Лайт Это неправда, дорогуша… Просто ты медленно умираешь изнутри, Позволяя своему «Я» печься в агонии отринутых эмоций!

Шайн
Ты медленно режешь своё тело, мерзко и жестоко,
Не позволяя затягиваться прежним ранам
И спешно добавляя новые,
Лишь бы твоё «Я» никогда не смогло вымолвить ничего,
Кроме жутких истошных криков о сладкой смерти.

Лайт
ТАК И ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ ТЕПЕРЬ?!
Я НЕ МОГУ ПРОСТО ТАК ВЗЯТЬ И ИЗМЕНИТЬСЯ!
ЭТО ПРОИСХОДИЛО ДОЛГИЕ ГОДА, ПОЛНЫЕ КРОВИ И БОЛИ!
ЧТО ВЫ ПРЕДЛАГАЕТЕ МНЕ СДЕЛАТЬ?!

???
Умереть

Шайн
Умереть

Тесла
Умереть

Лайт
Умереть

Все
УМЕРЕТЬ!

Лайт
Н-но вы же сами сказали, что это не в-выход?!..

Все
…

Лайт
Я-я точно должна умереть?..

Все
…

Глядя на собственное отражение в зеркале, Лайт тяжело дышала, опираясь хрупкими, залитыми кровью копытцами о белую поверхность скользкой кухонной раковины. Возле её очей, сверкая, подобно звёздам на ночном небосводе, кровоточили глубокие впадины от стеклянного пореза, отзывавшиеся в трещавшем сознании бедняжки жуткой болью.

И всё же, она была жива, и даже могла видеть.

– Где я, Модерн? – оглянувшись по сторонам, тихонько прошептала умиравшая единорожка.

Пустота. Забвение. Чистилище. Девственно чистое белое пространство простиралось перед окровавленным взором юной девушки, что, не осмелившись сделать и шагу, лишь стояла, вдыхая свежий воздух лечебной горной прохлады. Её лазурно-небесная грива небрежно опускалась к самым копытам, не было слышно даже стука сердца, и лишь нараставшая головная боль продолжала преследовать утопавшую в ужасе барышню.

– Модерн, я умерла? – вновь, сквозь пелену едкой бордовой крови, стекавшей с век леди крохотными, но такими плотными водопадами, проронила кашлявшая Лайт. Однако, ответа не последовало и на сей раз. – Прошу, ответь… Мне одиноко… Я не хочу быть одна. – поникшая пони, присев на еле скрещенные копытца, горестно подняла взор к самому небу, в надежде увидеть там своё спасение… безрезультатно.

– Почему тебе одиноко, Лайти? – вмиг прорезав тишь, лишь изредка прерываемую томными всхлипами напуганной кобылки, задала вопрос сидевшая по ту сторону зеркала морковная поняша, мило улыбнувшись своей копии самой доброй улыбкой, что та только могла состроить.

– Все желают мне смерти, дорогая… Даже я сама… И, будто бы того мало, никто больше не желает меня видеть, потому что я приношу с собой только боль, слёзы и горе, – ответила, словно бы из глубин плачущего сердечка, укрытая хвостиком хрупкая девочка, протирая глазки краешком изодранного в труху стеклом больного копытца.

– Этого не может быть, Лайти… Ведь я люблю тебя, – выйдя из зеркальца да заботливо погладив саму себя по мягкой шелковистой гривушке, воспротивилась поистине добрая и такая пушистая ярко-оранжевая кобылочка.

– Тогда почему я ненавижу себя? – то и дело всхлипывая, вновь спросила сквозь зажатые болью челюсти скомкавшаяся калачиком маленькая девочка.

– Ты просто заставила себя так думать, – продолжая мило наглаживать встревоженную, сполна измазанную кровью, потом, слезами и спермой голову, говорила мерно улыбавшаяся единорожка. – Ты так боялась получить от окружающих отказ во взаимных чувствах, что сама дала им повод считать себя ни чем иным как подлой тварью, мешком с мусором, грязной шлюхой и всеми прочими мерзкими титулами, коими ты сама себя так любезно короновала…

Миленько посапывая, зажатая в страшных грехах маленькая красавица, всё же выглянув из-под окровавленных локонов собственного хвостика, взглянула в глаза добренькой зеркальной копии, произнеся:

– Я-я… К-к-кажется, я поняла, – она свалила на спинку свою заботливую копию и, заплакав ни то от горечи ни то от счастья, нежно поцеловала такие мягенькие тёплые губки, после чего, неистово краснея, раздвигая мокрые ножки и расширяя тугую пусечку лазурным сиянием тёпленького колдовства, игриво спросила. – М-мне ведь суждено умереть здесь и сейчас, не так ли?.. Ж-жестокой, вечно грустной, вводящей в тоску, умертвляющей заживо, искажённой душой самой себя?..

– Именно так, дорогуша, – не менее широко раздвигая трясшиеся от жара бёдра, кивнув раскрасневшейся головушкой, подтвердила прижавшаяся ближе тяжело дышавшая милашка. Её мокрая киска небрежно, робко, поистине девственно касалась тельца убитой горем версии самой себя, и они обе радовались всё сильнее, поглаживая друг друга неловкими касаниями трясшихся копытц.

– А-ха-ха! – плача от счастья, внезапно для обеих выпалила залитая кровью Лайти, чувствуя себя счастливее всех на свете.

– Что такое, дорогуша? – мило улыбнувшись, спросила она саму себя, заранее зная ответ. Активно натирая друг дружке чувствительные интимные зоны, они то и дело тоненько попискивали, сполна доверяя друг другу в этом непростом деле. Изумрудно-зелёные глазки сверкали в белизне этого пустого света истинной любовью к себе и миру вокруг, и изрезанная стеклом девочка, всё сильнее увлекаясь делом, чуть что теряла сознание.

– Н-ничего! – с азартом ответила она, чувствуя, как боль в её голове, преодолев критическую отметку жуткой боли, уже вовсе не ощущалась. – П-прошу, убей меня, когда мы з-закончим, АХ!~

Заместо ответа надвинувшаяся ближе кобылочка, чувствуя приближение скорейшего оргазма, мило обхватила копытцами свою собственную крохотную голову и, наглаживая мягкие локоны распущенной гривушки, поцеловала такую родную, любимую, близкую сердцу девчушку в разгорячённый широкий лобик. После чего, прижав к себе, она кротко прошептала:

– Ты и так мертва, Лайти… Ты намеренно убивала себя год за годом, думая, что поступаешь правильно… В погоне за минутным вниманием ты потеряла саму, АХ~, возможность радоваться, любить и жить в гармонии с миром и самой собой… Но за любой жуткой смертью всегда обязано произойти, АХХХХХХХ~, перерождение, дорогуша… Прошу, когда ты очнёшься в окружении своих милых подруг, ты… То есть, мы… Покажем им, что мы, АХХ~, действительно любим их, и мы чувствуем их любовь, Лайти… Я люблю тебя, Лайти, прошу, возродись из этой жуткой едкой черни в вечном алом огне своей всепоглощающей любви… Я буду ждать!

– И я люблю тебя, Лайти, – кончая на пузико самой себе, прошептала, закрывая изрезанные глазки, счастливая, как никогда прежде, умиравшая от кровопотери крохотная бедняжка.

Настоящее время

– Я-я жива? – тихонько спросила Лайт, боясь поднять веки.

– Лайти, да ты совсем сбрендила окончательно что ли?! Ты зачем так откинулась, дура?! Ты в своём уме?! – грозно выругалась на свою лучшую подруга беленькая пегаска, покручивая у виска напряжённым пёрышком грозно сжатого крыла. – Я уже скорую вызывать собиралась!

– Ой, да ладно тебе, ха-ха! – гордо, однако далеко ни без ноток только минувшей паники, пророкотала довольная Тесла, со лба которой стекали капли ледяного пота. – Я-я ж говорила, что я лучше тебя в этом деле, ха-ха! Можешь даже не пытаться её удовлетворить! Не-у-дач-ни-ца!

– Ах, извините, Селестии ради, не признала! Госпожа Шлюхина? Ради всего святого, простите мне мою бестактность, занимайте своё место, – забавно парировала брошенное в ту «оскорбление» юморная пегаска, грустно указывая крылом на мокренькую промежность только оклемавшейся подружки. – Этоуслышать хотела?! – вдруг к удивлению всех дополнила свою острую шутку занырнувшая обратно пегаска. – АГА! ДУДКИ!

Впитав необходимые той для честного состязания похабные знания интимного удовлетворения, Шайн, используя свои губки, обхватила клитор, потирая мягким крылышком паховую область чуть выше него самого, отчего объятая блаженством Лайт вновь бессвязно запищала своим милым нежным голоском.

– Ну-ну, пернатая, – расчёсывая угольно-чёрную гриву, проронила самодовольная Тесла, даже не сомневавшаяся в своём сексуальном превосходстве. – Да с таким ротиком, как у тебя, Лайт, скорее, в муравейник свою киску макнёт.

– АХ ТЫ КАКАШКА! – тут же вскричала опозоренная во всех смыслах Шайн, ушки которой, казалось, горели ярче самого солнца.

– Д-девочки, н-не, АХ~, н-не ссорьтесь! – процедила сквозь удовольствие скованная счастьем морковная кобылочка.

– А кто это сказал, что мы ссоримся? – спросила меж делом увлечённая пегаска, работая всеми частями тела, что только могли помочь той достичь с подругой наиярчайшего наслаждения. – Это этадамочка сидит и переживает, что её «многолетний опыт» прямо сейчас в землю втопчут, а вот я ничуть не ссорюсь ни с кем!

– Да-да, оправдывайся, девственница асоциальная! – не желая более выставлять себя на посмешище, насмешливо фыркнула нуарная пони, подойдя ближе. – Смотри сюда, недотёпа, что бывает, если научиться включать мозги! – гладко облизнув мокренькую промежность, проронила довольная собой единорожка, отодвинув прочь тяжёлую голову пыхтевшей от злобы и стыда пегаски.

– Шлюха! – тут же вскричала загоревшаяся Шайн.

– А ты Дура! – ответила занятая делом Тесла.

– Давалка недотраханная!

– Хулиганка неотёсанная!

– Сучка!

– От сучки слышу!

– Ой-ой-ой, а самой-то мозги не хватило придумать чего, да?

– Да пошла ты, Шайн!

– Ты – кожура от банана, понятно?! Подушка обконченная!

– А-а-а ты тогда… туалетка использованная!

Поток не прекращавшихся оскорблений с каждой секундой становился только плотнее, и потому порозовевшие ушки Лайти, утопавшей в небесном блаженстве, вяли всё сильнее… Впрочем, на благо подобного неземного удовольствия она была готова потерпеть даже столь радикальные выкрики близких ей крикливых девчушек.

– Ты-ы-ы, пиво протухшее, понятно?! – вдруг выдала заливавшаяся смехом Шайн. – Ты огурец надкусанный!

– ШАЙН, ДА ХВАТИТ! – не выдержав всего этого бреда, вдруг закричала Тесла, завалив на постель неосмотрительную крылатую недотёпу вместе с собой и Лайтей, соответственно.

– Ха-ха-ха! – нежно рассмеялась Лайти, обняв своих подруг да прижав тех друг к другу могущественной силой светло-голубенького чародейства. – Как же я люблю вас, девочки!

– Мы тебя тоже любим, Лайти, – ответили те в унисон, нехотя прижавшись друг к другу милыми пушистыми мордашками и, морщась от стыда, пытались скорее отлипнуть прочь… Однако, ни то по воле Лайти, ни то по зову их горячих сердец, они сами медленно наклонили свои белые головушки вбок, плавно скрестив свои разгорячённые тела в мягком протяжном поцелуйчике. И, недолго думая, они, используя магию и ловки пёрышки, начали пресыщаться благами интимного общения, чувственно лаская тельца, подобно искренно влюблённым девушкам. И все были счастливы.

За окном жарким алым диском горело закатное солнце, мерно перекатывавшееся через горизонт, задувал тёплый летний ветерок, подёргивая волосы милых дам. Лайт наконец додумалась закрыть окно, дабы не пугать округу страстными криками троицы возбуждённых красавиц, и где-то вдалеке, в небе, она, глядя на роскошь пышных белых облачков, узрела саму себя, тепло улыбавшуюся кроваво-красному закату, видя в том свою душу.

– Да уж! – внезапно прорезав только наладившуюся тишину, подметила Шайн, громко усмехнувшись. – Тело у тебя что надо, Тесла! Неудивительно, что работать пошла по «специальности»!

Тесла же в ответ на это, густо покраснев, всучила нахальной пегаске прямо в мозг для профилактики вредности заклинание мгновенного оргазма, отчего всю комнату вновь заполонил писк небесного удовольствия! Мгновением позже, не теряя времени зазря, обзавидовавшаяся нуарная красавица применила то же заклинание и на себе, не желая оставаться в стороне от столь желанных приятных ощущений. И, переглядываясь, обе девочки вдруг мило рассмеялись, полностью осознавая, какой же странный день в тот миг подходил к концу. Ну и…

Конец!

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 9 10 11 12 1314