Выпусти меня 2 страница

*** В старом патио, полуразрушенном, поросшим мхом и сухим плющом, было уютно и тихо. Расточая аромат, на столе пыхтел только что снятый с огня глиняный кофейник, а его друг, пузатый горшочек, молчаливо радовал запахом горячего молока. Гарри понемногу возвращался к реальности. Бэзил Холлуорд вновь стал серо-голубым призраком с попеременно отпадающими конечностями, слезающей с лица кожей и грустным взглядом. Покинув локтевой сустав, его правая рука заботливо разлила по чашкам кофе, но вместо того, чтобы вернуться на место, устало прилегла между молочником и сахарницей, пошевеливая грязными от краски пальцами. — Знаете, Бэзил, я все время думаю, должен же быть какой-то способ вам помочь, — Гарри поспешил обжечь язык дымящимся напитком. — Моя подруга Гермиона… Уверен, она могла бы что-то придумать. — Я тронут вашим сочувствием, Гарри, — улыбнулся Холлуорд. — Но навряд ли мне что-то поможет. У Того, Кто Наверху, — лежащая на столе волосатая рука встрепенулась и подняла кверху указательный палец, — есть свои Небесные Счеты, на которых Он считает всё-всё. Богословские беседы, как и разговоры об искусстве, аврор Поттер поддерживать не умел — в Школе Магии и Волшебства подобные предметы популярностью не пользовались. — Я не знаю, куда уходят привидения, когда… — он запнулся, поняв, что сморозил глупость. Можно подумать, он знает, куда уходят маги или маглы. — Мое существование — это Чистилище, — спокойно сказал художник. — Во всяком случае, я это так понимаю. — А где, по-вашему, Дориан? — Наверное, в аду, — вздохнул Холлуорд. «А ты его ангелом зовешь», — подумал Гарри и спросил: — Вы хотите быть там, где он? — А где еще? — удивился художник. — Только путь в ад мне заказан, — меланхолично прибавил он. — Что там хорошего? — нахмурился Гарри, вспомнив магловские россказни о чертях и муках. — Вечные страдания? «Интересно, куда попадают после смерти мазохисты?» — некстати подумал он. — А есть выбор? — усмехнулся Холлуорд. — Что мне делать в раю, если разобраться? Рисовать ангелов, пресные лики святых, писать пасторали? Пройдет пара тысяч лет, и это приестся, как приелось на Земле. Нет, что ни говори, для творческого человека нет ничего лучше ада. Бог и Сам Творец, монополист и узурпатор. Стоит хорошей вещи выйти из-под кисти или пера — сразу услышишь: божий дар, божья искра, Дух водил его рукой, — Бэзил рассмеялся, разглядывая озадаченное лицо Гарри. — Это шутка, мой юный друг. В стиле лорда Генри, — прибавил он и отчего-то поморщился. — Кто это, лорд Генри? — чисто из вежливости спросил Гарри. — Не знаете? И слава богу. От таких, как он, стоит держаться подальше. Я бы на вашем месте не стал искать этого старого педераста Снейпа, не говоря про блажь иметь его портрет, — художник передернулся от отвращения, и вторая его рука отлетела в угол двора, попутно сбив сахарницу и опрокинув молочник. «Что-что? — оторопел Гарри, не замечая, как льется на колени молоко. — Старый КТО?» — Идемте, сэр. Давайте продолжать, — поспешно вскочил он. — Я уже отдохнул. Только в туалет заскочу, ладно? В старом, завешенном паутиной клозете горела оплывающая свеча. Путаясь в выданной художником шелковой хламиде, Гарри, наконец, пробрался рукой к телу, нацелился в треснувший мраморный унитаз и только приступил к процессу, как из сливного бачка выпорхнуло белесое привидение с длинными мокрыми волосами. — Это ты, мой Прекрасный Принц? — всхлипнуло Привидение и ласково потянуло к нему бесплотные руки. — Пошла на хрен! — рявкнул насмерть перепуганный Гарри. Пробив струей Привидение, окатив унитаз, стену и все вокруг, он запахнул халат и пулей вылетел из холлуордовского сортира. *** — Ты не видел, где бутылочка драконьей крови? Растерявшись в буквальном смысле слова, Бэзил рыскал по мастерской. В его положении бывали и преимущества, особенно когда требовалось что-то найти. Левая рука рылась в недрах старого секретера, один за другим выдвигая ящики, правая, пачкаясь в пыли, шарила по полкам заваленного тюбиками и банками стеллажа. Одна нога пинала рулоны изветшалой бумаги, силясь отыскать под завалами что-то похожее на маленький рубиновый флакон, другая сновала в набитом эскизами шкафу. Голова воспарила к потолку и зорко высматривала пропажу на антресолях. Один только член бестолково прыгал по мастерской, больше мешая, чем помогая. — Да где же она? — пробормотала Голова, крутясь во все стороны. — Как же я оживлю портрет без драконьей крови? Гарри — это не ты… Дориан! — опять позвал Холлуорд. Все без исключения Дорианы (двести тридцать семь в общей сложности) демонстративно сжали губы и отвернулись. — Что, мой милый? — удивился художник. Дорианы молчали, дружно повернувшись к нему гордыми спинами. — Погоди-погоди, — нахмурившись, Холлуорд внезапно собрался в единую фигуру, застыл посредине студии и тревожно вгляделся в одну из своих любимых работ — почти точную копию той самой, первой. — Что случилось, мой нежный ангел? Тот не отозвался, только дернул плечом. Семнадцатый, один из всех, резко развернулся, тряхнув кудрями. — Ты подлец и предатель, Бэзил, — холодно сказал он, глядя на художника сверху вниз. Холлуорд упал на колени. — Что ты такое говоришь? — перепуганно спросил он, молитвенно стискивая руки. — Почему это я предатель? — Не догадываешься? — дернул красивым ртом серебристо-графитовый Дориан. Дрожащий художник затряс головой, как мокрый пес. Как ни странно, та не оторвалась: тело Бэзила сковал страх. Семнадцатый сложил руки на груди и послал своему другу леденящий душу взгляд. — И где же ты повесишь портрет своего нового приятеля? — гаденьким вежливым голосом поинтересовался Дориан. — Над камином в гостиной? В столовой? А может быть, в СПАЛЬНЕ? — рыкнул он. По мастерской брызнули искры, будто воздух прошил электрический разряд. Уголок одного из портретов опасно воспламенился. — Боже! — воскликнул Холлуорд, ринулся к Семнадцатому и прильнул к картине, шаря руками по стене и обливаясь слезами. — Ты ревнуешь! О, мое сердце, ты ревнуешь! Как ты мог подумать? В глазах серебристого Дориана мелькнул и погас огонек торжества, но Бэзил, распростершись по стене и зажмурившись, чтобы не плакать, ничего не заметил. — «Ах, какая дивная линия губ, — D-17 принялся кривлять голос Бэзила. — А глаза, бог мой, какие глаза, Гарри… В моей палитре не найдется такого чуда! Муаровый? Вердигри? Травянистый смешать с брауншвейгской зеленью? Нет, не то! Добавить немного аквамарина? Нет и нет! Не оно, не оно», — противно застонал Дориан, издевательски копируя друга. — Порежу! Уничтожу! — воскликнул Холлуорд, целуя Семнадцатого в нарисованные губы. Тот слегка отстранился, но в серебристых глазах что-то потеплело, жесткая линия рта смягчилась. — Разве тебе не нужны деньги? — Да, но… — Продай, — жестко сказал Дориан. — Чтобы духу его тут не было. Бэзил затряс головой, благодарно целуя картину. — Отстань, размажешь, — поморщился Семнадцатый. — А драконью кровь ты разлил, когда пьяный был. Да там ее все равно мало было. *** Облокотившись на помеченные голубями перила балкона, Эверетт Стоун курил третью подряд сигарету, глубоко затягиваясь дымом и глядя прищуренными глазами на окутанные туманом верфи Ливерпуля. Сырой, пахнущий морем ветер трепал его и без того спутанные волосы. Эверетт Стоун ненавидел Ливерпуль. Как ненавидел убогий панельный дом и маленькую квартиру, где пришлось поселиться. Как ненавидел всё вокруг, а в особенности самого себя. «Зачем? — Эверетт выпустил дым через ноздри, как сердитый дракон. — Чего ради, спрашивается?» — он глянул вниз и представил, как будет выглядеть его тело, вылетевшее с седьмого этажа и распластанное по асфальту. Тело выглядело живым, но парализованным и на редкость безобразным. «Низковато», — кисло подумал Эверетт. Он затянулся и вновь воззрился вдаль, где таяла в тумане далекая гавань. «Возьми себя в руки, идиот, — приказал себе он. — Работу найди, Мерлин бы ее взял!» Над ухом раздалось громкое хлопанье крыльев, и от неожиданности Эверетт уронил окурок. Тот полетел вниз, вертясь, как пропеллер. Сизый голубь опустился на перила, загаженные собратьями по перу, и заворковал, расхаживая туда-сюда и припадая на ногу — к одной лапке птицы было что-то привязано. Воровато оглядевшись на соседние балконы — не смотрит ли кто — Эверетт сгреб руками птицу и, прижав крылатого посланника к груди, принялся освобождать от ноши. Через минуту он держал в руках клочок смятого пергамента, а голубь, не дождавшись ответа и неблагодарно какнув на балконный парапет, улетел туда, где над доками стелился туман. «Нужна др. кровь, — прочел Эверетт, поднеся записку к глазам. — 10 fl oz, срочно, с доставкой. Мистер Х., 13 Мороус Хилл, Л.-Хэнглтон. Оплата в Gl или £. И меня не забудь. К.Б.» — Кровавый Барон! — воскликнул Эверетт. — Тебя забудешь, мерзавца. Но что и говорить, предложение своевременное… Галлеоны? К черту галлеоны, — пробормотал он. В обменных пунктах Ливерпуля эта валюта популярностью не пользовалась. Сжав в кулаке записку, Эверетт бросился в комнату и рухнул на диван с быстро колотящимся сердцем: после долгой болезни он сильно ослабел. «Это всё прекрасно, да, но десять унций? Полпинты крови? Это всё, что у меня есть!» — подумал он, вытирая внезапно проступивший пот на лбу. «А зачем тебе здесь драконья кровь? — мрачно напомнил внутренний голос. — Чистить электроплиту? Накипь с чайника снимать?» Эверетт вздохнул. Прижиться в мире маглов оказалось тяжелей, чем он думал. «Не будь дураком, — уговаривал голос. — За квартиру заплатишь, купишь приличной еды… Подумаешь, как быть дальше». Сунув в рот очередную сигарету, Эверетт свесился с дивана, коснувшись грязного пола не менее грязными длинными волосами. — Что уставился? — сердито сказал он сидящему в коробке черному голубю. — Я тоже не завтракал, ну и что? Эверетт выволок из-под дивана пыльный чемодан. — Если все получится, куплю тебе пшена, — пообещал он. Голубь недоверчиво нахохлился. Глава 2. — Наконец-то! Trés bien! Какой пунктуальный торговец, — бормотал Бэзил, торопливо спускаясь в холл по мраморной лестнице и изо всех сил сдерживая собственные ноги — те рвались опередить хозяина и поскакать через ступеньку. Увы, не одно, так другое. Любопытный глаз художника, не выдержав, выпрыгнул из глазницы и, оставив Бэзила далеко позади, полетел к входной двери, на наружной стороне которой в это время сама собой проступала надпись «Добро пожаловать». Надпись эта, кровавая и устрашающая с виду, была вовсе не прихотью Холлуорда и даже не его рук делом. Особняк, в котором обитал призрак, имел свои странности — например, страдал ностальгией по кровавым драмам дней минувших. Бэзил только удивлялся и вздыхал, не понимая, куда деваются его запасы киновари и кадмия. Дверь растворилась, и зависший в воздухе Глаз узрел визитера. Дико выпучившись, Глаз дрогнул и со свистом пули отлетел назад в глазницу, едва не сбив с ног спустившегося с лестницы хозяина. Ввинтившись в спасительную норку, он заморгал, дергаясь в нервном тике. Нелегальный торговец драконьей кровью был тем, кого разыскивал Гарри, и чей дьявольский облик Бэзилу предстояло воплотить на холсте. Северус Снейп. Оживший кошмар эстета. Кошмар Эстета вступил в холл без всякого колебания. — Д-добрый день, сэр, — заикаясь, сказал художник. От волнения его тело разлетелось на большее, чем обычно, количество частей и даже органов (во всяком случае, желудок выскочил и с хлюпом выбросил содержимое завтрака под вешалку для шляп и пальто). На лице гостя не дрогнул и мускул. Из-под низко надвинутой шляпы блеснули опасные черные глаза. — Десять тысяч фунтов, — сквозь зубы процедил он. С трудом собравшийся художник непонимающе уставился на визитера. И не потому, что тот не поздоровался, а сказанное им не дошло до сознания Холлуорда. Снейп — а это был он и никто другой — заметно отличался от того человека, который был изображен на колдографии и которого Бэзил, скрепя сердце, вынужден был во всех ракурсах разглядывать в воспоминаниях Гарри. (Иначе как добиться портретного сходства?) Год, прошедший со времен Последней Битвы, в течение которого исчезнувшего профессора разыскивал весь аврорат, Снейп навряд ли провел на Багамах. Реальный Снейп оказался гораздо бледнее, худее и изможденнее того, из воспоминаний. С больным землистым лицом, хищным носом и страшно сверкающим взглядом, этот Северус Снейп определенно был зол и опасен, решил Бэзил. — Давайте присядем, сэр, — пробормотал художник, ежась под острым взглядом «торговца кровью» и тайно подозревая, что тот читает его мысли. Взгляд черных глаз быстро метнулся по сторонам, оценивая обстановку. «Он чего-то боится, — внезапно догадался Холлуорд и слегка расслабился. — Ну конечно, торговля драконьей кровью из-под полы — дело подсудное». — Мы здесь одни, сэр, — успокаивающе сказал он. (Призрак Сибиллы Вейн в туалете был не в счет.) — Давайте присядем. Садиться Снейп не стал, а молча прошел вслед за хозяином в глубину холла, где стоял потемневший от времени гобеленовый диван, и остановился, настороженно зыркая из-под надвинутой на глаза шляпы. Его худая высокая фигура в черном плаще по-прежнему выражала скрытое напряжение кобры, в любой момент готовой броситься на врага. Бэзил даже вздрогнул, когда Снейп сунул руку в карман своего забрызганного грязью плаща, и облегченно вздохнул, когда вместо пистолета со взведенным курком тот вынул оттуда пузатый флакон из темного стекла. — Полпинты ровно, — хриплым голосом сказал Снейп, сверля глазами Холлуорда. — Десять тысяч. Ни кнатом… Дьявол, ни пенсом меньше. — Но это слишком дорого, сэр, — заморгал художник. — Драконья кровь, да, но драконовская цена?.. Глаза Снейпа, черные, как ягоды тутовника, зло блеснули. — Тогда поищите другого идиота, — сказал он, сунул флакон в карман и невозмутимо направился к выходу. Бэзил Холлуорд не ошибся. Северус Снейп был чертовски зол. Прежде всего на самого себя. Не подступи к горлу цепкая рука нищеты, он бы ни за что не сунулся в волшебный мир, для которого — как надеялся — вовремя умер. И все же навряд ли его могли забыть за год с лишком. Провалявшись несколько месяцев в магловской больнице, где его сочли потерявшим память, с трудом оформив документы на имя Эверетта Стоуна (магла, умершего на допросе у Лорда, чем-то похожего на него, Снейпа, и потому запомнившегося), Северус вышел в мир, который не знал и который был ему чужд и дик. Довольно быстро он обнаружил, что не имеет никаких средств к существованию. Работы не было — в магломире профессор Снейп был никто, без документов об образовании и без квалификации. Требовались грузчики и чернорабочие, фасовщики рыбы, разносчики пиццы, уборщики территории или операторы мусоровозов. (Во всяком случае, это были те вакансии, которые в организации по трудоустройству предложили легендарному Мастеру Зелий.) Отчаявшись и оголодав, Северус вынужден был ограбить собственный дом на Спиннерс-энд и едва не попался в руки дежурившим там аврорам во главе с выжившим болваном Гарри Поттером. Много унести не удалось — пару золотых колец, мешочек галлеонов, которые нельзя обменять, и немного подвернувшихся под руку зелий. Половина оных оказались просроченной дрянью, и то Оборотное, что Снейп сварил, испортив три кастрюли (котла не было) и загадив плиту в ливерпульской квартире, потеряло свои свойства раньше, чем Северус-Эверетт добрался от Ливерпуля до Литтл-Хэнглтона. Обнаружив, что превратился в себя самого прежде, чем достиг улицы Мороус, 13, Снейп так растерялся и разозлился, что едва не повернул назад. Колдовство было ему заказано, как и аппарация, по которой его отследили бы в момент. Усталый, голодный и злой, без гроша в кармане (дорогая бутылка крови не в счет), он пересилил себя и продолжил путь. К счастью, Кровавый Барон не подвел: клиент был Северусу незнаком, не говоря о том, что оказался не выходящим из дома безобидным призраком. Оставалось выбить из него нужную сумму. Десять тысяч, конечно, было многовато за полпинты, но Снейп был не из тех простаков, кто не умеет торговаться и не знает, с чего начинать. Дай Мерлин продать за шесть, думал он. Ведь удалось же ему купить вполне сносную шляпу и плащ за каких-то восемь фунтов, хотя наглый пройдоха с блошиного рынка ломил двадцатку. Ха! Не на того напал! — Погодите, сэр! — предсказуемо разволновался Холлуорд, бросаясь вслед за «уходящим» гостем. — Давайте всё обсудим! Присядьте, прошу вас, — почти умоляющим голосом сказал он. Повернувшись, будто сделал одолжение, Снейп смерил Холлуорда суровым взглядом с высоты своего роста. «Тряпка, зануда и ничтожество, — определил он. — Добряк и дурак. Надо было начать с двенадцати». «Высокомерный ублюдок, — решил Холлуорд. — Злобный хам. Небось, сам виноват во всех своих несчастьях». Почему Бэзилу подумалось о каких-то несчастьях, он не знал и сам. Но в черных, как душа гангстера, глазах Снейпа, счастья уж точно не было и духу. — Давайте по стаканчику, сэр, — торопливо сказал он вслух, пока торговец кровью не передумал. — Есть чудесное бургундское, правда, его там немного осталось, но на нас с вами хватит… Может, вы озябли? Тогда можно бы и огневиски. Меня Бэзил зовут, — он улыбнулся почти искренне, начиная привыкать к мрачному лицу гостя. «К вину он навряд ли закуску положит, — вихрем пронеслось в голове голодного как дьявол Северуса. — Скорей, к огневиски… А если нет? Эта морда наверняка хлещет, не закусывая. Если я выпью стакан и ничего не съем, то свалюсь в придорожную канаву, не доехав до Ливерпуля». — Бургундское было бы предпочтительнее, — сказал Снейп с высокомерием аристократа, будто это не он вчера, шатаясь по верфи, хлебал дармовое пиво с парой грязных докеров. — Можете звать меня Эверетт, — снизошел он. Здесь это имя никому ни о чем не говорило, а Северус успел к нему привыкнуть. Через четверть часа он уже сидел в гостиной, почти не прикасаясь к вину, зато уплетая за обе щеки и холодную телятину, и сыр, и бекон, жадно глотая яйца пашот и теплый хлеб — чудесный ароматный хлеб, который не шел ни в какое сравненье с дрянью из магловских супермаркетов и по которому он, Снейп, чертовски соскучился. Холлуорд, напротив, налег на огневиски, краем глаза наблюдая за странным гостем, но не особо удивляясь его аппетиту. Бэзил и сам любил поесть, хотя сейчас набивал брюхо скорей по привычке, — в своем призрачном состоянии он вполне мог обходиться без пищи. Иногда, увлекшись очередной картиной, он начисто забывал о еде, и тогда в его кладовых плесневел хлеб и сыр, портилось мясо, в муке заводились черви, а мыши изгрызали крупы: чары сохранности продуктов Бэзил накладывать не умел, впрочем, как и все остальные чары. Изобилию и свежестью сегодняшнего угощения Снейп был обязан натурщику Поттеру, ради которого художник пополнил запасы. К своему счастью, Снейп об этом не знал. Огневиски согревало и развязывало язык. В промежутке между телятиной и сыром Снейп уже знал, что фамилия хозяина — Холлуорд, что он одинокий холостяк, портретист, перебивающийся редкими заказами, официально работать в Министерстве не может, поскольку не имеет элементарных навыков волшебства, хуже презренного сквиба в глазах собратьев, а посему пишет портреты за скромную цену, не брезгуя ни живыми, ни мертвыми. — Всё так подорожало, — со вздохом сказал Холлуорд. — Не надейтесь меня разжалобить, — почувствовав, что если съест еще кусочек, то умрет от заворота кишок, Снейп сыто откинулся на спинку стула и вперил в гостеприимного хозяина почти что благосклонный взгляд. «Так и быть, уступлю за шесть с половиной», — подумал он. — Я не к тому сказал! — разгневался Бэзил, подогретый выпивкой. — Нечего усматривать в моих словах тайные намеки! Очень всё дорого нынче, разве не так? Не то, что каких-то пятьдесят лет назад! Вы знаете, почем сейчас обычная баночка белил, мистер Эверетт? Кстати, это имя или фамилия? — Фамилия, — автоматически солгал Снейп. «Поживи в Ливерпуле, в той дыре, что я, походи по магазинам, посмотри на цены! — обозленно подумал он. — Как сыр в масле катается, болван безголовый, а туда же, жаловаться, краски-замазки вздорожали!» С ругательством Снейп переборщил — голова Бэзила, как и все другие части тела, были на месте: дружно всасывали алкоголь и далеко от источника уходить не желали. — Вот и используйте ваши белила вместо драконьей крови, — сварливо пробурчал Снейп. — Если вам не нравится моя цена. Девять с половиной, так и быть. Он окинул цепким взглядом остатки сыра и телятины, размышляя, влезет ли в него что-нибудь еще или нет. — Такая сумма? Давайте все-таки в галлеонах, — предложил художник. — У меня плохо с фунтами. — А у кого хорошо? — вскинул бровь Снейп. — Я не хожу в «Гринготтс», ведь я вообще не покидаю дом, — вместе с глотком огневиски наполнился жалостью к себе Холлуорд. — Можно бы послать кого-то… Но тогда придется подождать. Разве вы не можете сам поменять деньги, мистер Эверетт? — Не ваше дело, могу или нет, — хамски буркнул Снейп. — Девять тысяч фунтов, и расстанемся с миром. Вновь вынув из кармана флакон, он со стуком поставил его на стол между объедками телятины и опустевшим блюдом ветчины. — У меня только шесть, — разволновался Холлуорд, уставившись на вожделенную кровь. — И то, если наберется. «Не мои проблемы», — хотел было сказать Снейп, случайно поднял взгляд поверх камина и… не сказал ничего. Из большой бронзовой рамы на него игриво смотрел прекрасный белокурый юноша, улыбаясь обольстительно припухшими губами и ласково щуря ресницы. В кудрях искусителя играли золотые лучи, в глазах таилось обещание нежности и страсти. Северус выронил вилку, которой собрался было наколоть последний кусок бекона. — Сколько стоит этот портрет? — хриплым голосом спросил он, кивнув на картину. — Нисколько! — завопил Холлуорд, вскочив, как подстреленный. Снейп среагировал мгновенно — быстро схватил драконью кровь и сунул в карман. Каким образом в его руке оказался тяжелый подсвечник, он не мог бы сказать и сам. — ОН не продается! — крикнул художник, тяжело дыша и наскакивая на гостя бойцовым петухом. — Сядьте, — властно сказал Снейп, угрожающе поигрывая подсвечником. — Похоже, вы перебрали, мистер Холлуорд. Художник с неожиданной ретивостью бросился к портрету (тот уже принял невинно-ангельский вид), не без труда снял со стены, отставил подальше, торопливо закрыл ширмой и только тогда плюхнулся на стул, вытирая пот со лба и дрожа всем телом, как желейный пудинг. — Простите, мистер Эверетт, — покаянно пробормотал он. — Вы имели полное право спросить. К счастью, то есть к сожалению, эта картина не продается. Но я могу предложить вам не менее интересного юношу. «Не нужны мне твои чертовы юноши», — хотел было сказать Снейп, но не успел: Бэзил выскочил из гостиной, но вскоре вернулся, прижимая к груди массивный прямоугольник, обернутый тряпкой. Северус, отяжелевший от сытной еды, не послал художника к дьяволу не потому, что разомлел. Рассматривать мазню Холлуорда было некогда и незачем, он хотел получить шесть тысяч и убраться восвояси, но внезапно подумал, что если картина так же хороша, как то полотно, что висело над камином, а сейчас стояло за ширмой, то ее можно было бы загнать ливерпульским скупщикам — маглы не отличают магическую живопись от обычной: их глупые глаза не видят движений фигур на полотне, а уши простаков не слышат голоса портретов. — Вот, мистер Эверетт, — слегка дрожащими руками Бэзил стянул с картины покрывало и развернул ее к гостю. — Этого милого юношу я рисовал для себя, но… — он смешался и не договорил, не умея лгать, но и не желая говорить правду. Северус мазнул равнодушным взглядом по полотну. — Блондинов нет? — спросил он. — Нет, к сожалению, — огорчился художник. — Но этот мальчик тоже очень хорош, глаза просто восхитительные, — он прикусил язык, боясь расточать комплименты натурщику, чтобы не дразнить Дориана за ширмой. — Заверните, — небрежно сказал Снейп, не глядя на портрет. — Сойдет в качестве компенсации, так и быть. Подумав, что его желудок способен вместить в себя еще несколько ломтиков сыра, Северус приступил к расправе над оными, не забыв отдать должное и бургундскому. «Он что, не узнал своего ученика? — недоуменно подумал Холлуорд, укладывая портрет на пол, чтобы удобней было заворачивать. — Ах да, Гарри на картине всё ещё мертв!» Без всякой задней мысли он схватил со стола предмет торга — драконью кровь — и прежде чем непростительно расслабившийся Снейп понял, что происходит, вытянул пробку из флакона и ловко капнул три капли в центр полотна. — Здравствуй, Га… — начал было Бэзил, желая поприветствовать сладко потянувшегося на диване юношу. — Что вы делаете! — Снейп вскочил и вырвал у художника из рук бутылку драгоценной крови. — Рассчитайтесь сначала, милейший! На кой дьявол его оживлять! — прорычал он, по-прежнему не глядя на картину и от злости едва не наступив на нее. — Только кровь извели! Упакуйте вашу мазню, и покончим с этим! Полупьяный и изнервничавшийся Холлуорд торопливо завернул портрет в покрывало, успев послать Гарри слезливо-прощальный взгляд. — И веревкой обвяжите, — сурово прибавил Снейп, раздраженно думая о том, что лучше бы он выторговал у призрака предмет помельче: волочить картину в Ливерпуль было делом нелегким, в особенности с его здоровьем. — Деньги, мистер Холлуорд, — жестко напомнил он, стоило художнику разогнуться и открыть рот, силясь сказать что-то. Ругая гостя хамом и негодяем, призрак вылетел из гостиной (в буквальном смысле, притом по частям) и бросился в кабинет, где в старом бюро хранились его скудные финансы. Не прошло и получаса (в основном потраченных на скрупулезный подсчет), как Снейп уже шагал вниз по улице Мороус, согнувшись под тяжестью картины и унося в карманах грязного плаща шесть тысяч фунтов, двадцать долларов, десять евро мелочью, пятнадцать иен, пять франков республики Джибути, восемь рупий, пять тенге, сто танзанийских шиллингов и двадцать пять российских рублей. Северус-Эверетт Снейп был чертовски доволен сделкой. *** Допив до дна бутылку огневиски, Бэзил Холлуорд, с пылающим взглядом и не менее пылающим от алкоголя нутром, ринулся в студию, охваченный накатившим вдохновением и страстным желанием нарисовать портрет урода, злодея и негодяя Северуса Снейпа, пока образ свеж в памяти. В гостиной за ширмой изнывал от скуки обиженный и забытый Дориан. Глава 3. Печально понурив голову и уронив руки (в прямом смысле слова), Бэзил Холлуорд жестоко страдал. О, лучше бы это была головная боль с похмелья! Увы, в его призрачном положении физической боли не существовало — ее сменила душевная. И сейчас, терзаемый муками совести и раскаяния, Бэзил вздыхал и ухал, опустившись до примитивно-привиденческих инстинктов. Причиной уныния протрезвевшего художника была с каждой минутой нарастающая уверенность, что он ошибся, и ошибся фатально. «С чего я взял, что мистер Эверетт и профессор Снейп — одно и то же лицо? — удрученно думал Бэзил, переводя взгляд со свеженамалеванного портрета на газетную колдографию. — Где оно, померещившееся мне сходство? Мой глаз, привыкший отдыхать на красоте, вполне мог спутать одного урода с другим, воображение связало страшилищ воедино, и, voilà, скажите на милость, кто этот гибрид?» Он вгляделся красными от творческого угара (а может, возлияния) глазами в стоящий на полу портрет «Снейпа», пока что неподвижный, — у Холлуорда не было ни малейшего желания тратить драконью кровь на неудавшуюся работу. — Эверетт, — пробормотал он. — Возможно... Но не Снейп! Как он писал портрет вчерашнего гостя, Холлуорд помнил весьма смутно. И искренне удивился, обнаружив утром, что вместо хладнокровного бандита и вымогателя валюты изобразил какую-то драматическую личность. Сходство с мистером Эвереттом было налицо, но вместо высокомерия, цинизма и дьявольщины в глазах портрета читалась тоска. Тихая тоска и печаль, несомненно чуждая таким мерзавцам, как Эверетт. Мало того, сами глаза в тени ресниц, черные, мягкие и грустные, оказались такими умными и красивыми, что даже напомнили Бэзилу о теплых бархатных ночах Италии. — Это не он! — Холлуорд в отчаянии обхватил отпадающую голову руками. — Хуже того, ни тот ни другой! Что я скажу Гарри? А вдруг он потребует свой портрет назад? О боги, что же делать? Всё еще дувшийся на него Дориан и не думал утешать друга, молча и насмешливо внимая, как тот причитает, что извел на негодяя Эверетта пять тюбиков сажи газовой, три — черного Марса, два — жженой умбры и столько же сепии, и, вдобавок, израсходовал целую баночку цинковых белил, чтобы передать оттенок кожи а ля «брюхо дохлого лосося». Едва ли не полбанки ушло на здоровенный нос мерзавца, чего хватило бы на не менее гордые носы трех-четырех римских кардиналов. Бормотание опечаленного художника прервал стук дверного молоточка, который был в полной исправности, хотя, казалось, заржавел и не производил ни звука снаружи, поддерживая иллюзию запустения. — Это он! — горестно воскликнул Холлуорд, проклиная дары Бахуса, из-за которых с пьяных глаз послал Гарри сову с запиской «Ваш заказ готов». Аврор Поттер влетел в прихожую, румяный как пион и свежий, как морской бриз, с такой радостью и надеждой в полюбившихся Бэзилу глазах, что бедный художник, истерзанный совестью, только тяжко и безутешно вздохнул. — О, Гарри! Забыв о ревности Дориана (хотя в холле не было его портрета, чтобы всякий пришлый визитер не осквернил вульгарным глазом красоту), Холлуорд поспешил навстречу молодому человеку и в полном смятении схватил его за руки. — Я страшно виноват перед вами, — едва не плача, сказал он. — Мне не стоило присылать сову. — Почему? — удивился Гарри. — Потому что пять утра было? Ну что вы, Бэзил, аврорам совы круглые сутки спать не дают. И если бы только совы, — с улыбкой прибавил он и огляделся по сторонам с любопытством ребенка, жаждущего увидеть новую игрушку: — Где он? Бэзил с похоронным лицом направился к картине, которую снес вниз и небрежно прислонил к бронзовой скульптуре Меркурия, позеленевшего то ли от времени, то ли от злости: лицо бога торговли было сурово, а губы крепко сжаты, возможно потому, что каждый гость норовил повесить мантию или плащ ему на руку, как швейцару, но не думал элементарно дать на чай. Мысленно сосчитав до трех по-английски, потом по-французски, затем по-немецки, Холлуорд убрал закрывающий портрет экран. Вытаращив глаза, Гарри отступил на шаг назад. Холлуорд уже приготовился сказать, что приносит тысячу извинений, в максимально короткий срок переделает испорченную работу и… — Обалдеть, — прошептал аврор Поттер. Что значит сие слово, Бэзил не знал, но решил — ругательство. — Это он! — в зеленых глазах Гарри зажглось такое восхищение, что Холлуорд оторопел. — Потрясающе! Невероятно! Вы гений, Бэзил! Он ринулся к оцепеневшему художнику и потряс ему тут же отвалившуюся от удивления руку. — Профессор Снейп! Как живой! — счастливо сиял Гарри. «Да ведь я его еще не оживлял, уродца, — недоуменно подумал парализованный непониманием Бэзил. — Неужели бедный мальчик настолько плохо видит?» Гарри подошел поближе и вгляделся в портрет, не замечая, что благодарно прижимает к груди отпавшую кисть руки призрака (та не возражала). — Снейп плохо выглядит, — задумчиво сказал он и прибавил с грустью: — Постарел, похудел, с виду больной какой-то… Только глаза прежние. Бэзил хотел почесать в затылке, но было нечем: вторая его рука лихорадочно листала «Словарь современных английских выражений и оборотов» в поисках слова «обалдеть». — Вы и впрямь думаете, что он так изменился? — спросил Гарри так доверчиво, что призрак окончательно стушевался, расстроился и от огорчения развалился на столько кусков, что не ответил на вопрос. «Одним почитателям таланта надо терпеливо разжевывать каждую деталь, другим, насмешливым и недоверчивым критикам — забивать мозги пудрой «Это видение автора», а третьи верят тебе так искренне и безоговорочно, что остается только обнять их, прижать к сердцу и заплакать», — подумала голова художника, от стыда укатившаяся в пыльный угол. Поначалу, рассмотрев торговца кровью, которого по глупости принял за Северуса Снейпа, Холлуорд твердо решил, что даже оставь этот негодяй визитку с адресом, он не покажет ее Гарри ни за какие коврижки. Кто-кто, а он, Бэзил, прекрасно знает, чем кончается общение с подобными мерзавцами, бедный невинный Дори — тому пример. Промолчать — не солгать, подумал Холлуорд. Но теперь к этому греху прибавилась ложь настоящая: Эверетт никак не мог быть Снейпом. Мало ли в той же Италии одинаково печальных черных глаз? Гарри, как завороженный, стоял у картины, ничего не замечая. Придавленный стыдом, Холлуорд кое-как собрался с телом и духом и усилием воли подтащил себя к картине. — Ну что же… Давайте его оживим, Гарри, — со вздохом сказал он, приготовившись к разоблачению. — И тогда Эве… Северус Снейп скажет нам ПРАВДУ. — Думаете, он вот так сразу признается, где его найти? — с сомнением спросил Гарри. — Если Снейп не хочет, чтобы мы знали о его местонахождении, то это может стать проблемой, Гермиона так и сказала… Снейп с портрета может и сам не знать, где он. От портретов порой мало толку, — вздохнул он. — Даже от умерших и мудрых, ведь у них двухмерный разум… Надеюсь, что Снейп жив. Это самое главное. «А живой Снейп никогда откровенностью не отличался», — подумал он. Холлуорд куда-то ушел и вернулся с темно-рубиновым флаконом драконьей крови. Гарри мельком глянул на сосуд, обтянутый тонкими плетеными шнурочками из драконьей кожи, и смутно подумал, что где-то видел подобный. Быть может, даже в школьной кладовой Снейпа. — Постойте, Бэзил, — остановил он художника. — Скажите, а я бы мог оживить портрет у себя дома? Без свидетелей? — Гарри смутился и покраснел так мило, что очарованный и растроганный Бэзил едва не выронил флакон из рук. «Этим ты только отсрочишь мою казнь», — с горечью подумал Холлуорд. — Да, если перед этим я вдохну в картину свой дух, — сказал он. — Разве вы не вдохнули? — искренне удивился Гарри. — Да, но формальность есть формальность, — пробурчал Холлуорд. — У Бога и в церкви тоже так. Шагнув к картине, он неохотно наклонился над портретом и шумно дохнул перегаром в центр полотна. Гарри на секунду померещилось, что Снейп скривился. — Когда придете домой, просто капните три капли на его лицо, — сказал Бэзил. — Погодите, я… — Не надо, — перебил Гарри, поняв, что тот хочет отлить ему драконьей крови. — У меня этой дряни целый галлон. Недавно конфисковали со склада Пожирателей едва ли не цистер… — он смолк, не договорив, и покраснел до ушей. Это все-таки не жабросли и не шкурка бумсланга. Гермиона, та три галлона вывезла (со словами «Это ведь на добрые дела»), а они с Роном скромно по одному взяли. (Ну а потом уж отчет составили.) Видимо, Гарри был совсем неопытным и зеленым аврором, поскольку не переставал втайне мучиться совестью. Холлуорд стоял, молча любуясь непонятной ему растерянностью молодого человека, от которой нежно загорелось свежее юное лицо, а в глазах — удивительных, полных тайны глазах ребенка и одновременно взрослого — мелькнула непонятная грусть. — Спасибо, Бэзил, — улыбнулся Гарри, опомнившись. Не успел художник вдосталь наглядеться на краски весны в его лице, как Гарри прошептал заклинание, коснулся палочкой портрета, уменьшив его до размера вкладыша от шоколадной лягушки и, подобрав с пола фантик, сунул его в карман мантии. — Ах да, — смущенно сказал он, сунув руку в другой карман. — Чуть не забыл. Знаете, Бэзил, обмен — это, конечно, хорошо, но я тут подумал… Короче, вот, — он повесил на руку бронзовому Меркурию какой-то звякнувший мешочек и густо покраснел. — Спасибо, сэр! А кровь как-нибудь на выходных занесу. Прежде, чем Бэзил успел вымолвить и слово, Гарри исчез с легким волшебным хлопком. Будто и не было его никогда — улыбчивого мальчишки со взрослой печалью в зеленых глазах. Услышав скрежет металла, Холлуорд очнулся от ступора и повернул голову на звук. Бронзовый Меркурий, скаля в хищной улыбке хлорно-зеленые зубы, крепко стиснул мешочек железным кулаком. — Ты-ся-ча двес-ти га-ле-о-нов, — проскрежетал бог торговли, не раскрывавший рта лет тридцать. — Шесть ты-сяч фунтов. Но, быть мо-жет, я не в кур-се кур-са. Сжав пальцами занывшие от фантомной боли виски, призрак выругался, пнул ногой статую Меркурия и с глухим стоном скрылся в глубине дома.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 Следующая ⇒