«По торжищам влача тяжёлый крест поэта…»

Поэт из Саранска Константин Смородин выступил в «Литературной России» со статьёй «Поэзия – призвание или профессия» (№ 10, 2021) призвав поразмышлять о поэзии и составив «пирамиду», список из двадцати пяти имён наиболее значимых русских поэтов. Поэту отвечает критик Пётр Ткаченко.

«По торжищам влача тяжёлый крест поэта…»

Уважаемый Константин! Ваша «пирамида», – то есть, список наиболее значимых русских поэтов, – хороша уже потому, что побуждает если не многих, то хотя бы кого-то выстроить свою «пирамиду», свою иерархию талантов. Поразмышлять о природе поэзии, о состоянии литературы и её положении в обществе сегодня. Разумеется, у каждого своя «пирамида». Но это вовсе не значит, что нет какой-то устойчивой, не подверженной никаким внешним и случайным влиянием «пирамиды». Не «ранжира», а именно иерархии ценностей. Некой, не подлежащей сомнению константы.

Вы задаётесь очень важными для всякого времени вопросами: Можно ли определить подлинную поэзию? Каков верный признак поэзии и критерий её оценки. Это – извечные вопросы, несмотря на то, что природа поэзии является довольно определённой и конкретной, отличающейся от других форм сознания – истории, психологии, социологии и т. д. Поэзия даёт человеку то, что никакая иная сфера сознания дать ему не может. Но в силу целого ряда причин цивилизационного и духовного характера природа поэзии постоянно искажается во все времена. А потому надо вернуться к её сущности, которая так часто оказывается заслонённой не имеющими отношения к литературе представлениями.

Вы пишете, что верным признаком поэзии является то, что по спине пробегают «мурашки». Но «мурашки» могут быть не только от поэзии, но, скажем, и от испуга, или какого-то потрясения. А, значит, основным признаком поэзии это считаться не может. Всё-таки главным признаком поэзии было и остаётся мышление образами, то есть, постижение смыслов бытия человеческого. А это само по себе означает, что она не может поверяться какими-то вещными, предметными, социальными критериями. Отсюда – извечное противоречие между жизнью и искусством, что для нынешних литераторов, воспитанных на позитивистском типе мышления остаётся непонятным: «Великий вопрос о противоречии искусства и жизни существует искони» (А. Блок).

Итак, надо прежде всего помнить, что «поэт – величина неизменная. Могут устареть его язык, его приёмы; но сущность его дела не устареет». Это – из завещательной, Пушкинской речи А. Блока. То есть, природа поэзии – неизменна, а не для каждой эпохи своя, о чём и говорил далее поэт: «Люди могут отворачиваться от поэта и от его дела. Сегодня они ставят ему памятники, завтра хотят «сбросить его с корабля современности». То и другое определяет только этих людей, но не поэта; сущность поэзии, как всякого искусства, неизменна: то или иное отношение людей к поэзии в конце концов безразлично… Никаких особых искусств не имеется: не следует давать имя искусства тому, что называется не так».

Вся сложность определения поэзии состоит в том, что она ничем недоказуема, кроме её самой. Она не переложима на язык обыденной логики, иначе в ней отпала бы всякая необходимость. А потому так часто за поэзию принимают то, что «называется не так». Часто отменное здоровье, хороший аппетит, естественное, но неистовое стремление утвердить своё «я», изобретательность, а то и обыкновенное буйство принимается за поэзию. В то время как поэзия – свидетельство живой человеческой души. Это – борьба за духовную сущность человека среди тёмных и злых сил этого мира. В этом смысле, поэзию можно представить неким живым организмом, проходящим через века. А значит для каждой эпохи, для каждого поколения «своей» поэзия быть не может. Разумеется, в каждое время есть свои её особенности, но в главном, в образном мышлении она остаётся неизменной. А значит, поэзия ХIХ в. не может быть для «молодых людей архаичной», как пишете Вы. А если это так, мы должны честно ответить на вопрос, почему так происходит, что это вообще за такое странное явление. Ведь птица учит своих птенцов летать, кошка, играя с котятами, учит их ловить мышей. И вдруг обнаруживается, что человек не передаёт опыт жизни своим детям, не учит их жить. Это неестественное положение. И следует не спешить соглашаться с ним, но объяснять и проявить стоицизм, а не предавать ему, впрочем, как и многим другим безобразиям, легитимность. Следует сказать, что такова у нас система образования, что опыт человеческий не передаётся в поколениях.

Поэзии, пожалуй, всегда вменяют не свойственные ей задачи, которые она не может исполнить по самой своей природе. Скажем, разрешение каких-то «вопросов жизни». Она же занята только и исключительно душой человеческой. И только при этом условии влияет и на жизнь. Но никак не иначе. Но так как «быть» в этом мире хочется многим, не имея на то оснований, тогда и придумывают нечто подобное: «Поэт в России больше, чем поэт». То есть, этой хлипкой «формулой» пытаются прикрыть отсутствие действительного поэтического таланта.

Дабы, скрыть это очевидное положение, прибегают к доводам, для поэзии абсолютно необязательным. Скажем, – " «современность» или «новизна» её. Но «несовременного искусства не бывает» (А. Блок). Если конечно это искусство. А о «новом» искусстве скажу словами Ап. Григорьева: «Никакого нового искусства не будет. Оно – вечное – как душа человека. Мечты о новом искусстве – судороги истощённого германо-романского мира…». И потом, современность можно постигать по другим, более надёжным источникам, чем литература.

Кажется, что поэзия уходит из этого мира. В самом деле: «Теперь тебе не до стихов/ О, слово русское родное» (Ф. Тютчев), «Исчезнули при свете просвещения/ Поэзии ребяческие сны» (Е. Боратынский), «К поэзии чутьё утратил гордый век» (Я. Полонский), «Теперь она как в дымке, островками» (Н. Рубцов). У того же Я. Полонского стихи об этом, и не случайно с библейской основой: «По торжищам влача тяжёлый крест поэта, / У дикарей пощады не проси, – / Молчи и не зови их в скинию завета, / И с ними жертв не приноси. / Будь правды жаждущих невольным отголоском, /Разнузданных страстей не прославляй…».

Конечно, в какой-то мере поэзия уходит из мира, точнее в какие-то периоды истории. Но эти жалобы на отсутствие поэзии, главным образом, свидетельствуют не о её затухании, а о том, что за неё идёт постоянная борьба, так же, как и за душу человеческую. Это один из аспектов брани духовной. Соглашаемся мы с затуханием поэзии, значит она будет затухать. Значит, мы не проявляем должного стоицизма, легитимизируем силы зла. Как скажем, Л. Пирогов, закрывая журнал «Литературная учёба»: «Быть тем, чем была русская литература прежде, наша литература перестала». Это почему же и с какой стати? Именно на такой неблагополучный час поэт и приходит, отстаивая право поэзии на жизнь: «Отче! Избавь меня от часа сего! Но на сей час я и пришёл». (Евангелие от Иоанна, (2: 27).

Обсуждать теперь поэзию и нашу литературу, являющуюся традиционно формой народного самосознания, необходимо как никогда. Мир почему-то взбунтовался, теряя смысл своего существования. Мы ещё не знаем названия этого неведомого ранее бедствия. Но чувствуем, что он может погибнуть не от ядерного оружия и не от экологических проблем, захлёбываясь в нечистотах. Мир может погибнуть от вырождения человека, явные симптомы которого мы уже видим на западе: «Гори огонь! Дымись библиотека! / Развейся пепел по сырой земле. / Я в будущем увидел человека/ С печатью вырожденья на челе» (Ю. Кузнецов).

Итак, каково же дело поэта, неизменное во времени? Припомним, чем был занят наш первый песнотворец Боян, а вослед за ним и автор «Слова о полку Игореве»? Они выстраивали каждый своё «мысленное древо», то есть выражали то, как они понимают этот мир и себя в этом мире. Иной цели и задачи у истинного поэта во все времена просто нет. Только при этом условии приходят и «мурашки»: «На Немизе снопы стелют головами, молотят цепи харалужными, на тоце живот кладут, веют душу от тела. Немизе кровавы брезе не болохом бяхут посеяны – посеяны костьми русских сынов».

А теперь – о Вашей «пирамиде», о Вашем списке поэтов. Мне он представляется очень уж подверженным каким-то устоявшимся в обществе мировоззренческим представлениям и мнениям, нередко ложным. Это – обычное явление. И поскольку в кратком письме о многом не скажешь, я отсылаю Вас к своим размышлениям о том или ином поэте. При современных средствах коммуникации их найти несложно. Если, конечно, посчитаете это нужным.

Меня удивило то, что первым номером в Вашем списке стоит имя М. Цветаевой, поэтессы безусловно талантливой, но в силу ряда причин и обстоятельств, оцениваемой по признакам, как писал Г. Адамович, «не допускающим споров». Скажу и далее словами Г. Адамовича, хорошо знавшим поэтессу с эмиграции. Она – «одарённейший и несчастнейший человек»: «Этот талант искажён тем самомнением, которым проникнут». Суть поэтической и человеческой трагедии М. Цветаевой я попытался изложить в литературно-критической повести «Я повествую о своём сиротстве» (Гибель Марины Цветаевой), в книге «Трагические судьбы русских писателей» (М., «Звонница МГ», 2020).

Так же и О. Мандельштам может быть понят только через его поэтическую и человеческую трагедию. Его печальную участь я попытался постичь в литературно-критической повести «Поиски подковы» (Об одном образе Осипа Мандельштама), в книге своевременных размышлений о русской литературе и жизни «До разгрома и после него», М., «У Никитских ворот», 2016). Конечно, первым номером в Вашей «пирамиде» должен бы стоять великий А. Блок. О тайне его гибели смотрите в тех же книгах повесть «Пред ликом Родины суровой я закачаюсь на кресте…».

К сожалению, в нашем общественном сознании поэзия определяется зачастую некими мировоззренческими, а то и идеологическими мантрами, типа – «серебряный век», определение, придуманное Николаем Оцупом (1894-1958) в эмиграции. Или – «деревенская проза» или «тихая лирика». Это идеологемы, служащие для удобства оперирования и вовсе не выражающие сути духовных явлений.

Есть и просто случайные имена в Вашей «пирамиде», скажем, Ю. Мориц. Да, своеобразная поэтесса, потонувшая в прозаизмах. То, что из «либералки» она превратилась в «патриотку» не добавляет ценности её стихам. Посмотрите её подборку в «Завтра» (№ 9, 2021): «Ох, у ели, ох у ели запретили Дед-Мороза». Что это? Шалость старухи? И «патриот» А. Проханов публикует это хулиганство… Читая такое, никаких «мурашек» не чувствую. При этом возникают совсем иные чувства.

То, что Ваша «пирамида» во многой мере подвержена внешним влияниям, а не выстрадана Вами лично, свидетельствует тенденциозный выбор имён. А так же, тем, что Ваш список поэтов обрывается, по сути, задолго до нынешнего века. Неужто жизнь прекратилась? Легко и беззаботно жонглировать именами, которые на слуху. Но это ведь не отражает истинной картины поэзии. Доказывается это и тем, что из поля Вашего внимания ушло целое поколение литераторов, моё поколение, тем, которым сегодня семьдесят. А ведь это очень значимая поэзия. И это поколение, уже, пожалуй, наполовину ушло из жизни, пронеся свой крест «без роптанья» (М. Лермонтов) и «бережно» (А. Блок). Из своего поколения я увидел в Вашем списке только Михаила Анищенко из Самары, уже покойного. Это, пожалуй, один из самых талантливых поэтов моего поколения.

А там столько сильных поэтов, столько замечательных имён, широкой читающей публике неведомых. Геннадий Островский из Белгорода, Раиса Котовская из Минеральных Вод, Виктор Гаврилин из Солнечногорска, Юрий Беличенко из Москвы. Все уже покойные. Я имею в виду именно поэтов, а не ту «литературу самомнения, где копошится злоба дня» (Ю. Кузнецов). Активно работающие – Виктор Кирюшин, Евгений Артюхов. Посмотрите последние стихи Виктора Верстакова в «Нашем современнике» (№ 2, 2021). Об участи этих поэтов можно сказать стихами очень одарённого поэта из Самары Евгения Чепурных:

В могиле неизвестного поэта,

В которую мы ляжем без имён,

Мерцает рядом свечка и комета,

Сроднившиеся в громе похорон.

Мы не прошли в аналы и журналы.

Живя в тени, мы не отвергли тень.

Мы ляжем здесь –

Одни провинциалы

Из русских городов и деревень.

Смеясь, плутаем вдаль путей-дорожек

И крошим хлеб печали и страстей.

И, как ни странно,

Этих малых крошек

Хватает на прокорм России всей…

Или в стихотворении Виктора Верстакова «Эпоха»:

Нас не почитают. Не читают,

не преподают, не издают.

Перед нами женщины не тают,

внуки наших песен не поют.

…Мы давно не нравимся эпохе,

чужды ей сраженья и стихи…

…Как ты дура без литературы

будешь во Вселенной куковать?

Чем свои войнушки и амуры

в жизни будешь запечатлевать?

Кто и когда будет открывать этих поэтов, павших жертвой «перестройки» и очередной «либеральной» революции девяностых годов? Да и будет ли кто открывать? Какой-то зияющий провал, который перепрыгнуть ведь невозможно… А где Ваше поколение? Вы ведь тоже уже не юный. А помня то, в каком возрасте заканчивали своё поприще наши великие предшественники, имена Ваших ровесников в «пирамиде» должны быть. Но это как раз и доказывает тот факт, что Ваша «пирамида» очень подвержена влиянию фетишей, блуждающих в обществе, навязываемых мнений.

Говорить о литературе сегодня сложно, почти невозможно. По причине общей расстроенности всех сфер жизни, перманентно длящегося революционного беззакония. Мы живём в состоянии, когда «Пока не требует поэта / К священной жертве Аполлон» (А. С. Пушкин). О каком цивилизованном бытовании литературы, о каком литературном процессе можно говорить, если всё ещё возможны такие акции и авантюра, как выход массовыми тиражами книг Гузели Яхиной, насильственно навязываемых библиотекам. Это, по сути, диверсия по абсолютной дискредитации литературы, ибо – как издавать и навязывать то, что ниже даже самодеятельного уровня?.. Это невозможно. Но это происходит, поддерживаемое даже на центральных каналах ТВ. А ведь для того, чтобы это произошло, надо, чтобы вращалась целая производственная машина, в которую вовлечено много людей. Само по себе это происходить не может, без поддержки власти. Или, потакания этому явному безобразию. Причём, эта дискредитация литературы совершается уже не по мировоззренческому и не по идеологическому признаку. Кажется, даже, что выбирается для этого любая дубина, размахивание которой разрушает всё вокруг… Но поэзия жить не может, если развращаются и уничтожаются её читатели…

Что касается Вашего поколения, то назову только одно имя, которого в Вашем списке нет. Это поэт Николай Зиновьев из Кореновска Краснодарского края, уже давно работающего в русской литературе. После Юрия Кузнецова, – а это не один из поэтов, но самый выдающийся поэт нашей эпохи – кроме Николая Зиновьева, я затрудняюсь кого-либо назвать. Мне в своё время довелось составлять его первую московскую книгу «Дни дарованные свыше…» (2003 г. ) И вот в Краснодаре к его шестидесятилетию вышел двухтомник. Я же к юбилею составил его итоговую книгу «Портрет неизвестного», которую удалось издать в Ростове-на-Дону («Терра-Дон», 2020). Там – моя статья «Во мгле мерцающие строчки…», которая была и в «Нашем современнике» (№ 4, 2020). На каком-то сайте Вы приглашали представлять книги поэтов. Вот и я представляю книгу Николая Зиновьева «Портрет неизвестного», поэта Вашего поколения. Всё это – к тому, что распознать «Во мгле мерцающие строчки…» гораздо сложнее, чем всецело полагаться на преобладающие в обществе мнения, которые так часто бывают далёкими от истины, а то и откровенно ложными.

С уважением Пётр Ткаченко

Р. S. Надеюсь, Вы не будете возражать против того, что это письмо в качестве открытого, я высылаю и Вячеславу Вячеславовичу Огрызко, главному редактору «Литературной России». Ведь это касается не только нас с Вами. Надеюсь на то, что разговор о поэзии не затеряется только в нашей личной переписке.

Приложение. Фото: книги Н. Зиновьева, аннотация последней книги.