«Пожалуйста, разденьте ваши души» 8 страница

– Пожалуй, мне пора. – сухо произнёс я, поднимаясь на ноги.

– Подожди-ка, я кое-что ещё хотел тебе показать. – остановил меня юноша с беззаботно-приятельской улыбкой, будто бы между нами только что не произошло этого неприятного разговора, и, покопавшись на полке в шкафу, подал мне какой-то журнал. – Вот, взгляни. Ты должен это увидеть.

Взяв журнал из его рук, я окинул беглым взглядом обложку и неприязненно вздрогнул, ощутив глубокий стыд и отвращение. Это было какое-то мерзкое издание, печатающие мужские фотографии самого низкого содержания.

– Зачем ты мне это даёшь? – поморщился я.

– Ну, открой же его. Пролистай немного. Ох, Леонардо, какой же ты робкий. – рассмеялся Джереми и, забрав у меня журнал, сам принялся быстро перелистывать страницы. – Смотри. Правда, интересно?

Потеряв дар речи от шока, я уставился на разворот журнала и смутно припомнил такой, казалось бы, давний разговор с Пэм о фотоснимках «интересного», как она выражалась, содержания. Нет, это нельзя было назвать порнографией в обычном понимании этого слова. И всё же размещение снимков в таком гнусном издании уже о многом говорило. Если смотреть с художественной точки зрения, то в этом даже, пожалуй, была своя красота. На разобранной постели среди смятых простыней сидел Владлен в женском белье и чулках с завитыми локонами, держа сигарету в мундштуке и явно копируя образ своей матери, столь похожий на неё, что это вызывало во мне иррациональный ужас. Пожалуй, в самих его позах не было ничего вульгарного. Юноша выглядел на этих снимках изысканно и грациозно, а выражение его точёного лица изображало безмятежное спокойствие. И всё же очевидная провокационность этих фотографий слишком больно резала глаза и оставляла во мне глубокое чувство отвращения. Во всей этой красоте было нечто подавляющее, мрачное, что ещё сильнее подчёркивало хрупкую беззащитность Владлена. А уж когда я задумался над тем, какие люди и с какими целями покупают подобные журнальчики, мне и вовсе сделалось не по себе. Скорее всего этим могут интересоваться только такие типы, как Эжен, и даже хуже, чем он. Гораздо хуже. Это уже было не искусство, а коммерция. Не знаю, сколько они заплатили за это Владлену, но сами наверняка заработали на нём гораздо больше. Глубоко потрясённый, я отложил журнал на стол и, прикрыв глаза, потёр переносицу. Мне ничуть не хотелось обсуждать это, но Джереми, неспешно закуривая, бросил со своей привычной ехидно-колкой интонацией:

– Прелестное зрелище, не так ли? Сразу видна работа профессионала. Никогда бы не подумал, что Владлен так дивно вживётся в образ своей матери. Трудно даже представить, каких усилий ему это стоило, если учесть их отношения. До сих пор удивляюсь, как он на такое решился. Этот поступок, пожалуй, даже можно назвать…

– И давно ты увлекаешься такими вещами? – едко прошипел я, безотчётно пытаясь выплеснуть свою горечь хоть на кого-нибудь. – Тебе самому это не противно? Я и представить себе не мог, что ты станешь покупать такое грязное издание…

– По правде, я сделал это впервые. – с неприятным оскалом ответил тот. – По настоятельной рекомендации Эжена. Вот он является настоящим специалистом по таким вещам. У него дома целая коллекция этих журналов. Ну, а я купил номер только исключительно ради нашего милого друга. Это стало для меня огромным открытием. Мы ведь не виделись с Владленом с самой школы. И вдруг такой сюрприз. Эжен, конечно же, терпеть не может все эти дамские штучки и его в какой-то степени покоробило, что Владлена нарядили в женское бельё. И всё же он был очарован этим зрелищем. Да и какой настоящий художник смог бы остаться равнодушным при виде такой красоты. Снимки и вправду прелестны. Кстати, если желаешь, могу подарить тебе этот журнальчик. Буквально отрываю от сердца. Но что поделать? Я щедрый малый. Попытаюсь выпросить у Эжена ещё один экземпляр, наверняка он купил за раз номеров десять этого издания.

– Довольно, Джереми. Довольно. – сдавленно пробормотал я. – Есть вещи, над которыми нельзя шутить. Неужели ты сам не понимаешь? Это всё просто чудовищно. Зачем он на это пошёл? Ты никогда не говорил с Владленом об этом?

– Конечно, говорил. – спокойно ответил юноша.

– И что он тебе сказал?

– Спроси у него сам. – лукаво усмехнулся тот. – Леонардо, позволь заметить, но твоё отношение к жизни ещё такое незрелое, наивное, что попросту больно смотреть. Жизнь в любом случае принесёт тебе разочарование, там, может, не стоит лишний раз очаровываться людьми, чтобы потом не испытывать напрасных страданий. Поверь, я желаю тебе только блага. Ты такой милый мальчик. Ну, что с тобой? Только не начинай опять плакать. Ты ужасно ранимый. Я просто хочу, чтобы ты понял одну вещь. Владлен вовсе не тот непорочный херувим, за которого ты его принимаешь. Прекрати витать в облаках. Тебе его не спасти.

– Я вовсе не считаю, что он «непорочный херувим». – зло процедил я сквозь зубы. – Просто я не собираюсь стоять в стороне и безразлично смотреть на всё это. Ему нужна помощь.

– Какая непоколебимая решительность. Что ж, флаг тебе в руки. – грустно улыбнулся Джереми и добавил, внимательно наблюдая за тем, как я отступаю к двери. – Уходишь? Давай, я подвезу тебя…

– Благодарю, но не нужно. Хочу немного пройтись в одиночестве. – тихо выдохнул я.

– Леонардо, прошу, подожди мгновение. – окликнул меня парень, и, когда я нехотя остановился, подошёл ко мне со спины и положил свои цепкие костлявые руки на мои плечи.

Его прикосновение было мне отчего-то неприятно, но я продолжил стоять на месте, ощущая, как он умиротворённо дышит мне в затылок.

– Леонардо, мой друг, прошу, не обижайся на меня. – мягко вымолвил Джереми мне в спину. – Я не меньше твоего тревожусь за Владлена. Извини, что расстроил тебя сегодня. Но я ведь и не нанимался служить твоим личным Архангелом Гавриилом, приносящим тебе одни сплошные благие вести. От правды всё равно не убежишь. Ты однажды и сам поймёшь, что я был прав. Ну, ступай. Позаботься там о нашем неспокойном мальчике. Может, даже к лучшему, что он попал в такие надёжные руки.

От Джереми я ушёл совершенно разбитым. Даже подозревая, что этот разговор не принесёт мне ничего хорошего, я не мог представить, что всё будет настолько плохо. Шагая по тёмной улице домой, я буквально еле волочил ноги, ощущая на своих плечах невыносимую тяжесть. Уж слишком много дурных вестей свалилось на меня за один вечер. Померк сияющий образ пленительной богини моего детства. Как мог я восхищаться женщиной, что так жестоко обошлась со своим ребёнком? А ещё и этот проклятый журнал. Своими грубыми шутками Джереми только усугубил впечатление от этого неприятного разговора. Но я всё же не испытывал к нему настоящей злобы. Мои чувства по отношению к этому человеку были достаточно противоречивы, и я сам до конца не мог понять, считаю ли его своим другом или нет. Домой я вернулся, будто бы крадучись, боясь сталкиваться с Владленом взглядом, ведь это вполне могло обнажить мои внутренние душевные терзания. Замерев на пороге комнаты, я с печальной улыбкой воззрился на то, как юноша с азартным воодушевлением ползает по полу, разрисовывая свой пиджак яркими красками, что в хаотичном порядке валялись вокруг него. Заметив меня, он просиял тёплой улыбкой и несколько заискивающим голосом робко произнёс:

– Леонардо, а ничего, что я взял твои краски?

– Конечно, ничего. – с усмешкой кивнул я.

Какое это уже могло иметь значение после того, как он это сделал. К тому же если разобраться, краски эти принадлежали не мне, а Эжену. Так что я даже испытал злорадное удовлетворение от зрелища того, как Владлен их использует. Всё уж лучше, чем вульгарные картины Эжена. Присев на корточки за его спиной, и наблюдая за тем, как парень сосредоточенно уродует пиджак, который мы совсем недавно купили ему совместными усилиями, я задумался, неужели он всерьёз собирается выходить в этом на улицу. Ну, по крайней мере, чувством цвета он обделён не был.

– А если пойдёт дождь? – с улыбкой поинтересовался я.

– А если пойдёт дождь, ты прикроешь меня своим зонтиком. – ласково рассмеялся он, бросив на меня лукавый взгляд через плечо.

Вспомнив про нашу встречу под дождём, я кинул взгляд в угол комнаты, где по-прежнему стоял раскрытым зонт, что одолжил мне Мик. Я так и забыл его вернуть. Ну, не то, чтобы забыл, а скорее злодейски прикарманил. Я пытался оправдать себя тем, что Мику, скорее всего не понадобится зонтик, забрызганный краской и порванный в двух местах. Может, мною руководила обычная сентиментальность ребёнка, пытающегося сохранить вещи, которые были связаны с особенно важными моментами его жизни. Признаюсь, у меня была такая слабость.

На меня что-то такое накатило, и я порывисто обнял Владлена со спины, невольно скользнув пальцами между полами его расстёгнутой рубахи, чтобы коснуться грубого шрама на груди. Слабенькое эхо прерывистой пульсации под зарубцевавшейся кожей. Прямо на уровне сердца.

– Ой, щекотно. – сдавленно хихикнул парень

– Прости… – сконфуженно пробормотал я, отдёрнув от него свою руку, и невесело задумался над тем, что со стороны моё поведение и вправду выглядит несколько извращённо.

Ощущая большую неловкость, я испугался, как бы Владлен не догадался о том, что мне известна история его шрама, и поспешно отошёл в другой конец комнаты, словно пытаясь не позволить ему прочесть свои мысли.

– И будь добр, пожалуйста, помой руки, прежде чем ложиться в постель. – нарочито строго крикнул я ему через всю комнату.

– Ага! – охотно откликнулся юноша, однако судя по его беспечной интонации, он едва ли уловил суть сказанного мною.

Передо мной стоял нелёгкий выбор: либо самому тащить его в ванную, чтобы отмывать от краски, либо же смиренно терпеть на своей постели соседство этого чумазого живописца. Наверное, вы и сами догадываетесь, что я предпочёл второе.

Мне хотелось раз и навсегда забыть о разговоре с Джереми и начисто вычеркнуть о нём память из своей головы. Однако на деле это оказалось не так уж и просто. Уже следующим вечером до меня донеслось эхо этой неприятной беседы. В тот день мы с Владленом устроили себе просто королевский ужин. Вместо опостылевших мне до тошноты костлявых трупиков сардин из банки нас поджидала яичница с беконом вприкуску с сырными крекерами. Благодарить за это щедрое угощение следовало Лауру и Линду. Девушки, зная о нашем бедственном положении, частенько приносили нам гостинцы. Не знаю, как они умудрялись выживать сами и ко всему прочему баловать нас своей заботой, но даже в самые трудные времена они никогда не оставляли нас без поддержки. Не видев мяса уже несколько месяцев, я пришёл в такой неописуемый восторг, что в порыве чувств горячо обнял Лауру и поцеловал её в щёку. Это было самое первое проявление нежности между нами, что достаточно смутило меня самого. Девушка неловко улыбалась и смотрела на меня такими глазами, как никто никогда прежде не смотрел. К слову, обнимать Линду, пусть даже речь шла бы о благодарственном, дружеском объятье, я бы не решился ни за что в жизни. Мне казалось, что любого, кто посмеет коснуться этой девушки против её воли, моментально поразит высоковольтный электрический разряд, испускаемый её телом. Пока я неуклюже благодарил девушек, Владлен умчался на кухню целоваться с беконом. Всё прочее для него не имело значения. Так что мне пришлось как можно быстрее последовать за ним, пока он не проглотил мясо сырым. Стоит заметить, несмотря на то, что этот юноша весил, как пёрышко, ему постоянно хотелось есть, и порою у меня просто не укладывалось в голове, как в нём может умещаться столько еды за раз. Чуть позже я узнаю, что на самом деле всё обстояло куда хуже, чем могло показаться на первый взгляд. С трудом дождавшись, пока я приготовлю ужин, Владлен едва не сгрыз вилку. Под его восторженные визги я разложил это аппетитное лакомство по тарелкам, и мы привычно расселись на полу в комнате, чтобы совершить там своё пиршество. Мне казалось, что в этот момент кроме еды Владлен ни о чём не сможет думать, однако через некоторое время он огорошил меня, обронив между делом очень спокойным тоном, который по моим понятиям никак не мог сочетаться со смыслом сказанного:

– А Джереми рассказал мне, что вы на днях смотрели журнал с моими фотографиями…

От шока я едва не перевернул тарелку с яичницей. Как Джереми могло прийти в голову сказать такое Владлену? Неужели он не понимал, насколько это жестоко и бестактно по отношению к нему, да и в какой степени ко мне тоже? Или он специально решил поставить меня в такое неудобное положение, вынуждая оправдываться и объясняться перед Владленом в том, что никак нельзя было оправдать. С трудом подбирая слова и боясь поднять на него взгляд, я невнятно забормотал себе под нос:

– Я не… то есть… ну… понимаешь… я не… не… ну…

– Мне нужны были деньги на наркотики. – ровно произнёс парень с набитым ртом.

Я не нашёл, что на это ответить. Однако судя по его безмятежному выражению лица, я заключил, что он не только не злится на меня, но даже ничуть и не смущается произошедшего. Проглотив всё, что было у него во рту, юноша продолжил:

– И теперь много кто упрашивает меня сфотографироваться совсем без одежды. Но я такого ещё никогда не делал. Ни одного раза.

После небольшой паузы он поднял на меня свои ясные глаза с изумительным, нереально вишнёвым отливом и мягко вымолвил:

– Я бы согласился на это, только если бы ты был моим фотографом. Я верю тебе, Леонардо. Если кто-то и станет фотографировать меня без одежды, то только ты. Хорошо?

– Это ни к чему. – подавив ком в горле, тяжело выговорил я. – Тебе не нужно такое делать. Я никогда не буду заставлять тебя совершать подобное. Ты достоин лучшего. Я уважаю тебя и хочу, чтобы ты был счастлив. Тебе не надо больше так унижаться.

Юноша наклонил голову набок и ранил меня до глубины души своей по-детски непосредственной улыбкой. Разделавшись со своей яичницей и тщательно вылизав тарелку, – вы даже представить себе не можете, как стенала моя душа пропащего консерватора от этого зрелища! – Владлен тихонько подполз ко мне и безо всякого предупреждения прильнул своими чувственно пульсирующими губами к моим. Немного возмущённый ребячливо-страстным нападением этого маленького бескультурного монстра, чьи покрытые крошками губы были ещё пропитаны таким манящим привкусом жареного бекона, я всеми силами пытался цепляться за это своё возмущение и сосредоточиться на собственном раздражении, как и положено всякому здравомыслящему человеку. И всё же земля опять уплывала подо мной, и я бессильно проваливался в такую беспросветную бездну, откуда мне едва ли суждено было вернуться. Но к моему облегчению, Владлен достаточно быстро отпрянул от меня и, положив ладони на мои пылающие щёки, очень ласково вымолвил:

– Я люблю тебя, Леонардо.

«Люблю». Он говорил это всем нам. И каждый из нас трактовал это признание по-своему. Но какой смысл в свои слова вкладывал сам Владлен? Он любил всех. Но, увы, совершенно не той любовью, которой от него требовали другие.

На следующий день мне предстояло отснять сцену с участием Лили. Зная, как плохо они ладят с Эженом, я решил обойтись без его помощи. У Джереми тоже были какие-то свои дела, поэтому я, одолжив его машину, направился в студию вместе с Лили и Владленом, который очень навязчиво упрашивал взять его с собой. Работа шла неплохо, и девушка, несмотря на свой взрывной характер, покорно прислушивалась к моим просьбам. Чрезмерная чувственность Лили, если её вовремя не обуздать, смотрелась достаточно вульгарно, и мне приходилось осторожно направлять девушку, чтобы помочь избавиться от навязанного ей прежде амплуа, которое заметно принижало её талант. Я был вполне доволен тем, как шло наше сотрудничество. Лили приложила все свои силы и буквально переродилась на съёмочной площадке. Она стала нашей Венерой, рождённой из пены, – вовсе не напыщенной и не пошлой, но напротив, нежной и пронзительно трогательной, словно непорочная девочка. Удовлетворённый проделанной работой, я дал Лили небольшой перерыв для отдыха, а сам тем временем побежал в машину за оставленным там фотоаппаратом – мне хотелось ещё сделать пару её снимков для выставки, что я планировал приурочить к премьере нашего фильма. Отсутствовал я от силы минуты полторы, а когда вернулся, опять застал Лили с Владленом на этом злосчастном матрасе, который они весьма облюбовали для такого вида «отдыха», который никак не входил в мои планы. Как всегда смущённый и разгневанный я моментально ретировался на улицу и ближайшие полчаса нарезал круги вокруг гаража, пытаясь успокоиться путём непрерывного курения. По моему возвращению Лили, к счастью, уже успела одеться, а Владлен с самым невинным видом уснул мертвецким сном на этом своём любимом матрасе. Как бы мне ни было тяжело говорить о таком, я решился обсудить этот непростой вопрос с Лили. Меня ужасала мысль, что однажды свидетелями подобной сцены могут стать остальные участники нашей команды, которым ещё не выпадала возможность столкнуться с этим безобразием. Особенно я тревожился за Лауру и прочих девушек, которых мне хотелось уберечь от такой неловкой ситуации. Ещё пару раз кинув тревожный взгляд на Владлена, я убедился в том, что он достаточно крепко спит, и не слишком-то уверенно обратился к девушке:

– Послушай, Лили, нам нужно поговорить. Мне очень неловко поднимать такие темы, но это мой долг, как режиссёра. Постарайся меня понять, ведь я забочусь об общем благе и об успехе нашей совместной работы. Я прошу тебя прекратить ваши отношения с Владленом и в первую очередь не устраивать ничего подобного здесь, в студии.

Когда я закончил, Лили смерила меня пронзительным взглядом истинной амазонки, что никогда не возвращается домой с охоты без отрубленной головы какого-нибудь презренного адамова сына, которая болталась бы на седле её лошади, после чего произнесла самым ядовитым тоном, на какой только была способна:

– Ну, раз уж ты об этом заговорил, то пора бы и мне высказаться. Послушай меня ты, малолетний, прыщавый, надутый итальяшка… – тыча пальцем мне в лицо, угрожающе начала девушка, – если ты не оставишь Владлена в покое, я прирежу тебя своими собственными руками, ты меня понял? Никогда бы не подумала, что такой закомплексованный недоумок может оказаться извращенцем. Ты этому научился у своего дружочка-лягушатника?

– Лили, ты о чём? – опешил я.

– Не прикидывайся! – в порыве праведного гнева вскрикнула Лили, так что я даже испугался, как бы она не разбудила своими воплями Владлена, но тот как обычно спал беспробудным сном Белоснежки. – А ведь я всегда уважала тебя за талант. – продолжала девушка. – Пускай ты и дурак, но я бы всё тебе простила, за исключением такого. Как тебе удалось втянуть Владлена в эти отношения?

– Какие ещё отношения? – возмутился я, начав догадываться, куда она клонит.

Мало мне было нотаций Джереми, так теперь и она за меня взялась.

– Лили, ты глубоко заблуждаешься. – тяжело вздохнул я. – С чего ты вообще взяла, что между мной и Владленом что-то есть?

– Вы ведь живёте вместе!

– Ну, и что? – развёл я руками. – Будто никто кроме меня не снимает квартиру с другом. Так все делают! Лаура с Линдой тоже живут вместе, и что теперь?

– Ты ведёшь себя с ним, как любовник. – безапелляционно заявила Лили, скрестив руки на груди.

– Что?! – изумился я, глубоко убеждённый, что всем даже со стороны заметно, что я обращаюсь с Владленом, как с младшим братом и никак иначе. – Ты из ума выжила! Прошу, прекрати сочинять эти небылицы…

– Я тебя предупредила. – угрожающе выцедила она и уже развернулась, собираясь гордо удалиться, как героиня какой-нибудь душещипательной мелодрамы.

Но я, не желая так просто сдаваться и оставлять за ней последнее слово, грубо перехватил её за руку и силой развернул к себе.

– Пусти меня, извращенец! – взбеленилась наша блистательная примадонна и обрушила на меня целый шквал оплеух и затрещин.

Однако я сумел мужественно вынести неистовую бурю её ярости и, когда в этой истерике образовалась небольшая пауза, хорошенько тряхнул девушку за плечи и твёрдо произнёс, глядя ей прямо в глаза:

– Лили, я прошу, успокойся. Возьми себя в руки и пойми наконец, что ты говоришь глупости. Ну же, посмотри мне в глаза и скажи, разве я похож на гомосексуалиста? Будто ты сама этого не понимаешь. Мне частенько приходилось в этой жизни привирать, но сейчас я абсолютно честен с тобой. Я не такой, как Эжен. Да, я забочусь о Владлене. Но как о нём не заботиться, если он такой безответственный и непутёвый? – немного понизив голос, закончил я и осторожно покосился на мирно посапывающего во сне юношу.

После некоторого молчания, всё ещё недоверчиво всматриваясь в моё лицо, Лили произнесла с чуть надутым видом, как маленькая девочка, у которой отбирают любимую куклу:

– Допустим, ты говоришь правду. Но если ты не гомосексуалист, зачем тебе встревать в наши отношения? Какое тебе до этого дело?

– Этот ваш роман может принести вред нашей работе. – немного смущённо пробормотал я. – К тому же… прости, Лили, но я вынужден это сказать. Владлен тебя не любит… То есть, он не любит тебя той любовью, которой ты жаждешь. Его чувства слишком несерьёзны. Это лишь причинит тебе ненужную боль впоследствии. Вам лучше разорвать эти отношения, пока ещё не поздно…

Да-да, я и сам знаю, что вёл себя более чем некорректно. Конечно, я не имел никакого права вмешиваться в личную жизнь своих друзей. Вы можете вполне заслуженно осуждать меня за такое возмутительное поведение. Но я же знал, что говорю правду. К тому же мне было отлично известно, что если и есть на свете девушка, к которой Владлен питает особенные чувства, то это не Лили. Однако я, естественно, не собирался упоминать о его влюблённости в Линду, ведь это только усугубило бы сложившуюся ситуацию. На мой взгляд, Владлен вёл себя с Лили, да и со многими другими девушками, весьма нечестно, но в то же время я не мог его ругать за это. Он казался мне наивным ребёнком, который сам до конца не понимает, что он творит. Как покажет время, я был не так уж и далёк от истины. Поэтому я считал своим долгом разобраться с этой историей раз и навсегда. На правах старшего брата, так сказать.

– И давно ты стал таким специалистом по части любовных дел? – убила она меня своей желчью и в общих чертах была, безусловно, права. – Кто дал тебе право решать за Владлена? Ты думаешь, что разбираешься в его чувствах лучше, чем он сам?

– Лили, умоляю, прислушайся ко мне. Я не хочу, чтобы ты потом страдала… чтобы все потом страдали. Я вообще не понимаю, с чего ты взяла, что влюблена в него? Разве это то, что тебе нужно? В какой-то степени я могу понять, почему мужчины влюбляются во Владлена… И не вскидывай, пожалуйста, брови. Я рассуждаю теоретически… не опираясь на личный опыт… Просто мужчин очаровывает его хрупкость и женственность, они хотят позаботиться о Владлене и взять его под свою опеку. Но что он может дать женщине? И ладно, если бы речь шла о какой-нибудь глупенькой девочке, вроде Хлоэ. Я уверен, что твои к нему чувства основываются на чём-то вроде материнского инстинкта. Ты воспринимаешь его, как ребёнка. Но подобные отношения не могут длиться вечно. Вам обоим это вскоре наскучит. Мне всегда казалось, что тебе нужен зрелый и серьёзный мужчина, а вовсе не миловидный мальчик, который не в силах позаботиться даже о себе самом…

– Это ты себя, что ли, считаешь «зрелым и серьёзным»? – безжалостно уколола меня Лили. – Тоже мне, доктор Фрейд. Я не нуждаюсь в твоём психоанализе. Такой незрелый птенчик, как ты, не способен понять, что нужно женщине. Да, с виду Владлен несмышлёный ребёнок, но зато в постели он настоящий мужчина. У меня не было любовника лучше него.

Услышав такое, я осёкся и залился краской. Лили была права, я ещё не достиг достаточной зрелости в таких вопросах и абсолютно не понимал ни самих женщин, ни их потребностей. На тот момент у меня за плечами был лишь достаточно невнятный романчик с Пэм, закончившийся моим жалким отступлением. И больше мне похвастаться было нечем. В этом плане Владлен, даже невзирая на свою кажущуюся невинность, меня заметно превзошёл. Его чрезмерно богатый опыт говорил сам за себя, так что мне ничего не оставалось, как только прикусить язык. Признаться, мне по сей день кажется, что я так и не смог понять, что нужно женщинам. Даже той, что разделила со мной всю свою жизнь.

Но даже несмотря на то, что Лили удалось задеть меня за живое и, казалось бы, одержать победу в этой баталии, я не отступил.

– Секс это просто секс. И всё. – холодно проговорил я, всеми силами стараясь не выглядеть смущённым, произнося столь откровенное слово. – Владлен всего лишь спит с тобой, но это ещё ничего не значит. Он много с кем поддерживает подобные отношения. Ты просто одна из многих. Если бы Владлен тебя по-настоящему любил, он бы как-то по-особому выделил тебя. Но чем ваш роман отличается от прочих его увлечений? Однажды он попросту бросит тебя… впрочем, тут-то и бросать нечего. Он не считает тебя своей подружкой. Дело даже не в том, что он про тебя забудет. Пойми, он и сейчас уже тебя не помнит. Будто тебя и вовсе нет. Он может хорошо относиться к тебе, как к человеку, но при этом совершенно не воспринимать тебя, как возлюбленную. Неужели ты сама этого не видишь?..

– Ублюдок! Лучше бы ты и вправду был геем! – внезапно горько воскликнула Лили и, влепив мне звонкую пощёчину, умчалась на улицу в слезах.

Немного запоздало я осознал, что и вправду переборщил. Мои слова глубоко ранили Лили. Но ведь всё, что я говорил, было чистейшей правдой. Просто такие слова Владлен никогда ей не скажет. Он и сам не понимает этого до конца. Я вовсе не пытался его очернить, выставить чудовищем, беспощадным донжуаном. Напротив, я хотел его оправдать. И вправду, не лучше ли им было как можно быстрее расстаться? Но в итоге я оказался в глазах Лили ещё большим злодеем, чем те гомосексуалисты, которых она всей душой ненавидела. Вы имеете полное право с ней согласиться. Да, я Калигула, Гелиогабал и Нерон в одном лице. Распните меня за это. Но разве я был не прав? Даже я со всей своей серьёзностью не мог до конца осознать всю опасность чувств Лили, которые стоило бы окрестить не любовью, а самой настоящей одержимостью. Где же было беспечному Владлену осознать, что он играет с огнём? Как я и предполагал, наш разговор ничего не дал, и их отношения продолжились. Режиссёр на съёмочной площадке, в реальной жизни я оставался безгласным зрителем, что беспомощно смотрел на разворачивающиеся передо мной события. В итоге расплачиваться за это пришлось нам всем.

Следующим из моих самых непростых подопечных была Хлоэ. Я всей душой надеялся, что их симпатия с Владленом имеет чисто платонический характер, ведь его связь с этой девочкой могла принести нам всем множество хлопот. Но откровенно расспрашивать об их отношениях самого Владлена, я не смел. И без того уже я погряз в чужих романах, в которые мне было совершенно необязательно вмешиваться. С первого взгляда становилось очевидным, что Хлоэ избалованная, капризная чертовка, привыкшая ловко манипулировать своим богатым отцом. Но я так просто не поддавался на её провокации и никогда не шёл у неё на поводу. Я рассудил, раз уж она приняла решение участвовать в моём проекте, то и должна вести себя, как взрослый человек, наравне со всеми остальными. Дрессировке она поддавалась неохотно, так что мне не раз приходилось пользоваться помощью Владлена – единственного, кто сумел найти к ней подход. Возможно, этого и не следовало делать, ведь таким образом я как бы укреплял возникшую между ними связь, будто бы своими руками сближая их. Но мне не всегда удавалось мудро продумывать каждый из своих шагов. К тому же я был слишком сильно увлечён своей работой, чтобы обращать внимание на все эти мелочи. Порою Хлоэ вела себя весьма примерно и никому не доставляла хлопот. Но иногда была попросту невыносима. Понадобится ещё некоторое время для того, чтобы мы поняли причину такого поведения. В тот день, о котором я хочу сейчас рассказать, всё тоже начиналось весьма безобидно. Хлоэ внимательно слушала мои указания, и мы сняли весьма хорошие кадры, так что я даже от души похвалил её за качественную работу. Но тут Джереми внезапно испортил всё одним-единственным словом, а если быть более точным – всего лишь шутя назвал Хлоэ «куколкой». Что тут началось! Такого стихийного бедствия на нашей съёмочной площадке не создавала даже величественная королева скандалов – Лили.

– Я не куколка! Не куколка, слышишь?! Не смей меня так называть! Никакая я к чёрту ни куколка! Я ненавижу кукол! Я их всех сожгла к чертям! Если ты ещё хоть раз меня так назовёшь, я тебя убью! Убью, сволочь! Ты слышишь?! – вопила наша прелестная принцесса, едва не рвя на себе волосы от злости, а потом вдруг подхватила стул и принялась гоняться с ним за бедолагой-Джереми с весьма серьёзным намерением совершить смертоубийство прямо у нас на глазах.

Однако, ошарашенно наблюдая за этой сценой, я отметил про себя, что, судя по тому, как ловко Джереми лавировал по нашей киностудии, профессионально увиливая от её ударов, у него наверняка имелся богатый опыт убегания от разъярённых женщин, которые пытаются укокошить его при содействии стула. Когда гнев Хлоэ несколько истощился, а чересчур весёлый для такой ситуации Джереми с хохотом слинял на улицу, девушка рухнула на пол и ударилась в истошные рыдания. Владлен самозабвенно кинулся её утешать, вскоре к нему присоединились девушки, а вот мы с Эженом, испуганно переглянувшись, позорно слиняли с поля боя. Чтобы вынести надсадные вопли и судорожные всхлипы этой миниатюрной малышки, нужно было обладать стальными нервами Линды, золотым сердцем Лауры или же быть невменяемым наркоманом, как Владлен. Все прочие были вынуждены пристыженно отступить под натиском такой ошеломляющей слёзной атаки. Пока эта героическая команда пыталась утешить убитую горем Хлоэ, мы с Эженом неврастенично курили снаружи. Чуть позже к нам присоединился Джереми, успевший вволю набегаться по округе, – он всё-таки опасался, что беспощадная киллерша со стулом отправится следом за ним.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒