Смерть Лазаря

542. Смерть Лазаря

21 декабря 1946

Все двери и окна в комнате Лазаря открыты, чтобы ему было легче дышать. Вокруг него, лежащего без сознания, в коме, - глубокой коме, подобной смерти, которая отличается от нее только присутствием дыхательных движений, - две его сестры, Максимин, Марселла и Наоми, полностью поглощенные последним актом умирающего человека.

Каждый раз когда предсмертные боли сжимают его рот, и кажется, что он принимает выражение человека, готового заговорить, или становятся частично видны его глаза, когда он наполовину открывает свои веки, две сестры склоняются над ним, чтобы услышать слово, поймать взгляд… Но напрасно. Это ничто иное как движения лишенные координации, независимые от его воли и разума, ныне пассивных и отсутствующих. Это действия, производимые страдающей плотью, в точности подобные поту, от которого блестит лицо умирающего, и дрожи, которая периодически сотрясает его костлявые пальцы, отчего они выглядят как сжатые когти. Две сестры зовут его, вкладывая в свои голоса всю свою любовь. Но его имя и их любовь сталкивается с барьером интеллектуальной невосприимчивости, и молчание смерти является ответом на их зов.

Наоми, плача, продолжает подкладывать ему под ноги, должно быть, очень холодные, теплые кирпичи, обернутые полосками шерстяной ткани. Марселла держит в своих руках чашу, в которую она окунает кусок тонкой льняной ткани, которой Марта смачивает сухие губы своего брата. Мария другим куском льна утирает обильный пот, струящийся по тощему лицу, и увлажняет руки умирающего человека. Максимин, опершись на высокий темный шкаф рядом с кроватью Лазаря, наблюдает, стоя за Марией, склонившейся над братом.

Никого больше нет. Царит мертвая тишина, как если бы они были в пустом доме, в пустынном месте. Служанки, которые приносят нагретые кирпичи, босые, и передвигаясь по мраморному полу не производят шума,. Они выглядят как призраки.

2. В определенный момент Мария говорит: «Его руки, кажется, стали теплыми. Посмотри, Марта, его губы не такие бледные».

«Да. И он дышит более свободно. Я замечаю это уже некоторое время», - замечает Максимин.

Марта склоняется над ним и зовет его вполголоса, очень теплым тоном: «Лазарь! Лазарь! О! Посмотри, Мария! Он, кажется, улыбается и приподнимает свои веки. Он поправляется, Мария! Ему становится лучше! Какое сейчас время?»

«Прошел час после заката».

«Ах!» - и Марта встает, прижимая руки к груди, подняв глаза в видимом жесте немой, но уверенной молитвы. Улыбка освещает ее лицо.

Остальные с удивлением смотрят на нее, а Мария говорит ей: «я не понимаю, почему то обстоятельство, что сейчас вечер, так радует тебя…» - и она подозрительно и тревожно вглядывается в ее лицо.

Марта не отвечает, но продолжает молиться в той же позе, что и прежде.

Входит служанка с несколькими кирпичами, которые она передает Наоми. Мария говорит ей: «Принеси две лампы. Становится темно, а я хочу видеть его». Служанка бесшумно выходит и скоро возвращается с двумя зажженными масляными лампами. Одну из них она кладет на шкаф, рядом с Максимином, а другую на стол, загроможденный повязками и крошечными амфорами, по другую сторону кровати.

«О! Мария! Мария! Он действительно стал менее бледным».

«И выглядит не таким истощенным. Он оживает!» - говорит Марселла.

«Дай ему еще несколько капель того вина со специями, которое приготовила Сара. Оно пойдет ему на пользу», - советует Максимин.

С верхней части шкафа Мария берет крошечную амфору со стройным горлышком в форме клюва птицы, и осторожно вливает несколько капель вина между полуоткрытыми губами Лазаря.

«Медленнее, Мария. Чтобы он не подавился!» - советует Наоми.

«О! Он проглотил его! Он хочет еще! Смотри, Марта! Смотри! Он высовывает язык и ищет его…»

Все склоняются над ним, и Наоми окликает его: «Мой дорогой! Взгляни на свою кормилицу, о, благословенная душа!» - и она подвинулась вперед, чтобы поцеловать его.

«Смотри! Смотри, Наоми, он пьет твои слезы! Одна упала на его губы, он почувствовал ее, нашел и поглотил».

«О! Мой дорогой! Если бы у меня было молоко прошедших дней, я бы сцедила его для тебя каплю за каплей, мой маленький агнец, даже если бы я сцедила при этом мое сердце и затем умерла!» Я понимаю, что Наоми, кормилица Марии, выкармливала также Лазаря.

«Госпожи, Никомед вернулся», - говорит слуга, появившийся в дверях.

«Пусть войдет! Он поможет нам привести его в чувство».

«Смотрите! Смотрите! Он открывает глаза и шевелит губам», - говорит Максимин.

«Он сжал мои пальцы своими!» - восклицает Мария. И она склоняется со словами: “Лазарь! Ты слышишь меня? Кто я?”

Лазарь действительно открывает свои глаза и смотрит, неопределенным затуманенным взглядом, но уже взглядом. Он с трудом шевелит своими губами и произносит: «Мама!»

«Я Мария. Мария! Твоя сестра!»

«Мама!»

«Он не узнает тебя и зовет свою мать. Умирающие всегда это делают», - говорит Наоми, c лицом влажным от слез.

«Но он заговорил. После столь долгого времени он заговорил. Это уже хорошо… Позже он будет чувствовать себя еще лучше. О! Мой Господь вознаградил Свою служанку!» - вновь говорит Марта в позе пламенной доверительной молитвы.

«Но что с тобой случилось? Ты увидела Учителя? Он явился тебе? Скажи мне, Марта. Облегчи мои мучения!» - говорит Мария.

3. Приход Никомеда избавил Марту от необходимости ответить. Все обращаются к нему, рассказывая, как после его ухода Лазарю стало настолько хуже, что он был близок к смерти. Фактически они поверили, что он умер, затем, при помощи некоторых средств они помогли ему прийти в себя, но он только вновь задышал, и как, вскоре, при помощи вина со специями, приготовленного одной из женщин, его члены вновь начали согреваться, он проглотил несколько капель и пытался пить, и он открыл глаза и заговорил… Все говорят вместе, с возродившейся надеждой, контрастирующей с несколько скептическим спокойствием врача, который позволяет им говорить, не произнося ни слова.

Наконец, когда они закончили, он говорит: «Хорошо. Дайте мне взглянуть». Он отстраняет их, подходит к кровати и просит принести еще несколько светильников и закрыть окна, так как он хочет раскрыть пациента. Он склоняется над ним, зовет его, задает ему вопросы, передвигает масляную лампу взад и вперед перед лицом Лазаря, который сейчас открыл свои глаза и, кажется, удивляется всему; затем он снимает одеяло, проверяет его дыхание, пульс, температуру и жесткость его конечностей… Все с волнением ожидают его слова. Никомед вновь накрывает одеялом пациента, смотрит на него и задумывается. Затем он оборачивается, смотрит на присутствующих и говорит: «Неоспоримо, что он восстановил силы. Его состояние улучшилось с тех пор, как я в последний раз видел его. Но не обольщайтесь. Это ничто иное, как ложное улучшение состояния перед смертью. Я говорю так уверенно, поскольку был уверен, что это конец. Поэтому, как видите, я вернулся, освободившись от своих обязанностей, чтобы, насколько это в моих силах, сделать его смерть менее болезненной… или увидеть чудо, если… Вы приняли меры?»

«Да, Никомед, предприняли», - говорит Марта, перебивая его. И, чтобы не позволить ему задать дальнейшие вопросы, она говорит: «Но разве ты не сказал, что… в течение трех дней… я…» Она плачет.

«Я сказал. Я врач. Я живу среди страданий и слез. Но привычное зрелище скорби еще не превратило меня в бессердечного человека. И сегодня… я подготавливал вас… к несколько более удаленной… и неопределенной дате… Но мои медицинские знания предупреждали меня, что конец может наступить раньше, и мое сердце исказило истину ради сострадательного обмана…. Теперь! Будьте мужественными… Выйдите из комнаты… Мы никогда не знаем сколь многое понимает умирающий человек…» Он выдворяет их, плачущих, из комнаты, повторяя: «Будьте мужественными! Будьте мужественными!»

Максимин остается с умирающим… Врач тоже уходит, чтобы приготовить какие-то лекарства, способные сделать агонию менее болезненной, так как он говорит: «Я предвижу, что она будет очень мучительной».

«Заставь его жить! Заставь его жить до завтра. Сейчас почти ночь, как видишь, Никомед. Не составляет труда для твоей науки сохранить человека живым в течение менее, чем одного дня! Заставь его жить!»

«Госпожа, я делаю что могу. Но когда фитиль кончается, ничто не может поддержать пламя живым!» - отвечает врач и уходит.

Две сестры, обняв друг друга, безутешно плачут, и Мария более безутешна. Сердце ее сестры полно надежды…

4. Они слышат голос Лазаря из его комнаты. Громкий властный голос, который поражает их, потому что он неожидан в таком слабом человеке. Он зовет их: «Марта! Мария! Где вы? Я хочу встать. Я хочу одеться! Я хочу сказать Учителю, что я исцелен! Я должен поехать к Учителю! Повозку! Немедленно. И быстрых лошадей, Это, конечно, Он исцелил меня…»

Он говорит быстро, произнося слова по слогам, сидя на своей постели, раскрасневшись от высокой температуры, пытаясь сойти с кровати, чему препятствует Максимин, который говорит женщинам, вбежавшим в комнату: «Он бредит!»

«Нет! Отпусти его. Чудо! Чудо! О! Я так счастлива, что спровоцировала его! Как только Иисусу сказали! Бог наших отцов, до будешь Ты благословен и восхвален за Твою власть и Твоего Мессию…» Марта, опустившаяся на колени, вне себя от радости.

Тем временем Лазарь продолжает говорить, возбуждаясь все больше и больше от высокой температуры. Но Марта не понимает, что причиной всего является именно его температура. Лазарь говорит: «Он так часто приходил повидаться со мной, когда я был болен. Будет справедливо, если я поеду к Нему и скажу: “Я исцелен”. Я исцелен! Я больше не чувствую болей! Я сильный. Я хочу встать. Бог хочет испытать мое смирение. Я буду назван новым Иовом…» Приняв жреческую позу и делая широкие жесты он говорит: « “Господь был тронут покаянием Иова … и дал ему вдвое больше того, что он имел прежде. И благословил Господь последние годы Иова больше прежних… и он жил до… ”[1] Нет, я не Иов! Я был среди пламени и Он извлек меня из него, я был во чреве чудовища и вернулся к свету. Итак, я Иона и трое юношей Даниила…»

5. Входит, вызванный кем-то, врач. Он смотрит на него: «Это бред. Я этого ожидал. Зараженная кровь воздействует на мозг». Он пытается вновь уложить его и убеждает остальных следить за ним более внимательно, затем возвращается к своим лечебным отварам.

Лазарь порой становится несколько нетерпеливым и недоволен тем, что его удерживают в постели, порой же он плачет, как ребенок.

«Нет. Никто из вас ничего не понимает. Вы не можете поверить. Конечно! Вы не знаете…. Сейчас Учитель знает, что Лазарь умирает. Да, я сообщила Ему, Мария! Я сделала это, ничего не сказав тебе…»

«Ах! Несчастная, Ты уничтожила чудо!» - кричит Мария.

«Нет! Как видишь, он стал себя чувствовать лучше, когда Иона достиг Учителя. Он бредит… Конечно… Он слаб, и его мозг все еще помрачен смертью, которая уже схватила его. Но он бредит не так, как думает врач. Послушайте его! Разве это слова бредящего человека?»

Лазарь действительно говорит: «Я склонил голову перед приговором смерти и узнал, как горько умирать, и Бог теперь сказал, что Он удовлетворен моим смирением и возвращает меня к жизни и возвращает меня моим сестрам. Я все еще буду способен служить Господу и освящать себя вместе с Мартой и Марией… С Марией! Что такое Мария? Мария – это дар Иисуса бедному Лазарю. Он сказал мне… Как много времени прошло с тех пор! “Твое прощение сделает больше, чем что-либо. Оно поможет Мне”. Он обещал мне: “Она будет твоей радостью”. В тот день я был расстроен, потому что она принесла свой позор сюда, приблизившись к Святому. Какие слова Он говорил, приглашая ее вернуться! Мудрость и Милосердие соединились, чтобы тронуть ее сердце… И в тот день, когда Он нашел меня предлагающим себя ради ее искупления? Я хочу жить, чтобы радоваться со своей искупленной сестрой! Я хочу возносить хвалу Господу вместе с ней! Потоки слез, оскорбления, позор, горечь… все пронзало меня и убивало мою жизнь из-за нее… Вот огонь, огонь печи! Он возвращается, вместе с его воспоминаниями… Мария Теофилова и Евхерия, моя сестра, проститутка. Она могла бы быть царицей, а стала грязью, которую попирают даже свиньи. И моя мать, которая умерла, потому что была не в состоянии больше находиться среди людей и выносить их насмешки. Из-за нее! Где ты, ты, негодная? Быть может, тебе не хватало хлеба, что ты была вынуждена продавать себя? Что ты высосала из соска своей кормилицы? Чему учила тебя твоя мать? Похоть у первой? Греху – вторая? Убирайся! Позор нашей семьи!»

Он кричит. Кажется, что он сошел с ума. Марселла и Наоми спешат закрыть двери и задернуть тяжелый занавес, чтобы приглушить звуки, пока врач, вошедший в комнату, тщетно пытается успокоить бред, который все более и более усиливается. 6. Мария, подавленно простершаяся на полу, рыдает под безжалостными упреками умирающего, человека, который продолжает:

«Один, два, десять любовников. Позор Израиля переходил из одних объятий в другие… Ее мать умирала, а она ликовала в своих непристойных любовных похождениях. Зверь! Вампир! Ты высосала жизнь своей матери. Ты уничтожила нашу радость. Марта была принесена в жертву из-за тебя. Никто не женится на сестре проститутки. Я… Ах! Я! Лазарь, рыцарь, сын Теофила… Оборванец в Офеле плюет на меня!! “Вот соучастник прелюбодейки и блудницы”, - говорят книжники и фарисеи, отрясая свои одежды, имея в виду, что они отвергают грех, которым я был загрязнен из-за общения с ней! “Вот грешник! Тот, кто не способен поразить виновную, виновен сам”, - кричали раввины, когда я шел в Храм, и я купался в поту под огненными взглядами священников… Этот огонь. Ты! Ты изрыгнула огонь, который был внутри тебя. Потому что ты демоница, Мария. Ты нечиста. Ты проклятие. Твой огонь прилипает ко всем, потому что этот огонь содержит в себе много огней, и там были огни для похотливого человека, который выглядит подобно рыбе пойманной в сети, когда бы ты ни проходила мимо… Почему я не убил тебя? Я буду гореть в Геенне за то, что позволил тебе жить, разрушая столь многие семьи, возмущая тысячи людей… Кто сказал: “Горе человеку, который возбуждает скандал”? Кто сказал это? Ах! Учитель! Я хочу увидеть Учителя! Я хочу увидеть Его! Чтобы Он мог простить меня. Я хочу сказать Ему, что не убил ее, потому что любил ее… Мария была солнечным светом нашего дома… Я хочу видеть Учителя! Почему Он не здесь? Я не хочу жить! Но я хочу быть прощенным за скандал, который разжег, позволив жить причине скандала. Я уже окутан пламенем. Оно сжигает мою плоть и мой дух. Это огонь Марии. Он сжигает меня. Он сжигает каждого. Чтобы исполнить ее похотью, чтобы возбудить ненависть против нас, чтобы сжечь мою плоть. Уберите это одеяло, уберите все прочь! Я в огне. Он сжигает мою плоть и мой дух. Я гибну из-за нее. Учитель! Учитель! Прости меня! Он не идет. Он не может придти в дом Лазаря. Он стал навозной кучей из-за нее. Итак… Я хочу забыть. Все. Я больше не Лазарь. Дайте мне немного вина. Соломон говорит: “Дайте вина тем, кто сокрушены сердцем, пусть они выпьют и забудут свои страдания, так, чтобы они больше не могли вспоминать свои печали”. Я не желаю больше помнить. Все говорят: “Лазарь богат, он самый богатый человек в Иудее”. Это не верно! Это все солома. Это не золото. А дома? Они – облака. Его виноградники, оазисы, сады, оливковые рощи? Ничто. Обман. Я Иов. У меня нет ничего. У меня была жемчужина. Прекрасная! Безграничной ценности. Она была моей гордостью. Ее звали Марией. У меня ее больше нет. Я беден. Беднейший из всех. Самый обманутый… Иисус тоже обманул меня. Потому что Он сказал мне, что вернет ее мне, вместо этого она… Где она? Вот она. Женщина Израиля, дочь святой матери, выглядящая как языческая гетера! Полуголая, пьяная, безумная… И вокруг нее, со взглядами, устремленными на нагое тело моей сестры, свора ее любовников… И она наслаждается тем, что ею восхищаются и ее жаждут таким образом. Я хочу совершить возмещения за мое преступление. Я хочу пройти через весь Израиль со словами: “Не подходите близко к дому моей сестры. Ее дом – это путь в ад, и он низводит в бездну смерти”. Затем я хочу пойти к ней и попрать ее ногами, потому что написано: “Каждая порочная женщина будет попрана как навоз на дороге”. О! Есть ли у тебя наглость, чтобы явиться передо мной, умирающим обесчещенным, погубленным тобой, после того, как я предложил свою жизнь, чтобы искупить твою душу, и эта жертва оказалась тщетной? Ты спрашиваешь меня, какой бы я хотел видеть тебя? Какой бы я хотел видеть тебя, чтобы не умирать таким образом? Вот какой я хотел бы видеть тебя: подобной целомудренной Сусанне[2]. И ты говоришь, что они искушали тебя? Разве у тебя не было брата, чтобы защитить тебя? Сусанна, которая была совершенно одна, ответила: “Я предпочитаю невинной впасть в руки ваши, нежели согрешить перед очами Господа”[3], и Бог заставил ее невинность засиять. Я бы сказал необходимые слова тем, кто искушал тебя, и защитил бы тебя. Ты же, напротив, ушла. Юдифь была вдовой, жила в уединении, одевалась в мешковину и постилась, и пользовалась большим уважением у всех, потому что она боялась Господа, и народ пел о ней: “Ты слава Иерусалима, радость Израиля, честь нашей расы, потому что ты действуешь мужественно и храбро, потому что ты любила целомудрие и после твоего замужества ты не знала никакого другого мужчины. Вот почему рука Господня сделала тебя сильной, и ты будешь благословенна навеки”. Если бы Мария была подобной Юдифи, Господь бы исцелил меня. Не может быть чуда там, где находится она. Но смерть и страдания ничто. Я бы страдал в десять раз больше и умер бы несколько раз, если бы она была спасена. О! Всевышний Господь! Я готов страдать всеми смертями и всеми скорбями, но пусть Мария будет спасена! Чтобы насладиться ее обществом на один час, только на один час, когда она станет святой и такой же чистой, какой она была в своем детстве! Один час этой радости! Чтобы гордиться ею, золотым цветком моего дома, доброй газелью с кроткими глазами, вечерним соловьем, любящей голубкой… Я хочу видеть Учителя, чтобы сказать Ему, что я хочу этого: Мария! Мария! Приди! Мария! Как печален твой брат, Мария! Но если ты придешь, если ты искупишь себя, моя скорбь превратится в ликование. Ищите Марию! Я при смерти! Я умираю! Мария! Свет! Воздух… я задыхаюсь… О! Что я чувствую!...»

Врач показывает жестом и говорит: «Это конец. После бреда, глубокий сон и затем смерть. Но у него может быть пробужденный интеллект. Подойдите к нему поближе. Особенно вы. Он будет этому рад», и после того, как с осторожностью уложил в постель Лазаря, изнуренного после такого возбуждения, он идет к Марии, которая все это время плакала и стонала на полу: «Заставьте его замолчать!» Он поднимает ее и ведет к постели.

7. Лазарь закрыл свои глаза. Но он, должно быть, ужасно страдает. Все его тело судорожно дрожит. Врач пытается помочь ему зельями… Так проходит некоторое время.

Лазарь открывает свои глаза. Он, кажется, не помнит, что случилось прежде, но в сознании. Улыбается своим сестрам и пытается взять их руки и ответить на их поцелуи. Он становится смертельно бледным и стонет: «Мне холодно…» и его зубы стучат, когда он пытается закрыть свое лицо одеялом. Он стонет: «Никомед, я больше не могу выдерживать эту боль. Волки поедают плоть моих ног и пожирают мое сердце. Как это больно! И если это агония, то чему будет подобна смерть? Что мне делать? О! Если бы Учитель был здесь! Почему вы не привели Его ко мне? Я бы умер счастливой смертью на Его коленях…» - говорит он плача.

Марта бросает на Марию суровый взгляд. Мария понимает значение этого взгляда и, все еще сокрушенная неистовством своего брата, она, терзаемая угрызениями совести, опускается на колени у кровати и наклоняется, чтобы поцеловать руку Лазаря и горестно сказать: «Я виновата в этом. Марта хотела сделать это два дня тому назад. Я не позволила ей. Потому что Он сказал нам, чтобы мы сообщили Ему только после твоей смерти. Прости меня! Я была причиной всей печали всю твою жизнь… И все же я была любима тобой и я любила тебя, брат. После Учителя я люблю тебя больше, чем кого-нибудь и Бог знает, что я не лгу. Скажи мне, что ты прощаешь мне мое прошлое, чтобы я была в мире…»

«Госпожа!» - с упреком говорит врач. «Пациенту не нужны эмоции».

«Это правда… Скажи мне, что ты прощаешь меня, за то, что я не позвала Иисуса…»

«Мария! Иисус пришел сюда ради тебя… и Он придет потому что ты… потому что ты умеешь любить… больше, чем все остальные… Ты любила меня больше, чем остальные… Жизнь… наслаждений не дала бы мне… не дала бы мне… радости, которую я испытал благодаря тебе… Я благословляю тебя… Я говорю тебе… что ты поступила правильно… подчинившись Иисусу… Я не знал… Я знаю… Я говорю… это правильно… Помогите мне умереть!... Наоми… ты когда-то знала, как… заставить меня заснуть… Марта… благословенная… мой мир…

Максимин… с Иисусом. Также… ради меня… Моя доля… бедным… Иисусу… для бедных… И простите… все… Ах! Какие свирепые острые боли!... Воздух!... Свет!... Все дрожит… Вокруг тебя какой-то свет и он ослепляет меня, если… я смотрю на тебя… Говори… громче…» Он кладет свою левую руку на голову Марии и оставил свою правую руку в руках Марты. Он задыхается…

8. Они осторожно приподнимают его, добавив подушек, и Никомед заставляет его глотнуть несколько больше капель снадобья. Его бедная голова повисла и качается в смертельной слабости. Единственным признаком жизни является его дыхание. И все же он открывает свои глаза и смотрит на Марию, которая держит его голову и улыбается ей со словами: «Мама! Она вернулась… Мама! Говори! Твой голос… Ты знаешь… тайну… Бога… Служил ли я… Господу?...»

Мария, понизив голос, который от печали стал тоненьким, как у девочки, шепчет: «Господь говорит тебе: “Пойдем со Мной, Мой хороший и верный слуга, потому что ты слушал каждое Мое слово, и ты любил Слово, Которого Я послал”».

«Я не слышу. Говори громче!»

Мария повторяет громким голосом…

«Это действительно мать!...» - говорит Лазарь, удовлетворенно расслабившись и положив голову на плечо своей сестры…

Он больше не говорит. Только стонет и конвульсивно дрожит, только пот и тяжелое дыхание. Нечувствительный сейчас к Земле, к чувствам любви и привязанности, он все больше и больше погружается в абсолютную тьму смерти. Его веки закрылись на остекленевших глазах, в которых блестят его последние слезы.

«Никомед! Он становится тяжелее! Он холодеет!...» - говорит Мария.

«Госпожа, смерть для него – освобождение».

«Поддержи в нем жизнь! Иисус обязательно будет здесь завтра. Он немедленно выедет к нам. Возможно, Он возьмет лошадь слуги или другое верховое животное», - говорит Марта. И, обращаясь к сестре, она говорит: «О! Если бы ты позволила мне послать его раньше!» Затем она судорожно приказывает врачу: «Оживи его!»

Врач протягивает свои руки и пытается капнуть ему в рот еще несколько капель стимулирующих настоек. Но Лазарь их больше не глотает.

Его предсмертные хрипы усиливаются… Это раздирает душу…

«О! Мы не можем больше этого вынести!» - говорит со стоном Наоми.

«Да. Это долгая агония», - говорит врач, соглашаясь.

Но едва он сказал это, как все тело Лазаря содрогнулось в конвульсии, выгнулось дугой, а затем обмякло, и он испустил свое последнее дыхание.

Его сестры кричат, увидев его последний спазм, они кричат, увидев его бездыханным. Мария зовет своего брата, целуя его. Марта держится за врача, тогда как он склоняется над мертвым телом и говорит: «Он мертв. Сейчас уже слишком поздно ожидать чуда. Больше нечего ожидать. Слишком поздно!... Я ухожу, госпожи. Нет смысла мне оставаться. Поспешите с погребением, потому что тело уже начало разлагаться». Он закрывает веки покойника и, глядя на него, говорит: «Какое несчастье! Он был добродетельным и умным человеком. Он не должен был умереть!» Он поворачивается к сестрам, кланяется и прощается с ними: «Ave!Dominae!» и уходит.

9. Горестные стенания наполнили комнату. Мария утратила самоконтроль и бросилась на тело брата, крича и каясь в своих грехах и умоляя его о прощении. Марта плачет в объятиях Наоми.

Затем Мария кричит: «У тебя нет ни веры, ни послушания! Я первая убила его, а ты убила его сейчас; я убила его своими грехами, а ты – своим непослушанием». Она, кажется, сходит с ума. Марта поднимает ее, обнимая и оправдываясь.

Максимин, Наоми, Марселла стараются привести их обеих в разум и к смирению. И им это удается, напоминая об Иисусе… Внешние проявления их горя поутихли, и пока комната заполняется плачущими слугами и входят люди, ответственные за подготовку трупа к погребению, двух сестер уводят в другую комнату, чтобы они могли дать выход своему горю.

Максимин, уводя их, говорит: « Он ушел в конце второй стражи ночи».

А Наоми говорит: «Он будет погребен завтра рано, до захода солнца, когда начнется Суббота. Ты сказала, что Учитель желает торжественных погребальных церемоний…»

«Да. Я оставляю это тебе, Максимин. Я не в правильном расположении духа», - говорит Марта.

«Я ухожу, чтобы послать слуг ко всем заинтересованным людям, как близким, так и далеким, и чтобы сделать все необходимые распоряжения», - говорит Максимин и уходит.

Две сестры, обнявшись, плачут. Они больше не упрекают. Они плачут и пытаются утешить друг друга…

Проходят несколько часов. Мертвое тело приготовлено в комнате: длинная фигура окутанная бинтами под платом.

«Почему он уже так закрыт!» - восклицает Марта с упреком.

«Хозяйка… Плохой запах у него из носа и он исторгнул испорченную кровь, когда мы поворачивали его», - говорит слуга в оправдание.

Сестры заплакали громче. Лазарь уже более отстранен под этими бинтами… Еще один шаг к отстраненности смерти.

10. Они плача бодрствуют у его постели до рассвета, когда вернулся слуга из-за Иордана. Слуга потрясен, но говорит им, что спешил, чтобы доставить им новость о том, что Иисус придет.

«Он сказал, что придет? Он не упрекнул нас?» - спрашивает Марта.

«Нет, хозяйка. Он сказал: “Я приду. Скажи им, что Я приду, и чтобы они имели веру”. А до этого Он сказал: “Скажи им, чтобы не волновались. Это не смертельная болезнь. Но она ради славы Божьей, чтобы Его власть была прославлена в Его Сыне”».

«Он именно это сказал? Ты уверен?» - спрашивает Мария.

«Хозяйка, я повторял Его слова на всем обратном пути!»

«Тогда иди. Ты устал. Ты все исполнил хорошо. Но сейчас слишком поздно!...» - говорит Марта со вздохом. И она заливается слезами, как только остается наедине со своей сестрой.

«Марта, почему?...»

«О! Вдобавок к его смерти обманутая надежда! Мария! Мария! Ты не считаешь, что Учитель не прав в этот раз? Посмотри на Лазаря. Он действительно мертв! Мы надеялись вопреки надежде, но тщетно. Когда я послала за Ним, я, конечно, совершила ошибку, ибо он был скорее мертв, чем жив. И наша вера осталась безрезультатной и без вознаграждения. И Учитель послал слово, что это не смертельная болезнь! Итак, Учитель больше не Истина? Он больше не… О! Это конец всему!»

Мария заламывает руки. Она не знает что сказать. Факты есть факты… Но она ничего не говорит. Она не говорит ни одного слова против ее Иисуса. Она плачет. Она действительно обессилена.

У Марты была навязчивая идея в сердце: что она откладывала слишком долго. «Это твоя вина», - говорит она с упреком. «Он хотел таким образом испытать нашу веру. Повинуясь, я согласна, но также не повинуясь ради веры, чтобы показать Ему, что мы верим, что только Он один мог и должен был совершить чудо. Мой бедный брат! Он так страстно желал увидеть Его! По крайней мере это: увидеть Его! Бедный Лазарь! Бедный брат! И ее плач превращается в вопль, который отдается эхом в соседних комнатах воплями служанок и слуг, в согласии с восточным обычаем…

[1] Иов 42. 10,13

[2] Дан. 13

[3] Дан. 13.23