ГЛАВА XII.

ГЛАВА XII.

СРАЖЕНИЕ ПРИ ТАРУТИНЕ.

Расположение Войск Мюрата. – Казаки открывают оплошность его. – Предложение Беннигсена. – Распоряжения к бою. – Отмена нападения. – Армия выступает из Тарутинского лагеря. – Намерение схватить Мюрата. – Атака Графа Орлова-Денисова. – Атака Багговута. – Замедление 4-гоКорпуса. – Бездействие прочих корпусов. – Причины бездействия. – Трофеи. – Вид неприятельского лагеря. – Последствия сражения. – Донесение ГОСУДАРЮ. – Разговор ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА с Полковником Мишо. – ВЫСОЧАЙШИЙ рескрипт.

Князь Кутузов не мог еще знать о приготовлениях Наполеона к выступлению из Москвы. Так же не дошло до него в ВЫСОЧАЙШЕЕ повеление о начатии наступательных действий, отправленное 2-го Октября. Стоя твердою ногою в Тарутине, он ограничивался устройством армии и истреблением неприятеля летучими отрядами и народом, приказывая раздавать поселянам как можно более оружия. Против нашего авангарда расположен был Мюрат со всею резервною кавалериею и четырьмя пехотными дивизиями, всего до 25.000 человек[120]. Французы стояли на правом берегу реки Чернишны, от впадения ее в Нару до селений Тетеринки и Дмитриевского. Правый фланг Мюрата был защищен крутыми берегами Нары и Чернишны, но его левое крыло стояло в местах открытых, без природной и искусственной обороны. Находившийся на оконечности сего фланга лес не был занят неприятелями; они даже не сделали в лесу засек и не имели в нем постов.

Схема № 54.

Несколько раз казаки авангарда Милорадовича пробирались сквозь лес, до крайнем опушки, откуда ясно видели лагерь неприятельский, и все, в нем происходившее. Казачья партия с сотником Урюпинским заходила даже в тыл Французам, не бывши ими примечена. Об оплошности Мюрата уведомили казаки начальников своих, и когда показания Донцов были дознаны справедливыми, родилась мысль о возможности подвести скрытно часть армии к нашей передовой цепи, а с другою частью пройти лесом и ударить во фланг Французов. Беннигсен предложил Князю Кутузову напасть на Мюрата. Фельдмаршал не вдруг с ним согласился, держась других мнений об образе настоящей войны и способах восторжествовать над Наполеоном. Довольный положением, в какое поставил он Французскую армию, Князь Кутузов не хотел выводить Наполеона из бездействия, считал полезнее не вызывать на бой, не будить усыпленного в Кремле льва. «Чем долее останется в Москве Наполеон», говорил Князь Кутузов, «темвернее наша победа». Беннигсен основывал свое мнение не на одном только оплошном расположении Мюрата, но и необходимости атаковать Французов, прежде нежели Виктор присоединится к Наполеону. Для пояснения сего обстоятельства надобно сказать, что у нас имели сведения о выступлении Виктора из Минска к Смоленску, но не знали о данном ему повелении остановиться в Орше, и потому полагали Виктора на марше к Миску. Беннигсен не удовольствовался одними словесными доводами, и 3-го Октября представил Князю Кутузову следующее письменное предложение.

«По всем сведениям видно, что ожидаемые Наполеоном подкрепления, под начальством Виктора, находятся на марше и уже близко. И так, кажется необходимым, без потери времени, со всеми силами атаковать стоящего против нас Мюрата, прежде, нежели подкрепления прибудут к неприятелю. Тем более следует не откладывать нападения, что, как слышно, сам Наполеон с гвардиею в Москве, а у Мюрата артиллерии немного, и вся его кавалерия не превышает 8.000 человек. Если мое предложение, важность которого вы лучше меня обсудить изволите, удостоится вашего одобрения, то прошу приказать мне представить на ваше рассмотрение диспозицию к атаке; тем удобнее атаковать неприятеля, что против нас равнины, с небольшими лесами».

Согласившись с мнением Беннигсена, Князь Кутузов назначил произвести нападение 5-го Октября, рано поутру. Беннигсен должен был управлять главным действием, то есть, обходом левого крыла Французов. С сею целью поручил ему Фельдмаршал 2 и, 3-й и 4-й пехотные и 1-й кавалерийский корпуса, и 10 казачьих полков, под начальством Графа Орлова-Денисова. Остальная часть армии назначалась поддерживать атаку, действуя на неприятеля с фронта. Дорохову дано предписание атаковать Французов с тыла. В сих чертах заключалась сущность распоряжений к нападению; подробности их были следующие: 1), 4-го Октября, в 7 часов вечера, выступить армии из лагеря правым флангом в 6-ти колоннах, и переправиться через Нару по 5-ти мостам у Спасского и Тарутина. 2), Первая колонна, Графа Орлова-Денисова, из 10-ти казачьих полков, роты Донской артиллерии и 20-го егерского полка, имеет в подкрепление Генерал-Адъютанта Миллера-Закомельского, с гвардейскою легкою кавалерийскою дивизиею, Нежинским драгунским полком и полуротою конной артиллерии. Колонне сей назначается зайти в тыл левого крыла неприятельского, овладеть столбовою Московскою дорогою и пересечь Мюрату отступление. 3), Второй колонне, Багговута, состоящей из корпусов его и Графа Строганова, ударить во фланг Мюрата, и подаваясь вправо, сохранять сообщение с первою колонною. 4),Корпусу Графа Остермана составлять 3-ю колонну, и связывать действия Багговута с остальною частью армии, влево. Сиитри колонны, или правое крыло, поступили под начальство Беннигсена. 5), Дохтурову с своим корпусом составить центр армии и принять также команду над корпусом Графа Остермана, когда сей последний с ним соединится. 6), Милорадовичу, с гвардиею, корпусами Раевского и Бороздина, резервною кавалериею и артиллериею, составлять левое крыло, при котором намеревался присутствовать Князь Кутузов. 7), Всем войскам прибыть ночью позади цепи ведетов, и стоять в возможной тишине до рассвета, ожидая трех сигнальных выстрелов. Тогда Беннигсену быстро пройти лес, начать атаку левого неприятельского крыла, а Милорадовичу, с кавалерийскими корпусами, ночью сближенными к ведетам, атаковать все, что перед ним будет находиться; пехоте его следовать за конницею скорым шагом. 8), Дорохову, действовавшему с отрядом левее от армии, у новой Калужской дороги, идти на Вороново и отрезать Мюрату дорогу в Москву. 9), В лагере оставить большое число музыкантов и барабанщиков, и в свое время бить зорю. Огней раскладывать не более и не менее обыкновенного; шалашей не жечь и за наблюдением порядка оставить в лагере от каждой роты по одному унтер-офицеру с тремя рядовыми, и от каждого полка по одному офицеру.

Диспозиция отправлена была из главной квартиры Князя Кутузова, Леташевки, в Тарутино, вместе с повелением армии быть готовою к выступлению к 6 часам по полудни[121]. По пробитии 6-ти часов, Фельдмаршал поехал из Леташевки в Тарутино, уверенный застать войско уже в ружье, но напротив, он встретил на дороге артиллерийских и конных полков лошадей, ведомых на водопой, а в лагере увидел полки, спокойно стоявшие на биваках, хотя уже время было выступать. Узнав о приезде Князя, начали сбираться к нему корпусные командиры, и на вопрос каждому из них: почему полки не выступают? отвечали они неимением на то приказания. Выведенный из терпения сими повторенными ответами, Фельдмаршал был весьма разгневан и отменил атаку. Вскоре объяснилась причина происшедшего недоразумения. Она состояла в несвоевременном получении в Тарутинском лагере посланного из Леташевки повеления. Вместо 5-го Октября назначили атаковать Мюрата 6-го числа. Фельдмаршал приехал в лагерь к вечеру 5-го. При нем переправлялись колонны через Нару. Смеркалось; облака покрыли небо. Погода была сухая, но земля влажна; не было слышно ни шествия войск, ниже движения артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржанья; все приняло вид таинственного предприятия. Наконец, при светлом зареве огней неприятеля, показавших, нам место расположения Французов, остановились колонны на ночь, там, откуда в следующее утро надлежало вести атаку, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле[122].

Схема № 55.

Граф Орлов-Денисов был у крайней опушки леса, на тропинке из Стромилова в Дмитриевское. Перед зарею, 6-го Октября, явился к нему Польский унтер-офицер корпуса Понятовского, вызываясь, если дадут ему конвой, схватить Мюрата, ночевавшего, по его уверению, в деревне позади лагеря, с незначительным караулом. Сто червонцев при успехе, смерть в случае обмана, обещаны переметчику. С ним отрядили Генерал-Майора Грекова с двумя казачьими полками, в том числе Атаманским. Едва отправились она за лакомою добычею, начало светать. Граф Орлов-Денисов вышел из леса, и взглянув с возвышения влево, откуда наши колонны должны были наступать, не видел ни одной из них. Напротив, в неприятельском лагере, позади которого стоял он, приметно было, как войско начинало подниматься от сна. Опасаясь быть открытым Французами, и ожидая ежеминутно появления наших пехотных колонн, он отменил намерение схватить Мюрата, послал воротить Грекова, и тотчас по прибытии его понесся с 10-ю Донскими полками прямо на Французов. Внезапность нападения не допустила неприятелей стать в ружье; они едва успели поворотить пушки, и сделав несколько выстрелов, побежали за Рязанский овраг. Весь лагерь на правом берегу Чернишны и 38 орудий схвачены казаками; сотня Донцов, с сыном Платова, проскакала через лагерь мимо Тетеринки, прямо к нашей пехоте.

Пока Граф Орлов-Денисов собирал рассыпавшиеся по Французским бивакам полки, чтобы вести их далее против неприятеля, начавшего за оврагом выстраиваться, показался из леса Багговут, не со всем своим корпусом, но только с егерскою бригадою Пиллара и полуротою артиллерии. Ее выстрелы долженствовали, по диспозиции, служить сигналом общей атаки, по вышеизложенным причинам уже произведенной Графом Орловым-Денисовым, прежде, нежели последовали сии выстрелы. Марш корпуса Багговута, за которым шел корпус Графа Строганова, был задержан в лесу разными противоречащими приказаниями, привозимыми к войскам. Сверх того, полки 4-й дивизии, Кременчугский и Волынский и следовавшая позади их 17-я дивизия, Олсуфьевa, в потьмах сбились с дороги в лесу, и от того ни они, ни корпус Графа Строганова не поспели во время на назначенные им места[123]; пришли только бригада Пиллара и бывший в голове 4-й дивизии Тобольский пехотный полк, при котором находился дивизионный ее начальник, Принц Евгений Виртембергский. Выйдя из леса с бригадою, Багговут тотчас открыл огонь из орудий, но был убит одним из первых ядер, пущенных с неприятельской батарей при Тетеринке. Сосмертью сего отличного Генерала прекратилась общая связь действий его корпуса[124]. Егеря рассыпались в стрелки, нападали храбро, но не были своевременно поддержаны запоздавшими в лесу колоннами; частные усилия их оставались тщетны, потому что Мюрат успел уже выстроиться, переменил фронт и осадил свой левый фланг назад. Слева отбивал он кирасирами атаки Графа Орлова-Денисова, с фронта открыл огонь с батарей, а между тем отправлял назад обозы, чтобы они не мешали к его отступлению.

Движение 4-го пехотного корпуса было также медленно. Не видя его появления в урочный час, Беннигсен приказал корпусу Графа Строганова, по диспозиции назначенному в обход вправо, идти, напротив того, на левый фланг Багговута, имея в виду обеспечить свое соединение с армиею.

Наконец и 4-й корпус вступил в лес, и прогнал оттуда 2 батальона Поляков, стоявших впереди неприятельской боевой линии. За недостатком конницы нельзя было преследовать их, без чего не спасся бы ни один Поляк. «Ясам», пишет Беннигсен в донесении, «отправился к 4-му корпусу, и нашел, что он еще не соединился с Дохтуровым. Не знаю причины сего замедления: наставления были даны ясные и точные»[125]. Когда головы колонн 4-го корпуса показались из леса, составилась связь между всеми войсками, загремел огонь из длинного ряда батарей, но минута удачного нападения уже прошла и Мюрат был в полном отступлении. Отряд Графа Орлова-Денисова несколько раз покушался отрезать ему дорогу на Спас-Куплю, но не мог в том успеть, хотя и был поддержан частью дивизии Принца Евгения. Другие корпуса, при которых лично находился Фельдмаршал, долго стояли неподвижно на месте. По диспозиции было им назначено быстрым наступлением опрокинуть все находящееся перед ними, но при начале сражения Князь Кутузов не ввел их в дело. Он рассчитывал, что успех тотчас решится в нашу пользу, если Беннигсену удастся произвести внезапную атаку, а в противном случае, если Беннигсена отобьют, то корпуса, не вступившие в сражение, истоявшие в виду неприятеля в боевом порядке, одним появлением своим будут достаточны для предупреждения последствий; какие могла повлечь за собою неудача нашего правого крыла. Не так думали собравшиеся вокруг Главнокомандующего Генералы. Милорадович несколько раз просил его о позволении идти вперед. Решительный отказ был ответом Кутузова. Наконец он сказал: «У вас только на языке атаковать, а вы не видите, что мы еще не созрели для сложных движений и маневров!». Приметив, что наше правое крыло начало подаваться вперед и неприятель отступает, Фельдмаршал велел стоявшим в центре пехотным корпусам, предшествуемым кавалериею Корфа, двинуться к Чернишне, и послал Васильчикова с отдельным отрядом в правый фланг неприятеля. К этой минуте сражения можно отнести слова Князя Кутузова, помещенные в донесении его Государю, что движения войск под Тарутиным уподоблялись маневру на учебном месте. Вся линияколонн центра и левого крыла шла стройно вперед. Неоднократно покушался Мюрат останавливаться, не для отпора, но для устройства войск и удаления тяжестей, однако каждый раз был опрокидываем. Несколько полков его обратились в бегство; кавалеристы, без седел и мундштуков, мчались туда и сюда по произволу своих тощих кляч. Преследование продолжалось 7 верст, до Спас-Купли, где Мюрат занял позицию и прикрыл ее батареями; но они не помешали бы дальнейшему за ним преследованию, если бы была на то воля Князя Кутузова. В вечеру Мюрат потянулся к Воронову, тревожимый нашими легкими войсками. Регулярная кавалерия и пехотные корпуса Графа Остермана и бывший Баговута, получили приказание остановиться не доходя до Спас-Купли, а вседругие корпуса не переступая за Чернишню.

Поводом к приказанию не идти далее было следующее. Во время общего наступательного движения, урядник Жирова полка привез от находившегося с партиею на Подольской дороге Полковника Князя Кудашева, перехваченное предписание Маршала Бертье к одному Французскому генералу об отправлении всех тяжестей на Можайскую дорогу. Прочитав предписание, Князь Кутузов заключил о намерении Наполеона выходить из Москвы, но куда? когда? с какою целью предпринимал Наполеон движение? было неизвестно. Фельдмаршал ходил несколько минут взад и вперед, и в тайном совещании, один с самим собою, решил не преследовать Французов, возымев в виду не одно поражение Мюрата, но начало, так сказать, зародыш нового похода, долженствовавшего воспоследовать в самом скором времени. Он предвидел близкое наступление времени, когда надобно будет выдержать против главной неприятельской армии ряд кровопролитных сражений, в которых, конечно, Наполеон станет биться на жизнь и смерть. Неудовольствие за то, что не идут далеепожинать плодов одержанной над Мюратом победы, было на всех лицах, но в присутствии Князя Кутузова никто не смел подавать мнения, не бывши им спрошен. Когда опять стали просить у него дозволения преследовать неприятелей, он отвечал: «Если не умели мы поутру взять Мюрата живьем и придти во время на места, то преследование будет бесполезно. Нам нельзя отдаляться от позиции». Князь Кутузов сел на разостланном ковре. Приехал Беннигсен. Фельдмаршал сделал несколько шагов к нему на встречу и сказал: «Вы одержали победу; я обязан вам благодарностью, а Государь вас наградит». Беннигсен казался недовольным, возымев странную мысль, что Главнокомандующий оставил половину армии в бездействии из недоброжелательства к нему, как будто желая лишить его успеха в сражении, им предложенном и веденном по его распоряжению. Он не сошел с лошади, холодно поклонился Фельдмаршалу, в нескольких словах донес о ходе дела на правом крыле, и присовокупил, что получив ядром контузию, имеет на несколько дней нужду в покое. С того времени началась вражда его к Кутузову и сошла с ним во гроб.

Трофеи заключались в 38-ми орудиях, одном знамени, 40 зарядных ящиках, 1.500 пленных и большом количестве обоза. Из числе убитых находились генералы Фишер и Дери. Мюрат был дружен с Дери и присылал просить о возвращении его тела, или, по крайней мере, его сердца. В неприятельском лагере и отбитых обозах найдено много награбленных в Москве вещей и предметов роскоши. Они составляли разительную противоположность с недостатком в жизненных припасах, претерпенном неприятелями во время продолжительной стоянки их при Чернишне. Вокруг догоравших бивачных огней валялись заколотые для пищи, или уже объеденные лошади и ободранные кошки. На дымившихся очагах стояли чайники и котлы с конским отваром; кое-где видны были крупа и горох, но и следов не находилось муки, хлеба и говядины. Вина, головы сахара и другие лакомства, привезенные из Москвы, брошены были подле жареной конины и пареной ржи. Больные, лишенные всякого призрения, лежали на холодной земле. Между ними находились дети и женщины, Француженки, Немки, Польки. Около шалашей разметаны были иконы, похищенные из соседних церквей и употребляемые святотатцами вместо дров. В находившихся близ стана неприятельского церквах престолы были разрушены, лики святых ниспровергнуты, попираемы лошадьми, которые даже стояли в алтарях, оглашая ржанием священные стены, где искони возносились хвалебны и песни Божеству.

Тарутинское сражение, стоившее нам 500 убитых и раненых, имело на воевавшие войска великое нравственное влияние. С самого начала похода было оно первым наступательным действием нашей главной армии и увенчалось, хотя и не совершенным, как следовало ожидать, но, по крайней мере, значительным успехом. Неприятелей лишило оно отрадной надежды на мир, составлявший, со времени занятия ими Москвы, предмет любимой мечты их армии, от Наполеона до последнего солдата. Сражение сие провело резкую черту между прошедшим и будущим, показав твердую решимость Русских не прекращать войны. Наполеон хотел прикрыть оплошность Мюрата, допустившего атаковать себя врасплох, и напечатал в Бюллетенях, что Мюрат не мог ожидать на себя нападения, ибо наши и Французские передовые войска условились предварять одни других за три часа о возобновлении военных действий, и что Русские внезапною атакою имели бесстыдство нарушить сие условие[126]. Клевету должно опровергнуть: того требуют и честь Русского оружия и святость народного нрава, нами глубоко чтимого. Упоминаемого Наполеоном условия никогда не существовало и быть не могло, как противного воле Государя. Только приказано было не перестреливаться понапрасну на передовых постах, но при том строжайше запрещалось иметь какие-либо сходки или разговоры с неприятельскими ведетами. Следственно, Мюрат должен был приписать свое поражение не вероломству Князя Кутузова, но собственной своей неосторожности.

Под вечер армия возвратилась в Тарутино. На половине дороги стояли отбитые неприятельские орудия. Тут же Князь Кутузов сидел на крыльце полуразрушенной избы. Указывая на трофеи, он приветствовал проходившие мимо него колонны сими словами: «Вот сегодня ваш подарок Государю и России. Благодарю вас именем Царя и Отечества!». Ура! перемешанное с веселыми песнями, долетало эхом радости к нашему лагерю. Шумно и весело вступали в него войска. Покой не шел им на ум: как будто праздновалось воскресение умолкнувшей на время Русской славы. Милорадович расположился при Винкове, где наши в первый еще раз стали на отбитой у неприятеля земле. Под начальством Милорадовича были кавалерийские корпуса: Корфа и Васильчикова, заступившего место Графа Сиверса; пехотные: Графа Остермана и бывший Багговута, место которого занял Князь Долгоруков, приехавший не задолго перед тем в армию и бывший прежде Посланником в Неаполе. На другой день служили благодарственный молебен. Князь Кутузов слушал его в походной церкви гвардейского корпуса, куда принесен был образ Смоленской Божией Матери. Любопытство влекло многих к Французскими, пушкам, потому, что с 1805-го года, когда начались наши войны с Наполеоном, нигде не отбивали у его армии столь большого количества орудий, как под Тарутиным. Честь овладения ими принадлежала Графу Орлову-Денисову, о котором Беннигсен, виновник и распорядитель сражения, доносил Князю Кутузову: «Граф Орлов-Денисов вел себя самым блистательным образом; его храбрость делает честь Российскому оружию. Он первый подал мысль обойти левое неприятельское крыло; основываясь на сделанных им обозрениях, и по донесению его о том решился я письменно предложить Вашей Светлости атаковать неприятеля»[127].

Выбор офицера, с кем отправить в Петербург донесение о победе, был уже за несколько недель указан КнязюКутузову самим Императором, в следующем рескрипте: «Известный ревностною службою Полковник Мишо был прислан с печальным известием о впущении неприятеля впервопрестольный град Москву. Грусть сего достойного офицера быть вручителем подобного донесения была очевидна. Я нахожу справедливым, в утешение ему, предписать вам прислать его с первым радостным известием после его приезда последующим»[128]. Этот рескрипт проливает новый луч света на благость Императора Александра. Видим Монарха, в тяжкий час Своего Державства, при вторжении неприятелей в столицу, помышляющего даже о том, как усладить участь офицера, на которого пал жребий возвестить Ему, что Москва, венец Царства Русского, опозорена присутствием иноплеменных.

Изобразив Государю подробности Тарутинского сражения, Мишо просил позволения доложить Его Величеству о желании армии. «Что такое?», спросил Государь. – «Одержанная нами победа», отвечал Мишо, «прекрасное состояние войск, оживляющий их дух, преданность их кособе Вашей, отовсюду прибывающие к армии подкрепления, бедственное положение Наполеона, присланные Вашим Величеством повеления затруднить ему отступление, словом, все подает несомненную надежду, что Наполеон будет со срамом изгнан из России. Войска уверены, что настает самый счастливый поход, но знают также, что всем обязаны усилиям Вашего Величества. Им известно сколь много до сих пор претерпевала душа Ваша, и теперь просят единственной милости, чтобы Ваше Величество лично приняли начальство над армиею: присутствие Ваше сделает ее непобедимою». С приметным удовольствием отвечал Государь: «Все людичестолюбивы; признаюсь откровенно, что и Я не менее других, и если бы теперь внял только этому одному чувству, то сел бы с вами в коляску и поехал в армию. Рассматривая невыгодное положение, в которое мы вовлекли неприятеля, отличный дух армии, неисчерпаемые источники Империи, приготовленные Мною многочисленные запасные войска, распоряжения, посланные Мною в Дунайскую армию, Я несомненно уверен, что победа у нас неотъемлема и что остается только, как вы говорите, пожинать лавры. Знаю, чтоесли Я буду при армии, то вся слава отнесется ко Мне, и что Я займу место в истории. Но когда подумаю, как мало опытен Я в военном искусстве в сравнении с Наполеоном, и что не взирая на добрую волю Мою, Я могу сделать ошибку, от которой прольется драгоценная кровь Моих детей, то невзирая на Мое самолюбие, охотно жертвую личною славою для благополучия армии. Пусть пожинает лавры тот, кто более Меня достоин их. Возвратитесь к Фельдмаршалу, поздравьте его с победою, и скажите ему, чтобы он выгнал неприятелей из России»[129]. Государь наградил Князя Кутузова золотою шпагою, с алмазами и лавровым венком, и удостоил его следующим собственноручным рескриптом: «Победа, одержанная вами над Мюратом, обрадовала несказанно Меня. Я льщу себя надеждою, что сие есть начало, долженствующее иметь за собою еще важнейшие последствия. Слава России нераздельна с вашею собственною и с спасением Европы».

[120] План расположения войск перед Тарутинским сражением, № 64.

[121] Повеление Коновницына Начальнику Главного Штаба армии, Ермолову, №153.

[122] План сражения при Тарутине, №55.

[123] «Le second corps fut tant de fois arrete dans sa marche par des ordres et contre ordres, qu'il ne put arriver que fort tard au rendez vous... Les regimens de Krementchouk et de Volhynie de ma division errant quelque tems dans le bois, avoient suivi enfin la direction des chasseurs, et la 17 division eu fit de meme». Из журнала Принца Евгения Виртенбергского.

[124] «La mort du general Baggovout detruisoit tout l'accord dans les mouvemens de notre second corps». Жунал Принц Евгения Виртембергского.

[125] Донесение Беннигсена Князю Кутузову, от 7-го Октября.

[126] «Nos avants postes et ceux de l'ennemi convinrent entre eux de ne pas s'attaquer sans se prevenir trois heures d'avance. L'ennemi a la honte d'avoir viole une treve d'avant-garde, ce qu'on ne vit presque jamais». 25-й бюллетень, из Боровска, 11/23 Октября.

[127] «C'est encore lui qui a eu le premier I'idee qu'il pourroit touroner 1'aile gauche de l'ennemi, d'apres les reconnaissances qu'il avoit faites, et c'est son rapport a cet egard , qui me decida a proposer a Votre Altesse par la lettre officielle que j'ai eu l'honneur de lui adresser en date du 3 de ce mois, une attaque sur 1’ennemi». Донесение Беннигсена Князю Кутузову, oт 7-го Октября, на другой день после сражения.

[128] Рескрипт от 14-го Сентября, №142.

[129] Из собственноручной записки Графа Мишо.