Мы прекрасные и непостоянные девушки Нам поклоняются банкиры, брокеры и графы. 4 страница

Знаменитый французский естествовед Жорж Кюв’е, прогуливаясь на природе с дамой в корсете, продемонстрировал ей душистый цветок. Он сказал девушке, что раньше она напоминала ему этот цветок, а завтра этот цветок будет напоминать ее. На следующий день молодые люди подошли к тому же цветку, он терял цвет и форму. Девушка не могла понять, как цветок мог так быстро увянуть. Жорж Кюв’е объяснил ей, что это образ девушек и женщин в корсетах, которые вянут от сжимания своего тела. Естествовед показал спутнице нить, которой перевязал вчера на прогулке стебель прекрасному цветку. И предостерег девушку, что она так же увянет, постепенно теряя обворожительность молодости, если не перестанет носить «опасную» одежду.

Статью принимают очень хорошо. За ужином Нора с удивлением отмечает, что Нэлл густо краснеет, когда Тэд поздравляет её с успехом. Оказывается, что и сам Тэд достиг некоторых успехов, пока Нора отсутствовала. Подруга нехотя признается, что именно от него услышала историю про цветок.

– Отлично, – даваясь смехом, комментирует Нора. – Он снял с тебя корсет!

Нэлл ворчит, но смеется вместе с ней. Тэд по-прежнему раздражает её, но вспоминая о нем, она теперь гораздо чаще улыбается, чем хмурит брови. Приятельские отношения между ними напоминают игру в фанты: сегодня он убедил её снять корсет, а вчера... Точнее, вскоре после того, как Нора уехала в Айову, Нэлл назвала Тэда бездельником. У мистера Грандчестера, заявила она, хотя бы есть цель. Высокие устремления! Он мечтает о полетах, терпит неудачи, но трудится. А чем вы заняты по жизни, сэр?

Тэд нашел работу в тот же день. Прикатил к порогу пансиона гордый собой. На омнибусе, который ходил по маршруту в другой части города. Нэлл была довольной свидетельницей того, как пассажиры омнибуса с руганью накинулись на водителя и потребовали назад свои деньги.

Из рассказов подруги Нора заключила, что Тэд теперь гораздо ближе к своей цели. Он терпел неудачи, но упорно трудился почти два месяца! На его счету уже было семь штрафов и три драки, когда Нэлл, вдоволь насмеявшись, сжалилась над ним и устроила на волонтерскую должность. Минуточку. Разве не так Нэлл обычно избавляется от ухажеров? Митинг суфражисток, чаепитие в Обществе трезвости, знаменитая проповедь «Мерзость современного общества»... Тэд выдержал все это? И гороховый суп? И даже «ирландскую бабушку», когда Нэлл гнусавит и выражается на манер своей прабабки ( "Славненькое утречко, сэр! Позвольте одолжиться вашим сморкальником")?

И в трущобы ходил? О, да! Там он умудрился подраться, правда, в похвальном порыве защитить Нэлл от развязного грубияна. Конечно, верхом идиотизма было связываться после этого с членами банды "Короткий хвост", которые пришли грубияну на выручку, но всё обошлось. Надо признать, Тэд умеет за себя постоять, и с поручениями справляется неплохо. Возможно, он даже превосходит ожидания. Ничего такого! Он всего лишь переводчик: быстро находит общий язык с эмигрантами, наводнившими город, если только не лезет с ними в драку (Ну и характер!) . Да, иногда, он еще и телохранитель. Грузчик. Шофер. В общем, делает, что попросят.

И пусть, Офелия, ваш милый образ
Окажется счастливою причиной
Его безумств, чтоб ваша добродетель
На прежний путь могла его наставить,
Честь принеся обоим.

– Да будет тебе, Голденстар! Разве она в конце не утопилась? – Нэлл смеется. – "Прощай, школа, прощай, ручка и учительница злючка"! Вот это про меня. Мои негодники в конце учебного года на партах пишут.

А Тэд?

А что Тэд?

Нэлл готова признать, что заблуждалась... В одном!

Тэд обожает своего брата.

2.7.

Закройте глаза. Ну же. Где ваша храбрость? Всего-то и надо, что сомкнуть веки, чтобы увидеть места и людей, которые прежде были вам совершенно незнакомы. Как в одной из ваших любимых книг, вас поведет рассказчик. Но вы должны ему довериться. Дайте руку и не подглядывайте. Пойдемте к воротам старинного поместья, которое принадлежит титулованному дворянину. Каким его себе представляет юная американка? Стрельчатые окна, каменные стены, увитые плющом балконы...

Нет-нет, дворянина, а не поместье. Назовем его сэр Икс для краткости. Топчет лица бедняков? О, да, леди права, но сэр Х в этом немногим отличался от других лордов. Сохранять благородный вид, когда топчешь лица – отточенное за века искусство. Ваш бруклинский проповедник, толкующий о мерзостях современности, почему-то забыл упомянуть о двуличии власть имущих. Сэр Х. – сын своего века, блестящий лжец и превосходный лицемер, поэтому я хочу, чтобы вы вообразили человека с двумя лицами. Циркового уродца.

Парадный фасад не вызывает сомнений в благородстве. Давайте подойдем ближе. Следуйте за мной, вот сюда, по ухоженному парку. Заглянем внутрь, осмотримся, послушаем, что говорят за закрытыми дверями на кухне, в каретной, в пустующей классной комнате, на площадях, в газетах и лучших лондонских домах.

Говорили (о таких людях всегда много говорят), что старший сын сэра Х никогда не подавал особых надежд. Он сумел выучить всего два иностранных языка, а куда это годится для главы древнего и гордого дома! Для лидера семи благородных семейств! Для предводителя потомков рыцарей по обе стороны Ла Манша! Для будущего хозяина империи, которая отнимает пятую часть всех богатств другой империи – Великой Британской... Не долго останется хозяином тот, кто не понимает языка своих слуг!

Такие очевидные вещи приходилось объяснять этому мальчишке...

А способности к обучения у него были слабые. Такие слабые, что он даже имена своих предков до седьмого колена запомнить не мог, не говоря уже об именах правителей Британии и императоров Древнего Рима. Подобно крестьянским детям, он рвался на свежий воздух, а в классной комнате мрачнел, словно каторжник, и от умственных усилий делался злым. Конюшня, псарня и гараж были сосредоточением его интересов. Казалось, ему неважно, куда, зачем и на чем нестись. С лошадьми и собаками он чувствовал себя превосходно, но не с людьми своего круга, не с учителями, которые между собой называли его вздорным маленьким тупицей.

Сэр Х не карает за горькую правду. Он щедро платит, чтобы люди держали её при себе. Платит до тех пор, пока не изменит правду в свою пользу. Мальчик должен был услышать, как учителя о нем отзываются. Потому что их слова бросали ему вызов. Потому что воля к победе у него в крови. Однако всё, на что он оказался способен – это в припадке злости запустить в учителя книгой. Если бы он хотя бы в цель попал!...

За двенадцать лет были испробованы, кажется, все благородные виды спорта, но ни верховая езда, ни фехтование, ни даже любимые занятия – псовая охота и лососевая рыбалка, не проявили в мальчике прирожденного победителя. Ни в чем не добиться первенства – просто позор для наследника сэра Х.

Пусть мальчик не унаследовал обаяния, острого ума и удачливости своих предков, но чтобы у него отсутствовала главная фамильная черта? Отец отказывался в это верить, однако спустя двенадцать лет вынужден был подвести итог: блеска в сыне никакого. Внешность разве что приятная, и характер имеется, но чем отчетливее характер этот проявлялся с годами, тем яснее становилось, что недостатков в нём тьма.

Постойте, леди, вы забегаете вперед. Портрет еще не окончен.

Дерзкий, вспыльчивый, опасно твердолобый мальчишка не мог добиться одобрения и завел нелепую привычку во всем идти старшим наперекор. Свет не видывал еще такой строптивой породы, с которой настоящий лорд Х. не сладил бы, но как ни старался отец, а подчинить собственного сына не мог.

Даже облик мальчика заявлял о независимости. Не взял он ни тонких, правильных черт отца, ни бледного изящества матери, этот "золотой мальчик" , неуклюжий, но мощный, как медвежонок, крепыш с непослушными золотыми локонами и крупным лицом, которое под солнцем покрывалось россыпью веснушек и медовым загаром.

Теперь портрет кажется более знакомым?

Сэр Х говорил себе, что такие досадные ошибки порой случаются. Даже у племенного жеребца и тщательно отобранной для него матки может выйти негодное потомство. Глядя на своего бездарного, да к тому же еще и неуправляемого сына, он не мог сдержать злости и разочарования. А еще... супружеских подозрений.

Ведь правда заключалась в том, что его старший сын – умный, чуткий, очень тонко все понимающий мальчик. Его и учить не надо было, он сам тянулся к знаниям, как и положено, стремился к совершенству во всем, что делает, добивался успехов в учебе и спорте. Семь языков выучил, и это не считая наречий. Обходительный, не по годам разумный, истинный юный джентльмен. Только одна с ним была проблема...

Леди уже догадалась, какая?

Представьте же старинное поместье и его двуличного хозяина. В парадных комнатах сэр Х суров к старшему сыну, напоминающему бракованного щенка, которого по старому обычаю следовало бы утопить. Но стоит сэру Х подняться, скажем, в библиотеку, и вот он уже смотрит на старшего сына с ласковым сожалением.

Не повезло бедняге, да? Все сыновья бракованные.

Я послал его к черту, как только стал совершеннолетним. Фрэд? О, Фрэду не повезло: он был хорошим и способным, а значит, полезным. Ему пришлось шесть лет изображать безумца, чтобы отделаться от сэра Х. С тех пор вошел во вкус... Подумать только, мой брат – консьерж! А все эти шляпы? Боже! Иногда мне кажется, что он и вправду спятил. С чего, по-вашему, он рванул обратно в Англию? Надеется, что сэр Х. проявит милосердие.

С таким же успехом мог бы разноцветных единорогов искать.

Нет-нет, беспокоиться не о чем. Уж не знаю, почему Фрэда так встревожил наш окончательный разрыв. Впечатлительный малый. Однажды молчал два месяца из-за какого-то дурного сна о нашей матери. Вы не ослышались, я сказал "нашей". Знакома вам такая история: муж – двуличный мерзавец, а жена – мученица, почти святая? Не наш случай. Матушка растила Фрэда, как родного, но святой не была. Она ушла от сэра Х, как только мы стали достаточно взрослыми, чтобы понять причины. Нам сказали, что она умерла, но мы-то знали правду: она в лучшем мире!

Свободна, наконец-то, счастлива, снова замужем.

Одобряете? Я так и знал. Вам бы тоже не понравилось жить во лжи, а в старинных поместьях в этом постоянно упражняются. Но мы всегда знали правду. Я и Фред, мой братишка... Приятно, что теперь я могу это сказать. Уверяю, ничего плохого с ним не случится. Сэр Х. не представляет угрозы для нас. Фрэд хочет верить, что мы ему не безразличны. Если бы так было, тогда нам стоило бы опасаться его интриг, но нет. На прощание он сказал мне, и каким смиренным тоном! Вслушайтесь:

"Я не стар. У меня могут быть другие дети".

Да... Бедняга Фрэд! Ему предстоит очередное разочарование. Непостижимо, как он до сих пор верит, что у сэра Х есть сердце. При всех мы должны были делать вид, что Фрэд мой компаньон. Видите ли, сэр Х. взял под опеку сироту. Сына боевого товарища. Все родственники погибли во время восстания сипаев. Ах, какой благородный жест! Какой мерзкий лжец! Наш любящий папочка... Что? Вовсе я не пьян, сударыня. Вот, сейчас увидите! Пройдусь по краю с закрытыми глазами. Попробуйте меня остановить?

Нет? Что ж... Представляю, как сильно вы любите моего брата. Вас же раздражают тайны. Вам надо докопаться до истины во что бы то ни стало. Вас так долго мучил вопрос, кто же он, ваш загадочный благодетель, но вы терпели до сих пор, я прав? Терпели и помалкивали ради моего брата! Однако правда для вас слишком большое искушение. Поэтому вы пришли, когда я позвал. Расскажете Фрэду о наших встречах? Или своей подруге? Можете не отвечать. У меня есть много правдивых историй для вас, и я готов ждать, чтобы услышать вашу. На краю ночи, закрыв глаза...
отрывки из "Гамлета"

Осень.

3.1.

Скелет её создан из гибких ивовых прутьев. Перед ней крутой, поросший утесником склон. Она глядит вниз: травы колышутся, словно море. Ветер толкает её в спину: "Вперед!" Руки – крылья летучей мыши. Разбег. Вдох. Прыжок. Но она не взлетает, а путается в мокрых веревках. Скелет с хрустом ломается, её будит собственный стон.

Нора нащупывает под собой пол, отбиваясь от перекрутившейся простыни. До неё уже дошло, что кости целы, а паника всё бьется внутри. Кожа в холодной испарине. Воздуха, воздуха. Нора сжимает себя за плечи и сквозь спутанные, липнущие к лицу волосы глядит на луну: яркий белый мазок на черном холсте в оконной раме.
Из соседней комнате доносится шепот: "Дочка?"
– Всё хорошо, мамочка! Просто дурной сон.
Ложь и притворство. Нора до дрожи в коленях боится, что сон вещий. Однажды, если Ричард Грандчестер продолжит свои опыты, что-то пойдет не так. Налетит жестокий порыв ветра, хрупкие, самодельные крылья сломаются, и он упадет.

Упадет неизбежно.

Нора борется с желанием рассказать сон маме, чтобы та рассеяла его чары ласковым взглядом, добрым словом и мятным чаем. Мама еще больна, и наверняка рассказ её встревожит. Мама знает: Нора с раннего детства летает без страха во сне. С чего вдруг ей бояться падения?

Когда за дверью стихают скрипы и шорохи, Нора зажигает свечу и вытаскивает из-под кровати книгу, заботливо обернутую в малиновый шарф. «Полет птиц как основа искусства летать» Отто Лилиенталя – её маленькая тайна. Со стороны может показаться, что она украла книгу у соседа. Но это не так. Сосед забыл книгу в фойе, и Нора собирается вернуть её при случае. Уже месяц, как собирается...

Ладно, она украла книгу у соседа.

Чтение всегда помогает ей успокоиться, тем более, такое: Искусство летания есть задача, научное исследование которой предполагает, по преимуществу, знакомство с механикой...Нора подавляет зевок, листая книгу вперед. Основной принцип свободного полета. Птичье крыло, как рычаг. Формула для расчета Момента силы. Поддерживающее сопротивление воздуха.

Пять минут в компании герра Лилиенталя, и Нора уже засыпает, как вдруг её внимание привлекает стук за окном. Без отца дома по ночам страшновато. Грабитель? Нет. Всего лишь Нэлл в сорочке и бумажных папильотках стоит на пожарной лестнице и заглядывает в приоткрытое окно.
Нора тушит свечу и прячет книгу за спину.
– Я была снаружи, – шепчет подруга, – услышала крик.
– Тебе тоже не спится? – Нора перелезает через подоконник.
В сентябре ночь приносит долгожданную прохладу. Бодрящий ветерок гуляет во тьме, испещренной огоньками. Устроившись на крошечном чугунном балконе с поджатыми к груди коленями, Нора ощущает головокружительную высоту в шестнадцать этажей и свою ненадежную хрупкость.
Поежившись, она крепче прижимается к Эллен.
– Тот же сон? – подруга берет её за руку.
Нора поднимает глаза к звездам, чтобы не смотреть вниз.
– На этот раз у меня были крылья летучей мыши. Зря мы поехали на испытания. Когда я увидела, как он летает... – трудно описать словами восторг, за пару секунд сменившийся кошмаром.
Подруга сжимает руку Норы. В ладонь впивается её клык-талисман. Короткая вспышка боли трезвит, но перед глазами вновь и вновь встают яркие обрывки воспоминаний.
Крылатый юноша несется вниз по склону и вдруг отрывается от земли. Недолго, но он парит, это невероятно и прекрасно так, что дух захватывает, но потом его огромные, светлые крылья кренятся. Нора ничего не понимает, но слышит чей-то отрывистый вздох, чувствует, как зрители напрягаются в преддверии трагической кульминации.
Зачем она бросилась следом за ним? Что могла сделать? Падение было стремительным. "Ричард!" – вряд ли он услышал её крик, а ведь она, кажется, впервые назвала его вслух по имени.
– Он цел, – Нэлл чувствует её настроение. – Подумаешь, пара ссадин!
Это правда. Гордость Ричарда пострадала куда сильней, когда он заметил девушек среди свидетелей его неудачи. Приблизившись, Нора услышала, как он бранит Тэда ("Зачем ты привел их?!" ). За беспокойство он благодарил её вымученно, отводя взгляд. Но ей было все равно. После того, как Ричард едва не расшибся у неё на глазах, она не могла думать о приличиях. Или о том, станет ли миссис Грандчестер однажды. Она должна была убедиться, что он в порядке. Пусть даже это выдало бы её чувства...
А выдало? Нора гадала, всякий раз приходя в смущение.
Вскоре после того случая Ричард куда-то уехал... Или просто сбежал от неё.
– Не смей плакать! – Нэлл обнимает её, шепча. – Дурочка. Только представь на секунду, что он так ужасен, как Тэд рассказывал. Нудный, черствый, замкнутый. Хуже того: черная душа. Ненавидит котят. Плюет в чай врагам. Носит женскую одежду втайне. Вот, видишь! Смешно. Глупо терзаться из-за человека, которого толком не знаешь. Может, он разонравится тебе, как только скажет в твоем присутствии больше двух предложений кряду. Порой я вообще не понимаю, что он говорит из-за его произношения, а ты... Ты опять? Нора!

3.2.

Дорогая Эллен!

Спрашиваете, куда мы держим путь? Ну-ну.
Цель нашего путешествия – Прадо Верде, округ Эль Пасо, штат Техас. На ваш вежливый, ни к чему не обязывающий вопрос я ответил. Что дальше?
Представим, что вы были со мной честны. Наш внезапный отъезд, полагаю, встревожил вас. Вы немного побранили меня за то, что я не зашел попрощаться. Вы наконец-то признались, что не можете без меня обойтись, ибо я ваш единственный, незаменимый, бесценный источник сведений о Ричарде Грандчестере.
Понимаю! Всякая заботливая матушка желает знать, что собой представляет предмет, к которому тянется её драгоценное дитя. Заботливая матушка – и вы.
Хотите меня использовать? Так и быть. Нам предстоит трястись в поезде еще три дня, и хотя рассказчик из меня неважный, постараюсь вас побаловать.

Графство Сомерсет, Англия, июнь 187* года.

Ричард прыгал с пригорка с матушкиным зонтом и вопил: "Смотрите, смотрите, я летатель!" Мы еще не выросли из матросских костюмчиков. По случаю нашего знакомства был устроен пикник с фейерверками и экзотическим зверинцем.

Поясню: Грандчестеры – одна из самых знатных семей в Британии. Но, как выразился наш ехидный премьер-министр, для герцогов они недостаточно богаты. Мой отец нашел случай подходящим, чтобы преподать мне урок расчетливости: "Как приобрести друзей с громкими титулами, пользуясь их слабостями и затруднениями". А тем временем Ричарду, должно быть, внушали, что заискивать перед нужными людьми все же менее унизительно, чем бегать от кредиторов.

Как видите, от нас ждали, что мы станем лучшими друзьями на век – сразу, как налопаемся сладостей до отвала, поглазеем на плешивых львов и огненные вертушки. Свирепые монархи дикой природы в унизительном заточении, слойки с цукатами, огонь и взрывы – всё, как мы, английские мальчики, любим. Однако честолюбивым планам наших отцов не суждено было осуществиться в тот погожий июньский денек, ибо я невзлюбил Ричарда уже за одно то, что мне его навязали.

Кроме того – здесь я отступлю от одного волнующего вас предмета к другому – моим лучшим другом был Фрэд. Я ненавидел светские сборища, на которых ему были не рады. Всю глубину лицемерия нашего отца я тогда еще не постигал, но отказывался "соблюдать приличия". Представляете, как были шокированы достопочтенные гости, когда я требовал, чтобы с моим "черным слугой" пэры и леди обращались, как с равным? Неслыханно! Меня отчитывали, наказывали, но это не исправило мои дурные манеры.

Я шестилетний смутно угадывал коварный умысел в том, что Фрэда на все лето отослали, а мне подсунули ворох конфет и герцогского сынка. И так я обозлился на беднягу Ричарда, что преисполнился к нему отвращением с первых минут знакомства. Гляньте-ка, маленький белый джентльмен! Как любезно кланяется! Все ему рады. Его папаша второразрядный принц. Никто не пытается всучить ему перчатки и шляпу. Не окликает: "Хэй, бой! Когда нам подадут чай?" А ведь Фрэд стоит сотни таких, как он!

Вот, каким был мой настрой. А тут еще эти нелепые потуги взлететь при помощи кружевного зонтика! Случилось неизбежное. Я подкрался к Ричарду, пихнул вертушку ему за шиворот и поджег. Ну а что? Пусть полетает.

Шесть лет мы с Ричардом жили по соседству и часто виделись в летние месяцы, но за это время вряд ли сказали друг другу больше дюжины слов. И то вынужденно. Представляю, как наши отцы скрежетали зубами, когда узнали, что в Итоне мы стали друзьями без всяких понуканий.

С чего вдруг? Ну, хорошо же, посмейтесь: нас сблизила колода для порки. Секли нас обоих нещадно и часто, что вызывало некоторую солидарность вопреки сложившейся антипатии. Со мной вам, должно быть, всё ясно, и вы удивляетесь, чем заслуживал розги всегда любезный Ричард? Вот и мне стало так любопытно, что однажды я не удержался и спросил, какое такое "вызывающее поведение" он себе позволяет. Посмейтесь еще: он поправлял учителей и старост.

Но, сэр, точнее будет сказать, что в битве при Карфагене участвовал Аспимара, ведь Тиверием он стал позже, когда занял византийский трон. Ударение в имени "Аспимара" ставится иначе. Позвольте, но устав колледжа не запрещает упоминание орфоэпических норм....

Я говорил – зануда, педант и упрямец. Но какая поразительная настойчивость, а? Какое ему дело до этого Аспимары? Знает же, что накажут! Разве что парню по вкусу жгучая итонская розга. Так я и окрестил его: лорд Порчестер. Терпение относится к числу безусловных достоинств Его сиятельства. Вынужден вас поправить, невозмутимо отпарировал он, титул сей существует давно и в настоящее время занят.

Я находил Ричарда забавным, но его скрытность меня раздражала. Пожалуй, мы не стали бы друзьями, но однажды он случайно (или нет?) проболтался о том, что у него тоже есть брат. Старший брат, отвергнутый обществом, как и Фрэд. Черная овца есть в каждом стаде, у нас в таких случаях говорят. Мы с Фрэдом смеялись: кто чернее, понятно, но паршивцем прослыл я. А вот Ричарду пословица веселья не внушала. Думаю, занудство и мания к точности – это у него из-за брата. Когда не можешь исправить нечто важное, порядок в других областях помогает не сойти с ума.

Но вернемся к полетам. Ричард немало удивил меня, когда я припомнил ему случай с вертушкой. Отличная была идея, похвалил он меня снисходительно, она вращалась на подобии воздушного винта. Я начал понимать, что прыжки с зонтиком были не глупой забавой, а первыми опытами воздухоплавания.

Мог догадаться и раньше. В тех краях, где мы проводили лето, сказки о крылатом корабле не слышал только глухой. И действительно, давным-давно местный изобретатель Уильям Хэнсон создал чудо-машину под названием "Воздушный паровой экипаж". Пожелтевшие от старости рекламные плакаты с изображением летающего корабля, оснащенного винтом и крыльями, продавались в лавке старьевщика за полпенни.

Как вы уже догадались, Воздушный экипаж оказался неудачным изобретением, но именно благодаря ему двадцать лет спустя воображением маленького Ричарда завладели мечты о полетах. Надо сказать, он не завел много друзей, будучи горячим поклонником человека по прозвищу "Сумасшедший Хэнсон". Однако мое уважение только возросло, когда я увидел, как спокойно господин "летатель" принимает недоверие и насмешки.

Целью нашей поездки в Ньюарк была встреча с героем его детских лет. Мы знали, что после неудачи с Воздушным экипажем Хэнсон уехал в Америку, однако найти его оказалось не так-то просто. Мы опоздали, увы. Вдова изобретателя упомянула инженера, которого её муж считал своим учеником, и Ричард изъявил желание показать свои чертежи этому типу. Мы тронулись в путь, как только пришел ответ из Техаса.
Какой ужас, Эллен! Еще месяц, по меньшей мере, я не увижу вас....

– У него там, видно, много свободного времени, чтобы пачкать бумагу, – бормочет Нэлл, запихивая письмо в карман, но её неловкость и румянец остаются незамеченными.
Нора с улыбкой глядит в пустоту. Перед её мысленным взором оживает мальчик, мечтающий о летающих кораблях, и сердце щемит от нежности. И так очевидно становится вдруг, что мир прекрасен. Сентябрьское солнце заливает церковный дворик. Трава унизана блестящими каплями росы. Бесшумно сорвался с ветки, кружит, подхваченный ветром, листок, и хотя деревья еще зелены, земля пестрит оттенками янтаря и золота. Каждый вздох оставляет привкус осенней сладости.
Нора прижимает к губам прохладные пальчики и посылает небу свое изобретение: краткую молитву, улыбку и воздушный поцелуй. Нэлл встает со скамьи, прихватив внушительную стопку книг, связанных бечевкой, и кивает: "Идем?"
За пределами дворика подруги, не сговариваясь, выбирают окружной путь через сквер и сворачивают с мощеной дороги на тропинку, петляющую между кустов шиповника.
– Я бы хотела, чтобы воздушный экипаж перенес меня к нему прямо сейчас, – Нора вглядывается в пелену облаков, затянувших небо полупрозрачной вуалью.
Нэлл звучно вздыхает.
– Что бы там ни было, – Нора смеется, – оставь это, пожалуйста, при себе. Я слишком счастлива для нравоучений.
Нэлл обхватывает нижнюю часть стопки обеими рукам, а в верхнюю упирается подбородком. Прихожане церкви Риверсайд этим утром предлагали помочь ей, кажется, раз двадцать, но она предпочитает нести тяжесть знаний сама. Нора внезапно с благодарностью вспоминает Тэда: он отобрал бы книги, а протестов и слушать не стал.
– Любовь... безжалостна к логике, – говорит Нэлл, слегка запыхавшись. – Пока он здесь, ты его всячески избегаешь, но вот он внезапно уезжает, и ты сходишь с ума.
– У сердца с глазом тайный договор, – Нора задумчиво срывает последний ярко-розовый бутон с куста, – они друг другу облегчают муки. Когда любимого напрасно ищет взор, и сердце задыхается в разлуке.
– Сердце задыхается? – Нэлл в притворном испуге округляет глаза. – Когда этакая неприятность приключится с тобой в следующий раз, ты Шекспира полистай. Пусть он тебе подскажет, почему внезапно исчезают из поля зрения английские аристократы. Меня, конечно, не волнует, что там Тэд себе думает, но... – она умолкает с досадой.
Нора любуется сердцевиной цветка, будто сотканной из желтого бархата.
– Я признательна тебе, мой дорогой детектив, – прочувствованно говорит она, вдыхая сладкий аромат. – Если переписка с этим ужасным Тэдом тебе в тягость...
Нэлл открывает калитку, придерживая книги подбородком, и невнятно ворчит. Что-то насчет воздушных экипажей и техасских торнадо. За оградкой, оплетенной жимолостью, гудит оживленная улица, где подругам предстоит разойтись. Одна возвращается в дом артистов, чтобы готовиться к прослушиванию на роль Офелии, другая направляется в библиотеку через студенческий кампус. Подруги прощаются до следующего воскресенья. И по всей видимости, думает Нора с улыбкой, вставляя цветок в волосы Нэлл, до следующего письма.

3.3.

Дорогая Эллен,

Вы по мне не скучаете.

Жестоко!

Но правдоподобно ли? Вы со мной не до конца откровенны, знаю. Самонадеянность присуща нам обоим, но из-за стыдливости (краснеете при мне и думаете, не вижу?) страдаете только вы. Только вам я без стыда и фальши могу писать такие банальности: считаю дни до встречи, лелею ваш образ в мыслях и etcetera. А вы мне не верите.

Что ж, вот доказательство!

Вчера ровно в пять, стоило мне закрыть глаза, я увидел вас в Северном зале библиотеки Астора. Стеклянные потолки, коринфские колонны, огороженная балюстрадой галерея верхнего яруса, тысячи книг вокруг вас. В центре четыре длинных стола. За ними джентльмены читали при свете ламп, а поодаль, на стуле у окна, сидели вы – хрупкое воплощение достоинства. Шелест в гулкой тишине, покашливание, косые взгляды ( еще бы! ). Вы единственная девушка в зале.
На дворе конец сентября, значит, штурм вот-вот начнется. У вас темные круги под глазами. Вы исхудали, замерзли (или дело в неодобрительных взглядах?) и кутались в материнскую шаль. Скоро света для чтения будет слишком мало, подумал я, но вы не пересядете ближе к лампам, да? Вы потащите домой тяжести. Что у вас там? Теория эволюции Дарвина, колониальная политика Британии, поэзия Еврипида, трактат о происхождении колорадских жуков? Вам зачем-то надо доказать кучке ученых ослов, которые мизинца вашего не стоят, что вы им ровня интеллектуально.
Ваш взгляд рассеянно блуждал по страницам скучнейшей книги о биметаллизме, а личико розовело в отблесках заката. Вы теребили косу и накручивали на указательный палец рыжий кончик. В задумчивости вы водили им по губам, словно кистью, было немного щекотно, и вы морщили нос, не решаясь на детскую выходку (Не отрицайте! Я знаю ваши привычки!): сунуть его в рот и немного покусать.

Где были ваши мысли, Эллен? Отгадывать, что у женщины на уме, занятие неблагодарное, но я попытаюсь. Вы снова думали о "бедном мистере Барнарде"? Перед отъездом я прочитал в газете отрывки из его обращения к Совету Нью-Йорка. Сколько лет он пытается убедить попечителей колледжа принять женщин? ~~Зачем ему это в его-то возрасте~~ При других обстоятельствах я бы сказал, что старик держится молодцом, но вы слишком много думаете об этом мужчине, Эллен. Я его ненавижу.
Вы мысленно составляли очередной доклад для женского клуба? Что означает название "Соросис"? Хей! Посмотрите-ка, мы тоже знаем латынь? Вот, что мне сказали, когда я наводил справки: двадцать лет назад каких-то дамочек не пустили на почетный ужин для прессы с Чарльзом Диккенсом, и они так разобиделись, что решили создать свой клуб с чаем, пирожными и членскими взносами в размере пяти долларов. Всё было не так?

У моей Нэлли голос, как у горлицы,
Я слышу его на лугах и в рощицах,
Сердце у неё теплое, как чашка чая,
И большое, как сладкий картофель Теннеси!

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒