Мы прекрасные и непостоянные девушки Нам поклоняются банкиры, брокеры и графы. 6 страница

Трудно поверить, сколько драм может произойти за одну ночь на маленьком чугунном балкончике. В предрассветных сумерках подруги сидят обнявшись. Одна дрожит, как осиновый лист, и прячет лицо в ладонях, другая с растерянной улыбкой гладит по её плечам.
– Нэлли, это всего лишь свидание.
Первое в её жизни настоящее свидание, по всей видимости... Но зачем же рыдать?

3.7.

Воскресным утром пошел дождь. Не робкий пятиминутный дождичек, а пеленой заливающий стекла ливень. Без четверти девять Нэлл спустилась к завтраку заметно повеселевшая. Мистер Бири, вторая скрипка в оркестре, с уверенностью заметил, что к обеду распогодится. Нэлл посмотрела на него так, что бедняга подавился овсянкой.
Дождь подгонял путешественников. В суматохе Нэлл забыла зонт, схватила чужой плащ. Заранее нанятый экипаж опоздал, а затем еле выбрался из дорожного затора в доках. Два семейства изрядно поволновались прежде, чем очутились на перроне. Промокшие, разгоряченные спешкой, все, как на иголках – все, кроме миссис Белроуз, разумеется. У суетящейся на перроне толпы оставалось всего десять минут до отхода поезда. У неё же – целых десять. Хотя ей, как и всем, нужно было сложить брызгающий во все стороны зонт, найти свой вагон и распорядиться багажом. Все устроилось, а ведь она, кажется, только вошла, неторопливо огляделась и кивнула носильщику.
Пять минут! Пришло время прощаться. Нэлл быстро обняла отца и в нерешительности топталась рядом со своей величавой матушкой. По сранению с ней Нэлл, в огромном сером плаще с чужого плеча, выглядела нескладным мокрым утенком. При взгляде на неё миссис Белроуз временами слегка поднимала бровь. Будто сдержанно удивлялась тому, что произвела на свет такое странное создание. Но вдруг она обнимала дочь, точно лебедь, укрывающий неказистого птенца широким белым крылом, и взгляд её холодных, серых глаз теплел от нежности.
Нора украдкой посмотрела на свою маму. Хмурится. Постарела, осунулась после болезни. Глубже врезались строгие морщины в уголках губ и между бровей. Прекрасные волосы, некогда тёмные, цвета горького шоколада, потускнели из-за седины. И все же Люси по-прежнему хрупка и изящна, как танцовщица. Красива – гораздо красивее прославленной Сары Бернар. Но без отца – без высокого, широкоплечего Тома с его веселым простодушием и нежностью в каждом жесте и взгляде – мама казалась Норе печальной и пугающе одинокой.
Шумный людской поток теснил Люси от спутников. Прозвучал сигнал к отходу поезда, и кто-то толкнул её плечом. Нора бросилась к матери и приобняла за плечи, ограждая от толпы. Весенний мамин аромат, черемуху, заглушал резкий запах лекарств. Нора быстро заморгала. Не хватало еще расплакаться.
Две минуты. Белроузы зашли в вагон. Нора подвела маму к ступенькам и улыбнулась. Ну вот и всё? Пора. Отдохни как следует, мамочка. У Люси для дочери тоже был припасен особый взгляд. Печальный и неуверенный, словно она все хочет, но не решается ей что-то сказать. Потом она говорила и много, но как будто всегда не то.

Выпей чаю, не то простынешь, поливай цветы, не замачивай белое с красным, оплати счет из мясной лавки...

Казалось, маминым напутствиям не будет конца, и она вот-вот передумает уезжать. На перрон повалил пар, раздался оклик проводника, Нэлл выскочила из вагона. Мистер Белроуз со смехом выглянул из окна: "Люси, она уже взрослая!" Мама сжала предплечье Норы. Вот, сейчас. Самое важное...

Удачи на пробах на роль Офелии!

Нора кивнула, чувствуя на себе удивленный взгляд Нэлл, и будто невзначай поднесла палец к губам: "Молчи!" Мама поцеловала Нору в щеку сухими, шершавыми губами и стремительно отвернулась, словно видеть дочь ей было почему-то больно.

На обратном пути в экипаже было темно и тихо. Разговор отчего-то не клеился. Сквозь залитое дождем окно Нора смотрела на город. Почему, она хотела бы знать, уезжать приятнее, чем оставаться? Сырость и ненастье царили с начала ноября, а тоскливо стало только сейчас. Кругом сплошная акварель в серо-бурых тонах: размытые контуры надоевших улиц, сгорбленные, тёмные фигуры, грязные клочки неба в редких просветах. Нэлл вдруг тихо застонала. По её лицу пробежались лучи солнца.
Нора возликовала.
– Прогноз мистера Бири сбывается!
Нэлл прикрыла глаза ладонью от слепящего света.
– Ты не сердишься на меня? – видно, только что решилась спросить напрямик. – Тебе следовало бы. Я такого наговорила... Прости, пожалуйста.
– Я сержусь, – заверила её Нора, по-змеиному сощурив глаза. – Я просто усыпляла твою бдительность. Показывала, что мы по-прежнему друзья, а сама вынашивала план мести. Хотела подсыпать яд в твою овсянку с утра, но передумала. Все-таки ты отправила мою маму на лучший морской курорт штата. Но обида, так и знай, не забыта.
– И месть твоя будет страшна? – Нэлл заметно расслабилась, даже повеселела.
– Ужасна! – пообещала Нора, наклонившись к ней с улыбкой театральной злодейки. – И начну я прямо сейчас. Как ты знаешь, я влюблена в Ричарда, но это не мешает мне иногда замечать...
– Что профиль его не так уж и идеален?
Не удержавшись, Нэлл захихикала.
– ...что его друг великолепно сложен, – продолжила Нора, и хихикать она перестала. – И, знаешь, эту его ленивую грацию. Невольно залюбуешься иной раз, как он ходит, как сидит, словно любое место – его законный трон. И чем не принц, подумаешь: кудри цвета червонного золота, волевой подбородок, глаза, как небо в апреле. И эта медленная, проникновенная улыбка, от которой все девушки млеют, и то, что он напоминает ангела с полотен Боттичелли, когда умиротворен...
– И тебе не кажется странным, – Нэлл приподнимает бровь, глядя в одну точку перед собой, – что этот тип волочиться за мной? Мне – да. Если бы я в маму пошла, то ясное дело, кружила бы головы и принимала, как должное, что по мне сходят с ума. Но я-то другая. Круглые щеки, нос как будто заложен, мелкая, рыжая. Ладно, не уродина, но все равно что-то не сходится в описаниях, да? Как говорил мой бывший преподаватель вокала синьор Бруно, она есть бамбина симпатика, пока не раскрывайт свой ла бокка.
Нора прыснула.
– Тебе стоит держать свой ла бокка закрытым иногда. Возможно, ты заметила бы, что Тэд смотрит на тебя так, будто ты единственная девушка на свете.
– Как охотник, – кивнула Нэлл, посерьезнев, – который жертву из виду не выпускает. Чем упорней она сопротивляется, тем азартней погоня. Осталось только одно испытание. Дать ему то, чего он хочет, и посмотреть, не потеряет ли он после этого интерес.
– С огнем играешь, – прошептала Нора, в миг встревожившись. – Победитель может и приз потребовать.
– Нет, – Нэлл задумчиво провела по ладони острием своего талисмана. – Это Тэд играет с огнем. Может, я не похожа на маму внешне, но зато мне досталась воля бойца от неё.
– И гордость южанки, и мятежная ирландская душа, – рассмеялась Нора. – Вольно перефразируя твоего папу, мне уже жаль этого Тэда... Одного не пойму. А что будет, если он пройдет испытание?
– Мы поженимся в декабре, – Нэлл скорчила рожицу. – Ты что, поверила?

3.8.

После дождя Нью-Йорк посвежел, наполнился светом, небесной синевой и влажным блеском. Из пансиона на Амстердам авеню вышли две юные леди. Элеонора Бейкер – в бархатном жакете, украшенном серебристой цветочной вышивкой, поверх платья цвета берлинской лазури. И Эллен Белроуз в коричневом клетчатом пальто.
– Лгунья! – Нора негодовала. – Говорила, нарядимся, а сама... – не потрудилась даже прическу сделать. – Теперь рядом с тобой я выгляжу глупой модницей.
– Глупой? Разве? – Нэлл, смеясь, оглядела подругу. – Клянусь, с утра твои глаза не были настолько голубыми.
Они шли вдоль низкой каменной ограды, опоясывающей Центральный парк. Над их головами раскинулся пронизанный солнцем полог ветвей, в воздухе витал сладковатый аромат осеннего леса. К парку стекались люди и экипажи. Торговцы появлялись, будто из-под земли, предлагая гуляющим жареные каштаны с дымком и воздушную кукурузу. Цветочницы гонялись за парочками: "Букет для вашей леди, сэр!"
Уловка работала. Элеонора с легкой завистью смотрела на девушек и женщин, которые получили от своих спутников разноцветные махровые астры. "Вы моя леди". Получит ли она такое признание? Вряд ли. В конце концов, на свидание пригласили не её, а Нэлл. Хотя, возможно, ей тоже подарят букет – из вежливости.
– С какой стати мне наряжаться для Тэда? – Нэлл нарочно задевала кончиком зонта головки желтых цветов-солнышек, растущих вдоль дороги. – Пусть думает, что я неряха и простушка.
Нора попыталась на ходу заправить ей за ухо непослушный локон. Как обычно, после дождя волосы Нэлл бунтовали: коса выкрутилась из пучка, завитки вздыбились со всех сторон. Не девушка – распушившийся одуванчик.
– Где ты этот зонтик взяла? – вздохнула Нора, потерпев неудачу с локоном.
– Мамин, – Нэлл прекратила тыкать в клумбы алым шелковым зонтом с оборками и набалдашником из слоновой кости, с которым её матушка, по всей видимости, красовалась в Метрополитен-опера. – Пчелы еще летают в это время года?
– Прости, – Нора рассмеялась, чуть сбросив напряжение, растущее по мере приближения к воротам Артистов. – Я не захватила свой календарь пчеловода.
Нэлл с надеждой всматривалась в клумбы.
– Мечтаю, чтобы Тэду в рот залетела пчела... Почему он не говорит о погоде и прочем таком, как все нормальные англичане? Пожалуйста, не оставляй меня с ним наедине!
Нора отмахнулась.
– Всё лучше, чем пропасть неловкого молчания между пустыми любезностями и замечаниями вроде "Сегодня солнечно". Нет, я не жалуюсь. И я не передумала. Между мной и Ричардом нет и никогда не было ничего, кроме моих глупых фантазий. Я лишь хочу немного побыть рядом. Вряд ли мне еще раз представится такой случай прежде, чем он уедет.
– Может, и представится, – Нэлл бросила на неё быстрый взгляд. – Вдруг ваши желания совпадают? Ведь он же... Он спросил, пойдешь ли ты на эту прогулку.
– Думаешь, он хочет сесть мне на колени и любоваться моими ресницами? – Нэлл смеялась, а про себя думала, что делать с потеющими ладонями и слабостью в коленях.
Ворота Торговцев они прошли. Десять минут до встречи с Ричардом Грандчестером!
– Прости, Голденстар, – с досадой пробормотала Нэлл, должно быть, тоже разволновалась. – Плохая из меня наперсница в таких делах. Вечно говорю не то. Наверное, и сейчас не лучшее время, но я все-таки признаюсь. О своем счастье я забочусь больше, чем о твоем. Ты моя единственная подруга. Гордость и украшение Бродвея, как твои почитатели говорят. На афишах я видела тебя чаще, чем в живую. Успеху твоему радовалась, но... скучала. Когда ты попросила о помощи, я вначале обрадовалась, но потом поняла, что в твоем будущем с этим Грандчестером совсем не останется места для меня. Представляла, что он увезет тебя в Лондон, и ты будешь жить в каком-нибудь его дворце, устраивать великосветские балы и ходить на королевские приемы в венке из земляничных листьев. Нельзя, говорила я себе, чтобы Нора оставила сцену! Она нужна публике. Нужна американскому театру. Я и правда так думала, но видишь вот –лукавила кое в чем. Так глупо, да? Детская ревность.
– Глупо, – кивнула Нора, взяв её за руку. – Венок из листьев? Это королевский прием, а не пиршество фей! Я никогда не променяю волшебство сцены на какие-то скучные балы. И в моей жизни всегда будет место для тебя, Нэлл. Если только сама не сбежишь.
Подруга, слабо улыбнувшись, сжала её руку в ответ.
– Золотые земляничные листья носят герцогини.

Герцогиня?

Нора сбавила шаг перед поворотом, за которым скрывались ворота Артистов. Дворцы, балы, приемы? Дедушка говорил, что в мизинце честного труженика больше благородства, чем в любом графе, который живет в праздности, для себя одного.

Но Ричард же не такой?

Молодой человек, завидев её, улыбнулся.

Её сердце затрепетало... Разумеется, нет!

Он стоял возле вытесанной на каменной ограде тнадписи "Артист гейт", и на его ладони лежали карманные часы. Он смотрел на них только что. Считал минуты до встречи?
Помутнение разума, как обычно, от его близости, не заставило себя ждать. Нора что-то промямлила вместо приветствия. Улыбалась, как дурочка. Отмечала с замиранием сердца всякие мелочи: похудел, на виске заживает ссадина, волосы отросли, такой строгий в черном. Усы отращивает? Выглядит взрослее, мужественнее, как...

Будущий герцог.

Тем временем Нэлл вела спутников в парк, что-то рассказывала. Ворота Ученых, Изобретателей, Ремесленников, Фермеров, Охотников, Артистов, Поэтов и (подчеркнуто)Женщин. Названия – не как в тех странах, где всему дают имена королевских особ! Архитектор выбрал профессии простых людей, отдавая дань благодарности тем, кто помогал создавать парк. Настоящее торжество демократии, не правда ли?
Тэд засмеялся.
– Ваша демократия подразумевает, что Женщина – это профессия? Или архитектор решил, что вам нужны отдельные ворота, как иммигрантам в вашем порту с проверками на вшей, слабоумие и судимости?
Нора почти забыла про него, так тихо он держался. Стоило ему открыть рот, они с Нэлл забурлили, как два столкнувшихся потока. Нора и рада была бы послушать, что Тэд рассказывал о Версальских садах, но после перехода с мощеной аллеи на влажную тропинку она отстала, стараясь не испачкать туфли и юбку. Ричард замедлил шаг и подал ей руку, когда она огибала топкую низину между холмов. Нора порозовела, коснувшись его ладони, как от запретного удовольствия.
– Спасибо.
Застенчивый кивок в ответ.
Спустя два крутых подъема и шесть живописных валунов Нора поняла, что развлекать её беседой спутник не собирается. И хорошо – она наконец-то справилась с волнением. Не стоило забывать, ради чего она согласилась на эту прогулку.
Нора тихо радовалась, что может просто идти рядом с Ричардом, поглядывать на него украдкой, любоваться, запоминать. В будущем – ах, Нэлл, опасаться нечего – ей только и останется, что вспоминать этот день. Пение птиц в пронизанных светом ветвях красных дубов, разбегающиеся дорожки, калейдоскоп опавшей листвы. Узоры теней на коже, форму его губ, тёмные ресницы, белый шарф, резко контрастирующий с полотном сюртука, витающий поблизости цветочно-зеленый с горчинкой запах одеколона...

Ричарда Грандчестера во всем его утонченном, недосягаемом великолепии.

Нэлл и Тэд ждали отставших у поросшего мхом мостика, перекинутого через заводь. Прохожие оглядывались на них. Необычная пара, признала Нора. Тэд – сухощавый, элегантный блондин в расслабленной позе мраморного Давида, с перекинутым через плечо твидовым пиджаком. И Нэлл – круглощекий рыжий одуванчик, сверкает очами, бурно жестикулирует, кипит от негодования.
Прислушавшись, Нора усмехнулась. Тэд цитировал статью "Для чего годятся девушки". Это было все равно, что махать красной тряпкой перед носом быка. Интонации Тэда к тому же вызывали ассоциации с назойливо щекочущей кожу травинкой:
– Надо подарить вам собрание сочинений Мэри Уолстонкрафт. Мэри вам понравится. Ее эссе «Защита прав женщины» наделало много шума в прошлом веке. Автор горячо доказывала, что женщины не стоят на более низкой ступени развития по сравнению с мужчинами – им просто образования не хватает. За сто лет, как я погляжу, мало что изменилось.
Нэлл насупилась.
– Не стоит рекомендовать книги, которые сами не читали.
Тэд лениво улыбнулся, жмурясь на солнце.
– В Англии считается, что ни одна женщина, обладающая чувством собственного достоинства, не должна читать сочинения Мэри Уолстонкрафт. Разумеется, я прочел все, что она написала! Обожаю эту даму. В юности она влюбилась в художника-швейцарца. Жуткий был тип, дьявольски непристойный, судя по его "Ночным кошмарам". Это серия готических картин, осмелюсь сказать, довольно нелепых. Ибо кошмары приходят из области выдуманного или, скажем так, сверхъестественного. В то время, как ужасов полна самая обычная жизнь. Взять хотя бы вчерашнюю газету...
– Не надоело вам надо мной насмехаться? – Нэлл, увидев подругу, продолжила путь.
– Нет, что вы! Как можно? – Тэд догнал её за два шага; разговор принял интересный оборот, и на сей раз Нора не отставала. – Но я отвлекся, вы правы. Швейцарец был женат. Что сделала Мэри? Согласилась на тайную интрижку? Нет! Предложила художнику и его супруге честный тройственный союз. Мэри была женщиной без предрассудков, в отличие от любителя изображать сомнамбулических дев во власти демонов.
– Без предрассудков, вы это называете?!
– Союз платонический... А вы что подумали?
Поймав взгляд подруги, Нэлл округлила глаза. Мол, теперь понимаешь, что я имела в виду? Самое время для пчелиной атаки! Тэду она ответила не сразу.
– Это дает вам некую власть, не так ли? Все эти темы, которые не принято обсуждать с девушками... Что же вы не вспомнили Байрона? Его порочность легендарна.
– Байрон не волновал мое отроческое воображение.
– Ну, да-а, – Нэлл передразнила его мечтательный тон. – Вас волновал первый крупный философ среди феминисток.
Тэд рассмеялся.
– Я даже заказал гравюру с её портрета кисти Джона Опи! Феминистка, писательница, революционерка – да, на привилегии аристократов она тоже нападала весьма рьяно. После неудачи с художником её мятежная душа устремилась во Францию эпохи Террора. Там она без памяти влюбилась в американского авантюриста, а когда тот охладел к ней, попыталась утопиться в Темзе. В конце концов, она вышла замуж за философа-анархиста. Их дочурка Мэри, уверен, вы о ней слышали, написала "Франкенштейна". Я бы женился на ней – на Мэри старшей, конечно.
Нэлл скептически хмыкнула.
– Пыталась утопиться в Темзе?
– И утверждала, что это был результат спокойных действий разума, а не жест отчаяния. Пусть мои обиды уйдут со мной! Скоро, очень скоро, я обрету покой. Когда Вы получите это письмо, моя горячая голова будет холодна... Такую предсмертную записку она отправила вероломному американцу, а спустя пару лет села писать роман, в котором критиковала женщин, воображающих себя сентиментальными героинями. Ну что за восхитительная особа!
Нэлл посмотрела на него исподлобья.
– По-моему, вы смеетесь над бедной женщиной.
Тэд ответил на её угрюмый взгляд своей медленной, тонко истязающей улыбкой.
– Смеюсь, разумеется. Но и восхищаюсь. Поверьте, в противном случае, я не стал бы рассказывать о ней вам.
Оборона Нэлл дала трещину, на щеках вспыхнул румянец.
– Не верю! Чем она вас восхищает?
Тэд наклонился ближе к ней, будто доверял тайну.
– Своим жизненным экспериментом! Я ценю храбрость этой маленькой женщины, свободу её взглядов и не в последнюю очередь литературное мастерство. Сборник "Письма, написанные в Швеции, Норвегии и Дании" влюбляет в писательницу.
Нэлл вскинула голову.
– По-прежнему не верю. Надо быть мечтателем и романтиком, чтобы влюбиться в даму, которая жила сто лет назад, а вы ни то, ни другое.
Тэд наклонялся еще ближе и почти прошептал ей на ухо.
– Хорошо. Вы меня раскусили. Я питаю к Мэри нежные, почти родственные чувства. Вероломный возлюбленный не был американцем. Большую часть жизни не был он и авантюристом, только в юности. Смутные времена тогда настали Франции. Кругом подстерегала опасность, королевская кровь лилась на площадях, начались аресты и казни... Многие жили под вымышленными именами. Так легко было завести тайный роман! Возвращение в Англию означало конец игры. Предсмертная записка покинутой дамы хранится у нас дома под стеклом, как бабочка, пришпиленная к бумаге.
Нэлл ахнула.
– Вы только что это выдумали!
– Ну что вы! Надо быть мечтателем и романтиком, чтобы такое выдумать.
– Или испорченным человеком, который любит собирать сплетни.
– Или же обладать подобным опытом.
– Хотела бы посмотреть, как вы утопитесь в Темзе!
– Вы бы сделали всё для моего спасения, я уверен.
– Пальцем бы не пошевелила!
– Я скорее думал о ваших губах.
– Ну это уж слишком...
– Так и напишите в следующей заметке на тему равноправия полов: "Искусственное дыхание – это уж слишком!" Надо блюсти границы приличий.

Нора покосилась на Ричарда. Невозможно было понять, что он думает о Мэри Уолстонкрафт, но его явно смущало положение невольного свидетеля столь интимной беседы. "Прости, Нэлл," – Нора остановилась возле молоденькой рощицы белых дубов, за которой поблескивали зеленые воды Черепашьего пруда.
Ричард замер, выжидающе взглянув на неё.
– Простите, мне нужно передохнуть, – Нора улыбнулась, прочитав в его взгляде благодарность и облегчение, сошла с тропинки и прислонилась к стволу ближайшего дерева.
Улыбка её исчезла. Сухие, перистые листья напоминали мертвых бабочек, которые высыпались из томиков, наполненных откровениями влюбленного безумца. Интересно, Бакстер читал сочинения Мэри Уэстонкрафт? Или несчастная, доведенная до отчаяния любовь всегда подобным образом изъясняется? Неужели, для Ричарда Грандчестера она... Тот человек, о чувствах которого знаешь, но не разделяешь их, и потому тяготишься его присутствием, испытываешь неловкость, досаду, легкий стыд, желание загладить вину. Например, ни к чему не обязывающим приглашением на прогулку.
Нора обняла себя руками за плечи.
– Вы замерзли?
Ответ "нет" замер у неё на губах, когда она увидела, что Ричард снимает шарф. Ей вдруг припомнились слова Нэлл. Горка, пони, океан, спектакль с приехавшей на гастроли Сарой Бернар... Нора тянула до последнего, убеждала себя, что игра не стоит свеч, а потом горько сожалела и корила себя за то, что даже не попыталась.

Ричард протягивал ей шарф.

"Мне жаль, что так вышло с вашим планером".

Отлично, напомни ему о провале.

"Вам нравятся котята?"

Боже мой...

Почему на сцене она могла блестяще сыграть кокетку, а в жизни превращалась в лепечущую дуру? Нора вымученно улыбнулась, приняв шарф, очень мягкий, как оказалось, еще теплый, пахнущий одеколоном и чем-то особенным, по-мужски. Будто сам Ричард ласково коснулся её шеи. Лесной уголок, залитый светом – чем не сцена в лучах рампы?
Нора мысленно поймала образ Адель из "Жеманниц", погладила шарф, расправляя складки, и медленно подняла взгляд. Смотрела долго, значительно. От порыва ветра в роще закружилась листва. Ричард, словно пойманный в невидимую паутинку, впервые не отводил глаз. Теперь Нора была уверена: он знает.

Громкий всплеск со стороны пруда развеял чары. Ричард удивленно сморгнул. Нора обернулась на крик и, не на шутку встревожившись, поспешила к берегу.
Кричала Эллен.
– Кто вас просил?! Вернитесь сейчас же!
Тэд невозмутимо расталкивал кувшинки, подбираясь к плавающему на поверхности пруда алому зонту. Нэлл раскраснелась – то ли рассерженная, то ли смущенная до предела. Представление собирало зевак на берегу. Тэд подошел к цели под одобрительные мужские выкрики, но коварный ветерок погнал зонтик прочь.
Нэлл вдруг бросилась бежать, расталкивая людей, и вскоре очутилась на другом берегу. Зонт вот-вот должен был причалить, и Нэлл уже потянулась к нему, однако ветер стих. Тэд преспокойно шел по пояс в воде, как будто каждый божий день прогуливался в водоемах. Еще два шага и... Под дружный возглас зрителей Нэлл спрыгнула в пруд и, сделав последний рывок, с хватила ручку зонта с победным: "Ага!"
Толпа встретила такой финал смехом. Участники представления, оглядев себя, начали хохотать. Тэд снял кувшинку с головы Нэлл, положил ладонь на её щеку, привлек к себе за талию. Публика безмолвствовала, а поцелуй все длился и длился... Нэлл перестала бить Тэда зонтиком.
Нора повернулась к остолбеневшему Ричарду.
– Пожалуй, мне пора.
Юноша нашелся не сразу.
– Я провожу вас, – он произнес полувопросительно.
Нора хотела улыбнуться, но не смогла.
– Как вам будет угодно.

3.9.

Она нарочно петляла вместо того, чтобы выйти из парка, и добраться до Амстердам авеню по прямой. Полчаса неловкого молчания по пути и последняя минута вынужденной близости – совместная поездка на лифте. Она думала, это все, что им осталось, пока лифт не остановился со странным скрежетом.
Свет погас. На крики никто не отвечал.
– Мы где-то между этажами, – растеряно бормотала Нора, пока Ричард дергал ручку дверцы и осматривал железную клетку в поисках иного выхода. – Наверное, стоит подождать, пока кто-нибудь выйдет на лестницу и...
Оба прислушались. Если не считать неясных, отдаленных шорохов где-то внизу, тишину ничто не нарушало.
– Сегодня воскресенье, – виновато добавила Нора. – К ужину многие вернутся, и Нэлли с Тэдом наверняка скоро придут. Надо же им переодеться...
– Вы правы, – напряженно откликнулся Ричард. – Остается только ждать.
Сквозь отверстия на потолке в кабину проникали неровные пятна света. Нора различала силуэт юноши, но почти не видела его лица. Возможно, стоит все-таки признаться? В детстве она прошла курс молодого лифтера и прекрасно знала, что на потолке есть люк. Но, если подумать, у Норы не будет другой возможности сказать...
– В чем причина поломки? – Ричард дергал дверцу так и сяк, хотя этим не мог добиться ничего, кроме скрежета. – Это гидравлический лифт? Или канатный? – он задрал голову, изучая решетку.
Как ему не терпится сбежать! От внезапно нахлынувшей обиды (и от того, что на её долю сегодня не перепало страстных объятий и поцелуев в пруду), Нора сказала совсем не то, что собиралась...
– Откуда мне знать? Я же актриса, вот и всё.
– Канатный, похоже... – Ричард осекся. – Простите?
Прикусив губу, Нора отступила в угол кабины.
– Вы сказали...
– Неважно.
Повисло молчание.
– Мисс Бейкер, – Ричард прочистил горло, – если вы что-то слышали...
– Это ничего не меняет, – подхватила Нора, стараясь не расплакаться.
– Ясно, – сказал Ричард довольно жестко. – Что именно вы слышали?
Нора опустила голову. Перед ней, как будто снова нарисовались ледяная горка и ревущий океан. Сердце ушло в пятки...
– Вас и Тэда, – на выдохе произнесла она, – у театра. Обрывок разговора, только и всего. Я была... – наряжена, как злобная старушка. – Это вышло случайно. Я вас не виню. Многие здесь, в Америке, держатся невысокого мнения об актерах.
Помолчав, Ричард снова откашлялся.
– Элеонора, – его жесткий тон странно контрастировал с тем, что он вдруг ни с того, ни с сего назвал её по имени. – Я видел все ваши спектакли. По нескольку раз.
– Правда? – Нора растерялась. – Не знала, что вы так любите театр.
– Я люблю не театр.
Колени подогнулись, и Нора начала сползать на пол, шурша юбками. Ричард отошел к противоположной стенке кабины, затем вернулся, снова отошел. Кабина вздрагивала, отзываясь гулким, металлическим лязгом. Сложно было расхаживать туда-сюда в таком тесном пространстве. Ричард опустился на пол рядом с Норой и звучно вздохнул.
– Театр, – его голос надломился, – я когда-то любил, но теперь с ним связано много печального. Грэм, мой старший брат, женился на актрисе. Печально не это, – быстро добавил он, – а его дальнейшая судьба. О, Господи, я так боялся оскорбить вас, и вот невольно... Поверьте, тогда у театра я подразумевал совсем не то, о чем вы подумали!
– Оскорбить? – изумилась Нора, которая не могла перестать глупо и счастливо улыбаться после того, как до неё дошел смысл его признания. – Не верю! Вы же... Вы джентльмен. Чем вы могли меня оскорбить? От своего дедушки священника я слышала куда более суровые отзывы об актерах. А ваши слова, – к щекам бросилась новая волна жара, – задели меня по другой причине.
Ричард покачал головой.
– Послушайте, я не знаю, смогу ли остаться. Не знаю, что будет завтра. Но я не хочу, чтобы вы думали, будто я сторонился вас. Совсем наоборот. Я не устоял перед искушением тайно, безнаказанно, часами смотреть на вас... – от его шепота по её коже забегали мурашки. – Простите. Вы должно быть думаете, что я ненормальный.
– Ну, не-ет, – смешок. – Это вы должны были подозревать во мне сумасшедшую с самой первой встречи.
– Ничего подобного, – серьезно возразил Ричард. – В вас было столько жизни, столько чувства! Вы смеялись, танцевали, плакали... Я не мог заставить себя выйти из тени.
– Но на мне был наряд старушки! Дважды при том!
– Это немного обескураживало, – признал Ричард. – Но я довольно быстро понял, зачем он вам. Надеюсь, вы и впредь с ним не расстанетесь.
Нора рассмеялась.
– По вашему, он мне идет?
– Не каждый же вечер за вами будет следовать по пятам поклонник, желающий убедиться, что вы благополучно доберетесь до дома.
Ричард взял её за руку и, отогнув край перчатки, коснулся губам запястья.

Смех затих.
– Порядок, – улыбнулась Нэлл, отводя со лба влажную прядку. – Можно включать.
Тэд потянул за рычаг, приводя подъемник в движение.
– Играете чужими судьбами, дорогая мисс Белроуз.
– Думаешь, не стоило?
Тэд сбросил мокрую рубашку.
– Думаю, меня это заводит.

4. Зима.

4.1

Дорогая Эллен,

Лифт всё так же не работает? А ты всё так же отчаянно краснеешь, когда соседи шепчутся о том, что произошло в подвале?

Радость моя, ты не создана для преступной жизни. Придется взять всю вину на себя. Сколько дадут за порочное хулиганство, месяцев шесть? Полгода я без тебя не вытерплю. Будешь навещать меня в тюрьме? Наши свидания наконец-то станут регулярными!

Пока я не сдался властям, ответь, моя ночная красавица, сладкий бутон, что раскрывается исключительно при луне, ты намерена всю жизнь встречаться со мной тайком? И непременно на крыше?

Сейчас поздняя ночь, а я не сплю – вошло в привычку по твоей милости. Сотни миль, разделяющие нас, ничего не значат. Напрягаюсь от малейшего шороха – жду сигнала. Напрасно ликую, обернувшись к окну, а это не ты зовешь на свидание. Ветер чиркает по стеклу веткой.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒