Конец третьей части. 5 страница

Выступающий сменял другого, песни сменяли танцы, радость сменяла грусть, а Энринна понимала, как много потеряли вампиры, отказавшись от проведения таких праздников.

Энри получила огромное количество эмоций и даже почти забыла о Вениторе. Очнулась она только тогда, когда небо начало темнеть, хотя выступления ещё продолжались.

Кирме, кажется, тоже нравилось все то, что тут происходило, но она уже выглядела уставшей. Заметив взгляд Энри, Кирма спросила:

— Можем вернуться обратно.

— Я хочу ещё немного походить тут.

— Я могу оставить тебя одну. Стара я уже стала для длительных похождений, что врать. Сможешь побыть тут без меня?

— Конечно, — Энри кивнула. — Спокойных снов.

Кирма кивнула и, сказав Энринне, чтобы та была осторожной, скрылась из виду.

А у Энринны ещё была целая парочка энге, и она собиралась срочно потратить эти деньги. Покидать праздник просто так не наблюдалось уже никакого желания.

И тогда Энри двинулась туда, где, по ее мнению, находились торговые палатки. Прилавки под деревянными крышами действительно оказались торговыми палатками, полностью уложенными выпечкой, яркой одеждой и прочими вещами.

Странно. Уже вечер, а палатки так и не опустели, хотя возле них постоянно толпились люди. Только у одной из палаток было пусто.

Энринна подошла поближе — ей просто стало любопытно узнать, что так не любит народ, и увидела, что на самом прилавке ничего не лежало. Зато за ним сидела женщина лет тридцати с распущенными темно-русыми волосами, достигающими лопаток. Она куталась в вязаную шаль, и лицо ее казалось даже несколько грустным.

Почувствовав, что за ней наблюдают, женщина подняла голову и столкнулась взглядом своих серых, почти бесцветных глаз, с ярко-голубыми глазами Энри. На ее лице появилась легкая улыбка, и она махнула рукой, зазывая Энринну к себе.

Наверное, ей нужно было опасаться, вовсе не подходить к этой женщине, но Энри все равно двинулась к ней.

Когда она оказалась за прилавком, та произнесла:

— Чудесный праздник, не правда ли?

Почему-то Энри слабо верила, что эта женщина подозвала ее, чтобы просто поговорить. Они, торговцы то есть, никогда не подзывают к себе кого-либо просто так…

Но Энринна кивнула и произнесла осторожно:

— Чудесный.

Её собеседница расхохоталась, но потом взгляд ее стал серьезным, и она медленно перевела взгляд с лица виры на ее живот.

— Хочешь, открою секрет? — полюбопытствовала она. — Он, правда, не бесплатен… Но я могу сделать тебе небольшой подарок и назначить цену секрета одним энге.

Энри нахмурилась. Вот, что от нее надо было этой женщине!

— А вы кто? — вдруг спросила она.

— Ах, — женщина чуть улыбнулась, — можешь называть меня ведьмой или гадалкой, вира, — последнее слово она произнесла, стараясь, чтобы ее могла расслышать только Энри.

Энринна замерла, а гадалка воскликнула:

— Ну теперь ты мне веришь? Покупай секрет, я знаю, что у тебя есть на это деньги… Чтобы окончательно тебя убедить, скажу, что он связан с тем прекрасным мужчиной, у которого очаровательные серые глаза… И имя его начинается на букву «В». И...

— Ладно, — вздохнула Энри. Она порыскала в кармане брюк и достала оттуда монету, которую тут же протянула гадалке. Та не заставила себя ждать, и монета тут же оказалась в ее ладони.

— Итак, — она прикрыла глаза, будто пытаясь что-то уловить. — Хочу тебя обрадовать, то есть, пока обрадовать — ты теперь не одна.

— Это что значит? — уточнила Энри.

Рядом прошла парочка горожан, бросив пару любопытствующих взглядов на гадалку и стоящую рядом с ней виру.

— И я не про твоего мужчину говорю, не подумай, — гадалка покачала головой, а потом произнесла всего лишь одно слово: — Дочка.

— Чья дочка?

Гадалка внимательно посмотрела вире в глаза, и в ее собственных застыло изумление. Наверное, она не осознавала, как можно быть такой непонятливой.

— Твоя дочка. И его дочка.

— У нас будет дочка? — не поверила ее словам Энринна.

— Она уже почти есть. Вот тут, — и гадалка кивнула в сторону ее живота.

Кажется, теперь Энринна все поняла.

И у них действительно должна родиться дочь?..

— Вот что я тебе ещё хочу сказать, — продолжила гадалка. — Ты, хоть и выглядишь сообразительной, можешь наделать глупостей, связанных с твоей дочкой, когда узнаешь одну его тайну… Вашу общую тайну. Поэтому — мой тебе совет — обязательно подумай, прежде чем идти на рискованный шаг.

— О чем вы? — уточнила Энринна.

— Сама узнаешь, когда будет время, — гадалка пожала плечами, но в ее глазах застыла грусть. Тогда Энри предложила:

— А если я предложу вам ещё один энге?

Её собеседница качнула головой и рассмеялась, только сейчас в ее смехе уже не было прежнего веселья.

— Ты должна узнать все сама.

Энри кивнула.

Она принимала решение гадалки, хоть и не одобряла его.

Энринна стояла, смотрела куда-то в непонятном направлении, и в голове ее поселилась пустота.

Почему-то она верила, что эта женщина с почти бесцветными светло-серыми глазами не врет. А если она не врет, то…

Дочка.

Интересно, Венитор обрадуется, когда узнает об этом? Все-таки, Энринна — вира. А это значит, что и ее дочь будет такой же. И его, мага, дочь будет вирой.

— Ты можешь идти, — вдруг произнесла гадалка. — Будь счастлива, дорогая.

Энри, кивнув ещё раз, скрылась в толпе.

Гадалка проводила ее взглядом, а потом вздохнула, понимая, что у этой девушки опять все ломается. «Будь счастлива…».

Она считала, что сложно быть счастливой, когда у тебя все забирают. Вновь.

Будь счастлива, вира. Но только, к сожалению, без него. И без собственной дочери.

Она убрала энге, который так и продолжала держать в руках, в карман, и снова нацепила на лицо привычную зазывающую улыбку — где-то там, невдалеке, появилась ещё одна юная очаровательная девушка.

***

Наступала весна.

Нет, не так — она наступала где-то по календарю, может быть, в воздухе, а ещё проявлялась на лицах горожан. Вот только в душе у Энри по-прежнему обитала зима и лютый мороз, потрескивающий где-то глубоко в душе и делающий больно своими ледяными щупальцами.

Он не возвращался.

Венитора не было рядом уже три месяца.

И открытки, те магические открытки, которые он обещал изобрести ради нее, так и не пришли. Умерли, наверное, по дороге, размылись под снегом, застыли в вечных льдах.

А Энри оставалась одна.

Глотала слезы, сидя в своей маленькой и совсем неуютной комнате, и вспоминала каждый миг, проведенный рядом с Венитором.

Их оказалось очень мало — этих мигов. И все они стремились как можно скорее скрыться из памяти. И Энринна хваталась за них, что есть сил, пытаясь удержать, сохранить для холодных весенних вечеров.

Она верила, она просто не могла не верить, что Венитор не вернется.

Но сейчас ей все равно было слишком плохо.

И даже Кирма, кажется, это заметила. Но ничего не говорила. Может быть, она ее понимала?

Иногда Энринна, сидя вместе с кошкой, думала о том, что и не нужна ей эта дочь — зачем ей ребенок, если рядом нет его отца? Но тут же отдергивала себя.

Это ведь все-таки его, Венитора, дочка.

Он обязательно вернется и будет очень рад этому событию.

Несомненно.

В том, что дочь у нее все-таки будет, Энринна не сомневалась.

Она уже это видела.

Не только она.

А кошка с чудесными желто-зелеными глазами вечерами пела ей свои убаюкивающие песни.

***

Этот разговор случился тогда, когда весна была в самом разгаре, Венитор так и не вернулся, а Энринна куталась в плотные кофты, чтобы никто не смог ни о чем догадаться.

Впрочем, те, кто нуждался в этом знании, давно обо всем знали.

Энринна тогда шла по городу, и ее черные волосы, уже не длинные, а еле достигали шеи, развевались на ветру. Она состригла из после праздника Рождения и Очищения, будто действительно пыталась отчиститься, и сейчас они уже успели отрасти, но все равно ни в какое сравнение не шли с той длиной, что Энринна носила прежде. А Кирма, увидев новую прическу Энри, ещё долго охала и ахала, удивляясь такой кардинальной перемене.

Зато в голове стало легко. На некоторое время.

А надежда — надежда на возвращение Венитора — таяла с каждым днем, как таял снег перед Кровавым замком, пригретый теплыми лучами, и оставляла после себя лишь лужи. Иногда Энри думала, что Венитор уехал намеренно — просто потому что передумал. Просто потому что пожалел.

Она уже не знала, во что верить и как быть дальше.

Она заблудилась — сама в себе. И потеряла того, кто был ей дорог.

Но сейчас Энринна просто шла по дорожке к рынку, и мимо нее проносились такие же люди и маги. Рядом дул ветер, а на небе светило нежное солнце. В такой день надо радоваться, гулять до позднего вечера, улыбаться и затмевать своей улыбкой солнце, но Энринна сейчас выглядела мрачнее тучи.

Она почти всегда была такой.

И даже сейчас, оказавшись на рынке, даже голову не повернула в сторону прилавков с яркими вещами, которые обычно с любопытством разглядывала.

Ей надо было купить яблоки — она сейчас частенько их покупала, считая, что нужно есть больше полезной пищи. Все-таки она — будущая мать…

И неважно, что одиночка. Наверное.

Но кто-то окликнул Энринну, и она тут же обернулась назад. Голос был мужским, смутно знакомым, и, повернувшись на источник звука, Энри поняла, почему.

Это был Ардиан. Её бывший жених. Тот, из-за кого, возможно, у Венитора сейчас проблемы.

В душе Энри тут же запылала ярость, но она сдержалась, не стала проявлять свои эмоции, лишь обратила на Ардиана тяжелый взгляд.

Ардиан был одет в темные брюки, коричневый плащ, в этот период времени почитаемый среди абсолютно всех магов, и смотрел так весело, будто только что выиграл целое состояние. И Энринна слабо верила, что причиной его радости являлась именно она.

Маг подошел чуть ближе, сверкая светлыми глазами, и произнес:

— Давно не виделись.

— Соскучился? — Энринна посмотрела на него так высокомерно, как только могла.

Он во всем виноват. Во всех ее бедах и несчастьях.

Ардиан рассмеялся и растеребил короткие волосы на голове виры. Она же только плотнее закуталась в свою кофту.

— Тебе идет. Добавляет, что ли, смелости твоему образу. Роковая вира.

— Это все, что ты хотел мне сказать? — недовольно уточнила Энри.

— Не все, дорогая. Что же ты так нелюбезно со мной разговариваешь? Я хотел предупредить тебя кое о чем. И так удачно встретил…

— Мне не нужны никакие предупреждения.

На лице Энринны так и не проявилась ни одна эмоция, зато сердце, кажется, стало стучать чаще. Ардиан, если он правда хотел предупредить ее, мог предупреждать только о двух вещах: либо что-то случилось в Кровавом замке, либо…

Венитор.

— Я могу уйти? — спросил Ардиан с ухмылкой.

Кажется, он что-то понял.

Но если он действительно обладал какими-либо знаниями о Вениторе, то они очень пригодились бы Энри!

Или она все же ошибается в своих догадках?

Энринна молчала, и тогда Ардиан предложил:

— Можем зайти, скажем, во-он в тот трактир, — Ардиан кивнул куда-то за свою спину, и Эрни мимолетом отметила потрескавшуюся деревянную вывеску, висящую на этом здании. — Или, конечно, ты можешь идти по своим делам. Вот только жалеть потом будешь.

Энри глубже вздохнула и кивнула.

Ардиан отбросил назад свои падающие на лоб светлые волосы, которые по длине сейчас превышали волосы Энринны, и уточнил:

— В трактир?

— Да.

Их взгляды встретились.

Глаза Ардиана смотрели насмешливо, и он вдруг спросил:

— Холодно, раз в кофты кутаешься?

— Противно, — гордо ответила Энринна.

Ардиан удивленно приподнял бровь, но ничего не сказал. А потом они направились в трактир, расположенный совсем рядом с рынком.

В трактире было многолюдно, и им удалось отвоевать столик только в самом центре, что ужасно не понравилось и магу, и вире. Впрочем, последней тут не нравилось вообще все, и когда вмиг прибежавшая подавальщица стала перечислять блюда, имеющиеся в трактире, Энринна только поморщилась.

— Ничего не желаешь? — спросил у нее Ардиан.

— Ничего.

— Может быть, вина?

— Нет.

Энри передернула плечами, и Ардиан, сдавшись, решил ей больше ничего не предлагать. В самом деле, они ведь пришли сюда ради разговора.

— Знаешь, — вдруг признался Ардиан, — а я тебя уже почти простил.

— Я должна быть счастлива? — Энринна посмотрела на него исподлобья.

— Да, — не стал спорить маг. Сейчас он выглядел довольно хорошо, и светлые волосы, касающиеся плаща, придавали ему особое очарование. Ардиан был привлекательным и, наверное, надеялся, что Энри это оценит.

— И что же, ты видишь счастье на моем лице?

Энри почему-то совсем его не боялась. Она его ненавидела: тихо, не проявляя своих эмоций. И, если бы не те люди, что сидели рядом, обязательно бы все ему высказала.

— На твоем лице я вижу недовольство и непокорность.

— Ты отлично умеешь читать по лицам.

— А ты — хамить. Тебя не учили вежливости? А хотя о чем я говорю? Хамство у вас, как я вижу, заложено в крови. Так вот, что я хотел тебе сказать…

Ардиан сделал таинственную паузу, а потом продолжил:

— Он не вернется. Можешь не ждать.

Маг явно заметил, как в глазах его собеседницы появился испуг. И мысленно хмыкнул: все-таки смог ее задеть.

— Я не понимаю, о чем ты, — Энри пыталась показать, что ей совершенно безразличны слова Ардиана, хотя он уже убедился в обратном.

— О нашем общем знакомом. Есть такой один, знаешь ли. Венитором кличут.

Энринна молчала, не в силах сказать и слова, а Ардиан продолжил, наслаждаясь своей победой:

— Он бросил тебя, милая.

Энринна вдруг откинулась на спинку стула и рассмеялась. Успокоившись, она поинтересовалась:

— Это все, или ты придумал ещё что-то такое же смешное и нелепое?

— Ну, если для тебя то, что тебя выкинули, словно ненужную вещь, является смешным, то мне очень тебя жаль, вира.

— Ты лучше бы себя жалел.

Энри пыталась говорить уверенно и насмешливо, так, будто бы только что не слышала слова Ардиана, утверждающего, что Венитор намеренно уехал от нее.

Он просто не мог так поступить. Она ведь его любит.

Но любит ли он ее?

В душе Энринны поселилось крохотное сомнение.

— Когда он обещал вернуться? Через месяц? Два? Насколько я знаю, уже прошло больше четырех с тех времен, как он тебя покинул. Тебе ни о чем мне это не говорит, милая?

— Это говорит мне только о том, что ты пытаешься меня обмануть.

Энри гордо вздернула нос.

Она не покажет ему свою слабость.

Не сейчас.

— Ты так наивна.

— Ты так глуп.

Глаза против глаз.

Гордость против гордости.

Обида против… обиды?

Нет, Ардиан совершенно не обижался на Энринну. А Энри почти не верила, что Венитор мог так поступить.

Вот только это «почти»…

Ардиан говорил о том, о чем Энри пыталась не думать даже наедине с собой. Может быть, именно поэтому ее так ранили слова мага?

— Знаешь, я даже могу с тобой поспорить, — вдруг предложил Ардиан. — Если он вернется к концу лета, то, скажем, я отдам тебе какую-либо крупную сумму денег…

— Ты же говоришь, что он не вернется никогда, — заметила Энринна.

— Ты же этому не веришь, милая.

Та самая подавальщица наконец принесла Ардиану заказ: суп, от которого явно пахло грибами, салат, включающий в себя большое количество зелени, напиток в высокой кружке. Ардиан, подмигнув вире, принялся есть, а она резво поднялась из-за стола, не удостоив его даже прощальным взглядом.

Она все равно будет верить. И все равно будет ждать.

Несмотря ни на что.

Едва только Энринна оказалась на улице, как ветер вновь принялся играть с ее короткими волосами. А сама вира шла в свою маленькую комнату, стараясь как можно скорее отсюда уйти.

О яблоках она совершенно забыла.

О словах Ардиана — нет.

Я так соскучилась. Вот грусть:

Не знаем мы, где ты, где я.

Тебя я, может быть, найду,

Как зацветет дефилия.

А я все так же — лишь одна.

Вокруг нет перемирия.

На небе пусть горит звезда,

А ты цвети, дефилия.

Все потеряла. Отдала.

Сдалась вдруг от бессилия.

Ведь хорошо твои дела?

Завяла вся дефилия.

Как будто сказка для юнца,

Про то, что счастье — хилое.

Любим мной будешь до конца,

Пусть не цветет дефилия.

Часть 3. Телль, или Кровные связи

Сияние глаз твоих лучшей зовется наградой,

По этой причине я вижу его слишком редко.

Безумно приятно, когда ты хоть чуточку рада.

Внутри из-за мглы все звенит леденеющим блеском.

А кровные связи, не кровные… Это ль не глупо,

Всю жизнь свою, мир загонять под привычные рамки?

Нам осень подарит цвета белоснежные утром,

И я буду ждать тебя… Ждать, чтобы ты была рядом.

Глава 1

Её дочка, та самая, обещанная гадалкой, была просто прелестна. Энринна до сих пор помнила ее ручки, крохотные пальцы, которыми она цеплялась за родную мать и серые глаза, слишком похожие на те, что были у Венитора. Впрочем, кто-то говорил, что все рождаются с именно серыми глазами, а потом уже их цвет меняется…

Они жили вместе — некоторое время. И, несмотря на то, что когда дочка Энри родилась, Венитор так и не вернулся, Энринна, за месяц до рождения дочери ушедшая от Кирмы, ни за что не хотела отдавать ее кому-либо.

А потом наступили сложные времена — так их называла вира. Кто-то из магов узнал, что она — вира. А также то, что у нее есть дочь. И то, кто ее отец.

После того как к ней пришли и сообщили, что не потерпят этого, она ещё долго сидела около стены, держа на руках дочку и вытирая крупные слезы.

Она верила, что во всем виноват Ардиан.

Она не хотела смотреть на все эти события глобально… Если бы она знала… Если бы кто-то сказал ей, что она все-таки сделала то, что должна была…

Но и сдаваться Энринна просто так не хотела: ещё долго спорила, срывала голос, убеждая, что не делает ничего плохого, но маги лишь утверждали, что вампиров в своем городе не потерпят. В количестве двух, заселяющих одну комнату, — точно.

Спустя пару недель компромисс все же нашелся: Энринна и ее дочь могут жить среди магов, но — отдельно друг от друга. За пребывание здесь виры и поставки ей крови, ей предлагали отказаться ее ребенка и отдать дочь в другую семью. О судьбе маленькой виры они все же беспокоились. Все-таки, она была дочкой мага, значит, могла проявить магические способности…

Энри предлагали распрощаться с ней. Навсегда.

Энринна, внутри которой в один момент все сломалось — спустя чуть меньше года после того, как исчез маг, вдруг согласилась.

Больше дочь она не видела, и, как говорили маги, сейчас она жила очень далеко отсюда. Настолько далеко, что Энри даже не следовало знать название того населенного пункта.

Почему ее не казнили сразу, Энри не знала.

Почему Ардиан, утверждающий, что Венитор не вернется, был прав — тоже.

Она даже не знала имени собственной дочери! Не успела дать ей его. Боялась дать — иначе она привязалась бы к ней ещё больше…

Дочку отобрали, и Энри вернулась к травам.

И сейчас, спустя почти семнадцать лет после того момента, не понимала, почему все-таки перестала бороться. Да, Венитор предал ее. Но разве в этом была виновата их дочка?

Энринна могла сбежать, взяв ее. Но тогда они всю жизнь жили бы в нищете. Если бы вообще жили. Если бы знали, как добыть кровь. Если бы…

Глупо жалеть о том, что уже невозможно исправить.

Но глупо и вовсе забывать о прошлом.

Вире просто хотелось верить, что в данный момент ее дочка счастлива. И что именно в этот день, день ее рождения, она улыбается. Дочка появилась на свет чуть позднее, чем это ожидали маги, месяца на полтора позже положенного срока. Но сама Энри не видела в этом ничего удивительного — виры всегда носили детей под сердцем чуть дольше, так уж было заложено, что внутри матери они росли чуть медленнее человеческого ребенка.

Энринна поправила шаль, спустившуюся с левого плеча, и последний раз посмотрела на себя в зеркало. За то время, что она прожила здесь, в Ринее, вира почти не изменилась. Конечно, немного повзрослела — сейчас ей можно было дать около двадцати пяти, но все также оставалось молодой и, наверное, красивой. Только глаза казались более несчастными. И выражение лица стало чуть грубее.

Она, захлопнув дверь своего личного совсем небольшого домика, замкнула ее на замок и спустилась с крыльца.

Листья на деревьях, растущих перед ее домом, начинали желтеть.

Наступала осень.

В данный момент Энринне нужно было идти в лавку с травами. Сейчас именно она являлась ее хозяйкой, сменив Кирму, которая, увидев, что ее помощница, спустя почти два месяца вернувшаяся и без живота, и без ребенка, но с жаждой работы, стала разбираться в травах ничуть не хуже ее самой, отдала вире в руки бразды правления. Это произошло лет десять или одиннадцать назад. И с того события Энри видела Кирму всего раза два или три раза, потому что травница, вернее, уже бывшая травница, переехала к своему любимому человеку.

Всем вокруг, наверное, было если не очень хорошо, то относительно спокойно. Тот же Ардиан — уже взрослый мужчина и почетный маг, сначала занявший место Венитора, а после поднявшийся ещё выше, встретил любимую женщину и, кажется, вполне был этому рад.

Испортил жизнь Энринне, Ньеру, Венитору, ее дочке, а сам радуется, как ни в чем не бывало.

Так всегда происходит.

И иногда Энри казалось, что справедливость если и существует, то даже не догадывается о существовании Энринны.

Энри, добравшись до лавки, открыла дверь и вошла внутрь. Тут же загорелись неяркие лампочки — она купила их несколько месяцев назад, и те ее вполне устраивали.

За те годы, что Энри тут работала, покупателей становилось все больше и больше. Вот и сейчас — только она скинула шаль, как дверь распахнулась.

Теперь она понимала желание Кирмы найти себе помощницу. Энринне и самой порой надоедало тратить все свое время на ведение лавки. Но что ей ещё оставалось? Ни любимого человека, ни детей — у нее никого не было, кроме трав. Даже кошка, та самая кошка с желто-зелеными глазами, умерла через пару лет после того, как Энринна осталась одна.

Для кого ей теперь нужно было быть смелой?

Все ее покинули.

Или она сама отдалила всех от себя.

По крайней мере, Энринна сейчас хорошо понимала Кирму. Ту Кирму, которую она встретила, как только прибыла в Ринею.

Иногда Энри задумывалась: а как там Сильви? А Киприан? А Ньер? Она надеялась, что у них все хорошо. И почему-то была уверена, что у Сильви уже обязательно есть ребенок с такими же темно-зелеными глазами, как у матери. А у Ньера — со светло-зелеными. Как там они, без нее? Как там Владыка?

Порой Энринну постигало необъятное чувство жалости к собственной судьбе. Она вспоминала то, как жила в Кровавом замке. То, как была счастлива с Венитором. То, как улыбались глаза ее дочери. То, как мурчала кошка на ее руках.

И рыдала.

Она, несмотря ни на что, была очень слабой.

До сих пор.

В лавку зашла Мирэлия, и Энри приветливо ей улыбнулась: после того, как уехал Венитор, она немного сблизилась с ней. И хоть они не стали близкими подругами, но общались. Иногда.

Сейчас Мире можно было уже дать лет тридцать. Но она все также привлекала внимание — и восхищенное мужское, и завистливое женское, а ее светлые волосы, уложенные сегодня в кудри, до сих пор оставались длинными.

Волосы Энри сейчас еле доставали до плеч. Они и не превышали эту длину с того момента, как она обстригла их. Если бы длинные волосы вернулись, вернулось бы прошлое. А оно сейчас казалось Энринне совершенно лишним.

Сегодня глаза Энринны были ярко подведены черным карандашом, поэтому взгляд у нее был выразительным, словно у хищной кошки. Мирэлия сразу это заметила и произнесла, не здороваясь:

— Отлично выглядишь! Как там эриста?

— Пахнет, но, к сожалению, уже не цветет, — Эрни достала несколько голубых цветов на тонком стебельке из-под прилавка и положила их перед Мирэлией, стоящей по обратную его сторону. — Три энге.

— Да-да, — Мирэлия кивнула и потянулась к кожаной красной сумке, висящей через плечо. Но она резко остановилась и внимательно посмотрела на Энринну.

— Скучаешь по нему? — спросила она вдруг. — По Вену.

Это был не первый раз, когда Мирэлия задавала этот вопрос. И Энри каждый раз отвечала почти одинаково. А на этот раз произнесла неожиданно для себя самой:

— Я его уже почти забыла.

— А я помню, — Мирэлия вздохнула, вновь потянувшись к сумке, чтобы достать из нее кошелек. — Отлично помню. И, знаешь… Пожалуй, из вас бы вышла отличная пара.

О связи виры с магом знали многие — Энри навряд ли бы преувеличила, сказав, что об этом знает половина города. Но о том, что у нее была дочка, его дочка, знал лишь ограниченный круг лиц.

Мира знала.

— Я уже потеряла смысл, — призналась Энринна. — Смысл этого вечного ожидания. Даже если я буду верить в него, ждать — он все равно не вернется.

— Ты думаешь, что он уехал сам? От тебя. Ты ведь так считаешь, да?

Взгляд Мирэлии был донельзя серьезным. Она вдруг хмыкнула и сама ответила на свой вопрос:

— Он не сам, Рина. Он бы не покинул тебя сам. И я знаю, о чем говорю. Он уехал в наказание — в наказание за то, что связался с тобой. Но он очень хотел к тебе вернуться.

Взгляд Энринны оставался хладнокровным, на лице не проявилась ни одна эмоция, и даже стук сердца слышался в этой холодной, пустой лавке.

Она-то, в общем, и не верила словам Ардиана… Тем самым, про то, что Венитор намеренно ее оставил… Просто допускала, что это тоже может быть. Просто додумалась до этого раньше мага.

Почему Мира вдруг решила поговорить об этом?

— Спасибо, — только и сказала она.

Мирэлия качнула головой.

— Если он не вернулся, значит, с ним случилось что-то серьезное. Его ведь нет уже так долго… Невыносимо долго. Мы были друзьями, Рина. Мы были хорошими друзьями несмотря на все те разногласия, что иногда возникали между нами. И сейчас — все эти восемнадцать или чуть меньше лет — я должна быть на тебя обижена. Но мне тебя жаль, Энри.

— Не надо меня жалеть.

Мирэлия наконец вытащила из кошелька три энге и положила их на прилавок.

— Да, конечно, — согласилась она. — Ты ведь у нас ледяная леди. Лед в глазах, лед в душе, в других местах, нам не открытых. Но я такая же, как и ты. У меня тоже до сих пор нет мужа и детей, — она осеклась, но все равно продолжила: — Поэтому у меня есть право высказать тебе свое мнение.

Монеты, движимые вирой, спрятались в прилавок, будто отказывались становиться свидетелями этого не слишком приятного разговора, и Энринна развернулась к полкам с травами, не желая продолжить беседу. Мирэлия, поняв это, вышла из лавки, и дверь за ней захлопнулась с громким звуком.

Энринна ненавидела, когда ей указывали на ошибки.

Ненавидела себя за то, что их совершила.

Но, действительно, считала, что жалеть ее не нужно. Потому что в жалости нет никакого смысла, кроме поддержания самолюбия.

Надолго остаться в тишине ей не дали, и меньше, чем через грио, в лавке появился новый покупатель.

***

Телль сидела на стуле с высокой спинкой, откинувшись на нее, и медленно пила вино, держа в правой руке стеклянный бокал с тонкой ножкой черного цвета. Вино было кислым, настроение — плохим, а голову забивали раздумья, именно поэтому она не обращала на вкус никакого внимания.

Мыслей в голове действительно обитало множество.

Телль поставила вино на столик, откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. Вино только путало мысли и мешало сосредоточиться. А сосредоточиться было нужно…

Вокруг все шумели и веселились, зато причина этого смеха сидела, замерев, и думала.

Итак, ей уже исполняется семнадцать. Это, в общем-то, все и отмечают… Вон, набрали уже всякой всячины на неизвестное количество энге, как бы Телль хватило за все это заплатить… Впрочем, мама дала достаточно — нет, очень много — денег с собой, поэтому об этом можно было не беспокоиться.

Жаль, домой пойти не получится. Все же жаждут веселья, праздника, зрелищ и хлеба, а если уйдет виновница торжества, то хлеба уж точно не будет. Насчет зрелищ неизвестно.

Но Телль не хотелось находиться тут!

Впрочем, деваться все равно было некуда… Эти курицы ведь просто так не отстанут…

Телль качнула головой, не открывая глаз, а потом подумала, что она отвлеклась и стала размышлять совершенно о другом.

Итак, ей исполняется аж семнадцать. Месяц назад она переехала в этот город вместе с родителями, и сейчас они живут в богатом особняке и приличном районе. И за этот месяц она успела обзавестись подругами, большая часть из которых, впрочем, ей до чертиков противна. Но общаться с ними надо было хотя бы по той причине, что так у нее будет больше связей.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒