Архитектура и изобразительное искусство

Архитектура и изобразительное искусство

эпохи Просвещения.

Идеи просветителей, связанные с распространением знаний, пропагандой науки, освобождением от предрассудков, обожествлением природы, призывами к простоте и естественности, соответствовали эстетике классицизма. В области архитектуры и декоративно-прикладного искусства вновь возродились классические традиции и классические формы. В живописи стало модным все, связанное с жизнью и бытом древних римлян, тем более что в 1748 г. начались раскопки Помпеи, а тридцатилетием раньше были открыты под пеплом Везувия развалины города Геркуланума.

Отличительной особенностью архитектуры неоклассицизма XVIII в. во Франции стал отказ от античных классических норм. Уже не соотношение несущих (цоколя, колонн) и несомых (антаблемента, фронтона) частей – альфы и омеги античного классического здания являлось основой архитектурной композиции. Во главу угла теперь ставилась функциональная задача – создание большого внутреннего пространства, соответствующим образом декорируемого.

В архитектуре утвердился классический тип симметричной крестово-купольной базилики. По образцу собора св. Петра в Риме архитектор Жак Жерми Суффло (1713-1780) возвел в Париже собор св. Женевъевы, построенный на месте старинной церкви, где были захоронены останки легендарной покровительницы Парижа. Фундамент был заложен в 1758 году, и здание было закончено учеником Суффло в 1789 г. Правящее на тот момент революционное правительство распорядилось о превращении церкви в мавзолей великих французов. С 1791 г. по ассоциации с римским обычаем церковь была превращена в усыпальницу великих людей Франции и получила название Пантеон. Здание представляет собой в плане греческий крест, в центре которого возвышается купол, опирающийся на четыре столба. Фасад воспроизводит древнеримский портик, украшенный фронтоном. Надпись на входе в Пантеон гласит: «Великим людям благодарная отчизна».

Именно этот вариант неоклассицизма надолго определил развитие церковной архитектуры не только во Франции, но и во всей Европе (собор св. Павла в Лондоне, Исаакиевский собор в Петербурге). Другим типом зданий той эпохи стала церковь св. Магдалины, строительство которой началось в 1764 г. Несмотря на христианские мотивы обильного декорума, сооружение напоминает больше языческий храм, являясь воплощением античной простоты и целесообразности.

Сегодня трудно оценить революционные архитектурные идеи, предложенные Суфло. За две с лишним сотни лет его здание стало классикой, которой следовали и которую ниспровергали следующие поколения зодчих. Да и после сумасшедших творений XX века нас уже трудно чем-то удивить. Но для того времени это сооружение было действительно удивительным.

Суфло решил соединить в своем творении ни много, ни мало лучшие достижения мировой архитектуры, накопленные к тому времени. Он создал великолепный шестиколонный греческий портик (раз), увенчал здание куполом, которого древние греки вовсе не знали (два), сделал интерьер легким и светлым, как в готике (три), но использовал при этом сводчатые романские потолки (четыре).

Колонны, которые в барокко успели прирасти к стене, и стали просто декорацией, опять выдались вперед и вспомнили о своей основной функции – нести тяжесть перекрытий. Суфло даже дерзнул поставить купол на колоннаду, вдохновляясь примером Кристофера Рена, автора собора Св. Павла в Лондоне. Однако здесь чистоту идеи соблюсти не удалось. Колонны не выдержали бы тяжести свода, поэтому пришлось строить сложную несущую конструкцию, скрытую от глаз.

Это была не единственная проблема, с которой столкнулся архитектор. При рытье котлована под фундамент в грунте обнаружили пустоты еще римских времен, когда здесь добывали строительный камень. Стройку приостановили, чтобы пересмотреть и облегчить конструкцию. Только в 1764 г. Людовик XV торжественно заложил первый камень в основание храма – к этому времени св. Женевьева уже двадцать лет терпеливо ждала обещанного.

Церковь возражала против равноконечного греческого креста, на котором был основан план здания. Пришлось в угоду западной традиции удлинить два крыла, приблизив пропорции к католической базилике с трансептом.

Из-за трудностей, с которыми королевская казна сталкивалась на протяжении всего царствования Людовика XV, финансирование строительства постоянно прерывалось, а смета пересматривалась. Так, например, архитектор был вынужден отказаться от оформления трех сторон храма портиками, сохранив колонны и фронтон только на главном фасаде.

Довершением всех бед были интриги. Придворные, в особенности дамы, мнили себя специалистами во всем, в том числе и в архитектуре, и предлагали бесконечные «улучшения» проекта. Суфло просто погряз в спорах о том, делать ли башенки по углам, какими должны быть колокольни (в результате так и не построенные) и что должно быть выбито на барельефе.

В 1774 г. умер король, за тридцать лет так и не исполнивший обета, данного св. Женевьеве. Еще через шесть лет скончался Суфло, не дождавшийся завершения своего великого проекта. Только в 1790 г. его помощники Ронделе и Бребион довели дело до конца.

Однако драматическая история храма св. Женевьевы на этом не закончилась, а скорее только началась.

Конструктивно здание оказалось не слишком прочным. Мало того что подвижки грунта вызвали с годами многочисленные трещины, так еще и начали ржаветь металлические стяжки, которыми архитектор скрепил сооружение, чтобы добиться большей легкости каменной кладки. В результате к началу 1980-х гг. здание стало буквально сыпаться на голову посетителям, и его пришлось закрыть на длительную реставрацию.

Но все же и достижения значительны. Храм, как это часто бывает с шедеврами архитектуры, вышел, прежде всего, памятником эпохи, искавшей разумных начал, чистоты и простоты.

Новым словом в архитектуре в последующие времена вдохновлялись многие зодчие. Например, купол вашингтонского Капитолия откровенно «цитирует» парижский Пантеон. Да и в Санкт-Петербурге без его следов не обошлось: посмотрите на план и купол Исаакиевского собора.

В общем, цель, которую ставил перед собой Суфло, так или иначе была достигнута – «в одной из прекраснейших форм воплотить гармонию легкости готической конструкции и чистоты и великолепия греческой архитектуры». В Париже появилась церковь небесной покровительницы города, способная соперничать как с римским собором Св. Петра, так и с лондонским Св. Павла.

Но более неудачного времени для ее постройки не было, пожалуй, во всей истории Франции. В стране бушевала революция, разорявшая христианские храмы с яростью, сравниться с которой может лишь большевистский разгул в России XX века. Досталось и новой церкви Св. Женевьевы, которая после всех перипетий превратилась в Пантеон.

Само это греческое слово означает «храм всех богов» и отсылает нас к Риму, где такой храм был построен в начале нашей эры.

Революция, разразившаяся во Франции в конце XVIII века, нуждалась в прославлении своих деяний и героев. И когда она потеряла первого из своих пламенных трибунов, графа Мирабо, он был торжественно похоронен в только что построенной церкви, а сама она по решению Национального собрания превратилась в Пантеон.

Не прошло и пары лет, как Марат и Робеспьер нашли доказательства тайной связи Мирабо с королевским двором, и вчерашний герой стал предателем. Его прах вынесли из Пантеона, закопали на кладбище для преступников и успешно забыли место, где это сделали, – так до сих пор и не нашли. К тому времени Марат был убит и занял в Пантеоне освободившееся после Мирабо место. Впрочем, он тоже вскоре был развенчан и перезахоронен на кладбище неподалеку. Так проходит земная слава...

Чтобы здание больше соответствовало духу торжественной гробницы, в годы революции решили затемнить интерьер и заделали практически все окна по его периметру. Из-за этого, к сожалению, теперь нельзя оценить в полной мере замысел Суфло, стремившегося к свету и легкости. Следы замурованных окон видны на стенах слева и справа от центрального входа.

Но и на этом судьба Пантеона не завершилась. В последующие годы во Франции то восстанавливалась монархия, то побеждала республика, то короновался император, то торжествовала Коммуна. Соответственно и Пантеон не раз то превращался в церковь, то возвращался к своей пропагандистской роли гражданской усыпальницы. Спиливались и восстанавливались кресты, менялись надписи, сбивались барельефы, заказывались новые росписи...

Почти сто лет Пантеон выяснял свое предназначение, пока в 1885 г. здесь не похоронили Виктора Гюго, великого писателя и властителя дум не одного поколения. С тех пор, здесь по-прежнему хоронят великих граждан Франции. Их могилы расположены внизу, в крипте, куда ведет лестница из бывшей алтарной части.

Для профилактики ошибок в большинстве случаев между уходом из жизни и упокоением в Пантеоне выдерживают многолетнюю паузу. Так, последним этой чести в 2002 г. удостоился Александр Дюма – через 132 года после смерти.

Выдающимся архитектором и декоратором французского неоклассицизма был Жак Анж Габриэль (1698-1782). Характерным для «стиля Габриэль» было изящное сочетание прямых и округлых линий. Этот стиль еще не порывал с рококо, а лишь вводил его формы в более спокойное, рациональное русло. То же сочетание просторных плоскостей и округлых форм было положено в основу проекта знаменитой площади Согласия в Париже. И по масштабу, и по замыслу эта площадь явилась гениальным творением, перешагнувшим свое время, и даже столетия спустя она органично вписывается в непрерывно меняющийся план Парижа. С обеих сторон площади Габриэль оставил зеленые массивы Елисейских полей и парка Тюильри, ничем не заслонив мягкие естественные линии ландшафта. Третья сторона нашла природную границу в набережной Сены. И лишь на четвертой архитектор поместил здания, но не замкнутой стеной, а двумя корпусами, в просвете между которыми открывается вид в глубину на церковь св. Магдалины, созвучную боковым ризалитам корпусов. Так родилась площадь нового типа, со всех сторон наполненная движением: в нее вливаются улицы, парковые аллеи, мост, переброшенный через Сену, и сама Сена. Совсем небольшая по своим размерам, она кажется огромной из-за широкой раскрытого пространства и из-за глубины панорам, открывающихся с нее и включающих в ее ансамбль даже отдаленные здания.

Под влиянием нравоучительства французских просветителей и примитивизма их эстетических оценок классицистические тенденции постепенно выродились в сентиментализм.

Отличительными чертами сентиментализма, является культ чувства и культ природы. В связи с этим основной целью объявлялось воспитание чувствительности, т.е. особой восприимчивости к красоте природы, состраданию.

Сентиментализм являлся крупнейшим в художественной культуре течением, связанным с просветительскими идеалами о доброте, присущей каждому человеку от природы. Слова «добродетельный» и «чувствительный» стали в эти годы самыми лестными эпитетами. Любые проявления какого-либо переживания – сострадания, горя, восторга, любви – принимали самые причудливые формы. Знатные дамы украшали свои прически портретами подруг или медальонами с видами церквей, где похоронены их родители; в театральных залах стало обычаем задыхаться от рыданий или терять сознание. В живописи идеалы сентиментализма наиболее полно выразил Жан Батист Грёз (1725-1805). Его картины отличаются морализаторством, назидательностью, граничащей с пошлостью, а, кроме того, слащавостью в изображении молоденьких, соблазнительных, но обязательно бедных и несчастных девушек, нищих детей, обездоленных стариков. Как отмечали многие, «его простота была наигранной, а нравственность часто оказывалась двусмысленной». Успех художника именно в силу этих качеств был огромен, особенно в том, что касалось его бытовых картин с пропагандой банальных житейских истин. «Паралитик, за которым ухаживают его дети, или Плоды хорошего воспитания», «Балованное дитя, или Плоды дурного воспитания», «Наказанный сын», «Разбитые яйца» и другие картины Грёза вызывали фурор; перед ними собирались благоговейные толпы, люди плакали. Резонер заглушал в Грёзе художника, ему так важно было быть рупором добродетели, что он писал пространные письма с подробными комментариями и объяснениями сюжетов и каждой детали своих картин.

Такая всепроникающая литературность, когда картины стали пересказывать, как роман, была отличительной чертой живописи эпохи Просвещения, девизом которой была фраза: «Живопись и поэзия – сестры».

Сентиментализм не требовал особого стилистического оформления, поскольку обращен был к личному и утверждал самоценность внутреннего мира человека, его интимные переживания.

Только Жак Луи Давид (1748-1825) сумел соединить классические образы и формы с идеями и ценностями, ставшими доминирующими во французском обществе. И это гениальное соединение дало искусству и всей культуре новый стиль – революционный классицизм.

К концу XVIII в. французская буржуазия превратилась в могучую силу, способную оказывать решающее влияние практически на все стороны общественной жизни. В области культуры она также выработала собственный вкус и эстетические нормы, противопоставляя скромные добродетели, полезные для нации, легкомыслию паразитической и расточительной аристократии. Новые ценности – чувство ответственности, готовность выполнить гражданский долг, способность на искренние и верные чувства, скромность – были созвучны духу римской античности.

Давид первым воскресил трагически суровую республиканскую античность, полную политических бурь.

⇐ Предыдущая 123 4 5 Следующая ⇒