5 ПРАВО НА ВЛАСТЬ 5 страница

Его голос перестал быть голосом мужчины, голосом воина. Зигфрид говорил от имени праведного гнева, в котором больше не было ничего человеческого. Нотунг на его спине стал судным мечом, а каждое его слово звучало как приговор.

— Решение отправиться в Утгард ты принял сам, — мягко напомнила ему Брюнгильда. — Как и решение отправиться в Баллову, напасть на Ксантен и бороться за исландский трон.

— Меня вели на нитях, — прорычал Зигфрид. — Ты, боги, нибелунги. Вы манили меня словом «судьба». И я следовал этому, словно малый ребенок.

— Жизнь на самом деле устроена не так, — возразила Брюнгильда.

— Оставь меня хотя бы на один день, — попросил Зигфрид, не способный сейчас спорить о сущности мира. — Дай мне день, чтобы я провел его с моей любимой на моей родине.

Брюнгильда бросила скептический взгляд на жалкое подобие того, что было когда-то женщиной и королевой, но все же кивнула.

— Я вернусь. Но не для того, чтобы насладиться твоим страданием.

Она вскочила на Хъёрдана, с благодарностью потрепала его по холке и растворилась в прозрачном ночном воздухе.

Зигфрид вымылся, нашел в комнатах замка свежую одежду и одел Ксандрию, которая, находясь в полузабытьи, не сопротивлялась. Из шкатулки он достал простое кольцо и, пообещав Ксандрии супружескую верность до смерти, надел его на ее тонкий палец.

Они провели эту ночь без сна. Король и королева Ксантена. Он — с его разбитым сердцем, она — с угасшим разумом, а страна — с уничтоженной сущностью.

Когда же наступило утро и первые лучи солнца осветили края диска Мидгарда, Зигфрид вывел Ксандрию на балкон. Он показал ей горизонт, дал вдохнуть свежий запах леса и, когда она впервые улыбнулась, обнял ее покрепче, так что женщина перестала дрожать.

Он сжимал ее шею до тех пор, пока она не перестала дышать и у нее не подкосились ноги.

Когда Брюнгильда вернулась в Ксантен, тело Ксандрии — по северной традиции — уже горело во дворе. Зигфриду хотелось похоронить королеву Ксантена по христианским обычаям, но он не знал подробностей соответствующего ритуала.

Валькирия молча стояла рядом с принцем, пока пепел не остыл.

— Я говорила с Одином. Он не думал, что тебе удастся найти Ксандрию. Он недооценил тебя и твою любовь.

— Что ж, надеюсь, эта жестокая игра его хотя бы позабавила.

— Он предлагает тебе место за его столом, — продолжила Брюнгильда. — Ты оказался более благородным воином, чем все, кто за последние годы ходил по радуге в Валгаллу. Даже твой отец не проявил такого благородства, как ты.

— Я должен умереть за место в Валгалле? — с яростью спросил принц.

Брюнгильда покачала головой.

— Я заберу тебя с собой. Прямо сейчас. Не будет больше страданий у того, кто страдал больше других.

Зигфрид промолчал.

Брюнгильда взглянула на обугленные останки королевы в центре опустевшей страны.

— Что тебя еще удерживает? Франки скоро возьмут Ксантен, и если они будут достаточно щедры, то Ксантен станет лишь одним из городов их империи.

— Королевство меня больше не интересует, — ответил Зигфрид. — Как и мое наследное право. Но я ношу Нотунг и проклятие нибелунгов. Я еще должен оплатить этот счет.

Валькирия с отчаянием взглянула на сына мужчины, которого она когда-то любила.

— Разве ты не понимаешь? Именно этого они и хотят: чтобы колесо продолжало вращаться, чтобы круг судьбы никогда не размыкался. Один предлагает тебе место за своим столом, а это означает конец всем страданиям. Причем не только для тебя, но и для всех остальных королевств.

Зигфриду показалось, что он слышит в завываниях ветра голоса нибелунгов, которые насмехались над ним и вызывали его на вечный бой.

— Пока существуют нибелунги, покоя в мире не будет. Они сеют подлость, приносящую им богатый урожай. Они подобны богам, чья скука заставляет их играть в жестокие игры. Лишь люди могут жить в любви и покое.

— Что же будет теперь? — спросила Брюнгильда.

— Я не думаю, что успокоюсь, пока не уничтожу нибелунгов.

— Нибелунгов невозможно уничтожить, так как у них нет жизни.

— Но я готов искать способ, чтобы сделать это, — продолжил Зигфрид. — Я уже предвкушаю наслаждение, которое испытаю, услышав мольбы лесных духов о прощении, и представляю себе, как они будут предлагать мне все больше и больше богатств за их жалкое существование. А затем, когда они все издохнут, я покину этот мир — пусть не справедливым королем, но Зигфридом, убийцей нибелунгов.

— Это была бы жестокая и одинокая жизнь, — прошептала Брюнгильда, в присутствии Зигфрида все больше и больше становившаяся человеком и уже мало напоминавшая валькирию, которая когда-то являлась в его сны.

— Это была бы жизнь, вызванная гневом богов и подлостью нибелунгов, — подтвердил Зигфрид. — Именно поэтому моя жизнь не будет такой. Тот, кто хочет стать победителем в этой игре, должен от нее отказаться. Не Один предопределяет мою судьбу и не лесные духи. Я делаю это сам, здесь и сейчас!

— Если тебе удастся осуществить свою мечту, — сказала Брюнгильда, — ты мог бы стать величайшим из всех, кто был до тебя. Твое величие было бы больше величия твоего отца, Гунтера, Гернота…

— Я больше не стремлюсь к величию, — возразил Зигфрид.

— Может, в этом и заключается разгадка. — Брюнгильда опустила руку на его плечо. — Это мудрая мысль, Зигфрид.

— Называй меня Сигурд.

Взяв с собой только Нотунг и немного вяленого мяса, Сигурд отправился на север. Брюнгильде это напомнило о Герноте и Эльзе, которые когда-то пытались избежать влияния богов на их жизнь. Но Брюнгильда не сомневалась, что Сигурду под силу сделать то, что не удалось предыдущему поколению.

Она провела еще несколько дней в ксантенском замке. Мертвые сожженные стены идеально подходили к ее мрачным мыслям, и она блуждала по коридорам замка, словно королева, которой когда-то хотела стать. В какой-то момент Брюнгильда рассмеялась, впервые за много лет подумав о том, что она могла бы стать правительницей Ксантена, если бы Зигфрид все-таки попросил ее руки. Когда-то его предательство принесло ей боль и страдания, но теперь все осталось в прошлом и казалось уже не столь важным.

Волк не отправился за Сигурдом. Он наслаждался запустением ксантенского двора и обществом валькирии. Вечерами они вместе наблюдали закат, и Брюнгильда гладила его по голове, а зверь лизал ей руки.

— Ты можешь им гордиться, — как-то сказала она. — Может, он и не стал королем, как того требовал зов крови, но я еще никогда не видела столь рассудительного молодого человека.

Волк зарычал, но Брюнгильда опустила руку ему на нос.

— Если бы ты был мудр, ты выбрал бы меня, а не свою блондинистую принцессочку, так что теперь сиди и молчи.

И волк замолчал.

Когда войска франков взяли Ксантен, Брюнгильда и волк покинули замок и направились к мосту-радуге. Они заслужили праздничную трапезу, и отныне во всех двенадцати дворцах Валгаллы их историю будут слушать еще много раз.

Сигурд подумал о том, что прошел всего лишь год с тех пор, как он впервые увидел Фъеллхавен и назвал себя данным ему при рождении именем. Лето уже заканчивалось, и он смотрел на город глазами человека, не жаждавшего более приключений. Он хотел отправиться на родину и оставаться там, сколько бы ни менялись времена года.

С тем немногим, что осталось от золота нибелунгов, он поднялся по Рейну в Данию, даже не задумываясь о том, приводил ли он в ярость лесных духов, растрачивая их сокровища. Иногда по ночам принц слышал их голоса, оскорбленные и властные. Они ждали от него действий, нового начала вечной игры. Время от времени им удавалось пробраться в его сны, но даже там он превосходил их, и ненависть нибелунгов разбивалась о толстую стену его безразличия. Через какое-то время они оставили Сигурда в покое.

Найти корабль, который отвез бы его в Исландию, было несложно. Когда исландцы победили захватчиков, крошечное королевство приобрело репутацию необычайно храброго и достойного партнера, в том числе относительно торговли. Многие страны отправляли на остров корабли с товарами, а Дания больше всех старалась проявить свою дружбу, помогая заново отстроить королевство.

Сигурд остановился на том же постоялом дворе, где в первый вечер на континенте ему и Гелену удалось попировать, напиться и подраться. Но сегодня он не жаждал особого веселья, как, впрочем, и большинство других путешественников. Все они слышали о последних событиях в королевствах, о нападении орд Утгарда и не испытывали желания обнажать мечи.

Утолив голод жареным мясом и приняв из рук трактирщика третью кружку пива, Сигурд спросил:

— Здесь была одна служанка. Я забыл, как ее зовут. Маленькая и светловолосая… Я видел ее здесь прошлой осенью.

Трактирщик кивнул.

— Лив. Она здесь больше не работает. Ушла еще зимой, когда у нас было полно посетителей. Говорят, она живет у одного крестьянина на краю селения. Вы хотите что-то ей передать?

Сигурд махнул рукой.

— Это не так уж важно. Когда-то я легкомысленно сказал ей, что больше никогда не появлюсь во Фъеллхавене, но жизнь пошла совсем не так, как я думал.

— А у кого она идет так? — Трактирщик пожал плечами, а Сигурд думал над этой фразой до тех пор, пока кружка не опустела.

Он пробыл во Фъеллхавене два дня, и никто не узнавал в нем юношу, бывшего наследника ксантенского трона. Теперь он носил бороду, а когда-то гладкое молодое тело было покрыто шрамами. Даже его глаза, прежде такие ясные и озорные, приобрели мрачное выражение постоянного недоверия, а брови всегда были нахмурены.

Наконец у Сигурда не осталось причин медлить со своей поездкой домой, и он собрался сесть на груженный пшеницей корабль, который отправлялся в Исландию. Следуя старому обычаю, Сигурд помог морякам занести мешки с зерном на борт, и физическая работа, не связанная с борьбой, доставила ему явное удовольствие. С людьми, ничего не знавшими о трагической истории принца, он даже позволял себе шутить, хотя его сердце по-прежнему было разбито.

Волны были спокойными, а на небе стояла полная луна, так что капитан корабля решил плыть в ночь. Сигурд уже забросил свой вещевой мешок на борт и одной ногой стоял на датской земле, когда вдруг услышал за спиной дрожащий голос:

— Год назад один молодой человек сказал мне, что не вернется сюда.

Он оглянулся и в лунном свете увидел Лив. В глазах девушки застыло изумление: он действительно очень изменился.

Сигурд улыбнулся, радуясь про себя, что трактирщик напомнил ему ее имя.

— Это был глупый мальчишка, который не мог предсказать даже того, что будет на следующее утро, Лив.

Он заметил, что она вздрогнула от радости.

— Сиг…

— Сигурд, — поправил он, так как старое имя давало ему ощущение покоя. — Меня зовут Сигурд.

— Мне хотелось спросить тебя, как ты жил все это время, — сказала Лив, — но, увидев тебя, я испугалась и передумала.

Он сделал шаг ей навстречу, и девушка поспешно отступила в тень.

— Что с тобой? Ты стараешься держаться от меня подальше, потому что тебя пугает мое покрытое шрамами лицо?

Она покачала головой.

— Просто… я не приходила, так как…

Только сейчас Сигурд обратил внимание на то, что Лив держит левую руку на уровне груди, словно прижимая к себе что-то. Какой-то сверток не больше бурдюка с вином.

— Что у тебя там?

Он видел по глазам Лив, что она хочет убежать, и готов был отпустить ее, если бы сверток в этот момент не начал шевелиться. Лив прижала его к себе покрепче, и в лунном сиянии Сигурд увидел слезы на ее щеках.

— Я хотела… Это не должно было обернуться так…

Сигурд поспешно подошел к ней и приподнял покрывало.

Лив держала на руках младенца. Он был совсем крошечный и боялся осеннего холода.

— Ребенок? — изумился Сигурд.

— Сын, — с любовью произнесла Лив.

Сигурд взглянул на молодую женщину, а потом на малыша у нее на руках. Всякий раз, когда он думал, что судьбе нечем его удивить, она подскакивала к нему сзади и окатывала его холодной водой.

— Этот мальчик… — медленно произнес принц, — я его…

— Именно ты и никто другой. Я могу поклясться в этом жизнью, — серьезно сказала Лив.

Сигурд отвернулся от нее.

— Я пришла не для того, чтобы требовать деньги, — быстро добавила Лив. — Ты должен мне поверить. Я пришла, потому что ты должен знать об этом. Ведь это не только мой сын, но и твой.

Ее голос не давал сомневаться в том, что она говорит правду. Что бы ни подумал Сигурд той ночью в хлеву, теперь ее слова пристыдили его. С чего он взял тогда, что она шлюха?

— Мой сын, — тихо сказал он. — Как его зовут?

Лив явно обрадовалась, что он не сердится на нее.

— Если бы ты пообещал, что вернешься, я бы подождала с крещением. А так мне ничего не оставалось, как назвать его именем отца. Его зовут Сиг.

Сигурд взял ребенка на руки и ласково провел пальцем по личику малыша. Тот мирно спал, не понимая, что сейчас решается его будущее.

— И что ты собираешься делать? — поинтересовался принц.

Лив пожала плечами.

— Меня приютил старый крестьянин, ведь я не могла оставаться в таверне. Я работаю тяжело, но по вечерам стараюсь заботиться о ребенке. Кто знает, может, через пару лет…

— Поехали со мной в Исландию, — перебил ее Сигурд. — Если, конечно, тебя здесь ничего не удерживает. Корабль отправляется прямо сейчас. У мальчика должен быть отец.

Лив опустила глаза.

— Ты не должен бросать подачку мне или моему ребенку.

Сигурд мягко прикоснулся к ее подбородку.

— Это не подачка. Так будет правильно. Я стыжусь того, что не выслушал тебя год назад. Меня звала моя судьба. Но теперь мы снова здесь, и я не повторю одну и ту же ошибку дважды.

— Даже если я не твоя судьба? — осторожно спросила Лив.

— Именно потому, что ты не моя судьба, — сказал Сигурд. — Я не могу пообещать тебе ни любви, ни того, что стану мужем, о котором ты мечтаешь…

— …но ты можешь пообещать мне дом и стать отцом для ребенка, а это больше, чем я могла бы надеяться, — прервала его Лив, забирая начавшего хныкать малыша. — Его нужно покормить.

Сигурд снял рог дрыка с шеи и вложил его мальчику в руку.

— Тогда пойдем, — уверенно сказал он, — Исландия ждет.

Взяв протянутую им руку, Лив приняла новую жизнь.

— А зачем тебе ехать на этот остров? — спросила она. — Что ты собираешься там делать?

— Посмотрим, когда приплывем, — ответил Сигурд. — Сначала нужно найти старых друзей.

Его взгляд уже был обращен на серебристые воды и лунную дорожку на море, указывающую путь в Исландию.

⇐ Предыдущая 39 40 41 42 43 44 45 464748 Следующая ⇒