Майкл Роуч, Кристи МакНелли – Как работает йога 5 страница

Я бросила на него быстрый взгляд, но было понятно, что он просто шутит. Держу пари - он извел всю эту неделю на то, чтобы вдохи и выдохи длились равные промежутки времени, когда бы ему ни приходилось иметь дело с караульным и его авралами.

- Почти, - ответила я, - В заключение этой части Мастер добавляет:

Долго и деликатно.

- Что бы это значило? - спросил комендант.

- Если подумать, то до сих пор мы говорили с вами о состоянии дыхания: вдох или выдох, остановка или движение. Еще мы говорили о механике дыхания: местонахождение, скорость, измерение. Теперь же Мастер предлагает взглянуть на дыхание чуть глубже: как на инструмент для достижения все больших и больших внутренних глубин.

Обычно по ходу выполнения поз вы стараетесь дышать как можно более «долго» - то есть поддерживать полноту дыхания на вдохе и выдохе, независимо от того, с какой скоростью вам приходится дышать. Это крайне важно для достижения желаемого воздействия на каналы изнутри.

- Изнутри? Что-то я не пойму, — признался комендант.

Я крепко задумалась, какой бы привести пример из повседневности.

- Допустим, у нас есть длинная бамбуковая трубка, которую мы выдолбили изнутри и теперь используем для доставки воды из ручья в дом.

Он кивнул. Его взгляд был прикован ко мне с неподдельным интересом. У него и впрямь была хватка очень хорошего ученика.

- И вот однажды вода перестала поступать справно - течет себе тоненькой струйкой. Вам ясно, что наша труба закупорилась где-то посередине - то ли от ила, то ли еще от чего. Если подумать, то есть два разных способа уладить дело... - я подождала, пока он сообразит сам.

- Взять палку и постучать по трубке снаружи - вроде того, как можно разговорить не очень-то общительного заключенного...

Я поморщилась и бессознательно потерла шрам на руке.

- Ух... извини, - поправился он с искренним сожалением в голосе, - А можно еще забраться внутрь - найти тонкую длинную тростину, сунуть в трубу и попытаться пробить затор. Может статься, что придется хорошенько дунуть в эту трубку и посмотреть, поможет ли это прочистке.

- Тут та же история, - сказала я, - Видите ли, позы, которым я вас научила до сих пор - это работа снаружи: мы вытягиваем разные части тела, чтобы вызвать такое же вытяжение и во внутренних каналах. Или сгибаемся в ключевых суставах - которые, так уж сложилось, находятся как раз в тех местах, где заторы уже были, даже когда вы еще росли в утробе - и стараемся расслабить эти самые пережатые места. И все это для того, чтобы заставить внутренние ветры - лучшие из них - двигаться вновь.

Но ко всему этому можно подобраться и изнутри, - продолжала я, - Задача заключается в том, чтобы выпустить на волю добрые ветры, заставить их двигаться, всегда помня, что ветры -это перевозчики, вроде лошадей, и что на них перемещаются наши мысли. Они неразрывно связаны друг с другом: стоит сдвинуть одного, и другому тоже придется сдвинуться.

Так вот, выполняя позы так, как мы делали до сих пор - почти как физические упражнения - подобно тому, что мы стучим по трубе, чтобы отбить от стенок грязь, которая перегораживает свободное течение воды в ней. Мы стараемся освободить лошадей - внутренние ветры - и дать им волю двигаться. Так в теле возникает и приумножается благополучие, и физическое и умственное, потому что удален источник нездоровья: места закупорки расчищены.

Но, если задуматься, можно сделать так, чтобы наездник управлял лошадью, а не наоборот. То есть можно целенаправленно находить мысли, которые бы двигались по срединному каналу, питать их, усиливать. И тогда они задвигаются свободно, увлекая внутренние ветры за собой. Чем больше внутренней энергии потечет посередине, тем слабее будет становиться хватка боковых каналов. Срединный канал будет все полнее и сильнее, все способнее противостоять любым грядущим замыканиям со стороны боковых каналов.

- Нет заторов - и все точки на теле, где было больно, или которые уже начали стариться, начнут меняться. Добрые счастливые мысли будут становиться все сильнее. Поразительно... -произнес комендант.

- Поразительно то, что в этом заключается истинная причина того, что мы чувствуем себя счастливее, когда здоровье у нас улучшается: как раз тут и пересекается физическое и ментальное. Это вполне очевидно, но самому до этого догадаться непросто.

Это и впрямь было поразительно, и сам он поразил меня тем, что так быстро увидел эту связь. Я улыбнулась, и мы довольно легко прошлись с ним по нашему привычному набору поз, так, чтобы расслабить тело и внутренние ветры, но не переутомляясь. А затем я усадила его на одеяло, которым мы обычно застилали пол на время занятий. Я попросила его скрестить ноги, но так, чтобы ему было удобно сидеть.

- Есть кое-что, что вам необходимо знать, - заговорила я, -

^в Давние времена выполнение поз имело одну-единственную цель.

Мастер упоминает эту цель, когда описывает, каким образом позы обеспечивают вам непреходящее внутреннее благополучие:

Это происходит Через равновесие между Усилием и расслаблением И через бесконечные формы Уравновешенной медитации.

П.47

Таким образом, видите, что изначальной задачей поз является оздоровить вас и придать вам сил, а также выпрямить потоки мыслей- ветров, до того состояния, чтобы вы могли спокойно медитировать, любым способом - но всегда поддерживая равновесие между усилием, необходимым для сохранения ума на грани сна, и расслабленным ощущением, которое требуется для успокоения его и удерживания от размышлений над всякой всячиной. И исконные, самые ранние позы - это просто разные способы удобно и устойчиво усаживаться для медитации.

- Так мы что - собираемся медитировать? - неунывающе спросил комендант.

- Не совсем, - ответила я.

- Значит, молиться? Или созерцать?

- Ни то, ни другое, - ответила я, уставившись в пол, в попытке что- нибудь придумать.

- По правде говоря, - сказала я, наконец, - Мне как-то не с руки называть это любым из названных наименований - просто потому что разные люди из разных мест имеют настолько разные представления о том, что такое медитация, молитва или созерцание. И у каждого из них есть свои собственные чувства по поводу всех трех - но вы увидите, что то, чем мы собираемся заняться, есть нечто совсем свежее, нечто захватывающее и совсем иное: это способ работы над болью в спине изнутри, способ позволить счастливым мыслям двигаться беспрепятственно. Своего рода слесарные работы...

Комендант промолвил нерешительно:

- Не думаю, что Мастеру понравилось бы, что ты называешь это «слесарными работами».

Я нахмурилась и, в конце концов, вынуждена была кивнуть.

- Ну, тогда мы просто будем сидеть. Вместе, молча, - я посмотрела в окно.

- Мы будем сидеть в тишине, — сказала я, - вот и все.

Учимся сидеть

Четвертая неделя мая

На следующий день по пути в участок я снова наткнулась на того же мальчугана - он привел с собой друга. Они якобы хотели погладить Вечного, и всем троим это, безусловно, понравилось. Но, кроме того, было очевидно, что мальчишкам одиноко и скучно без их вожака и приемного отца - без Бузуку. К концу недели все восьмеро из мальчишеской банды Бузуку ждали меня на тропе - погладить собаку и поболтать. Это вошло в традицию, и я со временем узнала, как кого зовут. Мальчика, которого я встретила на тропе первым, звали Кумара Вира - Юный Воин, и я скоро поняла, что он оказался единственным, кто осмелился подбрасывать передачи с едой Вечному и мне, прямо в тюремном дворе, ночами.

В ту неделю я вновь провела коменданта через последовательность поз - отрабатывая внешнюю часть, простукивая трубы снаружи - но не слишком усердствуя. Благодаря чему он оставался свежим и бодрым, когда мы приготовились сидеть в тишине - прорабатывать наши трубы изнутри. Но для начала мне нужно было правильно усадить его, и армейский подход мне показался самым действенным.

- Комендант, от нашего с вами тихого сидения - с целью проработать ваши каналы изнутри - не будет никакого проку, если вы не будете сидеть как следует, в точности так, как мы с вами когда-то переучивались стоять как следует. И посему, во-первых и в главных, спина должна быть всегда прямой. В противном случае вы перемыкаете каналы даже хуже, как раз в тех самых местах, которые мы пытаемся открыть, и наши умственные слесарные Работы не окажут заметного действия. Итак, во-первых...

- Спину... смирно! — и он одним махом сбросил свою сутулость.

- Плечи... ровно! - исчез даже тот небольшой перекос, который был у него из-за больной спины

- Подбородок... вверх! - подбородок взлетел вверх, но чересчур высоко.

- Ну, не настолько уж! Просто поднять его до его естественного положения, когда вы смотрите прямо перед собой, на что-то, что вам крайне интересно.

- Лицо... расслабить! - он попытался расправить лицо, но складка между бровями - результат ежедневной работы -не слишком-то поддалась.

- Особое внимание к трем точкам..., - начала я.

- В низу лба, между бровями, и... а, ну да, - он приподнял указательными пальцами уголки губ - получилась легкая улыбка.

- Это ключевые для расслабления пережатых точек места. Я не шучу, - сказала я строго. Он отсалютовал мне в ответ - так, как во времена его обучения на военного.

- Язык... расслабить, так, как ему естественно покоиться во рту, мягко прикасаясь к точке за передними зубами, - с этим указанием все его лицо начало расслабляться.

- Глаза? - спросил он.

- Если держать их открытыми, то это будет отвлекать. Но стоит закрыть их больше, чем на несколько секунд, то телу начинает казаться, что пришло время спать - сказывается многолетняя привычка. Так что остается только прикрыть глаза веками почти до конца и оставить маленькую щелочку. Держите глаза опущенными вниз, но следите за тем, чтобы не коситься по сторонам -просто расфокусируйте взгляд, словно мечтаете о чем-то, когда глаза открыты, но толком ничего не видят. Это понятно?

Он кивнул, и глаза его метнулись к окну - месту мечтаний, которое, кажется, он частенько навещал.

- Итак, нужно расслабиться и позволить дыханию происходить через нос - точно таким образом, какой Мастер описывает словом «деликатно». Один из способов подобраться к деликатному дыханию - отсчитать внимательно десять вдохов и выдохов. Если собьетесь - начинайте заново: ум еще недостаточно тих, чтобы дать вам спокойно сидеть.

Потом можно определить, пришло ли дыхание к качеству деликатности, так: внимательно прислушиваясь к любому звуку из ноздрей - на вдохе и на выдохе - и постараться сделать его настолько тихим, чтобы вообще ничего не было слышно.

Для перенаправления внутренних ветров в срединный канал полезно считать дыхания, начиная с выдоха, а не с вдоха. Таким образом за одно дыхание будем считать выдох и следующий за ним вдох: всегда поддерживая ощущение, что энергия поступает внутрь посередине. Давайте попробуем.

Я проверила его позу, пока он отсчитывал десять выдохов-вдохов - все еще слегка ссутуленная. Когда он закончил, я отметила:

- Есть один трюк, чтобы убедиться в том, насколько прямо сидишь - сверху вниз, а также спереди и сзади. Упритесь ладонью в пол, будто хотите вмять пол.

Комендант уперся рукой - но лишь слегка.

- Сильнее, - сказала я.

Он нажал чуть сильнее.

- Сильнее! - повторила я, стараясь подражать бабушкиному командному голосу.

Он надавил ладонью на пол изо всех сил, выпрямив локоть, тем самым помещая предплечье аккурат над запястьем. Я прихватила его в обоих местах и сказала:

- Видите, как все отлично выстраивается - каждая часть над другой, все прямое, как стрела - если нажать? Теперь сделайте то же самое седалищем: жмите так, будто хотите промять задом пол.

Он последовал указанию, и вдруг голова его вознеслась вверх на пару дюймов; шея изящно выпрямилась над плечами; и, что самое главное, спина, с той самой зажатой точкой, выпрямилась, приподнимаясь над бедрами.

- Вот-вот. Точно. Иногда вам потребуется сделать парочку таких нажимов прежде, чем усесться, потому что спина поначалу будет лениться и ей будет хотеться ссутулиться до привычного положения, стоит только отвлечься.

- А что с ногами? - спросил комендант.

- Пусть будут, как есть сейчас - пока, во всяком случае - просто свободно перекрещенными. Можно вообще сидеть на стуле или скамейке, лишь бы стопы были плоско на полу, а спина, шея и голова - на одной линии. На данный момент важно, чтобы добиться самой выпрямленной и устойчивой позиции, на какую вы способны, чтобы ум не удирал в беспокойства о том, что там или сям больно или неудобно.

- А руки? - спросил он напоследок.

- Можете положить их на бедра, правую - на левое, а левую - на правое бедро, так, чтобы слегка соприкасались

большие пальцы. А если удобнее, можно просто положить их на колени, вверх или вниз ладонями, и сложить большой и указательный пальцы так, чтобы они слегка касались друг-друга кончиками.

Все это оказывает полезное действие на внутренние ветры, и позу можно совершенствовать по мере практики. Но это все -физическая сторона дела; по большей степени простукивание труб снаружи. Последняя и самая важная часть нашего с вами сидения заключается в том, какую позицию занимают сами мысли внутри.

- Я знаю! — воскликнул он, — Нужно сидеть неподвижно и стараться ни о чем не думать!

Я улыбнулась - так, как Катрин в свое время, когда я произнесла то же самое. Было столько всего, что можно было бы рассказать ему, и я не знала, каким временем мы располагаем. Но нам также необходимо было сосредоточиться, собраться. Дилемма, перед которой стоит каждый учитель.

- Есть множество способов собирать ум в такой сидячей практике, - начала я, - Почти все они включают попытку избе жать думанья слишком о многом. Некоторые из них включают определенные мысли, которые мы обычно вообще не думаем. Но не думать ни о чем не есть конечная цель; в действительности, в этом заключается большущая сложность. Стоит быть очень внимательным и не уплыть в некое мечтательное состояние, в котором и впрямь вроде как лениво расслабляешься.

Мы же скорее желаем остаться в ясном - внимательном -собранном - счастливом - вовлеченном состоянии; как если бы мы смотрели представление, и оно такое увлекательное, что не слышишь даже то, что говорит сосед рядом. Чувствуете разницу? Это не то же самое, что ни о чем не думать, это думать о чем-то, настолько глубоко и с удовольствием, что может показаться, что и впрямь вряд ли о чем-то думаешь; и, разумеется, ум не бродит за всякими не относящимися к делу мыслями.

Он задумчиво кивнул. А потом заметил:

- Это так же, как при чтении хорошей книжки или слушании любимой песни. Почти забываешь дышать; иногда даже забываешь держать рот закрытым и ловишь себя на том, что уже пускаешь слюни - до того погружаешься. В таких случаях просто не думаешь ни о чем другом. Сильно отличается от того очумелого ощущения, какое бывает сразу после того, как проснешься, или перепил накануне... хм, не думаю, конечно, что ты знаешь, каково это.

Я и впрямь не знала. Но он понял, в чем штука, и понял как следует.

- Итак, нам необходимо выбрать мысль, хорошую мысль -мысль, на которой можно сосредоточиться, которая радует. Такую мысль, которая пронесется вниз по вашему срединному каналу и выбьет пробку из бамбуковой трубки изнутри. Такую мысль, какую Мастер описывает так:

Она оказывает тоже действие,

Что и высвобождение, а потом и накопление Ветры, дыхания.

І.34

Вся штука в том, что это и есть тот самый способ работы изнутри, который дает те же самые плоды, что и множество усилий, приложенных извне. Внешние приемы - это позы, которые вы изучаете, или разные способы дыхания. Все они направлены на освобождение внутренних ветров из закоулков, в которых они зажаты, чтобы они накапливались в срединном канале. И это внутренний способ не есть не-думанье ни о чем; это думанье о чем-то, целенаправленно, очень собранно и радостно.

Комендант так и не спросил, что же это за мысль. Думаю, он уже знал, откуда-то, что даже глубже памяти. Он просто спокойно кивнул, и я мягко попросила его практиковать десять выдохов-вдохов и тихое сидение вплоть до нашей следующей встречи.

Бескорыстная доброта

Первая неделя июня

Если встреча с мальчишками Бузуку на тропе было удовольствием, которого я ждала, то возвращение домой, к старухе-хозяйке было прямой тому противоположностью. Не то чтобы работа тяготила; я была привычна к тяжелому труду и старалась заработать и на свое содержание, и даже просто в карман моей хозяйке - из соображений чести. Но слишком часто, возвращаясь к себе под навес, я заставала там пристава, уже после его вахты, уже пьяным, где он просиживал за пустой болтовней со старухой. И слишком часто ловила я его взгляд на себе, и это путало.

- Это - доброта, - первое, что сказал комендант.

- Разумеется, это доброта, - согласилась я, без особого удивления, - Мастер говорит:

Используй доброту;

Оно делает ум Светлым и ясным,

Как чистая вода.

I.33A

- Но как же ее использовать, когда я всего лишь сижу себе тихонько? - спросил он.

- На самом деле это одна из священнейших и мощнейших рекомендаций всех времен, - ответила я, - Она связывает воедино дыхание - родную сестру внутренних ветров, и одну из самых могущественных мыслей из всех возможных - доброту,

направляя их вместе в объединенную атаку в самое сердце забитых внутренних точек, заставляющих нас болеть и страдать.

- Одну из самых могущественных мыслей? - переспросил комендант.

Я услышала, что за вопрос он хотел задать: Почему не начать сразу с самой могущественной?

- Поговорим позже и об этом, - сказала я, в точности как когда-то говаривала Катрин, - Всему свое время, - после чего мы прошли с ним через несколько привычных поз, почти как подмасливая ось телеги прежде чем забраться в нее и ехать. После того, как он передохнул и расслабился, я велела ему располагаться для тихого сидения. У него уже неплохо получалось, вплоть до вжимания в пол снизу - чтобы сидеть совершенно прямо.

Я им и впрямь гордилась, моим первым настоящим студентом, потому как ему уже было под силу то, что должен уметь делать любой успешный студент: он усваивал то, чему я его учила, отправлялся с этим домой и практиковал это самостоятельно, скромно, но постоянно, в меру собственных личных возможностей. Большего я даже не могла ожидать.

Когда он уже сидел совершенно неподвижно, а дыхание успокоилось и притихло, я сказала:

- Взгляните в центр груди изнутри- туда, где находится сердце.

Внутри сердца есть крошечный красный язычок пламени, вроде верхушки горящей свечи. Это пламя- сила нашего эгоизма, привычки заботится только о себе и пренебрегать нуждами и желаниями других, - я выждала минутку, чтобы он это ясно понял.

- А теперь представьте, что сидите напротив пристава, у него дома, но он Вас не видит: Вы невидимка,- я снова замолчала.

- Загляните приставу в сердце. В самой его середине есть темное, застоявшееся озерцо черноты. Это его грусть, его боль; в этом причина его пьянства, это есть само его пьянство, - и снова молчание.

- Вы желаете навсегда забрать у него эту боль. Это и есть его сострадание, о котором мы с вами говорили; в этом заключена истинная причина, почему вы занимаетесь йогой. Вы решаете для себя, что хотите забрать эту черную боль так сильно, что готовы принять её себе, если только так и можно было бы его спасти, - молчание, долгое молчание. Сострадание даже воображаемое для нас крайне трудно.

- И вы вдыхаете ну допустим семь раз, семь долгих вдохов. С первым вдохом маленькое злое озерцо темноты в глубине сердца пристава начинает волноваться; оно поднимается и испаряется из его тела безобразным облаком темноты. И с каждым

следующим вдохом его вытягивает из груди, через горло,, и вон из тела через ноздри. Помня о том, что Вы готовы принять это облако в себя, примите все его пьяное безумие — темное облако— и продолжайте дышать, втягивая внутрь, приближая это облако к собственному лицу. А теперь держите его прямо перед собой, у самого носа, - Я выжидала, наблюдая за ним.

- А сейчас произойдет кое-что - довольно быстро, так что сосредоточьтесь хорошенько. Одним вдохом вы втянете темноту через нос, забирая ее себе. Это темнота проникнет в вас и через горло опустится в грудь, а затем медленно - очень медленно - приблизится к красному огоньку вашего эгоизма: к той части вас, которая не могла бы даже представить, что может принять хоть чью-то боль.

И тогда темнота медленно подплывет к краю пламени, и в тот миг, когда черное соприкоснется с красным, возникнет вспышка прекрасного золотого сияния, словно удар молнии, рассыпающий чистое золото. И в тот самый миг, просто потому, что такова была Ваша воля - поглотить и принять боль пристава как свою, пурпурное пламя вашего эгоизма погаснет навсегда. И в этом взрыве будет уничтожена боль пристава: уничтожено для него и для вас, навсегда. Ибо таковы сила и благодать бескорыстного сострадания к другим.

И вы должны знать эту силу и верить в нее. Важно, чтобы вы видели и знали, что та темнота была уничтожена, навсегда, в тот самый миг - даже прежде, чем вы снова вдохнете. А вы ведь всего лишь сидите здесь, рядом со мной, но внутри вас - только золотое сияние, наполняющее все внутри.

А теперь вдохните темноту и смотрите, как все произойдет.

Так он и сделал, и потом мы сидели в золотой тишине, долго-долго. Так долго, что одинокой слезе, скатившейся у него по щеке, хватило времени высохнуть.

Когда мы закончили, комендант счастливо и благодарно улыбнулся мне. А потом его взгляд на мгновение обратился к его рабочему столу. Ученики временами бывают совершенно прозрачны.

- Но это всего лишь первая часть, - сказала я твердо, - она называется «забирание» - забирание чьей-то боли, чьих-то неприятностей. Но теперь необходимо проделать вторую часть, называемую «отдавание». Забирание и отдавание - нужно проделать обе.

Он кивнул, уселся в подобающей позе и решительно вдавил зад в пол. Я едва удержалась от смешка. Учительство подчас было слишком серьезным занятием.

- Первая часть — это сострадание: забирание чьей-нибудь боли, - повторила я.

- Прошу прощения, - сказал комендант, - неужели так оно и есть? Неужели я могу забрать у пристава его боль подобным образом?

-'Можете - и возьмете. Но не так, как Вам сейчас кажется. Важно понять, как вы будете это делать. Но это придет позже. Я обещаю.

А пока нам надо разобраться с отдаванием - с добротой; и Вам следует знать, что Мастер вводит понятие сострадания и доброты вместе, одновременно с другими могучими приемами освобождения ветром.

Если сострадание желает забрать боль, то доброта желает заполнить пустоту, оставшуюся после ухода боли: доброта желает оделить человека всем, чем бы он ни пожелал.

А теперь закрывайте глаза и снова представьте себя в доме пристава. Вы желаете наполнить его счастьем, теперь, когда ушла его печаль. Каким угодно счастьем, чем угодно из того, что, по-вашему, ему бы хотелось. Но у меня есть соображение по поводу того, какое счастье вы могли бы ему дать - нечто особенное, что покорит ваш эгоизм - чуть ли не самую мощную отрицательную мысль, забивающую каналы вашей спины.

- Опять чуть ли не, - проговорил комендант.

- Об этом позже, - снова заметила я.

- На этот раз давайте вообразим, что с выдохом вы отправляете гонца: ваше дыхание - это человек, и всякий раз когда вы выдыхаете, он подходит все ближе к порогу дома пристава. И этот человек..., - я никак не могла вспомнить, - какое бишь звание у вашего начальника, - спросила я.

- А этот... Ну, должно быть, столичный суперинтендант. Суровый тип, особенно когда я опаздываю с рапортами, - прошептал комендант, поглядывая вновь на свой рабочий стол.

- Еще немного, - сказала я, - итак, каждый выдох приближает суперинтенданта к дверям пристава, и вот он уже стучит. Пристав открывает дверь - чистенький, жизнерадостный, умытый и одетый с иголочки - с тех самых пор, как вы освободили его от пьянства.

Утреннее солнце сияет ему в лицо, и суперинтендант приветствует его и с радушным рукопожатием протягивает ему письмо. Пристав распечатывает его и чуть не падает от радости и неожиданности, потому что...

- Потому что что? - встрял комендант, уже почуяв, что это может быть за письмо.

- Потому что это - официальное распоряжение из министерства, объявляющее его новым комендантом, главой этого самого участка, - закончила я радостно.

У коменданта вытянулось лицо:

- Да как же это... Чем же в таком случае буду заниматься я? -выпалил

он.

- Да дело не в этом! - воскликнула я, - Или может быть как раз в этом- то все и дело! Понимаете? Вы даете ему то, что больше всего сделает его счастливым, даже если - или особенно если -это та самая вещь, которая делает счастливым вас. то самое, что вы бы приберегли для себя.

Комендант, похоже, слегка запутался:

- Что-то я не понимаю, - промолвил он, - как все это связано с исцелением моей спины?

- Это в прямую связано с исцелением вашей спины..., - я едва спохватилась, что бы не назвать его болваном, что Катрин иногда себе позволяла.

- Подумайте, комендант! Ваш эгоизм ни к чему вас не привел! Вечная озабоченность собой не помогла вам даже уберечь собственное здоровье! Она пережимает ваши каналы, останавливает ветры, причиняет вам боль, делает вас несчастным, все более старит вас, и в конце концов заставит вас умереть - погруженного в озабоченность собой, защищающего эту самую никчемную ценность. Я раскрываю вам тайну! Я вручаю вам ключ! С ним вы все быстро исправите изнутри. Но вам придется отдавать и отдавать - и сдаваться!

Комендант вскинул брови и вытаращил глаза:

- Ну ладно, ладно! Уймитесь, девушка. А то, боюсь, пережмете себе канал.

Он был прав. Я проделала положенные десять вдохов и выдохов, успокоилась, и мы вместе произвели повышение пристава по службе, сидя в полной тишине. А потом, для закрепления изученного, мы отправились в дом к караульному и забрали из его сердца черное облако лени и апатии. Благодаря этому караульный стал столь сообразителен и энергичен, что суперинтендант, возвращаясь от пристава и наткнувшись на него, был настолько впечатлен, что немедленно забрал его в столицу своим протеже - по сути, проча его на свое место. Мы здорово повеселились; бесплатное легкое лекарство для внутренних ветров.

Мы неверно понимаем мир

Вторая неделя июня

Я уже как-то говорила Вам о законе йоги всей жизни - когда начинает происходить нечто очень важное и хорошее, могучие нехорошие силы тоже оказываются побеспокоены и пытаются помешать хорошему. Быть может, это как-то связано с тем, что начинают открываться каналы. А может быть, это дурные каналы противоборствуют, сражаясь за собственное существование.

Как раз в ту ночь, после нашей с комендантом первой атаки на эгоизм изнутри, ко мне под навес пришел пристав, когда я уже спала.

Вечный зарычал, и я немедленно проснулась. Стояла поздняя и ветреная ночь: приближались летние дожди. Однако, благодаря почти полной луне, я в мгновение ока смогла различить пристава. Его запах - запах выпивки - казалось, в первый же миг заполнил собой всю комнату. Вечный уже было приготовился к прыжку, но я успела поймать конец веревки, за которую я его привязывала ради старухи хозяйки - от греха подальше.

- Не бойся, - раздался низкий смех пристава, - нечего

бояться. Просто подумал, что мы могли бы поговорить и..., - его тень покачнулась в дверях, и он шагнул внутрь. В одной руке он держал глиняный кувшин, а другой шарил в темноте. Слишком поздно было урезонивать его.

Мы с Вечным повидали многое на своем веку. И у нас был особый знак на случай тревоги. Я выкрикивала слово «Вам!» на нашем с ним языке, после чего мы бросались наутек.

- Вечный! Вам! - выкрикнула я и вскочила с постели. Пристав неуклюже попытался схватить меня, но я увернулась, обрушив

на него ткацкий станок, и бросилась к двери. Вечный проскочил у пристава между ног, волоча за собой веревку, и вот мы уже неслись под лунным светом, направляясь к околице.

Пока мы бежали, я думала. Мы никак не могли направляться в сторону тюрьмы и главной дороги-, слишком много людей, да и рассвет не так далек. Но продираться через поля, с другой стороны, было не на много лучше: я по опыту знала, что нас легко было бы выследить по утру.

И тут я вспомнила нечто, что говорила когда-то моя бабушка, о том, что лучше всего прятаться на самом видном месте. Так что я остановилась у моста, совсем неподалеку от дома моей хозяйки, и мы вдвоем забрались под него. Мы сможем оставаться здесь, два, а то и три дня, как раз в том месте, откуда начнутся поиски. А когда они все уйдут достаточно далеко по вымышленным следам, мы отправимся потихоньку в Варанаси. Мне придется оставить книгу и мои записки. Я знала, что Катрин бы согласилась с моим решением. Я запишу все, что смогу вспомнить, когда мы доберемся до Учителя.

Мы ждали, поначалу в напряжении, а потом ненадолго задремывая. Через какое-то время я решила, что пристав, вероятно, отправился домой спать, допивая из кувшина. Я свернулась калачиком, сберегая тепло моего львенка все грудью, забравшись как можно глубже под мост.

Что-то разбудило меня, словно предчувствие. Я выглянула с той стороны, где встречалась тень от моста и лунный свет. И там, в молочном сиянии, я увидела крошечный серебристый завиток - белесый, свернутый змеей. Какое-то время я разглядывала его, пока не поняла, что это: другой конец веревки Вечного.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒