Учитель. Народ Божий

Учитель

Место, которое занимал Иисус в еврейскомобществе того времени, определялось прежде всего тем, что Он был религиозным инравственным наставником. Ему говорили "равви" (наставник) не толькоЕго прямые последователи, но и люди посторонние, в том числе и считавшиенаставниками самих себя. Правда, "звание" это еще не стало (как вконце столетия) чем-то вроде университетского диплома. Но и как почетноеименование слово "равви" предполагало, что человека, пустьнеофициально, признают учителем. Именно как к учителю окружающие и относилисьпоначалу к Иисусу. Он приобрел "учеников" — так называли тех, ктослушает равви и составляет его "школу". Чему же Иисус учил?

Конечно, многое в то время объединяло Егос другими равви. Он тоже считал Ветхий Завет богооткровенной книгой. И,обращаясь к своим слушателям, ничуть не сомневался, что они хорошо знают все,чему она учит: Бог един; Он — "Господи неба и земли", Он — высшееДобро ("Никто не благ, кроме одного Бога"), Он — всемогущ ("всевозможно Богу"1). Поскольку Он добр и всемогущ, на Него должно уповать.Поскольку Он Господь и Царь, Ему следует повиноваться. Суд Его строг, но вместес тем в Ветхом Завете постоянно подчеркивается, что Он — "многомилостив".Во всем этом нет ничего неизвестного или неприемлемого для любого образованногоеврея того времени. Точно так же и в нравственном учении Иисус стоял на общейпочве с иудаизмом. Он мог принять все лучшее, что было в Ветхом Завете и усовременных Ему учителей. Как и другие равви, Он занимался толкованием МоисееваЗакона, хотя иногда поправлял его, на что они не отваживались. Исследователямраннего иудаизма удалось доказать, что многое в этом учении напоминает учениеИисуса, насколько о нем можно судить по Евангелиям. Собственно, тут нечемуудивляться. В самом деле, нетрудно предположить, что многое в традиционнойэтике Он принимал как должное.

Однако евангельское учение иначенаправлено, нежели учение тогдашних равви. Оно под другим углом соприкасается сжизнью. Пожалуй, лучше всего это можно пояснить, снова обращаясь к притчам.Притча, как мы видели, — самая характерная форма, в какой представлено уевангелистов учение Иисуса. Если рассмотреть всю совокупность притч, нельзя незаметить, что многие из них вращаются около одной общей темы: наступает некий"час" — критический момент, когда надо действовать решительно. Воткрестьянин терпеливо следит, как растет посеянное им: "Сперва зелень,потом колос, потом полное зерно в колосе". Он не может вмешаться,посеянное — в ведении природных сил. "Когда же созреет плод, он тотчаспосылает серп, потому что настала жатва". Если упустить время, урожайпогибнет. Торговцу драгоценностями предложили необычайно ценную жемчужину, окоторой он мечтал всю жизнь, и он сразу же должен купить ее, даже если надоотдать все состояние, иначе она достанется другому. Ответчику лучше быпомириться с истцом, пока они еще на пути в суд6. Управитель, которого хотятпрогнать, должен сообразить немедленно, как ему избегнуть нищеты. Образы,сменяющие друг друга, говорят об одном: пора решать.

О каком же "часе", говорилИисус? Евангелия не оставляют на этот счет почти никаких сомнений. Это тотсамый час, когда Он обращается к своим слушателям. Как жатва завершает ивенчает год для крестьянина, так и то время увенчало многие столетия роста."Поднимите глаза ваши, и взгляните на нивы, как они уже побелели к жатве.Жнущий получает награду и собирает плод в жизнь вечную". Именно тогдаистория Израиля со всеми ее не осуществившимися надеждами достигла завершения."Блаженны очи видящие то, что вы видите. Ибо говорю вам. многие пророки ицари хотели увидеть то, что видите вы, и не увидели, и услышать то, что выслышите, и не услышали". Почти недвусмысленно об этом говорит речение,которое Лука передает едва ли не с телеграфной краткостью: "Закон иПророки — до Иоанна: с того времени Царство Божие благовествуется, и всякийусилием входит в него". Иными словами, с проповедью Иоанна Крестителя(который к тому времени был уже казнен) старый порядок кончился, наступилновый; и главное в нем — "Радостная весть" о "ЦарствеБога".

Выражение "Царство Бога"восходит к древнееврейской идиоме, которую точнее перевести как"царствование" или даже "правление" Бога, и означает оно,что царствует, правит сам Бог. Иисус пришел в Галилею, по словам Марка,возвещая Радостную весть, которую евангелист сумел сделать краткой, как призыв:"Исполнились сроки, и близко Царство Божие". Это значит, что Бог —здесь, во всей своей силе и всем величии. Он перед тобой, на этой земле! Что жеты теперь будешь делать? Галилейская толпа справедливо догадывалась, что Иисусзнает больше, чем обычный равви. "А другие говорили: это пророк, как идругие пророки".

Иисус и впрямь был непосредственнымпреемником древнеизраильских пророков, чью проповедь сохранил Ветхий Завет.Пророки настаивали на том, что Бог вмешивается в человеческие дела, и потомутолковали события своего времени в свете прозрений, возникавших из общения сПредвечным (или, как они выражались, от "слышания слова Господа"). Таки здесь — возвещая Царство Бога, Иисус толкует современные Ему события в светеБожественной истины. События эти знаменательны со всех точек зрения. Внутридревней еврейской религии назревал кризис, который должен был так или иначеразрешиться в самое близкое время. И за пределами Израиля в духовной жизнипроисходило много примечательного, причем иудаизм не был совершенно от этогоотделен. Многое происходило; но что стояло за этим? Ответов немало, как всегда,и нерелигиозных, нас же интересует ответ верующего человека. Пророки, отвечаясвоим современникам, говорили "о замысле Всевышнего". Так и Иисус,провидя кризис, отвечал на поставленный этим кризисом вопрос, что "насталчас: Царство Бога рядом". Это и есть оно — время решений. Бог стоит перед людьми.Он очень близко, Он ждет, и человеку открываются беспримерные возможности.

Здесь требуются некоторые пояснения.Можно ли говорить, что Бог, вечный и вездесущий, в одно время ближе или дальше,чем в другое? Если Он царь, Он царствует всегда и везде. В этом смысле ЦарствоЕго не приходит — оно есть. Но человек живет в пространстве и времени, и жизньего то мельче, то глубже. И у каждого человека, и в истории человечества бываютпериоды, когда истинное (но не всеми признанное) подтверждается явно идейственно. О таком историческом моменте и идет речь в Евангелиях. Бог близок клюдям во все времена, повсюду, но тогда эта истина стала действенной, и такоюее сделал Иисус. Его слова и поступки являли ее с исключительной ясностью исилой. Он и сам говорил, что дела Его — знак наступления Царства: "Если жеЯ перстом Божиим изгоняю бесов, — значит, достигло до вас Царство Божие".Конечно, это образное выражение. У Бога нет "руки", и мы не знаем,есть ли злые духи. То, что Евангелия называют изгнанием бесов, мы могли быописать — верно ли, неверно — и по-другому. Однако смысл речения от этого неменяется: в присутствии Иисуса темные силы, оскверняющие душу и тело человека,побеждены, а их недавняя жертва духовно обновляется. Сомневаться в этомнеразумно, такие случаи слишком сильно запали в память. Означает это, по словамИисуса, что Бог вступает на Царство. Мы были бы неточны, сказав, что Иисуспринес или установил Царство Бога. Это сделал сам Бог. Его непрестанныйпромысл, действующий во всем творении, вызвал к жизни ту знаменательную пору,самым важным в которой и был приход Иисуса. Словами и делом Иисус показал этолюдям и бросил им подлинный вызов, предлагая на него ответить. Он принес"Радостную весть" — сказал, что можно начать все заново, и посулилневиданные доселе духовные дары. Но если человек или люди, к которым обращенпризыв, отклонят его, их духовное состояние не станется прежним, оно резкоухудшится. Потому так грозны слова Иисуса о страшных последствиях, которыеожидают отвергающих Его. Потому евангелист Иоанн, оглядывая всю историю Егообщественного служения, видит ее как Судный день. "Теперь суд мирусему", - пишет он. "Свет пришел в мир, и возлюбили люди больше тьму,чем свет". Свет — это благо; хорошо, когда Бог — в Своем мире, рядом стобой. Какие бы беды ни таил предложенный человеку выбор, жизнь становитсяглубже, когда Творец дарует своим созданиям возможность выбрать свободно.Приход Царства делает жизнь намного богаче — увеличивает нравственнуюответственность.

Что же хотел услышать Иисус от людей, ккоторым Он воззвал? "Царство Бога рядом: покайтесь!" — пишет Марк.Слово "покаяться" значит для нас "почувствовать свою вину","пожалеть о своих грехах". Однако соответствующее греческое словозначит просто: "одуматься", "опомниться", "изменитьсвою жизнь". "Покаяться" в Евангелии — "переменить мысли ичувства" и тем самым начать новую жизнь, по-новому себя вести (это и есть'достойные плоды покаяния").

Такая перемена непосредственно связана стем, принял человек или не принял "Радостную весть от Бога".Радостная же весть (''евангелие") — прежде всего весть о том, что Богздесь и теперь. Стоит только это понять, и все, что можно сказать о Боге,обретает небывалую значимость. Как мы видели, Иисус говорил о Боге, обращаясь квоображению и чувствам; скорее "наводил на мысль", чем определял. Мызнаем, как Он, дивясь и радуясь природе, связывал ее и человека в единое целое,где каждый уровень освещается другим, высшим, а все свидетельствует о Боге. Накаждом уровне бытия человек встречает своего Создателя, Господина неба и земли,

Всеблагого и Всемогущего, чья доброта снеудержимой щедростью изливается на все создания, без различия и при этомобращена к каждому, как к самому близкому: "У вас же и волосы на головевсе сосчитаны".

Полезно заметить, что такие мысли о Богеокрашивают по-новому те Его образы, которые Иисус черпал в предании своегонарода. Представление о Боге как о Пастыре Израиля — почти общее место в ВетхомЗавете. Истинный пастырь, говорит Иисус, беспокоится и об одной заблудившейсяовце, он "идет за пропавшей, доколе не найдет ее". Так и Бог. Словаобретают особую остроту, ибо самого Иисуса за это и осуждали. Притча опропавшей овце (говорит нам Лука) и была ответом на такие порицания.Традиционный образ Бога-Пастыря оживает и в делах Иисуса, и в Его словах.

И еще один образ Бога — как Отца своегонарода — был очень привычной метафорой, глубоко укорененной в религиозном языкеевреев. Собственно, представление о Боге-Отце бытует во многих религиях. Но чтотакое отец, когда слово это применяют к Богу? Иисус прямо сравнивает его собычным отцом, человеком. "Итак, если вы, будучи злы, умеете давать дарыблагие детям вашим, тем более Отец ваш, который на небесах, даст благо просящиму Него". То же сравнение появляется в притче о блудном сыне — наверное,самой известной из всех притч. Она отнюдь не показывает нам идеального отца,наделенного той исключительной святостью, которая присуща Богу. Предполагается,что слушатели поймут: любой отец, достойный этого имени, вел бы себя так; и такведет себя с нами Бог. Притча эта, Щ- говорит нам евангелист, — тоже рассказанав ответ на хулу уверенных в себе праведников, которых Иисус тонко высмеял вобразе самодовольного старшего брата ("я... ни в чем тебя неослушался!"). Притча о блудном сыне являет нам и Иисуса, и образ Бога.

Когда Иисус учит о Боге, Он на удивлениепрямо, сердечно и просто говорит о Его отцовстве. "Ваш же Отец знает, чтовы нуждаетесь в этом"; "Нет воли Отца вашего, Который на небесах,чтобы погиб хоть один из малых сих". То же самое мы слышим в молитве,которая принята Церковью с первых дней (ее приписывают самому Иисусу).Используемый в литургической практике текст соответствует Евангелию от Матфея,где молитва эта облечена в форму, которая, несомненно, была для того ипредназначена. У Луки — более простая и, возможно, более близкая к оригиналуверсия: Отче! Да святится имя Твое! Да приидет Царство Твое! Хлеб наш насущныйподавай нам каждый день. И прости нам грехи наши, ибо и мы сами прощаемвсякому, кто должен нам. И не введи нас во искушение.

Слово "Отец", которое ранниехристиане услышали от Иисуса, на их родном, арамейском языке звучало как"Авва (это слово сохранилось без перевода в некоторых местах НовогоЗавета). Так обращался ребенок к отцу в еврейских семьях. "Отец мой"или "Отец наш" — почтительнее и отдаленнее; и "Отче наш"Евангелия от Матфея отражает язык литургической молитвы. Иисус еще раз —ненавязчиво, но настойчиво — дает понять, как его последователям относиться кБогу. Сами прошения молитвы этому не противоречат. Так просто, прямо идоверчиво обращаются дети к отцу.

Говорят, что этот язык"антропоморфен". Конечно, так оно и есть. Человеческий язык неспособен определить Бога, и философские абстракции дадут не больше, чемпоэтические образы. Однако люди всегда пытаются это сделать, и попытки их надопринимать всерьез. Многие набожные евреи первого века избегали "такогоязыка". В этом можно убедиться, если проследить, как они пересказываютотрывки Ветхого Завета, которые звучат антропоморфно, и какими окольнымиспособами говорят о Боге ("Небеса", "Имя", "СвятойБлагословенный" и т. п.).

Некоторые евреи, в особенности испытавшиегреческое влияние (а в то время таких было много), говорили о "Том, Ктоистинно есть", как говорят теперь о "безусловной реальности" и"основании сущего". Евангелия же ничуть не избегают антропоморфизмов.Должно быть, Иисус использовал их умышленно — ведь лучше не выразить личныхотношений Бога и человека, о которых Он постоянно говорил; более того — иначене расскажешь о Боге того, что Иисус знал сам. Разумеется, Он понимал, чтонайдутся высокоумные люди, которые не примут Его учения; и принял это как нечтонеизбежное. Проникновенные слова: "Отец, Владыка неба и земли" —отзвук одной из немногих подлинных молитв Иисуса, проникших в Евангелия."Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что ты скрыл это от мудрых иразумных и открыл это младенцам". Конечно, некоторым очень трудновзглянуть на Его учение так, чтобы оно обрело для них смысл. "Пока неизменитесь и не станете такими, как дети, не войдете в Царство Небес";или, иными словами: "Если не обратитесь и не станете как дети, не войдетев Царство Небесное". Такой "внутренний переворот" — существеннаячасть евангельского "возвращения к Богу" ("покаяния"). Надонаучиться думать о Боге, как о своем Отце, а себя — ощутить Его сыном илидочерью. Вот и все.

Осуществлять это в жизни Иисус,по-видимому, предоставлял каждому, кто пробудился к новой жизни. Он,собственно, и стремился пробудить совесть и говорил об этом во многих притчах.Напрасно мы станем искать в Евангелиях развитую систему жизненных правил, какиепредлагали тогдашние моралисты, греческие и еврейские. Но это не значит, чтонравственные нормы неясны или снижены. Последователь Иисуса послушенопределенному закону, и закон не становится менее обязательным от того, что не расписанпо мелочам, на все случаи жизни; он "благоразумный человек", который"слушает эти Мои слова и исполняет их". Иисус не навязывает системыпредписаний не потому, что попустительствует греху. Да и на самом деле, вЕвангелиях есть очень ясные нравственные предписания, хотя их и немного. К ниммы сейчас и перейдем.

Начнем с того, что объединяет Иисуса исовременных Ему равви, чтобы понять, как тесно Он связан с их учением и чем Онот них отличается. В первом столетии наиболее прогрессивные равви видели, насколькоусложнилась этическая система иудаизма (в ее основе лежит так называемыйМоисеев Закон, который непрерывно обрастал толкованиями и дополнениями), ипытались выделить центральную или главную идею, привлекая внимание к той илииной "самой главной заповеди", из которой следуют все прочие. Иисусзнал о таких попытках и сочувствовал им. Зафиксировано, что, обсуждая этупроблему, Он, как и другие учители, признавал две "самые главныезаповеди": возлюби Бога всем сердцем и люби другого, как самого себя. ПоМатфею и Марку, заповеди эти предлагает Он сам, а спрашивающий охотнопринимает. У Луки их выдвигает "законник", с которым Иисус вполнесогласен. У нас нет оснований отвергнуть какой-либо из двух вариантов. Весьмавероятно, что это обсуждалось не раз и мы читаем о двух разных случаях.

Любовь к Богу, любовь к ближнему.Важнейшую часть этического учения Иисуса можно подвести под эти две родственныеглавы, и христианские моралисты нередко так и поступают. Однако, если веритьтрем первым Евангелиям, Иисус так не делал. Часто говорят, что нельзя любитьнасильно и требование "возлюби" будто бы внутренне противоречиво.Оспаривать это возражение можно по-разному. На самом же деле Иисус иначетолковал то, с чем связаны эти заповеди, и такой аргумент здесь вообще неуместен.Как ни странно, Он мало говорил впрямую о долге любви к Богу и ненамного больше— о долге любви к ближнему, да и тогда ссылался на хорошо знакомое слушателямтрадиционное учение. Он вообще избегал слов "любовь" и"любить". Например, когда Он выбирает слова сам, а не по Писанию, Онне говорит "Люби Бога". Скорее Он говорил так: "Бог — Твой Отец.

Стань же тем, что ты есть,— Его сыном илидочерью". Жить как дети Божьи — значит доверять Отцу и слушаться Его. Всеэто есть в Ветхом Завете, Иисус лишь слегка смещает акцент. Но Он идет идальше: принцип "Бог — отец, мы — дети" остается в силе, однакоприменяется немного иначе. Дети Божьи похожи на Отца, если они хотя быстараются обращаться с другими людьми так, как обращается со своими детьми Бог,и стремятся к тому, к чему Он стремился.

"Подражание Богу" — не столь ужнеобычный способ выражать нравственный идеал. Им пользовались и греческие, иеврейские моралисты того времени, различаясь лишь тем, каким качествам Бога онипризывали подражать. Например, некоторые религиозные наставники считали самымсущественным в Боге безмятежное блаженство или сосредоточеннуюсамоуглубленность при полном безразличии к окружающему; этому и должен былподражать "мудрец". Для других более всего достойна подражаниязапредельная и невыразимая "святость", совершенно непричастная земнойжизни и человеческим ценностям. Ступивший на путь "подражания" Богудолжен удалиться от мира, отрешиться от человеческих ценностей и житьисключительно сурово. Так считали, по-видимому, и некоторые из еврейскихсектантов. Согласно же учению, связанному с лучшими традициями еврейскойрелигии (восходящими к ветхозаветным пророкам), черты Божества, которым следуетподражать, постигаются по аналогии с человеческими добродетелями в их высшемразвитии. К таким чертам, например, можно отнести Его справедливость,милосердие, верность. Иисус подтверждает, что "самое главное в Законе —правосудие и милосердие и верность". Но Он не только подтверждает, Он ипоказывает эти черты в новом свете, подчеркивая безграничную щедрость НебесногоОтца, который не проводит различий между людьми. Более того, Он особенносочувствует именно тем, кто менее всего достоин сочувствия. Именно в этомпрежде всего дети Божьи могут уподобиться своему Отцу. "Солнце Свое Онвозводит над злыми и добрыми и изливает дождь на праведных и неправедных".Это не похоже на справедливость в обычном смысле слова — это "любовь,превосходящая всякую справедливость". Именно так должны поступать детиБожьи. Неважно, назовем ли мы это любовью к Богу или любовью к ближнему. ЛюбитьБога — значит жить, как Его дети, — то есть относиться к другому, как относитсяк нему Бог.

Но если любовь Бога, превосходясправедливость, не оказывает никому предпочтения, нужно определить по- новомупонятие "ближний". В притче о добром самаритянине, где любит ближнеготот, кто готов прийти к нему на помощь в трудную минуту, истинным ближнимоказался чужеземец и иноверец. Вероятно, некоторые слушатели, до тех порсогласные с Иисусом, тут забеспокоились, даже если их убеждения и не заходилитак далеко, как у фанатичных сектантов, чей устав (найденный среди"Рукописей Мертвого моря") предписывает "любить сынов света... иненавидеть детей тьмы, каждого по мере его греховности". Возможно, Иисусимел в виду именно это учение, когда говорил: "Вы слышали, что былосказано: "Люби ближнего и ненавидь врага". А Я говорю вам: любитесвоих врагов". Он стремился поставить точки над смело переосмыслив древнююзаповедь "люби ближнего".

Если любите любящих вас,

какая вам за это благодарность?

Ведь и грешники любящих их любят.

Ибо если вы делаете добро, делающим вамдобро,

какая вам благодарность?

Ибо и грешники то же самое делают.

И если взаймы даете тем от кого надеетесьполучить,

какая вам благодарность?

И грешники грешникам дают взаймы,

чтобы получить обратно столько же.

Но вы любите врагов ваших

и делайте добро и взаймы давайте,

ничего не ожидая обратно;

и будет награда ваша велика,

и будете сынами Всевышнего,

потому что Он благ к неблагодарным излым.

Нельзя не заметить, как важно для Иисусаразорвать те узкие рамки, в которые было принято помещать любовь к ближнему. Тоже и с Божьей любовью. О многом говорит и то, как выражение "любите своихврагов" (составленное по аналогии с привычным "люби ближнего")плавно переходит к повелению "помогать" и "давать взаймы",с каждым шагом обретая все большую конкретность. На следующей стадии выражениеэто достигает полной наглядности, превращаясь, по существу, в притчу."Если ударят тебя по правой щеке, подставь в левую. Если кто-то рубашкухочет у тебя отсудить, пусть забирает и плащ. Если тебя принуждают сопровождатького-то версту, пройди с ним две" (здесь подразумевается обязательная вРимской империи трудовая повинность в пользу государства, в особенности трудписьмоноши). "Просящему у тебя дай и от хотящего занять у тебя неотворачивайся". Конечно, как правила повседневной жизни эти максимыутопичны. Они и не были задуманы как правила. Но Иисус предлагал принять ихвсерьез. Живые и даже поразительные сцены на крайних примерах показывали, как воссоздатьв отношениях с людьми Божье отношение к Его детям. Сама утрированность этихрешений говорит о том, что Иисус прекрасно понимал, сколь многого Он требует отчеловека, когда на место "люби ближнего" ставит "любите своихврагов". Такой же оттенок крайности присутствует и в небольшой, оченьважной беседе, которую приводит Матфей. Иисус говорит, что надо прощать. Петрспрашивает: "Господи, сколько раз я должен прощать брату моему, если онбудет грешить против меня? До семи ли раз?" Иисус отвечает: "неговорю тебе: до семи, но до семидесяти раз семи". Четыреста девяносто раз— это нелепо. Вопрос Петра вполне бы мог задать любой еврей того времени,получивший традиционное воспитание. Наученный, что прощать — добродетельно, онв духе распространенного тогда толкования Закона захотел бы узнать в точности,как далеко должен зайти. Иисус своим ответом сводит к нелепости любоеколичественное истолкование. Пределов прощению нет.

Возможно, кто-нибудь спросит, почему Иисуспридавал этим темам такое значение. Ответ мог бы звучать так: Он, как всякийвнимательный наблюдатель, видел, что еврейское общество разлагает злобнаяненависть. Ненавидели друг друга группы и партии, на которые разделилсяИзраиль, а все евреи вместе ненавидели римлян. Обязанностью любого проницательногопроповедника было сказать об этом и призвать людей измениться, пока не поздно.Но это еще не все. Именно в той области человеческих отношений, где страсти ираспри особенно сильны, может открыться безусловность велений Божьих. Это, вчастности, подразумевалось за словами о том, что пришло Царство Божье. Некогдауже рассуждать о более или менее удобной и "жизненной" морали. Пришловремя безоговорочных решений. Нет предела тому, что требует Бог от Своих детей,и невозможно до конца исполнить Его повеления. "Так и вы, когда исполнитевсе указанное вам, говорите: "мы рабы ни на что не годные; что должны былисделать, сделали". Человек может лишь одно: принять всю полнотуответственности перед Богом, препоручив себя Его милосердию. Отец Небесныйпрощает "до семидесяти раз семи"; но "если же вы не простителюдям согрешений их, то и Отец ваш не простит согрешений ваших". Это неугроза — "Бог накажет". Это лишь значит, что тот, кто не прощает,относится к Богу не так, как ребенок относится к Отцу. Он сам нарушил этусвязь, вышел из числа детей Божьих. "Итак, — пишет апостол Павел, — учтиблагость и строгость Бога". Здесь то и другое сразу, в напряженномсочетании, от которого никак не уклониться тому, кто хочет понять учениеИисуса. Подобное же сочетание доброты и строгости видим мы и в Его жизни. Ондобр к нуждающемуся, Он и требователен, и оба эти свойства проистекают изглубочайшего участия в каждой отдельной личности, ибо все — дети НебесногоОтца. Так, по свидетельству Иисуса, относится к человеку сам Бог

Словом, Иисус исходит из того, что внемалой мере объединяет его с другими еврейскими учителями той поры, но кое вчем идет гораздо дальше. Конечно, вскоре возникла трещина, которая со временемпревратилась в настоящую пропасть. Чтобы правильно истолковать сказанное обэтом в Евангелиях, надо помнить: к тем годам, когда они были написаны, разрывмежду последователями Иисуса и официальным иудаизмом зашел очень далеко и черезнесколько лет привел к окончательному разделению Церкви и синагоги. За годыэтой распри некоторые речения Иисуса были неизбежно отточены и, конечно же,чаще повторялись именно те, которые оказались острее. Однако то, что при случаеи сам Иисус умышленно противопоставлял свое учение учению других равви,сомнений не вызывает. Как несомненно и то (даже учитывая неизбежный в спореполемический запал), что иногда Он сознательно выражался очень резко. Конечно,не нужно думать, что Он обличал всех равви. Вероятно, учителей Закона,согласных с Иисусом, было больше, чем те двое или трое, которых упоминаютЕвангелия. Но спор нарастал, вошел в историю, и мы не можем от негоотмахнуться. Каждый, кто изучает возникновение христианства, должен учитыватьэтот конфликт, пытаясь понять и его, и породившие его причины, тем более чтотакая попытка, мы надеемся, позволит вернее оценить разные тенденции и оттенкив учении самого Иисуса.

Из сказанного очевидно, что этика Иисусапреимущественно сосредоточена на высоком призвании человека и егоответственности перед Всевышним. Поэтому неудивительно, что Он не всегда былтерпим к тем мелочам религиозного этикета, которыми в основном и занималасьсамая влиятельная школа еврейских учителей. Неудивительно, что Он, по всейвидимости, умышленно подрывал хранимые в народе обычаи. Напомним, к примеру,что говорил Он о десятине — десятипроцентном налоге на религиозные нужды,которым облагали "сельскохозяйственный продукт". Налог этот ложилсятяжким бременем на тех, кто платил честно, ибо государственные налоги, инемалые, взимались тоже. Конечно, честность эта доказывала преданность Закону.Лука и Матфей при водят (с небольшим различием в словах) решение Иисуса:"Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что даете десятину с мяты, анисаи тмина, и обошли более важное в Законе: правосудие и милосердие и верность;это надлежало исполнить и того не отпустить. Вожди слепые, отцеживающие комараи проглатывающие верблюда". Иисус не порицал общепринятого порядкарелигиозной жизни — в самом порядке нет ничего предосудительного, и, если онуже сложился, нет ничего плохого в том, чтобы сознательно ему следовать. Однаконадо понимать, что выше, а что — ниже: если правила мешают тем человеческимотношениям, которые Иисус назвал "справедливостью, милосердием иверностью", Закон все равно не соблюден.

По тем же причинам Иисус разрешалнарушать и другие благочестивые правила, в частности — безмерно изощренные иусложненные предписания о субботе. И в этом случае Он не стремился разрушитьустоявшиеся обычаи. Рассказывают, что Он посещал по субботам синагогу и, надополагать, следовал общепринятым правилам. Однако, если правила противоречатэлементарным человеческим нуждам, их надо преступать. Сентенцию "субботадля тебя, но не ты для субботы" приписывают многим равви. Иисуссоглашается: "Суббота создана для человека, а не человек для субботы".Однако Он следует этому — и решительнее, чем другие готовы были позволить.Нарушая святость субботы, Он исцеляет больных, которым даже не угрожает смерть.Когда Его призывают к ответу, Он спрашивает: "Дозволяется ли в субботудоброе сделать или злое?". Если правила мешают делать добро, если они непозволяют помочь всякому человеку, который здесь, рядом с тобой("ближнему"), правила эти должны уступить высшему требованию.Возможно, Иисус хочет сказать, что не делать добра из- за субботы — все равночто "делать зло".

На первый взгляд может показаться, чтовопрос о соблюдении субботы — слишком незначительный повод для разногласий. Насамом же деле это был очень важный момент. Соблюдение субботы — один из самыхглавных обычаев у евреев. Мимо него не прошел ни один самый поверхностныйнаблюдатель-язычник, что убедительно доказывают и греческие, и римскиеисточники. Не надо забывать, что за два века до евангельских событий, во времяпервого национального восстания, евреи-повстанцы скорее готовы были погибнуть,чем выйти сражаться в святой день. Субботу особо почитали как знак выделенностиизбранного народа и в любых посягательствах на нее видели осквернениенациональной святыни.

Даже не вдаваясь в дальнейшиеподробности, можно понять, сколь неизбежно было столкновение Иисуса состоронниками традиционной религиозной практики. Но дело было не только в том,что их изощренность порою приводила к потере чувства меры и к поверхностному,внешнему благочестию. Иисус видел, как опасно делать упор на внешнее действие,забывая о внутреннем состоянии. Об этом Он и говорит, толкуя две заповеди изМоисеева декалога: "Вы слышали, что было сказано древним: "Не убивай;кто же убьет, будет подлежать суду". А Я говорю вам, что всякийгневающийся на брата своего, будет подлежать суду". И затем: "Выслышали, что было сказано: "Не прелюбодействуй." А Я говорю вам, чтовсякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с ней всердце своем".

Здесь нет ничего такого, что могло быпоразить человека, знакомого с Ветхим Заветом или иудаизмом той поры. До насдошло немало изречений, в которых равви порицают потакание гневу, (разумеется,на своего собрата еврея); да и в самих десяти заповедях не только запрещенопрелюбодейство, но и в добавление сказано: "Не желай жены ближнего своего".Но когда Иисус постоянно и подчеркнуто напоминал, что внутреннее важнеевнешнего, это могло вызывать подозрения у тех, кто считал поступки единственнымвидимым доказательством верности Закону Бога. Очевидно, Иисус придавал большоезначение и конкретному поступку; потому Он, собственно, излагал нравственноеучение в виде жизненных сцен, а не общих отвлеченных правил. Однако поступокдля Него важен не сам по себе — он важен тем, что достоверно выражаетвнутреннее состояние. "Добрый человек из доброго сокровища сердца выноситдоброе; и злой человек из злого сокровища износит злое. Ибо от избытка сердцаговорят его уста". Речь идет о цельности характера, о согласии мысли,слова и дела.

Именно поэтому Ему так отвратительнопоказное благочестие, в котором нет подлинного духовного рвения."Наблюдайте за тем, чтобы праведность вашу не выставлять перед людьминапоказ... И когда молитесь, не будьте как лицемеры, которые любят молиться всинагогах и стоя на углах улиц, чтобы показать себя людям... Ты же, когда молишься,войди во внутренний покой твой; и затворив дверь твою, помолись Отцу твоему,Который втайне". Когда Его порицали за то, что Он пренебрегаеттрадиционным омовением перед едой, Он резко отвечал: "Горе вам, книжники ифарисеи, лицемеры, что очищаете снаружи чашу и блюдо, внутри же они полныхищения и невоздержания". Кроме того, в еврейской среде считалось, чтонекоторые виды пищи делают "нечистым" едящего. Согласно Марку, Иисуси об этом сказал прямо; "Ничто из того, что извне попадает в человека, неможет сделать его нечистым". Дальше идет разъяснение: "Изнутри, изчеловеческого сердца исходят злые помыслы" (следует полный переченьбезнравственных поступков). Все это зло "исходит из человека, оно и делаетего нечистым"*. И уже от себя Марк добавляет: "Этим Он объявил чистойлюбую пищу"**. Различение "чистого" и "нечистого"глубоко коренилось в еврейской традиции, опираясь на Ветхий Завет. Быть может,Иисус и не зашел так далеко, как утверждает Марк, но нет оснований сомневатьсяв самой сути приведенного речения. Оно было известно Павлу, который писал занесколько лет до Марка: "Я знаю и убежден в Господе Иисусе, что нет ничегов себе самом нечистого". Если Он и в самом деле сказал что-нибудьподобное, то неудивительно, что на Него так ополчились. Во времена гоненийверность религии отцов зачастую доказывали именно отказом от"нечистой" пищи. Как можно было отвергать обычай, освященный кровьюмучеников?

Учители того времени и не думали отрицатьважность внутреннего настроя. Однако Иисус настаивал на своем тезисе с такойнеумолимой логикой, что это казалось подрывом устоев, поддерживающихобщественную мораль. Для Него этот принцип решал все: поступок можно считатьнравственным лишь постольку, поскольку он выражает самую суть личности. Иисусбеспощадно обличает тех учителей веры и нравственности, чьи возвышенные правилапротиворечили самодовольству, ханжеству и бесчеловечности их повседневнойжизни. Обличения были суровы. Не исключено, что в Евангелиях они еще болеезаострены из-за возникшего потом раскола. Однако в том, что они обоснованны, мыможем убедиться, читая трактаты, где сами равви поносят тех, кто недостоинвысокого имени "фарисея", и тон их не менее резок, чем тон Иисуса вЕвангелиях. Впрочем, все это важно только как иллюстрация, поясняющая нравственныйакцент учения Иисуса. Акцент, ощутимый и в строгости Его к своим ученикам, закоторыми Он замечал ту же самую нравственную непоследовательность. "Что вызовете Меня: "Господи, Господи", и не делаете того, что Яговорю?" Особенно резко звучание этих слов у Луки. У Матфея они обрамленысимволическими сценами — Иисус рисует картину того, как Он будет беседовать снедостойными учениками в Судный день, за пределами нашего мира. "Многиескажут Мне в тот День: "Господь! Господь! Разве не от Твоего имени мыговорили? Разве не именем Твоим изгоняли бесов? Разве не именем Твоим совершалимного других чудес?" Но Я им тогда отвечу: "Я никогда вас не знал.Уходите от Меня все, творящие зло"'. Слова Иисуса больно хлестали нетолько фарисеев.

Итак, установлено, что Его взгляд нанравственность отличался от традиций, распространенной среди еврейскихучителей. Внушительное здание обычаев, возведенное на Моисеевом Законе, длятого и строилось, чтобы довести требования Закона до каждого индивидуума, четкорасписав применение всех заповедей в любой ситуации, в которой мог оказатьсячеловек. Например, он должен был знать, какое расстояние можно пройти всубботу, не нарушая заповеди, и какие именно обстоятельства оправдали бы болеедлинный путь. (Отдадим должное фарисеям: они разрешали пройти больше —например, ради спасения жизни,— но в строго оговоренных пределах.) Конечно,что-то подобное нужно, если хочешь сделать этику применимой на практике — безказуистики здесь не обойтись. Но в этом есть и свои опасности. Кроме очевидногособлазна — оценивать внешнее действие независимо от намерения (которое,собственно, и делает поступок нравственным), существует более хитрый врагколичественный подход к нравственности. Сторонники такого подхода рассматриваютнравственность как систему правил, где исполнение каждого пункта оцениваетсябаллом, как на экзамене, а их сумма идет в общий зачет. Соответственно человекможет заслужить высшую оценку и с чистой с<

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 Следующая ⇒