Письмо V. Письмо VI

Письмо V

Дорогой Бог!

Сегодня прооперировали Пегги. Я провел десять ужасных лет. Тридцать с хвостиком — тяжелый возраст, возраст забот и ответственности. Пегги не смогла прийти ко мне ночью, потому что мадам Дюкрю, дежурная медсестра, оставалась в палате, чтобы приготовить ее к анестезии. Пегги положили на носилки в восемь утра. У меня сжалось сердце, когда я увидел, как ее провозят на каталке, такую маленькую и худенькую, что ее едва можно различить под зелеными простынями. Баба Роза держала меня за руку, чтобы я не так сильно волновался.

— Баба Роза, почему твой Бог допускает, чтобы на свет появлялись такие, как мы с Пегги?

— Это к счастью, малыш Оскар, он создал вас, потому что без вас жизнь была бы не такой прекрасной.

— Нет. Вы не понимаете. Почему Бог допускает, чтобы люди болели?

— Оскар, болезнь — она как смерть. Это данность. Это не наказание.

— Сразу видно, что вы не болеете!

— Что ты об этом знаешь, Оскар!

Тут я заткнулся. Я и подумать не мог, что у Бабы Розы, всегда такой внимательной, готовой помочь, могут быть свои проблемы.

— Не следует ничего от меня скрывать, Баба Роза, скажите мне все. Мне тридцать два года, у меня рак, жена на операции, так что я знаю, что такое жизнь.

— Я тебя люблю, Оскар.

— Я вас тоже. Если у вас неприятности, я могу чем-то помочь? Хотите, я усыновлю вас?

— Усыновишь меня?

— Ну да, я уже усыновил Бернара, когда заметил, что тот захандрил.

— Какого Бернара?

— Моего медвежонка. Он там. В шкафу. На полке. Это мой старый медвежонок, у него уже нет ни глаз, ни рта, ни носа, набивка наполовину вывалилась, и шрамы, в смысле складочки, повсюду. Он немного похож на вас. Я усыновил его в тот вечер, когда мои олухи родители принесли мне нового медвежонка! Они думали, что я описаюсь от восторга. Может, они хотели бы и меня заменить на какого-нибудь младшего братца, пока меня там нет. С тех пор я и усыновил своего медвежонка. Ему, Бернару, я завещаю все свое имущество. Я и вас могу усыновить, если это вас приободрит.

— Да, очень хочу. Это меня и правда приободрит.

— Тогда по рукам!

Затем мы пошли готовить палату Пегги к ее возвращению, выложили шоколадки, поставили цветы. Потом я заснул. С ума сойти, сколько я теперь сплю.

Ближе к вечеру Баба Роза сказала, что Пегги уже вернулась и операция прошла успешно. Мы вместе отправились навестить ее. Возле изголовья сидели ее родители. Не знаю, кто их предупредил, сама Пегги или Баба Роза, но они вели себя так, будто им известно, кто я, отнеслись ко мне с уважением, усадили между собой, и я мог наблюдать за своей женой вместе с тестем и тещей.

Я был доволен тем, что Пегги по-прежнему была голубой. Заходил доктор Дюссельдорф, потер себе брови и сказал, что через несколько часов голубоватость пройдет. Я смотрел на мать Пегги, она не голубая, но все же очень красивая, и я подумал, что после всего, что с нами произошло, моя жена может быть любого цвета, я все равно буду любить ее. Пегги открыла глаза, улыбнулась нам, мне, родителям, а снова заснула.

Ее родители приободрились, но им нужно было уходить.

— Доверяем тебе нашу дочь, — сказали они мне. — Мы знаем, что на тебя можно положиться.

Мы с Бабой Розой дождались, пока Пегги снова открыла глаза, а потом я направился в свою палату передохнуть.

Заканчивая письмо, я понял, что сегодня, в конце концов, день был удачный. Семейный день. Я усыновил Бабу Розу, у меня сложились теплые отношения с тестем и тещей, жена вернулась в добром здравии, хотя к одиннадцати часам она порозовела.

До завтра.

Целую, Оскар

P. S. Сегодня никаких желаний. Нужно же и тебе отдохнуть.

Письмо VI

Дорогой Бог!

Сегодня я прожил период от сорока до пятидесяти лет и натворил кучу глупостей. Пегги чувствует себя хорошо, но Китаёза настучала ей, что я, мол, целовал ее в губы. Из-за этого Пегги сказала, что между нами все кончено. Я отнекивался как мог, говорил, что Китаёза – это ошибка молодости, что это было задолго до нее, и что нельзя заставлять человека всю жизнь расплачиваться за прошлые ошибки. Но Пегги была неумолима. Чтобы позлить меня, она даже подружилась с Китаёзой, я слышал, как они вместе заливаются смехом.

Из-за этого, когда Брижит, трисомичка… Она вечно клеится ко всем подряд, такие больные страшно привязчивы. Так вот когда Брижит заглянула в мою палату… Просто поздороваться… Я позволил ей целовать меня. Она чуть с ума не сошла от радости. Будто бездомный пес, что наконец-то обрел хозяина. В это время по коридору слонялся Эйнштейн. Может, у него в мозгу и вода, но с глазами-то все в порядке. Он тут же обо всем донес Пегги и Китаёзе. Теперь весь этаж гудит о том, что я гулящий флиртун, хотя я даже из палаты не выхожу.

— Баба Роза, я честно не знаю, что на меня нашло с этой Брижит…

— Оскар, это называется бес в ребро. От сорока пяти до пятидесяти все мужчины таковы. Они проверяют, могут ли еще нравиться другим женщинам, кроме той, которую любят.

— И что мне теперь делать?

— Скажи Пегги, что любишь ее. И только ее. Первый брак всегда очень хрупок, нужно перебороть себя, чтобы сохранить его, если оно того стоит.

Слушай, Бог, завтра Рождество. Я никогда не осознавал, что это твой день рождения. Сделай так, чтобы я помирился с Пегги. Уж не знаю, от этого или нет, но сегодня вечером мне очень грустно.

До завтра.

Целую, Оскар

P.S. Теперь, когда мы стали друзьями, скажи, что тебе подарить на день рождения?

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 Следующая ⇒