5 ПРАВО НА ВЛАСТЬ 4 страница

Но недоверие Зигфрида росло с каждым мгновением. Совет Эолинда был якорем, необходимым ему, чтобы не потеряться в бесконечности тьмы. Встав, он обнажил Нотунг.

— А какие у меня основания тебе верить?

— Мои слова — это правда.

— Но каковы доказательства этому, кроме твоих слов?

— Ты увидел то, что истинно, — ответил голос.

— Твои образы столь же обманчивы, как и твои слова, — насмешливо произнес принц. — Они должны убаюкать меня и ослабить мою волю к борьбе.

— Мои слова истинны. И чем раньше ты примешь их, тем быстрее обретешь покой.

— Ты стражник, который обеспечивает пленнику сладкую жизнь в тюрьме! — воскликнул Зигфрид. — Но я привык полагаться на собственный ум. И я хочу освободиться!

— Нет свободы там, где нет выхода, — сказал голос, немного задрожав. — У тебя нет выхода.

— Я с радостью поверю тебе, если смогу убедиться в этом сам.

Он принялся внимательно ощупывать стены своей странной темницы. Его пальцы попадали в трещины, но Зигфрид не мог вонзить в них Нотунг. Сделав два шага вперед, он поскользнулся и съехал вниз. Ему казалось, что он все это время стоял на лежанке в своей темнице, а теперь ступил на пол. Там свободного пространства было еще меньше, а двигаться вперед мешала стена. Сейчас Зигфриду хотелось бы обладать огненными копытами Хъёрдана, чтобы увидеть сверху, в каком странном месте он оказался.

— Мое слово истинно, — настаивал голос. — Здесь нет выхода.

Требование подчиниться вызвало ярость Зигфрида, и он продолжил ощупывать стены своей темницы. Наконец он заметил, что два небольших участка на передней стене были теплее, чем все остальные поверхности.

— Нет позора в том, чтобы сложить меч с миром, — увещевал голос. — Тебе больше не с чем бороться.

Вместо ответа Зигфрид покрепче сжал Нотунг. В полной темноте его рука на теплом участке была единственным ориентиром.

— Отложи меч, Зигфрид.

В голосе послышался страх, и это укрепило Зигфрида в том, что он на правильном пути.

— Я думаю своей головой, — прорычал он и глубоко вонзил Нотунг в теплую поверхность.

Лезвие меча легко прошло сквозь мягкую склизкую массу. Голос заверещал, словно свинья, которую закалывали к празднику. Когда Зигфрид дернул меч на себя, он увидел луч света. Он нанес еще один удар мечом, после чего сумел разглядеть мрачные земли Утгарда. Голос продолжал кричать, но принц яростно вырезал теплую слизь, проделывая дыру в стене. Наконец он вылез наружу сквозь вязкую плоть.

Грубая почва Утгарда приняла его тело, и, несмотря на вечные сумерки, Зигфриду потребовалось мгновение, чтобы его глаза привыкли к свету. Перекатившись на спину, принц выставил перед собой Нотунг, чтобы отразить вероятное нападение невидимого хозяина темницы. Когда же его глаза окончательно приспособились к свету, Зигфрид увидел то, что находилось перед ним, и вскрикнул от изумления.

До этого он был заточен не в темнице, не в сооружении из камня или железа. Это была голова! Голова, шея которой уходила в землю. Огромная, как дом, со встрепанными волосами и ужасающе грязной кожей, она напоминала землю под ней. И все же это была голова. С одним только глазом. И окровавленной глазницей, сквозь которую Зигфрид только что выбрался наружу.

— Что за наваждение! — воскликнул принц. — Объясни, что ты за создание!

Голова со стоном поморщилась. Очевидно, рана очень болела. От воздуха, вырывавшегося из широких ноздрей, на земле шелестела листва.

— Меня называют… Мимир.

Зигфрид встал и отряхнулся, вновь обретя уверенность в своем превосходстве. Он взглянул на то место, где голова переходила в землю.

— Твое тело зарыто?

Мимир застонал.

— Нет, у меня осталась только голова. Один не дает мне умереть, заставляя меня пророчествовать ему.

— И меня заперли в твоем черепе?

— Мы думали, что ты достаточно настрадался и хочешь избавиться от своих мучений, — пробормотал Мимир, и капли слюны размером с кулак упали с его мясистых губ на землю. — Я должен был уговорить тебя принять все таким, как оно есть.

Зигфрид сделал шаг навстречу Мимиру и направил острие Нотунга на оставшийся глаз.

— Ты хочешь совсем ослепнуть, великан?

В оставшемся глазу появилась паника.

— О нет! Единственное, что мне остается, так это наблюдение за окружающим миром. Если я не смогу видеть, моя жизнь превратится в прозябание, окруженное мраком!

— Тогда скажи мне правду! Что произошло с Ксандрией, Брюнгильдой, королевством?

— Один покарает меня!

— Один покарает тебя уже за то, что ты позволил мне выйти. Теперь решай, будет ли он карать слепую голову или одноглазую.

Мимир немного подвигал челюстью, но потом принял неизбежное.

— Твоя королева жива, а с Брюнгильдой все в порядке. Сколько продержится Ксантен, я не знаю.

— Тогда мне лучше отправиться в путь, — сказал Зигфрид, вкладывая меч в ножны.

Из всех путешествий, которые он совершал, путешествие в Утгард, без сомнения, было самым странным. Зигфриду было жаль, что Нацрея нет рядом с ним: араб мог бы наполнить целые библиотеки книгами со своими описаниями и рисунками Утгарда. Испытания, с которыми приходилось сталкиваться принцу, можно было победить острым умом, а не острым мечом, и Зигфрид мысленно благодарил людей, сопровождавших его на жизненном пути и дававших ему ценные советы.

Впереди Зигфрид увидел возвышение. Там земля была такой же, как возле Иггдрасила, мягкой и подвижной, но Зигфрид решил подняться туда в надежде, что он сможет сориентироваться благодаря открывшемуся виду Утгарда. События, связанные с зыбучими песками и черепом Мимира, лишили его понимания того, где же он находится.

Но до самой высшей точки этого холма он не дошел.

Когда он вонзил Нотунг в землю, чтобы облегчить подъем, земля задрожала и судорожно изогнулась навстречу Зигфриду. Он попытался схватиться за что-нибудь, но, не найдя ничего подходящего, скатился вниз, не выпуская из рук меча. Он наткнулся на куст с ягодами, вооруженными острыми зубами. Ягоды защелкали тысячей крошечных ртов, но Зигфрид поспешно откатился вбок, чтобы избежать их нападения.

Затем принц быстро поднялся на ноги и, выставив меч, приготовился защищаться от всего, что может на него напасть. Нападением же грозил холм, на который он всего пару мгновений назад хотел взобраться. В воздухе послышалось шипение, многоголосый вой, звуки ломавшегося дерева и разверзающейся земли. Холм становился все больше и больше, а потом раскололся надвое, высвободив две скрещенные до этого руки. Вытянутые тела стали извиваться в вышине, мотая головами. Из покрытых чешуей ртов высунулись необычайно длинные раздвоенные языки.

Две гигантские змеи отряхнулись, и на Зигфрида полился дождь из разрыхленной почвы. Змеи так сильно давили на поверхность Утгарда, что земля под ногами принца дала трещину и ему пришлось отпрыгнуть в сторону.

Зигфрид чувствовал себя подобно рыбаку, пытавшемуся голыми руками остановить шторм. Чешуйки на телах змей были больше его самого, и если бы змеи выпрямились, то наверняка смогли бы лизнуть кончиками языков нижний слой Мидгарда.

Гоин и Моин. Божественные змеи Утгарда, рожденные волком Графвитниром. Одна змея была коричневато-красной, а вторая серовато-зеленой. Зигфрид знал о них не так уж много. Он помнил лишь, что по легенде Гоин и Моин подтачивали корни Иггдрасила, дабы мировое древо не слишком сильно разрасталось. Их изящные головы по величине превосходили римские корабли, а черные глаза напоминали темные озера.

Обе змеи склонились над Зигфридом и своими раздвоенными языками ударили по земле слева и справа от него. Когда они приблизились, принц смог рассмотреть клыки, напоминавшие заточенные деревянные столбы, из которых в Дании строили дома. Дыхание змей было холодным и благоуханным. Они пристально смотрели на него. Они… принюхивались.

Зигфрид подумал, что мог бы забраться в их ноздри и ощутить то же самое, что и его отец, когда он боролся с драконом Фафниром. Вероятно, очередное испытание состояло в том, чтобы Зигфрид убил этих змей и стал достойным преемником своего отца. Убить змей Утгарда! Даже боги вынуждены будут уважать его!

Зигфрид обеими руками схватился за Нотунг и стал раздумывать над стратегией боя. Прежде всего следует избегать ударов раздвоенных языков. Кроме того, если ему удастся ранить змей в языки, они не затащат его к себе в глотку. Или же правильным местом для атаки были их тела, длинные и нежные? Ему достаточно было взрезать кожу гигантов, чтобы без особых усилий проникнуть внутрь этих существ и поразить их, ибо вряд ли они смогли бы в этом случае дать ему отпор.

Зигфрид настолько погрузился в свои мысли, что только через некоторое время заметил, что Моин и Гоин, нависшие над ним, не предпринимают никаких действий. Принц гордо выпрямился и принялся размахивать своим острым мечом.

— Я Зигфрид, сын Зигфрида, убийцы дракона!

Моин и Гоин зашипели, но, очевидно, сделали это по привычке, а не из злобы. Боевой крик, с которым принц собирался броситься на чудовищ, не успел вырваться из его горла, потому что он вдруг вспомнил слова Брюнгильды: «Умный воин осмотрительно выбирает свои битвы».

Сердце Зигфрида бешено забилось в груди, кровь вскипела, а меч в руке стал требовать своего права. Нотунгу не терпелось вступить в борьбу с чудовищами, он стремился впиться в их холодные тела, он желал славной победы. Но принц заставил себя успокоиться и постараться мыслить разумно.

Осмотрительно выбирать свои битвы… Что же это значит? Каков его выбор? Он был воином с волшебным мечом, а перед ним находились два адских создания. Уж не его ли это долг… Постепенно Зигфрид начал понимать, что ни Гоин, ни Моин не собирались на него нападать. Да, змеи были огромны и ужасны на вид, но зачем ему было ввязываться в битву? Конечно, оба чудовища нападут на него, если он попытается задействовать против них Нотунг. Ведь они развернулись из своего клубка только после того, как он уколол их острием меча.

Медленно, очень медленно Зигфрид опустил меч и, набрав побольше воздуха в легкие, воскликнул:

— Моя битва предназначена не вам!

Гоин и Моин не отреагировали на это заявление точно так же, как не отреагировали на его имя.

Кровь в жилах Зигфрида успокоилась, биение сердца стало тише.

— Если вы не жаждете крови, мой меч не будет направлен против вас! — Он осторожно спрятал Нотунг в ножны на спине и поднял руки, пытаясь жестом успокоить змей.

Прошло еще десять-двадцать секунд, прежде чем Гоин и Моин опять выпрямились, а затем свернулись, вновь образовав холм. От силы их движений Зигфрида подбросило над землей и он упал. Над Утгардом разнесся грохот, и змеи ритмичными движениями закопались обратно в землю, из которой их заставили выйти несколько минут назад.

Зигфрид еще немного полежал на земле. Всякий раз, когда он думал, что теперь ничто не может его напугать, Утгард находил новый способ, чтобы повергнуть своего гостя в ужас. Разум подсказывал принцу, что меч Нотунг не способен был бы победить Моина и Гоина, но тщеславие воина чуть было не заставило его вступить в битву с этими чудовищами.

«Умный воин осмотрительно выбирает свои битвы…».

— Спасибо, Брюнгильда, — прошептал он. — Это был хороший совет.

У Зигфрида появилось ощущение, что он постепенно начинает понимать сущность Утгарда. Это было не просто место, где обитали демоны и монстры, жаждавшие покорения человеческой плоти. Утгард был местом искушения. Он взывал к демону в сердце человека, и укрощение этого демона было не менее сложным, чем борьба с чудовищами. А вот искусство владения мечом не имело значения. Утгард обращался к слабостям воина, переворачивая его душу, словно человеческая душа была камнем, под которым прятались жирные мокрицы. Щит самоуверенности и высокомерия, поднятый каждым, кто привык побеждать, не мог защитить от злых мыслей, пробужденных в человеке Утгардом. С тем же успехом Зигфрид мог бы идти по Утгарду голым и безоружным.

Некоторое время все вокруг оставалось подозрительно спокойным, и принц даже предположил, что чудовища Утгарда спят, как и люди в Мидгарде, но затем ему стало ясно, что там, где нет ночи, нет и сна. Он понял это, когда заметил, что его не мучили ни голод, ни жажда, ни усталость. У него ни разу не появилось желание прилечь и отдохнуть.

Время от времени принц оглядывался на Иггдрасил, чтобы определить, насколько он отдалился от мирового древа, но такие действия тоже не имели смысла — древо не становилось меньше, и Зигфрид не мог отделаться от ощущения, что он топчется на одном месте. Лишь сменявшиеся кусты и деревья свидетельствовали о том, что это не так.

Зигфрид заметил существо, поджидавшее его на скале, только в тот момент, когда оно прыгнуло ему на спину и вцепилось в него когтями. Зигфрид закружился на месте, пытаясь стряхнуть гортанно хихикавшую тварь, но не сумел даже выхватить Нотунг. Острые зубы в слюнявом рту клацали, пытаясь добраться до его горла и прокусить кожу на затылке, чтобы поскорее убить принца. Не успев придумать ничего лучше, Зигфрид резко упал на спину, придавив чудовище всем весом, а потом завел руку за плечо и, схватив демона за длинные волосы, выдернул его из-под себя.

Враг оказался мелким, черным с головы до ног, с горящими глазами и отвратительной огромной пастью. Он вырывался и вопил, но по силе не мог сравниться с Зигфридом. Принц вскочил на ноги, швырнул вонючего карлика на скалу и отрубил ему голову, прежде чем тот сумел что-то сделать. Зигфриду не пришлось долго думать. Это был демон из той орды, которая напала на Ксантен! Он нашел их!

Следующие несколько шагов подтвердили его предположения. Все больше демонов выпрыгивали из кустов, с визгом бросались на него, падая телами прямо на лезвие Нотунга. Некоторым Зигфрид разбивал череп, другим пронзал грудь, а если какой-то из демонов подбирался к нему слишком близко, он хватал его, бросал на землю и топтал своими тяжелыми ботинками. Чудовища умирали десятками. Гнойно-желтая кровь демонов орошала путь Зигфрида до их логова, горной цепи с множеством нор. От этих гор распространялась такая вонь, словно они были сделаны из дерьма титанов.

Теперь не осталось времени для осмысления мудрых советов. И Нотунг должен был обрести свое предназначение. Без особых усилий он танцевал в руках Зигфрида, и его музыка обрушивалась смертью на чудовищ, укравших Ксандрию. Он мог одним ударом убить сразу трех демонов или отрубить им ноги, так что они с визгом уползали.

А потом внезапно все прекратилось. Зигфрид не мог сказать, покончил ли он со всеми тварями или же они трусливо попрятались, чтобы не погибнуть от его меча. Но ему было все равно, потому что он нашел то, что искал.

Ксандрия.

Королева была прикована к скале перед норами. Грязная и уставшая, она все же была жива и, увидев его, бросилась к нему навстречу:

— Зигфрид!

Оба заплакали от счастья, и принц, разрубив Нотунгом тяжелые оковы, заключил возлюбленную в свои объятия. Подняв королеву над землей, он прижал ее к себе покрепче.

— Все уже позади. Сейчас я отнесу тебя к Иггдрасилу, а потом конь Брюнгильды доставит нас в Ксантен.

— О Зигфрид, — всхлипнула Ксандрия, лаская пальцами его затылок. — Я никогда не сомневалась, что ты спасешь меня.

— Я не медлил ни секунды, — сказал он и поцеловал ее в губы.

Ее губы были мягкими, а ее дыхание пахло розами и вином.

«Последуй зову твоего сердца…». Зигфрид сделал именно это. Он последовал зову своего сердца и пришел к той, которая молилась о нем днем и ночью. Он вновь поцеловал Ксандрию, и ее поцелуй был точно таким же, как в ту ночь, когда они впервые занимались любовью. Но именно поцелуй навел Зигфрида на мысль о том, что тут что-то не так. Королева находилась в Утгарде дольше, чем он, и, глядя на демонов, ему даже думать не хотелось, что они могут делать со своими пленниками.

Но Ксандрия была не просто невредимой — молодая женщина чувствовала себя вполне хорошо. Ее теплое тело не дрожало, ее руки крепко обнимали его шею. Ни один ноготь на руках королевы не был сломан. Разум Зигфрида умолял его не отравлять себе победу и брать то, что ему дают. Ноги сами вели его к Иггдрасилу, не давая ему спокойно подумать.

«Последуй зову твоего сердца…».

Зигфрид остановился. Он прижал к себе легкое тело своей возлюбленной, и она вопросительно поглядела на него:

— Что случилось, мой принц? Мой король?

Он поцеловал ее еще раз, пытаясь ощутить зов ее сердца, почувствовать любовь Ксандрии, незримую нить, связывающую их. И… не обнаружил ничего. Это изумило Зигфрида больше всего. Неужели его любовь к ней прошла? Или ее любовь к нему? Разве это не та же Ксандрия, которая когда-то пробралась в его шатер? Разве он не узнавал каждую веснушку на ее коже? Он хотел отпустить Ксандрию и спросить, что же происходит, рассказать о своих мыслях. Но женщина прижималась к его груди и не отпускала.

— Пожалуйста, не надо.

Чем настойчивее он отстранял Ксандрию от себя, тем сильнее становилась ее хватка, и, когда мышцы его рук стали действовать в полную силу, у королевы выросли когти и впились принцу в горло. Ее кожа вмиг потемнела, ярко-рыжая грива волос втянулась в череп, а стройное тело скукожилось. Мурлыкающий голос превратился в истеричное хихиканье.

Морок!

Ярость охватила Зигфрида, и ему удалось собраться с силами и сорвать чудовище, принявшее облик королевы, со своей шеи. Демон попытался отползти в сторону, но Зигфрид придавил его ногой.

— Ты мог обмануть мои глаза, но не мое сердце.

Тварь в последний раз попыталась обмануть Зигфрида, заговорив с ним голосом Ксандрии:

— Прошу тебя, Зигфрид, я не знаю, что они со мной сделали. Ты должен мне верить!

Принц надавил на шею демона, и та с хрустом сломалась.

Когда демон испустил дух, реальность вокруг Зигфрида начала мерцать. Появились какие-то вспышки, цвета смешивались, и принц, опершись на Нотунг, упал на колени. Он энергично мотал головой, пытаясь отогнать ложные видения.

Через какое-то время мерцание прекратилось. Оглянувшись, Зигфрид увидел голову Мимира шагах в ста от себя. Все, что он пережил за последние часы — если, конечно, это продолжалось несколько часов, — было лишь мороком. Он не победил орду демонов и не освободил Ксандрию.

У Зигфрида стало тяжело на душе, и он задался вопросом, сколько же еще его будут испытывать боги. Его тело в Утгарде не уставало, а душа, наоборот, чувствовала невероятную усталость. Одину, казалось, нравилось, что принц бродит по кругу, не может найти выход и с детской наивностью попадает во все заранее расставленные ловушки. Этот мир был построен по незнакомым Зигфриду правилам.

Но принц знал цену тому, что он искал, знал, что его ведет любовь. Зигфриду было все равно, сколько раз отец богов сочтет нужным испытывать его. Несмотря на все трудности, он готов был искать Ксандрию до конца своих дней. Поднявшись на ноги, принц уверенным шагом пошел вперед, произвольно выбрав направление.

На этот раз его не донимали видения и странные существа не попадались на пути. Ему казалось, что он отдаляется от Иггдрасила, и в какой-то момент перед ним появились горы, которые он запомнил благодаря своему предыдущему видению. Правильный ли это путь? Здесь ли прячутся демоны, похитившие Ксандрию? Пригнувшись, Зигфрид старался двигаться тихо и внимательно осматривался по сторонам.

Гора, испещренная отверстиями нор, походила на сыр, а черные существа, суетившиеся в этих норах, напоминали огромных муравьев. Некоторые из них несли в зубах куски мяса, другие мочились и опорожнялись там, где стояли. Они явно не были единым племенем, ибо слишком злобно относились друг к другу. Так, многие демоны охраняли вход в свои норы, и, если кто-то приближался, они свирепо шипели и швырялись грязью. Эти примитивные и отвратительные существа были неудавшимися творениями Одина, которых он отбросил в сторону, подальше от себя.

Зигфрид наблюдал за ними, но при этом его напряженный взгляд искал Ксандрию. Он больше не жаждал великой битвы, и спасение королевы было бы для него достаточной наградой.

Но битва, которой он не искал, нашла его быстрее, чем ему бы хотелось.

Послышался визг: один из демонов обнаружил принца. Прежде чем Зигфрид успел приготовиться к схватке, его окружило множество таких же тварей. Они были больше и сильнее, чем существа из его видений, которых он победил несколько часов назад. Неудивительно — в этих видениях ему была уготована славная победа.

В реальности, похоже, все будет не так легко.

Зигфрид решил, что приблизился к своей цели и теперь должен идти прямым путем. Он предоставил эту битву Нотунгу, и меч его предков с благодарностью принял свою судьбу. Он превратился в серебряный звон, пожиравший все, что встречалось на его пути. Он стал серпом, снимавшим урожай демонов и гасивший свет в их глазах. Из этого могла бы родиться легенда: честный бой, благородная месть, поединок с посланцами самих богов. Зигфрид был один против многих, одна истина против тысяч обманов. Но как шторм не может уничтожить морскую скалу, так и Зигфрид твердо стоял на влажной земле Утгарда, не сгибаясь перед напором врага и не опуская свой меч.

Демоны не стремились к честному бою и не пытались поразить противника в открытом соперничестве. Они прыгали на воина с деревьев, выныривали из-под земли, собирались в кучу, чтобы дружно наброситься на Зигфрида. Но какие бы приемы они ни использовали, какие бы слабые места ни выискивали, меч всегда был быстрее, и ни одна тварь даже не успевала пожалеть о совершенной ошибке. Демонов, цеплявшихся за его руки, Зигфрид стряхивал на землю, отгоняя их, как надоедливых мух, а некоторым чудищам голыми руками ломал шею, так что те замертво падали на землю. Он поворачивался вокруг своей оси с вытянутым в руках Нотунгом, и кровь многих демонов капала с его меча. Он хватал этих мерзких существ за волосы и бил их черепами о скалы. В его кулак кто-то впился зубами, но он сломал ему позвоночник о колено, и демон с визгом упал на землю. Зигфрид убивал чудовищ, мстя не только за Ксандрию, но и за все, что ему довелось пережить за этот год. Он убивал их за подлость нибелунгов, за смерть Гернота, Эльзы и Нацрея, за страдания Ксантена и его жителей…

Бойня длилась уже не один час, и время от времени Зигфриду казалось, что он не сможет сдвинуться с места, так как гора трупов вокруг него продолжала расти. Демоны, бесстрашные в своей глупости, не отступали и не пытались спастись бегством. Один приказал им задержать Зигфрида, а у них не было разума, чтобы усомниться в этом приказе. Принц бросил очередного демона на землю, поставил ногу на его левую руку и так сильно дернул за правую, что рука оторвалась от тела.

Нотунг доказал не только свое право называться мечом победителей — он также засвидетельствовал кузнечное искусство Зигфрида, сделавшего его быстрее и смертоноснее, чем когда-либо. Если демону удавалось подобраться к принцу и Зигфрид не мог перерубить его лезвием, он бил врага рукоятью в лицо, ломая не только зубы, но и череп.

В Мидгарде за это время наступила бы ночь. Трупы демонов исчислялись уже сотнями, но Зигфрид не чувствовал усталости и яростно отражал новые и новые атаки. Те немногие способы нападения, которыми владели демоны, не приносили успеха, и орда, пытаясь организовать массовую атаку, быстро теряла не только терпение, но и жизнь.

В какой-то момент — Зигфрид не считал ни часов, ни убитых врагов — жар битвы угас. Но не потому, что Зигфриду или орде не хватало решительности — просто не стало демонов, которые могли бы бросить вызов принцу. К этому моменту они уже все, и стар и млад, выползли из своих нор, пожертвовав всем, чем могли.

Так все и закончилось. Последний вскрик. Последнее бульканье крови в горле. Зигфрид закружился с мечом в вытянутой руке, каждую секунду ожидая нового нападения. Затем он сделал пару шагов вперед, внимательно всматриваясь в сумерки Утгарда и ища подозрительные движения и желтые завистливые глаза, однако ничего не обнаружил. Он… победил? Зигфрид спрятал Нотунг в ножны и, глядя на поверженную орду, позволил себе усмехнуться:

— Я Зигфрид, сын Зигфрида, и теперь вы знаете силу моего меча.

Принц не думал, что ему удалось уничтожить всех демонов орды. Конечно же, в Утгарде их было больше. Демонов, напавших на Ксантен, было не счесть, но всех тварей, которые жили в этой горе, он наверняка уничтожил, и теперь пришло время для того, чтобы увидеть ту, ради которой он сюда шел.

И Зигфрид нашел то, что искал. Королева была прикована толстой цепью к скале.

— Ксандрия?.. — с трудом вымолвил Зигфрид, ошеломленный и повергнутый в ужас. Вместо радости от долгожданной встречи он испытал настоящий шок.

Королева, превратившаяся к тому времени в кусок гниющей плоти и грязных волос, в котором едва теплилась искра жизни, глядела на него и в то же время сквозь него. Зеленые глаза стали тусклыми и беспокойно метались в поисках чего-то, чего не могли найти. Когда-то огненно-рыжие волосы утратили сияние и стали похожи на бесцветную паклю. Ранняя седина, как и морщины на высохшей коже лица, свидетельствовали о том, что, в отличие от Зигфрида, который провел здесь несколько дней, Ксандрия находилась в плену у демонов годы. Все тело несчастной женщины было покрыто ранами, нанесенными желтыми когтями демонов, и то, что Зигфриду сперва показалось коркой грязи, на самом деле было темной запекшейся кровью. Ребра, торчавшие под истерзанной кожей, можно было пересчитать. Ногти у Ксандрии вырвали, чтобы лишить ее возможности сопротивляться. Она сидела в собственных испражнениях, и в них копошились черви, радуясь пище.

Пленница дрожала, но не от холода или страха, а по привычке. Ее тело с маленькими гноящимися мешочками грудей раскачивалось из стороны в сторону, словно следуя ритму песни, которую напевал рассудок, чтобы успокоить ее.

Зигфрид не знал, что ему делать. Вместо любви он испытывал жалость и неописуемую ненависть к орде демонов. Принц даже не мог подобрать слов, чтобы заговорить с королевой. Нотунг в его руке нагревался, разделяя ярость своего господина, но не мог найти выход клокочущим чувствам, не мог найти противника. Если несколько минут назад Зигфрид мечтал только о том, чтобы выбраться с Ксандрией из Утгарда, то теперь у него появилась мысль остаться здесь и перебить всех созданий, чтобы отомстить за свою поруганную любовь и в этой мести найти успокоение.

Брюнгильда предупреждала его, что ему не удастся спасти то, ради чего он спустится в Утгард. Теперь он понял смысл ее слов и всю жестокость происшедшего.

К нему подполз еще один демон, совершая последнюю попытку выполнить задание Одина. Зигфрид проткнул Нотунгом его рот, вспоров сзади череп, а затем медленно, мерными взмахами меча изрубил демона на части. Но это не дало ему успокоения.

С узких губ Ксандрии капала слюна, и она бездумно почесывала мягкими кончиками пальцев открытое лоно, совсем недавно подвергшееся насилию. Сколько раз ее насиловали здесь, Зигфрид даже представить не мог…

Взяв меч, принц освободил королеву от оков. Затем он снял рубашку, чтобы прикрыть ее. Он не увидел, как Ксандрия схватила острый камень, и лишь краем глаза заметил движение ее руки, не придав ему значения. И только когда камень ударил его в висок, так что он пошатнулся, Зигфрид понял, что Ксандрия, погруженная в свое безумие, не узнает его.

Так и было. Королева, впервые освободившись с момента ее похищения, из последних сил бросилась на него, сжимая крючковатыми пальцами камень. Из ее рта доносился только хрип, и Зигфриду не хотелось знать, что орда сделала с ее языком.

Принц мог бы легко схватить Ксандрию и вырвать камень из ее руки, но его душа не признавала борьбы, в которой он не мог победить. Женщина билась в его руках, уже не способная на нападение, а он только прижимал ее к себе, словно близость его тела могла успокоить впавшую в безрассудство королеву. Вероятно, этим все и объяснялось, а может, Ксандрия потратила последние силы в своем порыве: ее тело обмякло, и теперь они лежали на земле, словно изображая гротескную карикатуру на любовные объятия.

Получишь то, что хочешь. Потеряешь все, что имеешь… Путь к Иггдрасилу, где его ждал Хъёрдан, был спокойным, но в то же время ужасным. Тело Ксандрии весило не больше мешка с мукой, но тяжесть ее безумия была невыносима. Иногда она хихикала, иногда дергала нижней частью тела. А еще она все время плакала, плакала без слез.

Зигфрид забрался на коня валькирии, заботливо удерживая Ксандрию, и, когда они взмыли в воздух, принц даже не удостоил взглядом Утгард, чьи испытания он выдержал, чтобы все-таки проиграть.

У него оставалось не так-то много дел.

ЭПИЛОГ
НЕМАЛО МОЖНО РАССКАЗАТЬ О ТОМ, ЧТО БУДЕТ…

Верный Хъёрдан выпрыгнул на поверхность Мидгарда в том же месте, где и погрузился в землю — во дворе ксантенского замка. Была ночь, и Зигфрид сомневался, прошло ли в мире людей вообще какое-то время. Слова Нацрея о том, что время не имеет значения, подтверждались вновь и вновь.

Брюнгильда подошла к своему коню и, взглянув на Ксандрию, поняла, что произошло то, чего она боялась: гнев Одина не знал границ, и он подверг принца Исландского всем мучениям, на которые был способен.

Зигфрид соскочил с Хъёрдана, отказавшись от протянутой ему руки, и ссадил то, что осталось от Ксандрии, на землю. Затем принц подошел к бочке с водой и опустил в нее голову, словно холодная вода могла помочь ему удостовериться в том, что он снова дома.

— Зигфрид… — осторожно начала Брюнгильда.

— Ты должна уйти, — сказал принц. — В моих сумерках правит смерть, и в будущем она будет моим постоянным спутником.

⇐ Предыдущая 39 40 41 42 43 44 454647 48 Следующая ⇒