить меня за мою гордость. Однако мне никак не удавалось преодолеть себя и опуститься до такого. Даже не знаю, как объяснить вам, почему мне претила эта помощь. Я совершенно не стеснялся брать деньги у Лауры и Линды, которые и сами-то еле сводили концы с концами или принимать помощь других друзей, ведь мы все были как бы на равных. Все они зарабатывали деньги своим трудом – честным, ну или, допустим, как Джереми не совсем честным. Но всё же мне казалось более справедливым воспользоваться их услугами, нежели принимать деньги незнакомого мне человека, который смиренно потакает капризам своей избалованной дочки. Я не хотел зависеть от какого-то зажиточного богача, ведь ещё совершенно неизвестно, как он сам мог отнестись к этой затее. Я опасался, что он, узнав про участие Хлоэ в моём фильме, может вообще воспротивиться нашей задумке и причинит какой-нибудь вред моей и без того непростой работе. И больше нам помощи ждать было не от кого. Всё это я попытался доходчиво объяснить Владлену тем вечером, но он упорно отказывался меня понять и с рыданиями упрекал меня в бессердечии и жестокости, уверенный, что я его обманываю и прячу где-то сейф, наполненный деньгами. С ним было просто невозможно спорить. И он всё плакал, плакал, доводя и меня самого до слёз. Что я мог сделать? Что угодно, кроме того, что я совершил в итоге. Сначала я высказал неуверенное предположение, что можно было бы попросить денег в долг у Эжена или Джереми, но Владлен утверждал, что эти «бесчувственные твари» ни за что нам не помогут, если догадаются, на что именно нам понадобилась эта сумма. А его состояние меж тем ухудшалось с каждым мигом. Боли в животе, озноб, рвота, судороги. Я понятия не имел, сколько это может продолжаться, а парень всё твердил, что скоро он умрёт от этих мучений. Последней каплей стала его попытка выброситься в окно. Тут уж я и вправду решил, что у меня не остаётся никакого иного выбора. С трудом его успокоив, я клятвенно заверил парня, что вернулся через полчаса с деньгами, и рискнул оставить его одного. Услышав это, он расплакался от счастья и покрыл моё лицо любящими поцелуями. А я, ощущая себя истинным Иудой и Пилатом в одном лице, стремглав понёсся вниз по лестнице на улицу. Учитывая то, что хозяйка квартиры запретила появляться у неё до того, пока я не верну весь долг, я не мог даже воспользоваться её телефоном, так что мне пришлось искать какой-нибудь уличный автомат. Но что толку было в этом, если у меня в карманах не завалялось ни единого цента. Весь в растрёпанных чувствах, уже попросту не владея собой, я набросился на ни в чём неповинный телефонный аппарат и принялся лупить по нему руками и ногами. Какая-то проходящая мимо старушка, с ужасом уставившись на мои буйства, испуганно воскликнула:

– Прекратите это немедленно, молодой человек! Или я вызову полицию!

– Мой любимый человек умирает, а у меня даже нет денег, чтобы вызвать врача. – отчаянно простонал я, захлёбываясь в слезах.

Бросив на меня растроганный взгляд, эта доверчивая пожилая дама сжалилась надо мной и вручила мне горсть монет, необходимых для оплаты моего телефонного разговора. По сей день я испытываю к ней болезненное чувство благодарности вперемежку со стыдом. Я и её сделал соучастницей нашего преступления.

– Мама! Мама, пожалуйста! Прошу тебя, мама… одолжи мне немного денег… мама, прости…

Уже через пару минут она ожидала меня на перекрёстке. Моя добрая, нежная мама – как всегда такая элегантная, печальная и пленительно-красивая. С нимбом тёмных волос, тонкий аромат которых я впитал в себя с рождения, в изысканном синем пальто в тон её глазам, цвета вечернего мора, и кипельно белых перчатках на аккуратных, тонких ладонях. Встретив меня тревожным взглядом, мама положила руку мне на щёку и беспокойно промолвила:

– Леонардо, милый, что стряслось? Как же ты похудел… У тебя какие-то проблемы?

– Прости, мама… Я должен помочь одному человеку. – неловко пробормотал я, стыдливо отводя от неё глаза. – Когда-нибудь потом я всё тебе объясню. Спасибо, что пришла. Обещаю, я верну тебе деньги. Я люблю тебя, мам…

Ей оставалось только лишь смиренно кивнуть и поверить моим словам. Взяв от неё деньги, я сконфуженно поцеловал её в щёку и умчался прочь. Спустя некоторое время я всё же смогу вернуть ей этот долг. Но вот объяснить так ничего и не сумею. А теперь это уже невозможно. Прости, мама.

Примчавшись домой, я с ужасом обнаружил, что Владлен исчез. Ну, конечно, как я мог быть так беспечен. Уверенный в том, что он отправился искать деньги где-то в другом месте, я в отчаянье помчался обратно на улицу, надеясь отыскать его там. Но всё было впустую. Рыдая навзрыд, как ребёнок, и кляня себя последними словами за свою глупость, я вернулся обратно в квартиру и тут вдруг расслышал какие-то приглушённые звуки, доносящиеся из ванной. Оказалось, что Владлен никуда вовсе и не уходил. Вместо этого он попросту переместился в ванную комнату, где и сидел теперь на полу, испуганно прижимая к себе швабру. Едва я переступил порог, парень воинственно закричал, угрожая мне шваброй:

– Убирайся! Прочь! Не трожь меня! Уходи!

– Владлен, это же я… Я принёс тебе деньги. – недоуменно пролепетал я, изумлённо глядя на него. – Не бойся меня… Что с тобой?..

Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, что на самом деле он разговаривает не со мной. Парень не сводил затравленного взгляда с противоположного угла ванной, словно там затаился невидимый для меня монстр, и размахивал шваброй с истошными воплями ужаса. Прежде, чем мне удалось подобраться к этому смертельно напуганному ребёнку и отобрать у него злосчастную швабру, я успел весь покрыться синяками от его неумелых, но всё же достаточно крепких ударов. Со всех сил прижав к своей груди этот маленький, дрожащий комочек страха и боли, я пытался терпеливо и ласково увещевать его, заверяя, что никто не посмеет обидеть его, пока я рядом. Постепенно до него начал доходить смысл моих слов, и он с пьяной улыбкой восторга заверещал, осыпая меня своими горячими поцелуями:

– Леонардо, милый, хороший, любимый! Ты достал денюжки? Я обожаю тебя! Мой дорогой, мой замечательный! Ну же, давай их! Давай их скорее сюда!

– Владлен, послушай… Ты же не сможешь никуда идти в таком состоянии. Давай… давай, я сам всё куплю. – через силу выдавил я из себя эти ужасные слова, сам едва соображая, что говорю. – Куда мне идти? Я всё сделаю… только подожди немного…

– Нет! Нет, тебе нельзя туда идти! – со слезами возразил тот. – Я не хочу, чтобы ты бывал в тех гадких местах. Ни за что! Дай сюда деньги, я пойду сам…

– Но ты же едва на ногах стоишь! Я никуда не отпущу тебя одного. Значит, я пойду вместе с тобой.

– Нет, чёрт побери! Нет! – не своим голосом взвизгнул парень, алчно вырывая деньги из моих рук. – Тебе нельзя! Нельзя!.. Прости, Лео… Прости меня. – вымученно простонал он, подняв на меня невыносимо любящий взгляд, и быстрее вихря скрылся в коридоре.

А я всё, что смог, так это только рухнуть на колени и прорыдать там всю оставшуюся ночь. Да, я представляю, какого вы теперь мнения обо мне. Поверьте, я и сам думаю то же самое. Есть вещи, которые не могут быть прощены. Впрочем, я уже не ищу никакого прощения. Ведь если у меня отнять даже это разрывающее душу чувство вины, что вообще останется в моих опустевших руках?

Его не было несколько дней, а потом он, как всегда вернулся такой измождённый, притихший и сконфуженный, будто провинившийся ребёнок. Истинный блудный сын. И вновь мы, захлёбываясь в слезах, вручали друг другу покаянные поцелуи и какие-то полубезумные, неистовые клятвы, которые всякий раз нарушали. Такой теперь и была вся наша жизнь. Краткие миги затишья и наигранного, отчаянно неистового счастья, которые сменялись шквалами боли и страданий. Отныне даже в самые ясные и безмятежные дни я не мог отделаться от явного ощущения катастрофы и острейшего чувства того, что всё творимое мной абсолютно напрасно. Я отчётливо запомнил тот вечер на всю свою оставшуюся жизнь. После своего очередного возвращения Владлен безмятежно уснул крепким сном на нашей общей постели. Он был таким умиротворённым, таким безмятежным, что его губы сквозь сон венчала нежная улыбка счастья. Я убрал волосы с его изящного личика и благоговейно поцеловал юношу в висок. А потом осторожно вытащил подушку у него из-под головы и склонился над моим спящим ангелом. В тот миг он был блажен, чист и непорочен, как и положено всем святым великомученикам. Это был самый благоприятный момент, чтобы навсегда избавить его бедную душу от всех этих мучений. Просто перекрыть ему доступ кислорода и немного подождать, пока это маленькое, хрупкое тельце перестанет жалобно трепыхаться в моих руках. Освободить эту девственную душу ребёнка от его проклятого, испорченного тела. Но я не смог. Отшвырнув подушку, я, смертельно напуганный своими собственными действиями, убежал в ванную и подставил гудящую голову под холодную воду, покуда гул в ушах не утих. Немного успокоившись, я поднял взгляд на зеркало, висящее над раковиной, и столкнулся взглядом с каким-то истощённым сумасшедшим, что взирал на меня надменно и сурово, будто укоряя за мою недавнюю слабость. А ведь я попросту мечтал снять хороший фильм. И вы всё ещё хотите спросить меня, куда приводят мечты?..

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒