Порыв Ветра 2 страница

Данте.

Они делали это почти раз в неделю, потому что, по слухам, двое детей на тренировках были невероятны, с ножами, Вин и Тристан, новый мальчик, которого она начала называть по имени, после инцидента. Она до сих пор помнила шок, охвативший ее, когда он без всякого страха словесно уложил Мистера Марони. В тот вечер мама сказала ей, что у мальчика желание умереть. Амара не стала возражать.

Однако причина, по которой Данте тренировался каждую вторую неделю с ножами с Вином вместо Тристана, заключалась в том, что Вин был более веселым и менее склонным серьезно убить его из-за раздражения. Они любили тренироваться на свежем воздухе, на небольшой полянке прямо перед домом Тристана на берегу озера. И каждую вторую неделю Амара приходила с книгой и подругой и тихо садилась перед деревом, чтобы посмотреть шоу.

Если Данте и находил это странным, то никак не комментировал. На самом деле, он редко говорил ей хоть слово после того первого раза, когда она столкнулась с ним.

Но он тоже не игнорировал ее. Она просто была там.

Иногда он слегка кивал ей, и ее сердце начинало трепетать, как взволнованная колибри. Бывали дни, когда он смотрел на нее и улыбался, а в животе у нее порхали бабочки. И в некоторые дни, редкие дни, когда он говорил сердечное «Привет», Амара сохраняла его голос в своей памяти и визжала внутри, планируя имена их детей.

Уф, она была безнадежна.

Ее мать не знала, чем она занималась, когда приходила смотреть на мальчиков. Она думала, что Амара просто выходила на солнце, чтобы почитать во время летних каникул. Амара никогда не поправляла ее. Не то чтобы ее мать остановила бы ее, просто она еще не была готова поделиться этим с кем-либо. Что бы это ни было, потому что некоторое время назад это было простым увлечением. И она была на девяносто девять процентов уверена, что он на самом деле не знает ее имени.

Лязг металла о металл вывел ее из задумчивости. Всем своим юношеским сердцем она сосредоточилась на парне, в которого влюбилась, наблюдая, как его высокая, очень высокая фигура стремительно движется, когда на него нападает более низкий, более молодой Вин.

Данте Марони был произведением искусства, очень тонким, очень изысканным произведением искусства. Каждый раз, когда она видела его, ей хотелось сделать поварский жест поцелуя в небо. Да, он был настолько хорош. От его темных, неукротимых, немного длинноватых волос, обрамлявших совершенно потрясающее лицо — лицо, которое становилось все более и более точеным, когда он становился старше, до линии подбородка, которую Амара проводила пальцами в своих мечтах, до его глубоких шоколадных глаз, которые она все еще находила самыми красивыми, до его рук, которые изгибались мускулами, когда он двигался... да, она пропащая. Это было жалко. Недовольная собой, Амара посмотрела на книгу, которую взяла в школьной библиотеке.

В тот миг, как я увидел вас впервые, Моя душа взметнулась вам навстречу, Отдав меня вам в рабство навсегда...

Ладно, ей нужна была доза небольшой неромантической поэзии, потому что Шекспир не очень-то помогал. Не в силах сосредоточиться, Амара снова подняла глаза и увидела, что парни заканчивают тренировку. Они всегда так делали, когда Данте давал Вину какие-то указания. Вин, ее пухленький лучший друг, который уже не был таким пухленьким, всегда серьезно слушал. Амара была почти уверена, что Вин влюблен в Данте. Но кто мог винить его за это?

Хотя, по правде говоря, Амара даже не знала, было ли то, что она чувствовала, даже влюбленностью. Влюбленный должен умереть естественной смертью через несколько месяцев. По крайней мере, так говорили девочки в ее школе.

Она не была близка ни с ними, ни с кем-либо в школе. Дети снаружи относились к детям из комплекса очень странно. И все остальные дети в лагере были либо слишком младшими, либо слишком старшими, чем она. Только она и Вин были близки по возрасту, и именно поэтому они держались вместе, как только научились ходить.

Вин кивнул Данте, прежде чем подойти к ней, его темные волосы теперь были подстрижены намного короче. Опустившись рядом с ней, он сделал глоток воды из бутылки, которую она протянула ему, и они оба наблюдали, как Данте поднялся по ступенькам в коттедж Тристана и вошел в дверь без стука.

— Черт, — присвистнул Вин рядом с ней, наконец-то научившись правильно свистеть. — У него большие яйца.

Фу. Амара не хотела думать ни о Данте, ни о его пресловутых яйцах. В этот момент ее любовь к нему была очень чистой и яркой.

— Мне не нужна эта картинка в моей голове, — она сделала недовольное лицо.

В прошлом году они изучали мужскую и женскую репродуктивную систему в школе. В то время как это было очень клиническим, дополнительный семинар, который весь их класс провел за последний месяц по сексуальным заболеваниям, профилактике и контрацепции, был очень сложным.

Амара знала, что вилка А входит в розетку Б, но пока не хотела представлять себе ничего подобного.

Вин усмехнулся.

— С тем, как ты на него смотришь, в это трудно поверить.

Это заставило ее замолчать.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она высоким голосом, когда ее сердце забилось быстрее.

Ей нужно было поработать над своей подачей. Ее учитель музыки в школе все время говорил ей, что у нее отличный голос, но ее тон был совершенно неправильным.

Вин пожал плечами.

— Ты смотришь на него так, словно он, лучшая партия печенья Зии, а ты голодна уже целый месяц. Как будто он только что из духовки, и ты ждешь, пока он остынет перед едой.

Ее желудок заурчал от этого очень яркого видения.

Хорошо. Это было нехорошо. Это было совсем не хорошо. Никто не должен знать.

Амара сглотнула.

— Как думаешь, он заметил?

— Трудно не заметить этого, — отметил Вин, явно позабавившись. — Ты приходишь сюда каждый раз, и не для того, чтобы почитать свою книгу.

Амара застонала.

— Винни?

— Хм?

— Убей меня, пожалуйста.

Ее друг усмехнулся.

— О, не будь такой драматичной. Это не так уж плохо. К тому же это этап. Ты вырастешь из этого.

Амара покачала головой.

— Я ничего не могу с собой поделать. Поверь, я пыталась. Мои глаза — предатели.

Вин рассмеялся, прежде чем подтянуть колени, обхватив их руками.

— Быть влюблённой нормально. Черт, это даже естественно. Но не желай большего.

Амара повернулась, чтобы посмотреть на его профиль, когда он смотрел на коттедж, ощущая солнце на своей коже.

— Почему? — тихо спросила она.

— Потому что он Данте Марони, Мара, — так же мягко ответил Вин. — Мы сейчас молоды, и это ни на что не похоже. Но он собирается стать королем. У него будут враги. Черт, они уже у него есть. Он станет темнотой, а ты боишься ее, помнишь? Ты не принадлежишь этому миру. Ты заслуживаешь лучшего.

Комок в горле застрял намертво. Хотя Амара никогда ничего не воображала, она знала, что Вин прав. Данте Марони суждено править подземным миром. А она была мебелью, о которой такие люди, как он, забывали.

Выдохнув через рот, Амара положила голову на плечо Вину, находя утешение в том, что он тот, кто знал ее, любил ее так же сильно, как и она.

— Ты тоже станешь темнотой, Винни? — тихо спросила она, гадая, куда ведет его судьба.

Если судить по его обучению, по жизни отца, то это не самое лучшее место.

— Не имею понятия, — вздохнул он. — Но я никогда не стану темнотой для тебя.

Амара слегка улыбнулась.

— Я все равно буду любить тебя, ты же знаешь.

— Да, я тоже, — кивнул Вин. — Пожалуйста, не вешай мне лапшу на уши.

Усмехнувшись, Амара легонько ударила его книгой, и они оба увидели, как Данте Марони вышел из коттеджа.

Он кивнул им, прежде чем подняться обратно в свой замок, король в процессе становления, в то время как она оставалась на земле.

Глава 4

Данте

19 лет

Единственное, что было хорошим в становлении взрослым, — это переехать из главного дома в свое крыло.

И хотя его пятнадцатилетнему брату это не позволялось, Данте был чертовски уверен, что не оставит его.

Не так уж много людей за пределами лагеря знали о Дэмиене. Причина этого была довольно проста, Дэмиен был несовершенным ребенком Лоренцо Марони. Каким-то образом пуповина была обернута вокруг его шеи во время рождения, что лишило его кислорода на несколько драгоценных секунд, на несколько слишком много секунд. Это стоило Дэмиену его способности оценивать мир.

Данте был уверен, что он находится на каком-то спектре аутизма, особенно потому, что его ум был слишком высоко функционирующим для его возраста, в то время как его социальные навыки не были хорошими. Правда, диагноз так и не был поставлен, так что он не был уверен.

Ищейка Марони не смог смириться с тем, что его младший сын может иметь психические отклонения, требующее некоторой помощи. В то время как у него было достаточно ресурсов, чтобы оказать любую помощь Дэмиену в любое время, он закрывал глаза на своего младшего сына.

Несмотря на то, что он был отличным ребенком, Данте знал, что у него имелись проблемы с выражением себя, определенные формы поведения, которые не были уместны в мире, но были уместны для него. Данте знал, что Дэмиен никогда, никогда не найдет признания и любви в мире, в котором живет, а он заслужил и то, и другое.

Данте даже не был точно уверен, что это — травма от рождения или тот факт, что он находился в комнате, когда Данте нашел их мать в луже собственной крови или просто одна из этих вещей. Часть этой крови была на пятилетнем Дэмиене, а Данте, которому было всего восемь лет, ступил в кровь, подхватил брата и вышел из комнаты. Каким-то образом он понял, что его мать умерла, просто взглянув на неё. Бывали дни, когда он так ненавидел ее за то, что она бросила своих детей.

Данте глубоко вздохнул, его пальцы зачесались достать сигарету, но он сдержался. Согнув пальцы, он наблюдал за зданием из-за своих дорогих очков, оценивая, как его розововолосая подруга Рони цепляется за его руку.

Домашняя Утренняя Звезда для Потерянных Парней

Он слышал об этом месте по слухам.

У одного из их солдат был племянник, у которого был диагностирован низкофункциональный спектр аутизма, и он сказал, что это место помогло мальчику. Хотя Данте был достаточно взрослым, чтобы заботиться о своем брате, как это было в течение долгого времени, он хотел, чтобы Дэмиен получил помощь, в которой он нуждался и заслуживал.

Что еще более важно, комплекс не был хорошим местом для любого из них. Данте уже начал выезжать из города в командировки и по делам, и каждый раз его мысли возвращались к Дэмиену и его безопасности. Даже несмотря на то, что он уперся камнем ему в грудь, это было к лучшему.

— Это жуткое место, — пробормотала Рони, ее тонкие пальцы сжали его мышцы.

Она не ошибалась.

Несмотря на то, что это был ухоженный каменный особняк с красивыми газонами, он выглядел, как будто из триллера. А может, это просто туман, надвигающийся с приближением зимы.

— Пойдем, — Данте стряхнул с себя это чувство, толкнув кованую железную калитку одной ладонью, от холода металла по спине пробежала легкая дрожь.

Другой рукой он провел через порог свою девушку, с которой был уже три года. Рони была маленькой, почти как пикси. Едва доходила до его шеи, волосы были ярко-розового цвета и коротко подстрижены, полные жизни. Она была посторонней, которая знала о нем и его семье, и почему-то ей было все равно. Возможно, это бунтарь в ней, трепещущий при мысли о нем. Данте знал, что для него это именно так.

Он провел так много ночей, тайком встречаясь с ней, приводя ее в лагерь. Однажды один из людей его отца поймал их, и он показал ему палец, смеясь над случившимся. Было ли это незрелым? Да. Заботился ли он? Не совсем. Он заботился о Рони, испытывал к ней нежность, определенно любил заниматься с ней сексом, но он не был влюблен. Рони всегда бунтовала против отца, и тоже это знала, поскольку не раз сопровождала его, когда он тайком приводил ее в лагерь. У них были отношения взаимного бунта.

Идя по узкой дорожке к главному входу, Данте зорко огляделся, заметив в окнах несколько детей разного возраста, которые смотрели на них-одни с любопытством, другие с легкой враждебностью. Данте задумался о том, какую картину он должен им представить, высокий, подтянутый, одетый в черную дорогую водолазку, кожаную куртку и джинсы, волосы небрежно обрамляют его лицо, с розовой пикси на боку.

Он ухмыльнулся мысленному образу, когда дверь открылась и пожилая женщина поприветствовала их, уже ожидая, и повела на экскурсию.

***

Одной из лучших сторон присутствия его крыла на территории комплекса было уединение.

Зия всегда приходила в дом раз в неделю с прислугой, чтобы сложить продукты и убраться, в основном, когда он был на тренировке или в городе, изучая бизнес. Кроме того, он жил один, и ему это нравилось.

Он устроил на верхнем этаже своего дома художественную комнату, точно так же, как его мать сделала в главном доме. Вид оттуда был чертовски впечатляющим. Отсюда открывался прямой вид на озеро, коттедж Тристана и раскинувшиеся за ним холмы, покрытые лесом. Этим ранним утром, когда небо было огненной тенью, поглощающей черную ночь, он любил приходить в комнату.

Поставив дымящуюся кружку с кофе на рабочий стол, Данте посмотрел на детали, которые сделал за последние несколько лет. Самыми ранними предметами были гончарные изделия, практиковавшись до тех пор, пока его техника не была усовершенствована. После этого он начал играть с масками, с лицами людей, которых он видел, которые каким-то образом привлекли его внимание. Большинство из них были довольно ужасны, и он хотел разбить их, но видеть их было пыткой. И Данте был полон решимости совершенствоваться.

Усевшись на скамейку, он достал новую глиняную коробку, купленную в городском магазине, и начал ее мочить, пока на заднем плане играла Аудиокнига о Гарри Поттере и Принце-полукровке.

Ему нравилось работать ранним утром под звуки слов и естественный солнечный свет, наполнявший его студию, в одних боксерах. И он чертовски любил Гарри Поттера. Он долго не читал эти книги, но в конце концов сдался и теперь попался на крючок. Одна из вещей, которые ему больше всего нравились в фильме, — это то, что он был человеком, даже в волшебном мире.

Например, дружба Гарри и Гермионы. На самом деле это очень напоминало ему отношения, которые он видел между юным Вином и дочерью Зии. В течение многих лет он видел, как она сопровождала Вина, когда они тренировались на открытом воздухе, и он был доволен этой дружбой.

Он хотел иметь такого друга для себя.

Несмотря на то, что он был окружен людьми, у Данте не было ни одного человека, который был бы его. Брат, хоть и любил его до смерти, не был ему другом. И Рони тоже. И хотя он работал над Тристаном много лет, он тоже не был таким. Тристан в лучшем случае терпел его, в худшем был равнодушен — хотя после того, как сломал ему нос, он немного смягчился, когда дело касалось его. Его фамилия не позволяла ему иметь друзей в лагере. У королей, как постоянно напоминал ему отец, друзей не бывает. У них бывают враги.

Черт, он говорил как жалкая маленькая сучка.

Покачав головой, Данте положил перед собой кучу мокрой глины, прежде чем размять ее руками, сосредоточившись на растянутой массе между пальцами. Она все еще была слишком тугой, и одной из самых важных вещей было определить, когда она освободится достаточно, чтобы отлить.

Стук в заднюю дверь заставил его остановиться. Было не так уж много людей, которые подошли бы к его двери так рано утром, если только это не было чрезвычайной ситуацией. Быстро поднявшись со скамейки, Данте вымыл руки и схватил джинсы, прежде чем спуститься вниз.

Спустившись по лестнице, он откинул волосы с лица, прошел через просторную кухню и открыл заднюю дверь, замерев при виде дочери Зии, стоящей на холоде.

Ее глаза блуждали по обнаженной груди, вниз по животу, прежде чем она покраснела и посмотрела ему в глаза. Данте подавил смешок, вызванный ее реакцией. Он знал, что девушка влюблена в него. У нее была привычка пялиться на него всякий раз, когда он оказывался поблизости. Это было лестно, но только забавляло его. Она была слишком молода, а у него уже была девушка.

Но ему нравилось дразнить ее. Иногда, поймав ее взгляд, он подмигивал ей, а она краснела и отводила глаза. Иногда, когда он замечал ее сидящей с книгой, он просто спрашивал название, потому что знал, что она любит читать романы, и это заставляло ее краснеть. А иногда она смеялась вместе с Вином, и он просто смотрел на нее, думая о том, какой она вырастет, и какой потрясающей станет. Он не сомневался в этом, особенно с ее глазами.

— Прости, что побеспокоила тебя, — произнесла она сладким голосом, и ее нервы немного взвинтили тон.

Данте почувствовал, что смягчается, желая успокоить ее нервы.

— Все в порядке, — он намеренно говорил успокаивающим тоном, который всегда помогал успокоить Дэмиена. — Ты в порядке?

Она моргнула, прежде чем кивнуть.

— О да, да. У меня все в порядке. Мама велела передать тебе это перед уходом в школу.

Она замолчала и протянула ему завернутый в фольгу поднос.

Данте взял его, стараясь не задеть при этом ее руки, и поднял фольгу. Запах свежеиспеченного печенья ударил ему в нос, почти заставив закатить глаза.

— Обычно она приносит их сама, — прокомментировал Данте, оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, что она тоже пришла.

— Хммм, — девушка нервно прикусила губу, ее кожа приобрела более темный оттенок красного. — Я хотела сама их принести. Это, ну, это мой день рождения.

Данте усмехнулся.

— С Днем рождения, эммм, — его улыбка дрогнула, когда он понял, что не знает ее имени.

— Амара, — застенчиво улыбнулась она.

Наглый ребенок, которая однажды спросила его о возрасте, спряталась за молодой девушкой, в которую она росла.

С годами она смягчилась.

— Ну, с Днем Рождения, Амара, — мягко сказал он и увидел, что она снова покраснела.

Боже, ее страсть была сильной, но он не собирался вызывать ее на это. Его мать не воспитывала его таким придурком по отношению к девушкам, пока была жива.

Слегка кивнув ему, она быстро спустилась по низким ступенькам на лужайку, направляясь обратно к штабным помещениям, расположенным примерно в нескольких сотнях метров. Сколько ей теперь? Четырнадцать? Пятнадцать?

Данте смотрел ей вслед, ее фигура уже была высокой для ее возраста, ее черные волосы были собраны в высокий хвост, который покачивался на утреннем ветру.

Он уже собирался закрыть дверь, когда увидел, что Тристан тихо направляется в лес. Ну и кто он такой, чтобы отказываться от такого приглашения? Даже при том, что он не должен был оставлять свои инструменты и глину, Данте не мог упустить такую возможность.

Схватив кожаную куртку, которую он бросил на кухонный стул прошлой ночью, и сунув ноги в тяжелые ботинки у двери, Данте запер дверь и побежал в лес, решив выяснить, что задумал его маленький приятель. Хотя на самом деле он уже не был маленьким.Тристан в свои шестнадцать лет уже довольно основательно набрался сил, его тело свидетельствовало о суровых тренировках.

Иногда Данте задавался вопросом, почему он не был таким же. Несмотря на то, что он тренировался годами, Данте еще не сделал свой первый шаг в убийстве. Он видел, как казнили людей, он сам допрашивал многих из них, но каково было настоящее убийство? Он все еще должен был отнять жизнь. Может, это оставит след в душе. Возможно, именно поэтому Тристан был таким. Убить его собственного отца, в таком молодом возрасте после потери сестры. Иногда Данте хотелось обнять этого ублюдка. Но он был почти уверен, что вернется без конечности, если даже попытается.

После нескольких минут поисков Данте понял, что потерял парня. Скорее всего, Тристан сбил его со следа. Вздохнув, он решил вернуться и съесть немного печенья, прихватив немного Дэмиену. По крайней мере, брату нравилось его общество.

***

— Тебе нравится печенье? — спросил Данте Дэмиена, когда они сидели в беседке за особняком и играли в шахматы.

Дэмиен любил играть в шахматы, и Данте любил играть с ним. Нога Дэмиена постукивала по три раза, когда он двигал рыцаря, кивая.

— Это печенье вкуснее, чем было в прошлый раз. На этот раз содержание сахара ниже.

Тук, тук, тук.

Данте усмехнулся. Довериться его брату, чтобы он обратил внимание на технические детали в печенье.

— Зия хорошая. Ее дочь принесла мне печенье сегодня утром, — сообщил ему Данте. — У нее очень красивые зеленые глаза, которые, я думаю, тебе понравятся.

Дэмиен посмотрел на шею Данте. Ему не нравился зрительный контакт.

— Ты знаешь, что зеленые глаза самые редкие в мире? Они есть менее чем у 2% всего населения. Какой у нее оттенок?

Данте вспомнил глаза, которые видел утром.

— Хм, я думаю, зелёного леса? Как цвет деревьев тропического леса.

Какое-то движение сбоку заставило его посмотреть на Тристана, выходящего из леса. Парень остановился, наблюдая за Данте и Дэмиеном в течение долгой минуты, прежде чем направиться к своему коттеджу.

— Это единственный цвет глаз, который может менять оттенки в зависимости от настроения и света, — продолжил Дэмиен, когда Данте снова сосредоточился на шахматах, передвинул свою фигуру, вынимая пешку. — Это называется эффектом Рэлея. Это случилось с твоей Девушкой С Зелёными Глазами?

— Ее зовут Амара, — услужливо подсказал Данте, но его брат уже нашел свою новую маленькую страсть.

— Девушка С Зелеными Глазами...

— И нет, я не думаю, что ее глаза меняют цвет.

— ....имеет еще более редкий оттенок даже в спектре зеленых глаз. Если у нее те, которые не меняют цвет или следуют методу Рэлея, это еще реже. Очаровательно..

Данте улыбнулся, когда Дэмиен продолжил играть в шахматы рассказывая о зелёных глазах.

***

Что-то было не так.

Данте сделал все так, чтобы его брат прожил в приюте год под присмотром психиатров, которые, как он надеялся, помогут ему понять самого себя и дадут навыки, необходимые для того, чтобы ориентироваться в мире. Он провел последний час, разговаривая об этом с Дэмиеном. Хотя люди недооценивали ум Дэмиена, он был проницательным мальчиком. Он понимал, что ему необходимо больше помощи, чем он получал в лагере, и согласился на небольшую поездку из этого места, если Данте обещал регулярно навещать его. Не было ни малейшего шанса, что он этого не сделает. Он любил этого маленького придурка.

Но что-то было не так. Он не знал, что именно, и не мог понять. Но в животе у него была тяжесть, вековой безмолвный крик защитных инстинктов.

Может, это тревога разлуки?

В конце концов, это первый раз, когда он находился вдали от своего брата.

Твое сердце всегда будет знать правду, Данте. Доверяй ему.

Неужели он лгал самому себе? Боже, это полный бардак. Нет, для его брата было лучше всего уехать отсюда и попытаться начать нормальную жизнь.

Звонок телефона вывел его из мыслей.

Отец.

Замечательно.

— Да, отец? — Данте обратился к нему, как всегда, с трудом подавляя отвращение к этому человеку.

— Приходи в хижину.

Звонок оборвался.

Стиснув зубы, Данте вышел из особняка, спустился с холма и направился к хижине в лесу.

Когда-то эта маленькая хижина была охотничьим сараем. Он был едва больше нескольких квадратных футов и почти заброшен. На самом деле туда никто не ходил, так что это было довольно хорошее место для его маленьких свиданий на протяжении многих лет.

Нахмурившись, не понимая, почему отец зовет его так далеко, Данте ровно вздохнул и надел маленькую маску, которую обычно носил в обществе старика. Как бы он ни презирал его, Данте признавал, что он был могущественным лидером, и он не добрался до этого места, будучи глупым. Он был острым и учуял слабость еще до того, как кто-либо об этом узнал. В нем чувствовались и гордость, и стыд за то, что в его жилах течет эта кровь.

Он увидел своего отца, стоящего у хижины, одетого в костюм, в бороде которого то тут, то там начинали появляться маленькие седые пряди. И он курил сигару. Не очень хороший знак.

— Ты звонил? — спросил Данте, присоединяясь к нему, понимая, что теперь он был выше, чем другой мужчина, хотя и гораздо более небрежно одет.

Отцу не нравился его наряд. Он не хотел, чтобы Данте в рваных джинсах и кожаных куртках выглядел как типичный плохой мальчик. Нет, он хотел, чтобы Данте был в костюмах и галстуках и выглядел как хороший плохой человек.

Ищейка Марони улыбнулся.

— Да. Время пришло.

Желудок Данте сжался, хотя лицо его оставалось спокойным. Пришло время убивать.

Достав из кармана сигарету, он закурил и выпустил облако дыма, увидев, как оно клубится в облачном небе. Обычно Данте любил зимы Тенебре. Становилось холодно, сыро и снежно, и это заставляло его любить лето еще больше. Но не сегодня. Сегодня тучи казались мрачными, зловещими. Это чувство вернулось десятикратно.

— Кто это?

Лоренцо Марони снова улыбнулся, улыбкой, от которой у Данте по спине побежали мурашки, и направился к двери хижины.

Данте отбросил сигарету в сторону, раздавив ее ботинком, прежде чем медленно приблизиться к двери, чтобы посмотреть, кто внутри.

Рони.

Нет.

Блядь, нет.

Она сидела, привязанная к стулу, с заклеенным скотчем ртом, ее глаза покраснели и опухли от слез, а Эл и Лео стояли позади нее.

Напряжение сковало его плечи, он повернулся, чтобы посмотреть на отца, его спина напряглась, а руки сжались в кулаки.

— Что это за чертовщина? — спросил он.

— Это, — сказал отец с театральным размахом, — То, что ты создал, сын мой. Ты думал, что свяжешься с посторонней, с обычной девушкой, а я ничего не сделаю?

Он не думал о действиях его отца. Он мог быть незаменимым, но она, нет. Он должен был подумать об этом. Черт, он должен был.

— Отпусти ее, — сказал он, и голос его дрогнул. — Я больше ее не увижу.

Лоренцо Марони покачал головой, наконец-то потушив свою сигару.

— Это урок, сынок. Урок, который ты должен запомнить. Любви нет места в нашем мире.

Данте сжал челюсти.

— Ты любил маму, — напомнил он мужчине.

Отец рассмеялся.

— Нет, не любил. Я хотел ее, поэтому взял. Вот что делают такие люди, как мы. Ты слишком мягок, и я позволяю этому продолжаться слишком долго.

— Что значит, ты ее взял? — Данте уставился на отца с удивлением, за которым последовало отвращение.

Он и представить себе не мог, на что намекает отец.

— Взял. Украл. Я увидел ее и забрал прямо из машины, привез сюда, женился на ней, — сказал отец почти гордо.

Данте подумал о своей матери, красивой, теплой, но всегда грустной, и в животе у него закипела кислота.

— Ты ее изнасиловал?

— Какое это имеет значение?

Имеет. Для него имеет.

Отвращение наполнило Данте, желчь подступила к горлу, когда он проглотил ее. Он отвел взгляд от человека, который произвел его на свет, возможно, насильно, и по его коже побежали мурашки.

Рони всхлипнула, заставив его взглянуть на ее маленькую фигурку. Она этого не заслужила. Она действительно этого не заслужила. Она была удивительной девушкой и самым близким ему человеком. Его первая любовница. Она заставляла его смеяться. Она не заслуживала этих веревок и скотча.

Его сердце сжалось, переваривая все, что ему говорили, и все, что он видел. Он должен был вытащить ее. Как-то.

— Лео сказал мне, что ты отлично управляешься с ножами, — голос отца прорезал отчаяние, наполнявшее его.

Данте сосредоточился на своих словах, его сердце бешено заколотилось, когда до него дошло.

— Отпусти ее, отец, — он посмотрел на мужчину горящими глазами. — Я клянусь тебе в верности. Клянусь следовать каждому твоему приказу. Клянусь никогда больше ее не видеть. Только, пожалуйста, отпусти ее. Я тебя умоляю.

— Не умоляй! — крикнул ему отец, хватая за руку. — Ты Марони! Марони не просят милостыню, даже на смертном одре. Ты понял?

Данте кивнул, позволив отцу пожать ему руку. Страх наполнил его от того, как развивалась ситуация. Тяжело вздохнув, отец успокоился и снова посмотрел на Данте.

— Прими это как еще один урок, — продолжал он почти ласковым голосом. — Всегда будь впереди, когда торгуешься. Прямо сейчас у тебя ничего нет. Я тот, кто держит власть. То, что происходит с этой девушкой, находится под моим контролем. То, что случится с твоим братом, находится под моим контролем. Ты хочешь, чтобы он получил необходимую помощь? Убей девчонку. Жизнь за жизнь.

Данте медленно выдохнул, его разум лихорадочно пытался найти способ, найти лазейку, что-нибудь, что угодно.

Ничего.

Блядь.

Должно же быть что-то.

Рони снова захныкала.

Данте опустился перед ней на колени, как делал это бессчетное количество раз, и увидел, как ее лицо заливают слезы, а слова застряли между ними. Его голова упала ей на колени, а руки вцепились в спинку стула.

— Ты не убьешь ее, — все тем же ровным голосом произнес отец, — Я отдам ее людям, которые сначала овладеют ею, а потом убьют. Она будет страдать. С другой стороны, ты можешь предоставить ей пощаду, мой мальчик.

Нет.

Нет.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒