Питер Ракман

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение
От автора
Музыка, живопись и талант
Мона Лиза и Винсент Ван Гог
Пабло Пикассо: слепой поводырь слепых
Вдохновение против вымысла и импровизации
Шедевры и иллюстраторы
Трусость против качества

Переворот в мире живописи

ВВЕДЕНИЕ

Данная книга состоит из семи очерков, объединенных темой «Искусство живописи». Здесь отмечены имена более 300 художников, рассматриваются картины 250 из них. Всего в этой книге описано более 400 рисунков. Автор рассматривает следующие «школы» живописи: классическую, барокко, Ренессанс, натурализм, реализм, романтизм, импрессионизм, экспрессионизм, футуризм, сюрреализм, дадаизм, кубизм, примитивное и наивное искусство, искусство “Hard Edge”, субъективизм, абстракционизм, космический мистицизм, школа «Пепельница», естественный мистицизм, поп-арт, абстрактный экспрессионизм и гуманизм.
Кроме того, в этой книге вы найдете рассуждения по поводу бесконечной вражды между «художниками» и «иллюстраторами» и доводы, почему «иллюстраторам» уделяют так мало уважения. Сопоставляя работы «старых мастеров» и «новых мастеров», настоящий талант мы обнаружим в работах следующих художников: Моне, Мане, Пикассо, Эль Греко, Рембрандта, Кли и др., а также иллюстраторов: Виета, Нормана Рокуэлла, Грега Хильдебрандта, Джона Хельда младшего, Пола Детлефсона и т.п.
Студенты, изучающие искусство живописи, обнаружат некую «тройную параллель» между живописью, музыкой и литературой; их развитие достигает своего пика одновременно, между 1880 и 1918, затем следует вырождение и примитивное, языческое искажение трех искусств. Автор использует в своей книге небольшое количество ссылок на Библию, отнюдь не для того, чтобы превратить свою книгу в проповедь; ссылки на священное писание в свою очередь были популярны в 1880, а после 1900 эта тенденция пошла на спад.
Работы автора в этой книге не представлены, но если студенты захотят убедиться в его художественном таланте, они могут найти более 200 его цветных иллюстраций, опубликованных в Ruckman’s Apocalypse (Bible Believers Press).

ОТ АВТОРА

Много лет я ждал момента (сейчас мне семьдесят один год), чтобы написать о моем третьем призвании — художника. Моим первым призванием (после того, как я обратился к Христу) было стать проповедником и учителем Библии. Большую часть своей жизни с 1949 года я занимался именно этим. Мое второе призвание – писать (с 1959 года) привело меня к созданию более 120 книг и брошюр. Эти книги так или иначе были связаны с библейскими темами: воскресение души, местная церковь, миссии, письменные свидетельства, переводы Библии, заблуждения философии и гуманизма, история церкви, комментарии к библейским стихам и т.д.
Я был художником-самоучкой еще двадцать семь лет до того, как впервые всерьез обратился к Библии (см. Полная чаша, 1993. Гл. 1-7). В моем роду художником был лишь мой дядя, брат моей матери (Альфред Армстронг). Он был шести футов ростом и любил удить рыбу. Родился он в Пасадене, штат Калифорния, большую часть жизни прожил в Вилминтоне, Делавэр. Так же как моя мать и моя «тетя Кэтрин», он был хроническим алкоголиком.
Я начал свою художественную карьеру с того, что срисовывал комиксы из “Funny Papers” («Веселые картинки») — Мутт и Джеффа, Отца-воспитателя (Мэгги и Джиггс), Микки Мауса и Папайя. Позже (после того, как мне исполнилось тринадцать лет) я начал срисовывать Тарзана, Флэша Гордона, делать черновые зарисовки капитана Джона У.Томпсона — моряка, написавшего «Крепкие штыки». Я никогда не ходил ни в одну художественную школу. Я изучал анатомию человеческого тела, пока работал охранником Рехоботского пляжа в Делавэре. В промежутке от пятнадцати до семидесяти одного года я учился рисовать карандашом, цветными мелками, углем, цветными чернилами, пастелью, акварелью, маслом и акриловой смолой; именно в таком порядке. Я делал наброски и рисовал «с натуры» предметы в Алабаме, Канзасе, на Гавайях, на Филиппинах и в Японии, а также рисовал портреты, «с натуры» либо срисовывал с фотографий и картинок. Я срисовывал цветные изображения ландшафтов, натюрморты, морские пейзажи, а позже я написал сотни картин только благодаря своему воображению. Итоговый «труд моей жизни» составил около 208 иллюстраций (маслом и акриловой смолой) к Книге Откровения (назв. Ruckman’s Apocalypse, 1993), которую я писал в течение пятнадцати лет.
Я никогда не был особенно хорошим художником — эскизы удавались мне лучше, чем рисунки. Я могу чернилами или карандашом запечатлеть движения боксеров, борцов кендо и дзюдо, но только когда они находятся в движении. Когда нужно выбрать цвет, мои способности оказываются «посредственными». С одного взгляда я различаю, наверное, сотню оттенков света и тени, большинство художников распознают 300, а некоторые могут и 400. Я редко могу выполнить рисунок сразу, не пройдясь по каждому его дюйму как минимум три раза — иногда до пятнадцати раз. Я осознаю, какой цвет мне нужен, когда вижу его на своем холсте, но обычно это происходит не раньше пятой попытки. Мою технику работы с кистью можно назвать следующим образом: я атакую кистью полотно. Каждая из моих фресок (более двух дюжин баптистерий) выполнена разным набором кистей. К тому времени, как я заканчиваю свой рисунок, они (кисти) теряют форму, «кружочки» и «квадратики» сбиваются в сплошной комок. Я умею писать маслом, но предпочитаю акриловую смолу — она быстрее сохнет.
Всю свою жизнь (с трехлетнего возраста) я люблю изучать картины. Хотя я не умею тонко различать цвета и тени, я узнаю стиль художника, если однажды видел его рисунок. Я знал, когда дублера Сигары сменят слова Папайя (Театр Теней), когда он перестал рисовать мультфильмы. Я заметил, когда Честер Гоулд перестал рисовать Дика Трэйси и когда Джордж Мак Манус перестал рисовать «Отца-воспитателя». Даже если бы Уолт Келли не выполнил бы свой заказ на мультфильмы за год до своей смерти, я бы понял, какие мультфильмы из этой серии нарисовал не он. Я развил в себе эту необычную способность где-то между семью и десяти годами. Естественно, я не могу распознать стиль художника моментально, особенно если это автор одной из десяти тысяч бессмысленных «абстрактных» картин двадцатого века или это один из похожих друг на друга католических художников Ренессанса. Но если я рассмотрел сорок рисунков одного автора (я смотрел и по 400 картинок одного мультипликатора), я узнаю работу этого человека, даже если пройдет сорок лет.
Я всегда был учеником великих художников и великих картин. Книга, которую вы держите в руках, посвящается именно этому: художникам и живописи. Иначе она могла быть названа Победа СМИ над Галереей живописи или Победа прессы над палитрой или, быть может Диктат прессы над художником.
Я надеюсь, что вам понравятся эти краткие эссе, связанные с моим третьим призванием — художника.
Вашему вниманию будут представлены следующие главы: Музыка, живопись и талант; Мона Лиза и Ван Гог; Пабло Пикассо — слепой поводырь слепых; Вдохновение против вымысла и импровизации; Иллюстраторы и шедевры; Трусость против мастерства; Превращения в мире искусства.

Глава первая

МУЗЫКА, ЖИВОПИСЬ И ТАЛАНТ

У мужчины есть три творческих начала, которые компенсируют его неспособность быть «матерью всех живущих» (Быт. 3:20). Соревнуясь в творчестве с женщиной, он создает три вещи — живопись, музыку и литературу. В Америке средства массовой информации и культуры создают великие музыкальные произведения из шума, высокую литературу — из нонсенса, а живопись — из ничего. С исторической и современной точки зрения — не по данным CBS, NBC, ABC, CNN, Life, Time, Parade, People, Newsweek, USA Today и т.д. — три самых маленьких в мире книги «Великие женщины-композиторы», «Великие женщины-писатели» и «Знаменитые женщины-художники». «Бабушка» Моисея и Мари Ринегарт (детектив) не идет ни в какое сравнение с потолком Сикстинской Капеллы или с книгой «Все тихо на Западном фронте». Наверное, где-то существует перечень женщин-дирижеров симфонических оркестров, но его никто никогда не видел. (Если он когда-нибудь «всплывет наружу», то это будет работа политиков и журналистов левого крыла радикалов, которые пытаются превратить природу и историю в нечто, чем они никогда не были, и чем вряд ли будут).
В наше время все закончившие колледж писатели, журналисты, издатели и дикторы новостей категорически опровергают подобные заявления. Они пытаются изменить человеческую натуру. Они все занимаются тем, что мы называем «религией добрых дел»: «делают мир лучшим местом для жизни» путем уравнивания рас, полов, социальных групп и народов. Эти опасные фанатики становятся сторонниками крайних мер, когда дело касается следующих четырех идей:
1. Дать черным преимущество над белыми.
2. Дать женщинам преимущество над мужчинами.
3. Дать сексуальным меньшинствам преимущество над большинством.
4. Дать преступникам возможность «защитить себя» от закона.
Таковы эти четыре религиозные идеи — их кредо, фанатичное, как догма Совета Трента (1956), им следуют с фанатизмом обезумевшего дервиша, «подстрекаемого» иезуитским священником. Они составляют девяносто процентов любой «информационной» программы, днем и ночью, семь дней в неделю (См. Дискриминация, путь к здравомыслию, 1992).
Мужчина «занимается творчеством», поскольку он не способен созидать. Мужчины создают живопись, литературу, музыку, философию, делают открытия и т.д. Это исторический факт; если в него не верить и игнорировать его, пытаясь уравнять мужской и женский пол, это может привести к вырождению целых народов. Человек, который считает, что мужчина и женщина — это одно и то же (или как же понимать утверждение, что они «равны»?) болен. Ему нужен психиатр.
Следуя этому убеждению относительно не только полов, но и классов, рас, правонарушений, американские СМИ «отрываются» на них. Их задача — сеять замешательство и хаос, пока не возникнет кризис. Они настраивают чернокожих против белых, пытаясь их объединить, а затем притворяются, что они должны любить друг друга после такого насильственного объединения. Они сталкивают мужчин и женщин в «рабочей обстановке» (армия, морской флот, морские корпуса), а когда начинается вражда, — а она начинается, — во всем обвиняют мужчину. (В случае конфликта между расами во всем обвиняют белого человека). Наконец, они способствуют росту преступности, одинаково покрывая руганью полицию и «людей улицы» и обвиняя полицию во всех несчастьях. Все это делается под лозунгом «равных гражданских прав», «социальной справедливости», «окончания расовой изоляции», «помощи угнетенным меньшинствам» и т.д. Это так же справедливо и правильно, как убийство альбигенов и вальденцев.
Развивая тему «Креационизм. Мужчина против женщины» мы не останавливаемся на факте, что среди «мастериц» живописи есть двадцать «мастеров». В книге «Примечания к «Мона Лизе» Кэрол Стрикленд, согласно с официальной массовой догмой внезапно включает «выдающегося чернокожего» и «выдающуюся женщину» в список «великих» художников (Берт Морисот, Гортензия Джентилеш, Мэри Кассат, Ромира Берден), но это, вероятно, лишь попытка соблюсти политическую корректность (1990-ые годы), чтобы продать книгу. На каждых сорок мужчин-композиторов приходится лишь одна женщина.
Все радикалы, экстремисты левого крыла (которые не принимают во внимание историю, опыт, реальность) называют неравенство «шовинизмом»: они считают его чрезмерным утверждением мужественности. Причина подобного мнения состоит в том, что среди корреспондентов Национального радио, CBS, NBC, CNN,USA Today и журналистов (особенно популярных изданий) тридцать пять процентов — женщины.
Я предваряю свои эссе этими словами, чтобы показать разницу между настоящим искусством и тем, что СМИ называют искусством. Под СМИ я буду подразумевать критиков живописи, профессиональных торговцев, а также самих художников. Вы увидите, как ЛИТЕРАТУРА, не ЖИВОПИСЬ, повлияла на талант художников, независимо от того, был ли у них талант на самом деле.
Главное, помнить одну вещь: средний человек, обыватель, любого возраста, с любого континента оценивает музыкальное или художественное произведение одной из трех следующих реплик:
1. «Мне это нравится».
2. «Мне не нравится».
3. «Довольно ничего».
Иногда это звучит более эмоционально:
1. «Это великолепно! Я в восхищении!»
2. «Ненавижу. Гадость».
3. «Довольно неплохо. Но мне как-то все равно».
Но в этой книге мы не будем оценивать произведения искусства таким образом. Мы поговорим о том, как необходимо создавать настоящие, гениальные образцы изобразительного искусства, тогда как многое, что в наши дни называют искусством лишено всякого «полезного материала». Если бы эти очерки были о музыке, нам пришлось бы глубоко анализировать музыкальные произведения (концерт, сюиту, арию, хорал, симфонию, рондо, фугу, и т.д.) с точки зрения ритма, мелодики, динамики, тона, аккордов, мощности, высоты звука, когезии, цветомузыки, модальности, тональности, консонанса, диссонанса, гармонии и т.д. Но так как мы рассматриваем не музыку, а живопись, то будем судить о произведении не только по впечатлению, которое оно у нас вызывает, но и по труду, потраченному на его создание. Для этого необходимо знание спектра, природы цвета, особенностей освещения, оптических иллюзий, особенностей преломления и отражения световых лучей, знание цветовых аккордов, насыщенности цветов, сочетаний цвета и тени, чувство цвета, знание тени, художественного пространства, глубины, перспективы, композиции, пропорций, техники мазков кистью, знание предмета, художественный замысел и «вдохновение».
Не говоря о том, что такое «настоящая» или «хорошая» живопись, я должен заметить, что любое произведение искусства (речь идет о живописи как о разновидности изобразительного искусства), созданное талантом, который не дисциплинировал себя, не анализировал себя, не критиковал себя, не упражнялся, не развивал и не усовершенствовал себя сам, — не может считаться талантливой работой. Это подделка, пустышка, продукт двадцатого века, века диктата СМИ, лживых и продажных, которые после пятидесяти лет собственного «двуличия» сами не знают, говорят ли они правду или лгут. Я не буду возвращаться к основным темам, которые СМИ «поднимают» с 1929 года, они стали национальным бедствием (см. Проклятье нации, 1992): отмена запретов, ружейный контроль, свобода женщинам, помощь России и Хорватии, свободное распространение порнографии, самоутверждение, эволюция, права сексуальных меньшинств, гражданские права. Вряд ли подобная трактовка «современного искусства» подразумевает что-нибудь еще. Двадцатый век — век новоиспеченных экспертов, и нигде они не проявляют себя столь полно, как в прессе, когда речь идет о живописи и художниках.
Живопись и музыка — наиболее свойственное воплощение творческих импульсов человека. «Красота в глазах ценителя», «Музыка Вагнера не так плоха, как кажется» и т.д. Музыкальные и художественные «вкусы» очень индивидуальны и субъективны, например, не так давно (1993) один человек заплатил 420$ за абстрактный рисунок, нарисованный четырехлетним ребенком. Его мать выставила рисунок на выставку, чтобы подшутить над художественными критиками — ЛИТЕРАТОРАМИ. Они проглотили эту наживку. Работа была объявлена «произведением искусства», как когда-то «Студия» Пикассо (Карли Джонсон, Манчестер, Англия, «Ритмы деревьев»).
Как же профессиональные критики живописи пришли к такому банальному типу мышления? Сейчас увидите.
Поищем аналогии в музыке: деревенские жители на юге нашей страны ничего не находят в струнных квартетах Гайдна и Моцарта. В Теннеси или Северной Каролине «днем с огнем не сыщешь» проповедника, которому всерьез бы нравилась «Симфония№4» Брамса или «Увертюра к Летучему Голландцу» Вагнера. В шестидесятые годы я не встречал человека, который любил бы музыку Бетховена, Шуберта, Моцарта, Бошерини и Гайдна и в то же время слушал «Битлз», Элвиса Пресли. Однажды пристрастившись к Корсакову, Шуману, Штраусу, Вивальди, Баху, Рахманинову и Фон Веберу, вы никогда не сможете «догнать» Мадонну и Майкла Джексона или Лоретту Линн, Хэнка Уильямса или “Джуддс”. Верно, что каждый год объявляются музыканты-классики, которые отрицают историю, природу, реальность и опыт (смотрите выше), чтобы «засветиться» в СМИ. Они унизили себя до того, что играют «попсу», для этого нужны деньги и реклама, и это не имеет ничего общего с настоящей музыкой.
Когда речь идет об изобразительном искусстве, вкусы людей не так сильно отличаются. Большинству достаточно просто взглянуть на картину, чтобы понять, что на ней изображено, что она значит. Никто не нуждается в пояснении критиков по этому поводу. Существует много шуток на эту тему:
Что художник хотел изобразить на своей картине?
Он хотел изобразить корову.
Так почему же не изобразил?
Или: один хиппи — другому, глядя на абстрактную мазню Шагала или Брака: «Слушай, приятель, давай отсюда смоемся, пока кто-нибудь не сказал, что это сделали мы».
Или: женщина стоит перед большой позолоченной рамкой в галерее, где выставлена примитивная мазня Пикассо и Мондриана. Она спрашивает экскурсовода: «И это страшилище вы называете современным искусством?» «Нет, мадам, — отвечает экскурсовод, — это зеркало».
В действительности существует около десяти «школ» живописи, которые могут различить ценители картин, среди них восемь «цветовых промежуточных»: пастель, мелки, гравюра (по дереву), масло, акриловая смола, гуашь (темпера), ручки и карандаши, акварель. Существует более тридцати музыкальных форм: концерто, камерная музыка, сюита, блюз, рондо, свинг, симфония, «бон», марш, полька, вальс, ария, увертюра, джаз, интермеццо, рок, соната, регтайм, мадригал, колыбельная, «диксиленд», тонические поэмы, рапсодии и т.д. И более двадцати промежуточных: ксилофон, маримба, лютня, флейта, арфа, фортепиано, гобой, виолончель, дудка, волынка, альт, гармоника, банджо, гитара, скрипка. Музыка — это третья по масштабу индустрия в нашей стране. Она охватывает широкий спектр. Всю живопись можно разделить на барокко и Ренессанс; затем примитивизм, импрессионизм, кубизм, фовизм, реализм, романтизм, сюрреализм, экспрессионизм, абстракционизм и минимализм; а также футуризм, натурализм и конструктивизм. Всего около пятнадцати разновидностей. Вот почему живопись тяжело сравнивать с музыкой.
Следующая причина в том, что критики поддерживают торговлю, пользуясь торговой терминологией. Наживаясь на истинных мастерах своего дела, критики и художники (в сотрудничестве с СМИ) создают «литературу», чтобы способствовать торговле. Поднимается много философских тем о том, что художник попытался выразить, НЕ О ТОМ, что он на самом деле выразил (см. Проклятье нации, 1992). Задача прессы состоит в том, чтобы слоновья доля этой риторической чепухи оставалась неприкосновенной от начала до конца, чтобы помочь этим «торговцам» ($$$). Проблему современной живописи можно сформулировать следующим образом: “Как убедить людей в том, что безвкусная мазня вроде «Горе святого Антония» (Энсор, 1887) — художественное произведение или хотя бы стоит того, чтобы на нее посмотрели?». «Голубой Ню» Матисса (1869-1954) — детский мультфильм, плохо сделанный, за которым не обнаруживается никакого таланта, который вышел одним тиражом в «Марвел Комикс». Но каждая книга на прилавке гласила, что Анри Матисс — «мастер». Он был объявлен «Титаном» двадцатого века. Он не умел рисовать. Пресса отзывалась о нем: «Он мог изобразить совершенную обнаженную натуру дюжиной мазков». Нет, он не мог. И никогда этого не делал. Воображение ПИСАТЕЛЕЙ восполнило недостающие линии, которых не было. Матисс не мог нарисовать их. «Многообещающие формы… сочные цвета… эмоциональное воздействие… он достиг формы, которая передает сущность (единства формы и содержания). Вы знаете, что это значит? Это значит, что Матисс бросил рисовать и стал вырезать полоски цветной бумаги, а потом склеивать их вместе. Это стало называться «ПОСЛЕДНИЕ БУМАЖНЫЕ ВЫРЕЗКИ».
Чувства пропорции у Матисса — как у слепого. Вы справедливо оцените его детский лепет, если скажете «художественное безобразие» или «артистичная карикатура», «художник преследовал определенную цель» (Матисс, я годами работал ради того, чтобы люди могли сказать: «Это, наверное, так легко!»). Нет, у него не было никакой цели; он делал так, а не иначе, потому что это было все, что позволяли ему его ограниченные способности; его абсолютная неспособность нарисовать хоть что-нибудь. Карандашные и чернильные наброски Фланнагана, Нила, Пеннфилда, Гибсона, Колла и др. доказывают, что Матисс рисовал недостаточно хорошо, чтобы заслужить звание «художника», «одинокого ТИТАНА». Если «рисунки» Пикассо сравнить с работами Роберта Шульца (Партнеры, 1990 и др.) или с работами Теодора Котски (акварелист), они выглядят как работы четырехлетнего рядом с произведениями Гюстава Доре.
Никогда в жизни ни Пикассо, ни Горький (1904-1948), ни Артур Дав (1920), ни Кандинский (1866-1944), ни Бекман (1884-1950), ни Домье (1808-1879) или Модильяни (1884-1920) никогда не рисовали как Доре, мастер анатомии, пропорции, тени, текстуры, движения. Его имя нельзя найти в альманахах «Знаменитые художники прошлого». Его «грех» в том, что он был иллюстратором книг («Ад» Данте, басни Эзопа, Гаргантюа, Библия и мн. др.). Рисункам художников вроде да Винчи, Рембрандта и Ван Гога можно дать то оправдание, что «свободное, небрежное, ошеломляющее» на первый взгляд «артистично». Никогда ни одна художественная группа не признавала меня «художником», но в течение пятидесяти лет я мог ручкой или карандашом без отрыва руки сделать внушающие доверие наброски пехотинцев, хоккеистов, боксеров, животных и человеческих лиц. Это не относится к Гауджину (1818-1903), Кли (1879-1940), Марину (1870-1953), Хартли (1922) или Сезанну (1839-1906). Последний, Сезанн, «освободил искусство от необходимости изображать реальность, сократив реальное до основных компонентов». Вот яркий пример «двуличия», которое подразумевает: «Он избавился от реальности, потому что не мог ее изобразить».
Многие критики в дни Сезанна «держали его сторону», но проблема в том, что с течением времени возникла тенденция приятия греха и разврата, искажений и извращений, которая превращает полуфабрикат в «гениальность» или «первооткрытие». СМИ не принимают эту правду, так как считают себя сторонниками гуманизма. Как и все хорошие люди, произошедшие от обезьяны, они клянутся Дарвином. Им следовало бы сказать, что Сезанн был «непригоден» в свое время (один критик сказал о его работе: «он — маньяк и рисует в белой горячке»), и это доказывает, какими «приземленными, ограниченными, узколобыми и слепыми» были его современники. Наоборот, они были правы, история — свидетель их правоты, по этому поводу Жак Липкиц когда-то сказал: «Величайшим источником КУБИЗМА были, несомненно, работы Сезанна». Именно «кубизм» создал известность Пикассо.
Теперь мы в центре урагана, потому что если современные Сезанну критики были правы, он был основоположником разрушения и профанации искусства, а его ученики (Пикассо) и последователи продолжали разрушать и извращать искусство: АНТИ-ЭВОЛЮЦИЯ. «Все зависит от того, как на это посмотреть».
Гауджин никогда не учился изображать то, что видел; не учился и Пикассо. Позднее он оправдывал свой главный недостаток словами: «Я рисую то, что ЗНАЮ». (Это область диалектической философии, тонких и обманчивых словесных игр: к искусству это не относится).
О том, что Пикассо «знал» можно прочитать в десяти книгах.
Почти каждому значительному, а позже «признанному» художнику с 1900 и далее нужен кто-нибудь в прессе, кто писал бы о его замыслах либо о том, что он делает. Эти недисциплинированные аматоры с отсутствием таланта скрывают свою некомпетентность и оправдывают ее словами: «Я занимаюсь творческой деятельностью, я реагирую на малейшие движения в своей «внутренней жизни». Но краски Сезанна мутные (Le Chatean Noir, Monte St. Victoire и т.п.), композиция не сбалансирована (Портрет отца художника, Bibemus Quarry и т.д.) и его знаменитый глазомер и множество «перспектив» были всего лишь оправданием его неспособности изобразить то, что он видел.
Кубисты (последователи Пикассо) говорили: «Так я это вижу, моя цель — изобразить это именно так». Они изображают свои «объекты» так, как Майкл Джексон «изобразил бы» скрипочный концерт Брамса. Винсент Ван Гог умел рисовать довольно неплохо, по правде говоря, его эскизы лучше рисунков (Вид на Арли, The Crau from Montmajour, The Rock of Montmajour (скала М.) и др.). Но Винсент Ван Гог смог продать только одну картину за тридцать семь лет. И та картина была продана после того, как Винсент получил признание как ПИСАТЕЛЬ, не «художник», в авангардном журнале. Пресса оказала поддержку. Без вмешательства прессы Винсент не продал бы ни одной картины в своей жизни.

Глава вторая

МОНА ЛИЗА И ВИНСЕНТ ВАН ГОГ

Средства массовой информации в Америке сегодня так могущественны, что они не только контролируют музыку и все отрасли искусства, государственный департамент, обе политические партии и федеральный суд, но также и речь отдельных индивидуумов.
Штрафы в размере 130 тысяч долларов были наложены американскими федеральными судами на СМИ за их так называемую «политически корректную» позицию. Эти штрафы были наложены на отдельных людей за слова, произнесенные в их частной беседе. Как всем в Америке известно, между «Хиллари и Биллари» — и Конституция и билль о правах, — это только шутка. Никто не может голосовать за поступление налогов, ни у кого нет права выбора, когда речь заходит о выборе школы, ни один бизнесмен не может нанимать или увольнять служащих согласно своим собственным стандартам, ни один американец не имеет права на личную жизнь, начиная с компьютерной информационно-поисковой системы, в которую постоянно суют свой нос, хотя его дети имеют право не слушаться и доводить своих родителей до развода, или им могут дать «третью степень» их прав на личную жизнь (утвержденную в Палате представителей парламента) и эту «видимость» могут защищать в суде.
Я изучил всю прессу, интересуясь творчеством Коррегио, Тициана, Тинторетто, Рафаэля, Боттичелли, Рубенса, Мурильо, Коро, Капалетто, ДеЛакруа, Бугеро, Шардена, Констебля, Рейнольда, Марша, Бентона, Беллоуза, Рокуэлла, Ван Гога, Холбейна, Босха, Брейгеля и т.д. Я поведаю вам, что я узнал об искусстве из средств массовой информации.
1. Я обнаружил, что талант художника редко определяет ценность любого произведения искусства.
2. Я обнаружил, что больше всего среди современных критиков искусства ценятся такие «качества» как нарушения всех законов композиции, света и тени, пропорций, цветовой гармонии и перспективы.
3. Я обнаружил, что цена в долларах на произведение искусства зависит от трех основных факторов:
1. МОРАЛЬНОЕ СОСТОЯНИЕ «социума» тех, кто оценивает рисунок.
2. Сравнительная «новизна» (прелесть новизны) работы, независимо от ее сюжета и содержания.
3. То, что критики и Ватикан думают об этой работе.
Здесь, передо мной более 1000 цветных открыток с изображениями работ Нормана Рокуэлла, Леонардо Да Винчи, Жана Вермеера, Грега Гилдебранта, Гранта Вуда, Альбрехта Дюрера, Ганса Гольбейна, Реджинальда Марша, Карла Эверса, Томаса Икинса, Эль Греко, Караваджо, Питера Поля, Рубенса, Максвелла Терриша, Джона Слоуна, Джорджа Беллоуза, Иеронима Босха, Питера Брейгеля, Франка Франзетта, Клода Моне, Сальвадора Дали, Гюстава Курбе, Уинслоу Хомера, Федерика Ремингтона, Говарда Пайла, Дж.М. Тэрнера, Дж. Констебля и еще 50 других.
Из этих картин римско-католическая «Джоконда» («Мона Лиза») была оценена наилучшим образом, она стоит $100 млн. За ней следует небрежная работа Винсента Ван Гога под названием «Портрет доктора Гаше». Она потянет на $ 53,9млн. Далее по этой коммерческой шкале следует «безделица», автопортрет Пикассо ($ 47 млн.) и «Божественная месса» Виллема Де Кунинга (родился в 1904), стоимостью 20, 680 тыс. долларов.
Да Винчи, Пикассо, Ван Гог и Де Кунинг.
У меня есть тридцать портретов, выполненных туманным Рокуэллом, рядом с которыми Мона Лиза могла бы выглядеть как восковая кукла. У меня есть 50 акварелей цветов, написанных художниками после 1940, которые могли бы заставить «Ирисы» Ван Гога ценой 53,9 млн. долларов выглядеть как увядшие одуванчики. «Ирисы» были такой посредственной работой, что когда Time-Life издали книгу о Ван Гоге на 182 страницы, они опустили «Ирисы». Верите или нет, 16 лет спустя неужели его сумасшедший гений так усовершенствовался, что этот полуфабрикат стал стоить более 53 млн. долларов?
Ответ: Нет. Он ничего не мог сделать. Его уже не было в живых 90 лет, когда его картина была продана, его не было в живых уже 70 лет, когда Time-Life писали о нем. Что же случилось, кто-то припозднился с признанием «гения» в лице Ван Гога?
Не смейтесь надо мной. Посмейтесь лучше над картинными галереями и «знатоками» искусства.
Ван Гог был так влюблен в себя, что написал сорок автопортретов (Рембрандт — 100), а проведя некоторое время в психушке, он выстрелил себе в живот и через два дня умер. Отец Ван Гога был ортодоксом (пастором) в Голландии. Ему не повезло с сыном, который не вылезал из публичного дома и в конце концов отрезал себе ухо и отдал его проститутке. Именно Ирвинг Стоун своей книгой «Жажда жизни» помог «Крошке Винсенту» выйти в мир. Когда пресса начинает свою работу по изготовлению «гения» из бедного шизоида, она говорит: «Его безжалостная честность… мучимая приступами душевной болезни… его израненная душа, отчаянно борющаяся со страхами, окружающими его… его гипнотическое зрение… простые формы… зоны ярких цветов… экспрессия мазков… он был больше, чем художник; он был великим философом… выдавал один шедевр за другим» и т.д.
Хорошие отзывы вызывают интерес, не так ли? Добавим тот факт, что его любимая отравилась, пока он напивался и куролесил в публичных домах и перед вами настоящий «пионер», который «избавляет» художников двадцатого столетия от «традиционных форм» и т.п.
В «Портрете доктора Гаше» Ван Гога за 83 млн. долларов, который не стоил и 15 центов даже через 10 лет после его написания, нет света: нет даже искусственного света. Попытка создать свет с помощью голубых и желтых мазков с треском провалилась, потому что Ван Гог не знал, где их разместить. «Доктор» умирает от малокровия; вся кровь покинула его лицо и руки. Книги, которые мы видим на этом «шедевре», изогнуты, стекло кривое, цветы увядшие, а лицо доктора Гаше (1890), которого рисовал Ван Гог, как будто вырублено топором дровосека, рубящего дрова. И это еще не все. «Шедевр» за 83 млн. долларов — это чуть больше, чем зеркальное изображение самого Винсента. У доктора глаза Ван Гога, у него подбородок художника, его волосы, его цвет лица. Мы можем заключить, что они были близнецами.
В портрете нет никакого художественного таланта. Талант придумала пресса. Какой-то молокосос заплатил 83 млн. долларов, чтобы получить известность с помощью газет. Он не приобрел «шедевр». Он даже не приобрел хорошую картину. Это только благодаря прессе, картина, стоимостью 80 долларов совершила психологический скачок до 83 млн. долларов, только бум, созданный прессой, мог сделать картину предметом хвастовства для ее покупателя. И пресса будет продолжать в том же духе.
Это доказательство силы американских современных СМИ: «Today», «Life», «Time», «Newsweek», CBS, NBC, ABC и CNN в наши дни. Они могут создать что угодно из ничего. Они могут превратить мазню восьмилетнего ребенка в шедевр, работу мастера, черпающего «мастерство из отчаяния». Нет ни одного факта из земной жизни Ван Гога (он прожил 37 лет), который бы доказывал, что он чего-то достиг: не говоря уже о цветовой гамме, перспективе, манере письма, технике мазка, визуальном восприятии или сюжете произведения. Он ничего не добился сам: скудное питание, депрессия, доход, дурные привычки, плохо продуманные полотна или просто повседневная жизнь. Короче говоря, он был идеальным примером для подражания для современных американских подростков, зацикленных на наркотиках (1987).
Вот почему одна из его картин сейчас (1987) стоит 83 млн. долларов.
Цивилизации понадобилось 93 года, чтобы созреть для Ван Гога.
Сейчас то же самое можно сказать обо всем, что пытался написать Винсент: «Великолепные краски его будущих работ отмечает View Across Paris (1887), это не краски, которые изображают яркий солнечный свет, яркий лунный свет, блестящий воздух или даже электрический свет. Это просто мазки красного, желтого, голубого и зеленого цвета, вперемежку, они не зависят от какого-либо источника света. Это приводит нас к интересному литературному и философскому заключению; поскольку у Винсента нет источника света в его картинах, и он не мог создать никакого реального источника света, не значит ли это, что он жил и умер «БЕЗ СВЕТА?».
Всем пейзажам Ван Гога недостает настоящего солнечного света. Его «Долина возле Гавра» (1890) не имеет ни теплоты, ни солнца, только холодный, «блестящий» свет. Там нет блеска, нет даже освещения, это просто серия монотонных ровных завихрений и мазков, которые никак не похожи на земной пейзаж. Ван Гог не чувствует контраста, когда пытается изобразить свет, поэтому его техника «шпателя и ножа» дает всего лишь густые, вязкие, яркие цвета, не содержащие яркого света. Эти густые вязкие, зеленые, коричневые картинки, отражающие состояние разума Винсента, — это вовсе не пейзажи. Заметьте, что в прессе не могут даже обсуждать картины Ван Гога, поскольку не понимают их, и их самую простую и основную технику изображения «блестящего света», а она всегда видна только в контрасте. Каждому дураку известно, что самый белый лист бумаги или самый белый свет, который мы можем использовать, в десятки раз темнее солнечного света. Вот почему единственный способ изобразить настоящий солнечный свет — это затемнить его на палитре хотя бы тремя тенями.
Если вы займетесь изучением любого пейзажа Винсента, когда-либо написанного, то обнаружите, что его перспектива цвета была очень далека от «нормы». Критики путали резкие тона и цветовую дисгармонию с «насыщенными цветами», а неудачную попытку изобразить настоящие тени посредством «блестящего света» с колоритом.
Миллионы долларов, потраченные на картины Ван Гога, не имеют ничего общего ни с гением, ни с шедевром. Мы имеем дело с изображением на картинах обнаженного, изломанного, кровоточащего, изничтоженного «внутреннего мира» не спасенного грешника, совершившего самоубийство. «Его экспрессия в использовании цвета и сильное чувство композиции» в картине «Пшеничное поле и вороны» (1890) — см. Вороны над полем в Комментариях к Мона Лизе, — обнаруживается бедность композиции, слабость рисунка, отсутствие перспективы, а поле с пшеницей или зерном могло бы сойти за желтое озеро или груду желтых макарон. Ван Гоговские картины, «последний всплеск гения» («Дорога с кипарисами и звездами», «Церковь в Гавре», «Доктор Гаше» и «Больничный коридор») ни в коей мере не подтверждают гениальности, ни человеческой, ни животной. Любой комментатор, имеющий «политически верный взгляд» на картины — взгляд СМИ — должен признать в них реализм и правдивое изображение атмосферы и настроения, далее, противореча себе, признать эмоциональное изображение, упрощенные предметы и т.д. Последние картины Ван Гога — это всего лишь небрежная мазня, порожденная отчаяньем; Ван Гог знал всю свою жизнь, что не умеет рисовать. Он рисовал то, чего не видел, даже в своем воображении. Его картины — это просто порождение больного воображения, которое не могло создать ничего «настоящего»,что могло бы породить эмоциональный всплеск у разочаровавшегося в жизни дурака. Если бы не журнал “Mercure De France”, если бы не пресса, он бы умер, не продав и одного своего полотна при жизни.
Поль Детлефсон («календарный» художник) мог бы изобразить гораздо больше настоящего солнечного света в картине, которую Ван Гог начинал писать 200 раз «Солнечный свет в Арле». То, что журналы «Тайм-Лайф» называют «солнечным взрывом живописи» (Сеятель, 1888) — это тусклое солнце, голубое поле, голубой фермер, и небо такое же тусклое, как «солнце». У гения нет никакой концепции света и тени.
Посмотрим теперь на подругу Винса, которая заработала на 17 млн. долларов больше, чем он. Это Мона Лиза. Вот она сидит (или стоит, никто так и не выяснил этого факта) передо мной, чтобы продемонстрировать величайший «венец творения», когда-либо представленный публике с древнейших времен. ???
Мона Лиза да Винчи, без сомнения является самым слабым, бледным, незначительным и слабо выполненным портретом в истории Западного искусства. Этот портрет — скучное, безвкусное

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 67