Яблони на Луне. Глава Восьмая

Яблони на Луне

Глава Восьмая

Диковинных слез струя дрожит на щеках его,

И страсти его огни, пылая, в груди горят.

Он плачет, коль близко вы, боясь отдаления,

И слезы его текут, коль близко вы иль вдали.

Мы твой выкуп, о кравчий наш, облаченный

Красотою от звезд чела и до пяток.

Солнце светит из рук твоих, и плеяды

Между уст – а над воротом светит месяц.

Твои чаши оставили меня пьяным,

И пускают их в круг ходить твои очи.

Разве в дивном бытьи своем не луна ты

В полнолунье, что смерть несет всем возлюбленным?

Или бог ты, что жизнь подаст или сгубит –

Расставаясь, с кем хочешь ты, и встречаясь?

Все красоты Аллах творил из тебя лишь,

Прелесть ветра из свойств твоих сотворил он.

Не земное созданье ты, но напротив –

Вышний ангел, ниспосланный всех создавшим.

Тысяча и одна ночь. Ночь сто пятьдесят четвертая.

К середине бутылки Ватая окончательно расслабился. Непрерывным потоком лился рассказ про науку, изобретение клея, жизнь в теплице. Удивительно спокойно и даже отчужденно он раскрывал перед нами унижение и боль. И снова возвращался к сенсэю.

- Без сэнсэя я бы просто повесился на стропилах этой чертовой теплицы. Математика такая красивая! – мечтательно произнес он.

- Не хочу про математику! – обиженно запротестовала Таня.

- А о чем хочешь? – спросил я.

- Первый сексуальный опыт! Давайте лучше это обсуждать, – потребовала Таня. Ее лицо раскраснелось, глаза блестели, она что-то задумала.

- Ты имеешь в виду с проникновением? Или первый оргазм? Или петтинг? – уточнил я.

- Секс, голый и чистый, как он есть!

Ватая смотрит на нас потрясенно, он окончательно потерял контроль над лицом, рот приоткрылся.

- Что? – спросил я. - Почему это тебя шокирует? В японском секторе не было уроков «Мое тело»?

- Были. Нам говорили про желудок, селезенку, кости… - растерянно пробормотал Ватая.

- То есть вас, вечно озабоченных подростков, не учили в школе, как доставить друг другу удовольствие без боязни забеременеть? – подняв бровь, поинтересовалась Таня.

- Нет. Мы умеем подавлять порывы тела. А вас что, учили?

Мы с Таней синхронно кивнули. Ватая, разинув, рот переводит взгляд с меня на Таню. Мое удивление отразилось на ее лице. Ватая продолжил переводить взгляд с меня на него и обратно.

- Есть порывы, которые подавить никак нельзя.

- Слушай, Эрик, он не верит нам.

- До меня доходили слухи, но я не верил. Никто не верил. Это даже представить стыдно: я слушаю про удовольствие прямо на уроке, и рядом со мной сидят другие люди. И ты знаешь, что у них бывает желание и они знают, что у тебя бывает. Как потом в глаза друг другу смотреть? А учителям каково?

- Ага, а в туалете из девочек исключительно бабочки появляются. Тело есть тело. Процессы у всех одинаковые внутри происходят. А после смерти уж и подавно. Почему этого надо стесняться? Секс такой же процесс, как и пищеварение. Что, голодное урчание желудка тоже вещь неприличная?

- Вообще, да. Но если не можешь удержать, надо извиниться.

- Сплошное лицемерие. Главное выглядеть виноватым, - фыркнула Таня.

- Нам тоже было стыдно, - протянул я и рассказал о бесчисленных шутках друг над другом после занятий.

- А мне, наоборот, только интересно было, как все происходит и почему. И в классе никто особенно не шутил. Оргазм тоже естественный процесс, знаете ли.

Настала моя пора с удивлением смотреть на Таню. Ватая скрыл внезапно заблестевшие серые глаза под длинными черными ресницами. Хотя бы «самурайское лицо» не надел.

- Чего вы внезапно помрачнели? Ладно, мы отклонились от темы. Первый сексуальный опыт! Ватая?

- Йе, - тихо пробормотал он, качая головой. Щеки его окрасил густой румянец.

- Что «нет»? - пристала к нему Таня. – Никогда? Совсем?

- Никогда, - еще тише пробормотал он.

- Странно. Такой красавчик – и не обвешан всевозможными девушками?

- С другими – да, но не со мной. Я же младше. А парень младше – не положено, - то ли от выпитого вина, то ли от волнения он исковеркал грамматику.

- А кого ты себе представлял в фантазиях?

- А вы рассказывали друг другу на уроках про свои фантазии?

- Обязательно. Можно было скрыть личность того, о ком мечтаешь. Нас побуждали не стесняться своих сексуальных мыслей и развивать их. Так что же, о ком ты мечтал? – насела Таня.

- Нет. Не скажу. Даже пытай меня, не скажу, - в его взгляде прорезалась жесткость.

Не такой мягкий наш Ватая, не такой простой. Он следил, куда мы его ведем, он мастерски скрывает желания и чувства. Кажется, мы, его нежданно обретенные друзья, можем делать с ним что захотим, но границы у этого «что захотим» четкие, хоть он их и не показывает.

- Да что ты такой серьезный. Это же совсем неважно. Не хочешь – не говори. Таня, отстань от человека!

- Ну и ладно. А я свой первый раз продала, - с деланым равнодушием произнесла Таня и еще раз отпила из стакана.

- Продала? – Ватая внимательно смотрит на Таню. Он готов поверить, что мера была вынужденной, но не одобряет. Есть у него границы и грани, не все нам можно, даже Тане.

- Я сразу знал. Тане пришлось. Где бы она была, если бы не тот отчаянный поступок? Таня, если не хочешь – можешь не рассказывать.

- Ну уж нет. Ватая нам рассказал, может, свою самую страшную тайну, а я промолчу?

Она начала со смерти мамы. После второго стакана мы выключили верхний свет и оставили только неяркую желтую лампу на прикроватной тумбочке. В мягком свете мы все выглядели гораздо загадочнее, а Таня еще и гораздо красивее, чем обычно. Она только один раз посмотрела на меня, когда рассказывала про встречу со шведом Эриком Уловом. Она проверяла этим взглядом, правильно ли излагает факты. Я улыбнулся ей и кивнул. Первый раз я слушал сбивчивый, страстный, порывистый рассказ со множеством логических разрывов. Теперь она выкладывала стройный набор фактов, очищенных от эмоций. Взгляд Ватаи смягчился, когда она завершила рассказ, он понял и принял ее поступок.

- В Японии по-другому. Невеста должна быть девственницей. Но я много раз слышал о насилии над девушками, вы правы, не каждый порыв тела можно сдержать. Но говорили об акте насилия как об освобождении от чего-то грязного, мужчина отдает грязь – женщина принимает. Теперь она виновата. А у вас все понятнее: физиологический акт, удовольствие, и если по обоюдному согласию, то почему нет. Странно, что тот мужчина вообще коллекционировал девственниц. Здесь это, скорее, недостаток.

Таня молча кивнула, потом посмотрела на меня.

- А ты, Эрик? Твой первый опыт?

- О, все было донельзя прозаично. Я выбрал одноклассницу по урокам «Мое тело». Мы сначала изучали собственные реакции, занимались разного рода самоудовлетворением. А потом нам предложили сделать это с партнером. Причем мы привыкали друг к другу постепенно, сначала доставляли друг другу оргазм без проникновения, а потом попробовали секс. Долговременных отношений никто из нас строить не собирался, так что несколько уроков – и мы разошлись. Ульрик всегда о ней пишет. Немного с иронией, по-моему. Он все-таки больше землянин, чем лунянин.

- Ой, Эрик, как все буднично!

- А на что ты рассчитывала?

- Вздохи, охи, неземная любовь…

- Ага, лунная. Вот она такая и есть, лунная любовь. Прозаичная.

Я пожал плечами и отхлебнул из стакана. Таня повторила мое движение.

- Эрик сказал, вы не пара. И я не понимаю почему, - сказал Ватая.

- Вечно нас в парочку записывают! – сокрушилась Таня.

- Вы очень подходите друг другу. Заканчиваете друг за другом предложения. У меня здесь шансов просто нет.

- Каких шансов? – непонимающе спросил я.

- Таких, - грустно ответил Ватая, - Таня – моя мечта. Я хочу, чтобы мой первый опыт и весь вообще опыт был с ней. Но когда рядом Эрик, у меня нет никаких шансов, - Ватая похлопал меня по плечу.

По разгоряченным алкоголем внутренностям прошел ледяной ветер. Ватая сказал вслух слова, которые готовы были сорваться с моих губ, у меня никаких шансов, когда рядом есть он. Я уже подыскивал благовидный предлог, чтобы уйти и оставить их вдвоем. Таня так свободно и непринужденно касается волос и кожи Ватаи, уже сегодня она его соблазнит. А я, как и всегда, буду только оберегать ее.

- А я думаю иначе. Я же давно знаю Таню. И она точно скорее выберет тебя, чем меня. Она тебя уже выбрала, а меня не выбирает никогда, - я встал, чтобы уйти. В комнате явно становилось тесно.

Ватая хотел что-то произнести, но тут вмешалась Таня.

- Эй, швед, - тихо позвала она. Пытливый и серьезный тон отбил желание привычно насмешливо ответить «что, русская». – Хочешь, чтобы я выбрала тебя? – она смотрела мне в глаза снизу вверх. Этот взгляд вторгался в душу, как раскаленная лава вторгается в полные жизни джунгли, покрывая все выжженным пеплом. От ее глаз хотелось спрятаться подальше, но я выдержал и взгляд не отвел.

- Хотел бы.

- Давно? – все так же глядя на меня, спросила она.

- Сразу.

- Тогда я пошел, - встрял Ватая.

- Сиди, где сидишь, - пришпилила его Таня.

Повисла напряженная тишина. Вот сейчас Таня выберет Ватаю, а я пойду топиться в ближайший пруд.

- Я не могу выбрать, - пожала плечами Таня и отхлебнула из стакана.

Напряжение схлынуло, оставив только разбитые ракушки непонимания.

- Но выбрать-то надо, - озадаченно сказал Ватая. – Тебе признались в любви два парня, один должен уйти. Или оба, если мы тебе не нравимся…

- Тебя я видела во всех сексуальных фантазиях, - Таня в упор смотрела в глаза Ватае, он их не отвел. - Тебя я хочу уже очень, очень давно.

Ватая подался вперед, впитывая ее слова, как сухая почва впитывает редкие капли дождя. Я снова решил, что сейчас уйду и оставлю их вдвоем, но она продолжила:

- Но и тебя я не могу потерять, - ее взгляд снова обжег меня. – При иных обстоятельствах мы бы занялись сексом в первую же ночь после нашей встречи.

- Таня, так нельзя, - тихо произнес я. Во мне боролись желание бежать со всех ног, разорвать Таню на части или умереть. В тесной комнатке, Ватаиной тюрьме, давления наших эмоций и чувств хватило бы на создание черной дыры. Нервы натянулись до предела, я хотел разрубить ситуацию, решить за нее, уйти отсюда, но тут она предложила:

- А давайте жить втроем? – задумчиво поболтала она ледышкой на дне стакана.

Черной дыры не образовалось, но сверхновая точно взорвалась.

- Хм, Таня, это как-то…

- Что тебя смущает, Эрик? Что другие люди способны принять только любовную пару?

- И не только…

- А что?

- Как что? Я конечно, очень рад видеть Ватаю, но секс втроем…

Таня улыбнулась мне, как неразумному ребенку, который не понял правила игры.

- Для Ватаи это первый опыт, Эрик. Никаких извращений. Просто я приду сначала к кому-то одному, потом к другому.

- И ты выберешь кого-то из нас… сегодня?

- Выберу. Или спать буду. Капсулы свободны, можем здесь переночевать. Каждый в своей. А с кем именно я проведу эту ночь, вы узнаете, только когда я приду. Или не приду.

Ватая слушал диалог, не сводя блестящих серых глаз с Тани. Между ними как будто шел разговор, они понимали друг друга без слов, без знаков. Я ожидал рассерженных криков, возмущения о попирании морали, но он только едва заметно улыбался. Когда она вынесла вердикт, он кивнул.

- Вот же садистка! – подумал я, выходя из капсулы Ватаи.

К моему удивлению, мысль была не злой, а нежной. Таня наконец моя, и неважно, что еще и Ватаина.

Ватая остался в своей камере-капсуле, я заняла соседнюю, следующую за ней – Эрик. В каждой нашлось чистое постельное белье и одеяло.

Я погасила свет в своей капсуле, надела на обнаженное тело простой короткой белый сарафан и вышла в коридор. Металл холодил босые ступни, на полу оставались отпечатки ног. Дверь Ватаи открылась беззвучно, затем с легким шипением закрылась за спиной.

Ватая ждал меня. Я представила, как он гасит свет настольной лампы, плавными движениями убирает стаканы в шкаф, аккуратно ложится на узкую кровать и закрывает глаза. Мы оба знали, что я приду к нему сегодня. Напряжение пропитывает все его тело, заполняет комнату, пространство между нами. Мгновение я стояла на пороге, а он лежал на кровати, потом Ватая открыл глаза. Меня затопило стальное озеро его взгляда, напряжение ожидания, неизвестности и страха сменяется ожиданием слияния. Холодный тусклый светодиодный указатель аварийного выхода освещает капсулу. Обычно его закрывают чем-нибудь плотным, но дисциплинированный Ватая не сделал этого. Его прекрасные серые глаза пылают в густом сумраке, они зовут меня и пригвождают к месту одновременно. Жадный, жаждущий, яростный взгляд управляет мной, говорит со мной. Ватая хочет меня, его терпения хватит ненадолго – желаю я того или нет, он возьмет меня прямо сейчас. Он молча поднялся со своего узкого ложа и встал в голове кровати, у стены. Я подчиняюсь зову его взгляда, неслышно ступаю босыми ногами, подхожу к нему. Он следит за мной этими огненными глазами, блестящими в холодном тусклом свете. Он молчит, не шевелился и, кажется, даже не дышит. Я встаю напротив него, моя грудь почти касается его груди, я все еще смотрю в его глаза. По телу бежит дрожь предвкушения. Я положила руку на его грудь, затянутую в черную майку. Мне необходимо прикоснуться к его телу, убедиться, что теперь можно. Огонь в его глазах вспыхнул еще ярче, он все еще сдерживается, но это ненадолго.

Я провела рукой вдоль его груди, провела по животу, положила на его живот вторую руку. Тонкая ткань не скрывает мышцы и силу, упругость и гибкость тела Ватаи. Потянула майку вверх и начала медленно стягивать с него. Он молча поднял руки, все еще впиваясь в меня взглядом. Я приблизила щеку к его обнаженному телу, ощутила тепло его жизни на своей коже. Положила обе руки снова на его грудь и ладонями повторила движение вниз по грудной клетке, но теперь по коже, а не по ткани. По его телу пробежала волна наслаждения и ожидания. Это было не просто вожделение или сладострастие, а желание объединить два существования в одно. Будь мы простейшими клетками, мы бы влезли в общую кожу.

Мои руки двинулись вниз, под пояс его штанов. Кончиков пальцев коснулись кучерявые волосы. Большими пальцами я слегка отодвинула пояс и рывком сняла с него штаны. Член окаменел от желания. На меня направилось копье желания, и я готова принять его. Я опустилась еще ниже и придержала складки штанов у его лодыжек, чтобы он их переступил. Все еще сидя на корточках, я взглянула снизу вверх. Его терпение кончилось, он рывком наклонился и поднял меня за плечи, требовательно, почти грубо. Потом мгновение смотрел в мои глаза, вливая в меня свою страсть и ярость, впился в мои губы – до боли, до синяков, рывком снял с меня платье, просто взяв за свободные края внизу, и кинул на постель. Я была уверена, что будь на мне белье, он бы его порвал, уничтожил. Ватая вошел в меня с размаха и сразу.

Сегодня мне не требовалась прелюдия или фантазии, мой клитор набух от предвкушения, когда я еще переодевалась в своей капсуле. Я приняла его страсть всю, сразу и без остатка. Он входил в меня как ураган, как стихийное бедствие, как природный катаклизм. Его толчки были уверенными, четкими и глубокими. Меня парализовало, наслаждение накатывало острыми и яростными волнами. Мы стали одним конвульсивным существом, одним телом, двигающимся в такт. В редкие секунды просветления я ловила собственное удивление: «Неужели я наконец-то занимаюсь сексом с Ватаей? » Но потом меня снова затягивал водоворот движения. Мы занимались любовью, глядя друг другу в глаза. Из его взгляда изливались страсть, боль, одиночество, беззащитность, радость от соединения. Мой взгляд наполнял жизнью фантом Ватаи, который я носила с собой столько лет, не более чем мечту о воспоминании, теперь яростно сминающую мое тело. Его движение внутри меня, запах и тепло его кожи обжигали и одновременно укутывали в спокойствие, хотелось убежать и остаться здесь навсегда. Слияние душ, сражение воли, наслаждение и освобождение от боли.

Я не знаю, сколько продолжалось наше соитие, оргазм накрыл волной света и острого, как нож, счастья. Его конвульсии отражали мои ощущения. Свет плескался внутри меня, свет исходил от него. Неопытный любовник, Ватая чуть не допустил оплошность, но я позаботилась о предохранении. На фоне урагана испытываемых ощущений пролетела мысль «надо бы поговорить с ним об этом». Мы лежим в холодном слабом отблеске пожарного светодиода и глубоко дышим. Он сжимает меня так крепко, что будь я послабей, раздавил бы. Потом он уронил голову мне на грудь и заплакал. Горячие слезы капают на кожу между грудей, скапливаются в лужицу, льются на живот. Я погладила его по черным волнистым волосам и с удивлением обнаружила, что они мягкие. Мне всегда казалось, что эта непослушная копна должна быть жесткой, но я ошибалась. Он плачет долго, и я молчу и глажу его по голове, по плечам, по спине. Ему так хорошо, что плохо.

- Это просто чувства, Ватая, - шепчу я, - плачь, сколько захочешь, я не убегу.

- Ты теперь со мной? – спрашивает он и смотрит на меня снизу вверх. Взгляд изменился, вместо стального клинка, напряженного и упругого, он демонстрирует ранимую и чувственную натуру, почти ребенка, нуждающегося в поддержке и уверениях в любви.

- Я люблю тебя, Ватая! Теперь ты навсегда мой, а я навсегда твоя, - шепчу ему я.

Он улыбнулся, прислонился мокрой еще щекой к моему плечу и заснул глубоким сном. И во сне улыбался. Я сняла его руку со своего горячего живота, поднесла к губам, поцеловала.

- Теперь я наконец могу прикоснуться к тебе. Ты настоящий, - прошептала я одними губами. Потом легко выскользнула из его расслабленных объятий, надела сарафан, отдышалась и вышла в коридор.

Если в комнату Ватаи я ступала осторожно, на цыпочках, то в обратном направлении я шла уверенно, всей босой ступней. Я прошла мимо закрытой двери своей комнаты и прошагала в сторону комнаты Эрика. Привычным жестом открыла дверь и вошла.

В его комнате мягко горит настольная лампа, а сам Эрик читает. Он привык ждать меня, ждать моего осознания его любви, поэтому сейчас он совсем не огорчен, что я пришла не сразу. Для Ватаи моя любовь – спасительный вдох воздуха, Эрику достаточно взаимности. Ему неважно, что я выбрала не только его.

Ватая – незнакомец. Долгожданный, удивительный, но все же пока чужой. С Эриком все по-другому. Это могучее тело я знаю очень хорошо. Не раз и не два мы висели в связке рядом, возводя купол на высоте нескольких сотен метров. Тысячи раз мое тело прикасалось к его, и я только сейчас догадываюсь, какой мучили эти прикосновения. Возможно, он просто решил, что роль телохранителя и друга для него достаточна и лучше так, чем совсем никак. Эрик оставался рядом без надежды на понимание. Я не в первый раз за этот вечер корила себя за слепоту и черствость.

Я без стеснения сажусь на краешек его ложа. Он отрывается от книги и смотрит своими удивительными кошачьими зелено-карими глазами, во взгляде светятся любовь, радость и счастье. Золотистые волосы разметались по смятой подушке, наперекор принятым нормам, он отращивает их, шевелюра почти такая же длинная, как моя. Почему я не замечала его чувства? Я рассчитывала на его помощь, верила в его надежность, но не понимала, что он меня любит. Теперь я знала. Раньше меня периодически тревожило выражение лица Эрик, пелена затаенной боли прорывалась во взгляде, когда он смотрел на меня. Я думала, уж не болен ли мой друг и спутник. Теперь он лежит в крошечной капсуле, и улыбка его ясна, как солнечный полдень. Я знаю, больше не будет боли непонимания.

Он отложил книгу и опрокинул меня на себя, вызвал взрыв смеха. Наши лица оказались очень близко. Я лежу некоторое время у него на груди и просто смотрю ему в глаза. Я знаю его тепло, знаю запах, исходящий от его чистого и потного после тяжелой работы тела. Мне знаком узор выпирающих мышц на животе, известно, как крепко держат руки. Но я не знала, как мягко и нежно он целуется. Ватая порвал мои губы в клочья, мне больно целоваться, но я продолжаю. Я хочу его целовать. Я хочу, чтобы Эрик наконец показал мне свои чувства. Я хочу Эрика, и давно, теперь я осознаю это. Я не чувствую неловкости, когда он раздевается, я много раз видела его обнаженное тело.

Его любовь нежная, долгая и безбрежная, как утраченные океаны Земли. Он целует глаза, щеки, губы, шею, вылизывает изгиб шеи, сгиб локтя с внутренней стороны, соски, подмышки. Он с удовольствием и одобрением наблюдает, как от нетерпения на моем теле выступает пот, слизывает этот пот, и все равно не входит в меня. О, эти оргазмы я надолго запомню, Эрик умеет доводить до исступления. Его секс несет меня по морю нежности и расслабления. Я не боюсь его, а он не торопится, погружает меня в удовольствие снова и снова. Эрик неторопливо познает территорию, границы которой охранял с таким бережным вниманием. Он вторгается в меня, только изрядно помучив. Я уже умоляю, и он наконец дает требуемое. Мы оба были настолько возбуждены, что для оргазма потребовалось только несколько фрикций. Накрыв мое тело сверху, Эрик резко откинулся назад и мощные пульсации его могучего члена заставили содрогаться все тело, сознание отключилось.

Я пришла в себя, Эрик читал сидя на стуле рядом с кроватью. Он уступил мне узкое ложе, явно не рассчитанное на двоих. Я разглядывала его обнаженное тело, бугры мышц, прядь волос, которая упала ему на лицо. Странно, Ватая заснул рядом со мной, а я полностью расслабилась только в руках Эрика. Значит, так и выстроится иерархия нашего трио? Я знала, мою нежность породил гормональный выброс от хорошего оргазма, но я все же хотела раствориться в Эрике. Я хотела раствориться и в Ватае. Но как выстроится наше отношение теперь?

С большой неохотой покидала я комнату Эрика. Уходя, я бросила взгляд назад – он снова читал лежа, подставив страницы книги теплому свету лампы, которую мы так и не выключили.

- До завтра, Таня, - мягко и лукаво произнес он, когда я уже выходила из его двери.

Я только улыбнулась в ответ.

Утром я парю среди звезд. Я выиграла двойной приз: любовь обоих мужчин, о которых мечтала сама. Об одном долго и безнадежно, до недавнего времени я даже не знала, что Ватая жив. Другой два года был братом и другом, я не видела его чувств и не понимала своих. Просто привыкла к его присутствию, привыкла на него полагаться. Как я проглядела его любовь? И самое главное: почему я не заметила, что люблю его сама? Наверное, все вокруг знали, что Эрик любит Таню, одна Таня этого не видела. Теперь я понимаю, почему некоторые люди бросали на него сочувствующие взгляды.

Мы позавтракали в обычной столовой, Ватая отбросил самурайскую маску и спокойно рассматривал все вокруг, удивлялся вкусу блюд, спрашивал у повара всякую экзотику вроде слонятины или крыльев ската. Днем мы втроем молча бродили по парку. Эрик переплел пальцы своей руки с моей, а Ватая обнимал за талию. И я не знала, какое прикосновение было интимнее и нежнее. Счастье переполняло нас и циркулировало между нами. В гостиницу мы с Эриком зашли, только чтобы прихватить необходимые вещи. На следующую ночь я повторила свой путь, сначала в комнату Ватаи, потом Эрика.

Ватая снова не произнес ни слова. Я на цыпочках переступила порог его капсулы, как и в прошлый раз, босая и в одном платье. Он отбросил расчетный планшет, в котором что-то чертил, вихрем промчался по комнате, впился губами в мои, поднял и, целуя, бросил на свое ложе. Уже сдирая с себя неизменную черную майку, он выключил свет настольной лампы. Мы снова погрузились в блеклое сияние холодного светодиода. Он подмял меня под себя, со стоном удовольствия так же бурно вошел без всяких прелюдий, но на этот раз движения и ощущения были медленнее, но по-прежнему походили на водоворот. Его секс пах морем.

Когда я, отдышавшись и оставив спящего Ватаю, тем же уверенным шагом направилась к комнате Эрика, он уже ждал меня. Просто лежал под светом лампы и смотрел в железный потолок. Когда я вошла, из его глаз плеснула радость и затопила комнату.

- Ах вот ты, оказывается, какая развратная, Таня! Знал бы – уже давно бы порол, как бешеный. Ну иди сюда, моя маленькая сладострастная вишенка.

И я пошла. И на сей раз это я изучала его тело, все уголки и клеточки, ранее недоступные моему взору и даже не возникавшие в моих мыслях. Он стонал и содрогался, подчинялся моим мягким нажатиям, поцелуям и поглаживаниям, но сохранил сперму до тех нескольких фрикций, на которые еще был способен внутри моего тела в таком возбуждении. Когда он кончал, я была сверху и от наслаждения я изо всех сил вцепилась в его длинные золотистые волосы. Мне казалось, что я иду по июльским полям Земли. Его секс пах летним солнечным днем.

Таня светилась, Ватая сдержанно улыбался, а я был просто счастлив. Говорят, любовь окрыляет, и, если тебе есть кого любить, значит, тебе есть зачем жить, но мое чувство только тяготило меня с тех пор как я встретил Таню. Теперь я летал. В эйфории казалось, что и страховка при варке купола не нужна. Пришлось вспомнить уроки «Мое тело» и напомнить себе, принимать жизненно важные решения после удачного секса нельзя, организмом правят гормоны и древние инстинкты. Пристегиваться все-таки необходимо. Позавчера вечером хотелось скрутить Ватаю в тугой узел и забросить подальше, ведь Таня расточала на него свои ласки. Сейчас я благодарю судьбу и всех богов за встречу с ним в парке. И мне плевать, что он держит ее за талию, главное, Таня держит меня за руку.

Однако о кое-каком правиле я все же позабыл. Лунное общество резко негативно относится к полиамори, выбираешь себе девушку – оставайся только с ней. Созданная на Луне мораль позволяет спрашивать приятеля о количестве оргазмов новой подружки, но за намек, что подружки две, можно получить по зубам. А уж два парня у одной девушки было и вовсе верхом неприличия. А мы ходили втроем за ручку, никого и ничего не стеснялись, купались в счастье и ничего вокруг не замечали.

Уж на что Таня обаятельна и знаменита, а градус обслуживания в блинной, столовой, на смотровой площадке, резко понизился. Парень, что в три ночи напек для нее целую гору блинов за один поцелуй, цедил слова сквозь зубы. Повар в столовой, раньше источавший сладчайшее желание угодить, угрюмо шлепал заказанное блюдо в тарелку, нередко брызгая соусом на нашу одежду, и тут же удалялся в кухню. Пока такие мелочи не интересовали ни Таню, ни меня, но скоро с этим придется как-то разбираться.

На следующее утро после встречи с Ватаей и весьма бурной ночи на троих мы с Таней послали своему формальному начальству (да, купола мы строили вроде как сами по себе, но у нас были и главные инженеры, и логистики) официальный запрос для ученического контракта Ватаи.

После двух совместно проведенных дней нас троих вызвали ни много ни мало к президенту сектора. Это означало или что-то очень хорошее, или что-то очень плохое.

Я поднимался за человеком в серой униформе. Его черные ботинки с пластинами утяжеления громко цокали по железным ступеням, ведущим в кабинет президента. Обувь сопровождающего была бы уместна на Земле, где ноги требовалось беречь от грязи, пыли, холода, шероховатой поверхности асфальта, разбитого стекла и бактерий. Здесь все переобулись в открытые сандалии или кеды на резиновой подошве со встроенными утяжелителями. Я слушал стук этих ботинок, и в такт их размеренному движению росла тревога. Зачем нас вызывает президент? Ничего особенно хорошего я не сделал, награду за открытие мы с Таней уже получили. Плохого вроде тоже не числилось, но история Ватаи осложняла наше положение. Неужели одной женщине любить двух мужчин так преступно, что нас немедленно накажут? Сделаю все что угодно, чтобы Тане не причинили боль. Я защищаю ее уже много лет, ничего не поменялось, буду защищать и дальше. «Сама справлюсь», - много раз говорила она, но я вновь и вновь находил ошибки в креплениях ее тросов и перехватывал неудачные переходы на высоте в несколько сотен метров. Может быть, ей стоило разок как следует напугаться, чтобы впредь быть осторожнее, и я зря помогал ей. Но я до потемнения в глазах не могу себе представить, что она не просто напугается, а сорвется и умрет. Возможность ее смерти вызывала внутри меня ужасающий протест, мир остановится, если она умрет.

Президент занимает кабинет у самого края купола, но сидит спиной к потрясающему пейзажу, представляя посетителям выбирать, на чем концентрироваться – на Луне или на человеке в кресле.

- Располагайтесь, - она обвела приглашающим жестом три стула по трем сторонам стола.

- С вами, - она кивнула в нашу с Таней сторону, - мы встречались.

- Да, - подтвердил я.

- Изобретение холодной контактной сварки.

Я кивнул, Таня тоже.

- В мои руки попали два занимательных документа, - без промедления приступила к делу президент. - Встречные требования от вас троих друг другу. Некий Ватая Оясэ просит изобретателей сварки, кто бы они ни были, научить его сварке. А эти самые изобретатели просят сделать своим официальным учеником гражданина теперь уже России Ватаю Оясэ. Историю Оясэ я знаю. А вы, - она снова посмотрела на нас с Таней, - не поясните кое-что для меня?

- Мы просто… - начали мы с Таней синхронно, но она посмотрела на меня и кивнула.

- Мы просто Ватаю давно знаем, еще с Земли, - продолжил я. – Встретили его недавно в парке, узнали, зачем приехал, подали официальное прошение.

- Ватая, что скажешь?

- Да, я подтверждаю, знаю этих двоих людей еще с Земли, в старом Владивостоке мы провели вместе одно лето, - Ватая надел предельно вежливое самурайское лицо, почти подобострастное. Я-то надеялся, что больше его не увижу.

- И что, ты ехал на самом деле не сварке учиться, а с друзьями повидаться?

- Я ехал учиться. Я не знал, что изобретатели холодного способа сварки в вакууме – мои друзья.

- И что, их фамилии, присвоенные методу, никак тебе не намекнули, что это могут быть твои друзья?

- Госпожа президент, когда мы были детьми, я не знал их фамилии. Они для меня всегда были только Татьяна и Эрик.

- Теперь вы двое. Это вы вызвали своего друга-японца из его сектора погостить?

- Мы даже не знали, что он жив, - тихо сказала Таня, и, не удержавшись, провела рукой по плечу Ватаи. Президент проводила недвусмысленно нежный жест задумчивым взглядом, Ватая даже не подал вида, Таня растерянно спрятала руку под столом.

- Но, я смотрю, вы искренне рады видеть друг друга, - она приподняла бровь и слегка изогнула левую часть губы вверх, намекая на улыбку. – Ватая Оясэ, ты точно не знал, что они твои давние друзья?

- Я… - Ватая немного отпустил самурайское лицо и позволил себе посмотреть в нашу сторону, - я надеялся, что изобретатели метода холодной сварки в вакууме будут немного похожи на моих друзей. Мне так показалось, когда я о них впервые услышал. Я и не думал, что это будут они.

- Эх, Ватая-Ватая. Сказал бы ты мне, что друзей старых ищешь, избежал бы утомительной проверки. Она, между прочим, потребовала определенных расходов. Я же человек, а не машина, и ничто человеческое мне не чуждо. Мы пережили такую трагедию, каждому нужно утешение, надежда, друзья. А встретиться на Луне тем, кто давно считал друг друга мертвыми, вообще чудо. Кое-что прояснилось. Теперь еще одно. Мне пришли жалобы на вопиющее нарушение общественных норм. В частности, от поваров нескольких столовых и кафе, работников гостиницы, и даже случайных прохожих. Вы что там, в парке, делаете?

Никто не решался отвечать. Ватая весь как-то поджался, как будто вот-вот выпрыгнет сквозь стекло на лунную поверхность. Я не знал, куда смотреть, руки внезапно стали очень лишними частями тела, зачем вообще человеку руки? К моему стыду, я почувствовал на щеках жар. Не хватало еще покраснеть как девица! Самой смелой оказалась Таня. С каким-то дерзким вызовом она произнесла:

- Обнимаемся. Втроем.

Президент какое-то время рассматривала нас, потом со вздохом произнесла:

- Аморе ля труа. Угу, - она помолчала. – Если бы ты мне сказал, что едешь к девушке, я бы тебя сама за ручку отвела, а не проверку устраивала, - женщина обращалась к Ватае. – Теперь все ясно. Решение принято окончательно.

Она нажала с десяток кнопок на своем рабочем планшете, с характерным звуком в корзину отправились несколько электронных документов.

- Татьяна, Эрик, с вас достаточно строек, нечего подвергать свою жизнь опасности. Вы кадры слишком ценные. По всей Луне уже используют холодную сварку, но систематической школы как таковой нет. Это плохо, не раз и не два возводимые конструкции рушились из-за недостаточной квалификации сварщиков. Безопасность на первом месте. Поэтому нам нужна школа. А вы, - президент ткнула в нашу с Таней сторону, - возглавите ее. Вы же изобрели метод.

Мы непонимающе уставились на нее. Она игнорировала вопросы в наших глазах и продолжила:

- Ватая – ваш первый официально зачисленный ученик. Но будут и еще, и очень скоро. Я только что, - она указала на планшет на своем столе, - предоставила вам обоим полные административные права на управление школой сварки. Вам предстоит организовать учебный процесс: будете принимать экзамены и выпускать для нас новых специалистов. Но я надеюсь, вы не слишком строгие учителя, а то Луна останется без новых куполов.

Мы продолжали молчать. Реальность, до того гладкая, попала в стремнину, вокруг бурлили потоки новых возможностей. Я кожей чувствовал ветер перемен, хотя здесь никакого ветра быть не могло.

- Вообще, я должна от вас услышать формальное согласие. Но учитывая дополнительные обстоятельства, - она обвела нас взглядом, - я бы не рекомендовала отказываться. Во-первых, школа сварки нам отчаянно нужна. Во-вторых, на Луне не приветствуются любовные трио. А там, куда вы отправитесь, вас ждет почти полная в этом смысле свобода. Итак, я жду вашего ответа.

Последние слова президент произнесла, глядя мне в глаза. Взгляд ее невыразительных светло-серых глаз стал вдруг очень, очень тяжелым. Как будто душа заполнилась жидким свинцом и он замерз внутри меня. На Ватаю она давила во время допроса, на него она смотрела еще страшнее. Не зря он боится ее.

- Да-да, мы согласны, - произнес я скороговоркой, - а ты, Таня?

- Да, я тоже. Тоже согласна.

- Я согласен, - произнес Ватая.

- Отлично, значит, завтра же отправитесь на новую работу.

- Но наш отпуск… - напомнила Таня.

- Догуляете на месте. Ученик у вас пока только один, но вам предстоит привести там все в порядок. Вам помогут, но работы может быть очень много.

- А куда мы едем? – подал голос Ватая.

- На недостроенный ПВМ.

Мы собирали сумки, каждый свою. Танин мешок облегчился на пару бутылок вина, но все еще с видимым усилием отрывался от земли. Ватая упаковал еще японские вещи в удивительно легкий и маленький рюкзак, ну а я оказался где-то посередине. Я привык к парку и покидал его с легкой грустью, но работа есть работа. Тем более теперь я руковожу целой школой.

- Но почему ПВМ? – спрашивала Таня, таща свою тяжеленную сумку до ближайшего терминала электрокаров.

- Что такое ПВМ? – спрашивал Ватая, которого то и дело приходилось оберегать от столкновения с людьми и углами зданий, так пристально он рассматривал все вокруг.

- Поиск внеземных материальных цивилизаций.

- А это что такое?

- Антенна, ее строили на Луне до обнаружения купола под Антарктидой. Она заняла бы небольшой ударный кратер, но потом все силы перебросили на другое. Русский сектор давно хотел приспособить уже построенные помещения, но все никак руки не доходили.

- Почему? Там наверняка много места, - удивился Ватая.

- Далековато ехать – ни продуктов не привезешь, ни на работу не доедешь. Купола неподалеку построили только совсем недавно.

- А теперь, выходит, доедешь? – спросил Ватая.

Я пожал плечами. Видимо, он удовлетворился моим ответом, а потом произнес и вовсе нечто непонятное.

- «Ц» забыли.

- Что забыли? – в один голос переспросили мы с Таней.

- «Цивилизаций».

Мы дружно помотали головами, все еще не понимая. Ватая улыбнулся и терпеливо объяснил:

- «П» – «поиск», «В» – «внеземных», «М» – «материальных», а где «ц», от «цивилизаций»?

- ПВМЦ, - прокатила на языке аббревиатуру Таня, – звучит плохо, язык сломаешь. Вот и оставили ПВМ.

- Ничего не сломаешь, нормально звучит, - обиделся Ватая.

- Да нормально, конечно, Таня придирается просто. Ватая, все, кого я знаю, – удивительно нелогичные люди. Но каждый нелогичный по-своему. Почему-то мы по дороге потеряли букву «Ц», а почему, никто не знает. Так исторически сложилось.