Часть 2. Оковы и крылья.

Нора.

2.1

Новый дом похож на сказочный дворец. В теплых, затопленных морем света комнатах красиво и чисто. Внизу кто-то наигрывает на пианино нежную мелодию. Пылинки пляшут в косых солнечных лучах. Родители на радостях вальсируют по гостиной. Словно по волшебству, вечно изможденные, хмурые и чем-то озабоченные, Том и Люси превратились в невероятно красивую пару танцоров, за которыми девочка наблюдает, открыв рот. Она бы тоже пустилась в пляс, если бы ей не запрещали вставать с кровати. Солнце, мелодия вальса и румяное яблоко из корзинки, которую прислал из деревни пока еще незнакомый Норе дедушка, вызывают сладкое и в то же время щемящее чувство. Ей так хорошо, что лучше, кажется, и быть не может. Так хорошо, что грустно...

Видимо, раньше на их семье лежало какое-то заклятие, но теперь они свободны от холода, мрака и сырости домов, напоминающих подвалы и темницы из страшных сказок. Теперь они будут жить долго и счастливо в этом чудесном доме-дворце с настоящим лифтом.

Когда в воздухе повеяло весной, из спальни выветрился запах лекарств. Нора еще не до конца оправилась от ангины, а уже не знает, чего ей хочется больше: кататься на лифте с утра до вечера или играть с отцом в прятки; каждый день уплетать сочное мясо со сладким картофелем и горошком или горячее, только что с противня, мамино овсяное печенье; любоваться тем, как свет играет в стекле зеленого витража в её комнатке или, распахнув окно, глядеть на облака, подкрашенные заходящим солнцем.

– А еще, мамочка, мне хочется победить сон и забраться на крышу ночью. Я достану звездочки. Одну для тебя и папы, а другую для себя, чтобы носить её в волосах.

Родители уверяют Нору, что спешить с этим не нужно. До звезд она непременно дотянется. Только попасть ей надо будет не на крышу, а на сцены бродвейских театров. Нора забывает о своем желании носить звездочку в волосах, когда мистер Бейкер впервые приводит её на свое выступление в театр, а после ведет за кулисы. Еще бы! Огни рамп сияют куда ярче далеких небесных светил. Преображение обычных людей в героев елизаветинских времен кажется чудом, тёмное закулисье манит, как тайный мир Бродвея, открывающийся лишь особенным людям: красивым, ярким, талантливым...

Малышка Нора и себя чувствует избранницей этого мира. Её воображением завладевают мечты о тёмном царстве: о его зеркалах, перед которыми лица меняются, впитывая разноцветные, сладко пахнущие краски, о висящих длинными рядами блистательных и пышных нарядах, о падающих на сцену лучах яркого света и взрывах аплодисментов для неё одной, купающейся в цветах и обожании зрителей.

Мама строга. Велит спуститься с небес на землю. Говорит, что её ждет вначале учеба, а затем тяжелая, изнурительная работа, если она хочет добиться успеха. Нора откладывать не желает. Она ходит по длинной половице, стараясь ни на дюйм не отклонится от прямой линии. Она привязывает к поясу огромное фланелевое одеяло, заменяющее шлейф, носит книжки на голове, не отлынивает от разучивания стихов, не капризничает, когда её поправляют, добиваясь правильной артикуляции гласных. Она не устает наблюдать за актерами из-за кулис, когда отец берет её с собой в театр, и обожает разбирать шекспировские роли, признанные вершиной успеха в театральном мире.

Мама все равно чем-то недовольна.

2.2.

Слишком быстро её маленькая девочка позабыла о своих невинных фантазиях и детских играх. Вдруг страсть к игре проснулась слишком рано? Вдруг такие амбиции не к добру? Ведь сама Люси обретала покой и счастье вовсе не на сцене, где толпы незнакомцев глазели на неё, а в уютном семейном гнездышке. Прислушиваясь к уморительно серьезным признаниям семилетней Джульетты в адрес невидимого Ромео, мать испытывает смешанное чувство гордости и тревоги за свое дитя.

Бродвей лежит совсем неподалеку. Пансион выстроен в самом начале этой улицы сияющих огней. В начале Великого Белого Пути блестящих возможностей.

Люси огни не привлекают, а возможности не будоражат. Она выступает с восьми лет, чтобы заработать на кусок хлеба, и помнит в основном то, что ей постоянно хотелось спать и болели ноги. Самым желанным местом для неё был подоконник в фойе, где она могла немного подремать во время нескончаемых репетиций. Театр не казался ей сосредоточением чудес. Волшебные результаты на сцене давала тяжелая, подчас каторжная работа, сопряженная с постоянными волнениями, а также риском обнаружить в своих туфлях горсть гвоздей или дыру, выжженную на платье, перед важным выступлением.

К осени начинающая "Джульетта" уже выучила пьесу наизусть и, подражая взрослым, читает её на разные голоса, за что неизменно удостаивается похвал и аплодисментов. А Люси все не решается рассказать девочке о примадоннах, которые настолько боялись однажды лишиться популярности, что превращались в ужасных, полубезумных фурий. Об этих одиноких, несчастных женщинах, для которых обожание поклонников стало наркотиком, неспособным заменить любовь семьи, поэтому в ход шел алкоголь, скандалы на публике и мимолетные интрижки. Люси не хочет, чтобы её дочь видела в этих женщинах своих кумиров, но девочка, по выражению Тома, всерьез заболела театром.

Уроки становятся ежедневными. Дикция, осанка, танцы, уроки вокала... Неизвестно кому все это доставляют больше удовольствия, дочери или отцу.

Том все еще смотрит на вещи глазами провинциального парнишки, очарованного сказочным блеском театральных огней. Но, в конце концов, именно за чистоту души Люси его и полюбила. Подобной чистотой обладал бесхитростный пейзаж: прозрачной голубизны небо над кукурузными полями Айовы. На горизонте виднеются строгие контуры маленькой церкви, ослепительно белой в солнечном свете. Подсохшие листья кукурузы шелестят на ветру, где-то чирикает птаха, и больше ничто не нарушает тишины.

В родном краю мужа Люси чувствует себя бродячей кошкой, которая выросла в тени каменных громадин на шумных, вечно задымленных улицах, и никогда толком не видела неба целиком. Она до дрожи в коленях боялась встречи с мистером Бейкером-старшим, которому все актрисы должны были казаться порождением сатаны. Рассказы Тома о детстве в суровом религиозном доме смелости не прибавляли, но, видимо, годы смягчили нрав его отца. Порой он строг и неприятно резок, но Люси сразу почувствовала на себе теплую отеческую заботу, которая растрогала её до слез.

Дурачок Том! Он не понимает, как ему повезло иметь отца, который печется о его благе. В отличие от некоторых папаш, которые сбегают, едва узнав о том, что ребенок должен появиться на свет. Добрый, честный Том! С первого дня знакомства он представлялся Люси антиподом горожанина, этакого увертливого хлыща, выживающего любыми способами на манер таракана. У Тома яркие и смелые мечты, загорелая кожа, золотистые вихры и пухлая нижняя губа, часто упрямо поджатая, поскольку он не делал уступок ни судьбе, ни собственной совести, взращенной, подобно упругим кукурузным стеблям, в благословенной тишине под бескрайним голубым небом.

Люси видит отражение этого неба в синих глазах дочери, когда та кланяется без всякого жеманства и застенчиво улыбается публике. Вряд ли Том догадывался, что выглядит таким же по-детски обрадованным и смущенным, когда выходит на поклон. После того, как состоялось примирение с отцом, ему предложили роль монаха в "Ромео и Джульетте". Это его первый большой успех. Пока единственный, но Тома это не заботит. На сцене он счастлив, своему делу безгранично предан. Не за эту преданность ли клуб «Созвездия» принял его?

Люси могла бы назвать сотню мужниных достоинств, не забывая, конечно, присовокуплять все, что узнала за годы супружества о недостатках. Таких, например, как привычка впадать в детство, недостаток тактичности и храп. Но Люси с особой нежностью подчеркнула бы, что её Том никогда не менялся в главном. Большой город не испортил его, и она надеялась, что этого не случится с Норой.

Однажды её малышка обнаружит гвозди в своих туфлях – это неизбежность, которую Люси приняла смиренно, однако раз в год непременно Нора отправлялась в деревню «для поправки здоровья». Пьянящие мечты о грядущем успехе за лето успевали выветриться. Влияние дедушки с его суровым взглядом на детей, которые не уделяют должного внимания труду и молитвам, тому способствовало. На радость матери, Нора возвращалась из деревни румяной, загорелой, ясноглазой девочкой с корзиной, полной яблок и кукурузных початков, полевыми цветами в волосах и восторженными рассказами о новорожденных поросятах.

«Позже, позже», – отмахивалась Люси от мужа, когда тот предлагал пристроить девочку на какую-нибудь роль, но постепенно сопротивление её слабело. Как и она сама.

Оказалось, ей самой следовало бы ездить в деревню для поправки здоровья.

А лучше остаться там навсегда.

2.3.

Однажды Нора приходит к мысли, что обитатели пансиона – члены одной большой семьи.

Все взрослые добры и отзывчивы, зовут друг друга по именам, собираются за одним столом по утрам, а после ужина проводят вечера в общей гостиной. Воскресные вечера – это концерты, танцы и представления. Нора их обожает, потому что детям разрешено выступать. В будни взрослые собираются, чтобы обсудить важные темы и дела. Общих тем для разговора у них так много, что они порой засиживаются до утра. Дети постарше в это время собираются на ночевку у кого-нибудь дома, а за малышами приглядывает чья-то мама. Они зовут её «тетя». Все это кажется вполне логичным, ведь у обитателей пансиона есть общий дядюшка. Мистер Форсайт.

Норе известно про него следующее:

Дядюшка живет страшно далеко, за океаном, и в гости не приезжает.

Дядюшка богат, как король, должно быть. Ведь ему принадлежит весь дом!

Дядюшка сказочно щедр, в пансионе его часто за это благодарят и хвалят.

Дядюшка очень занят, но всегда находит время, чтобы им написать.

Дядюшка добр и крайне внимателен к своим «американским друзьям».

Живет за океаном, а всегда знает, как у них идут дела. Если у взрослых дела идут хорошо, дядюшка присылает им шампанское и пышные букеты, а детей балует круглый год просто так. Обычно от него приходят игрушки и всевозможные сладости в больших ящиках, однако некоторым детям достаются особенные подарки. Старший мальчик Голдманов в день окончания музыкальной школы получил скрипку в красивом футляре, а малышка Рут Дени после первого выступления на большой сцене получила прехорошенькие розовые балетки.

Детям разрешено писать дядюшке раз в год. Нора с волнением наблюдает за тем, как её послание вкладывают в конверт вместе с остальными, и мечтает о том дне, когда состоится её театральный дебют. Если дядюшка придет посмотреть, то ей других подарков и не надо – так она ему писала, представляя лицо доброго старичка.

Нора гордится тем, что именно её отцу досталась почетная обязанность зачитывать дядюшкины письма к жильцам во время общих трапез. Папа читал так хорошо и выразительно, что перед глазами сразу появлялся пожилой иностранный джентльмен в клетчатом костюме с седой бородкой, тросточкой и моноклем. По временам он уморительно похож на Санту: обращается к жильцам, будто к детишкам, которые хорошо вели себя в ушедшем году. Нора в такие минуты не смеется вместе со всеми. Её тревожит мысль о том, что кое-кто может вместо подарка получить уголек.

Нэлл.

3.1.

Добрые отношения с соседскими детишками у покладистой и приветливой Норы складываются легко. Многие становятся её друзьями. Однако никого она не любит так, как Эллен Белроуз, по-домашнему «Нэлл».

Белроузы, соседи снизу, не сразу сочли клуб Созвездия достаточно благонадежным, чтобы переехать в пансион. Их дочь, ровесница Норы, появилась среди детворы внезапно, словно выпрыгнувший из зарослей кенгуренок. Дочерна загоревшая девочка с копной пестрых, янтарно-рыжих волос выглядела весьма экзотично. Она не расставалась с зеленым пончо, наматывала на шею длинные белые бусы в несколько рядов, а на запястье с особой гордостью носила браслет с акульим клыком.

Мальчишек браслет сразу заинтересовал. Новенькая, не смущаясь, поведала им о своей жизни во Флориде, дружбе с местными индейцами и встрече с акулой, которая оставила ей на память шрам на ноге прежде, чем друзья семинолы бросились на помощь и прикончили хищную тварь. Шрам девочка также предъявила без всякого стеснения. Мальчики с уважением отметили, что шрам отменно уродлив, и возжелали подробностей, однако новая знакомая как будто потеряла интерес к разговору.

Приближалась зима, так что вскоре Нэлл пришлось сменить легкое пончо на клетчатое шерстяное платье с оборками. Загар сходил, вздыбленные волосы покорились расческе. Длинные косы были перехвачены на затылке темным бархатным бантом. С виду Нэлл мало чем отличалась от обычных нью-йоркских девочек, но своим поведением по-прежнему напомнила чужестранку и держалась особняком, производя впечатление гордой особы.

3.2.

Знакомство с Нэлл произошло стремительно. В разгар бродвейского сезона, когда родители были очень заняты в театре, Нора слонялась по дому в одиночестве. Соседи присматривали за ней, но не слишком бдительно. Как и за своими детьми, впрочем, пока они находились в стенах пансиона или на заднем дворе, огороженном живой изгородью из самшита. При желании Нора могла найти себе компанию, но полную свободу она получала не так часто, чтобы тратить время на такие обычные занятия, как прыжки через скакалку и кукольные представления. Её давно влекло одно запретное развлечение.

С точки зрения взрослых, не развлечение вовсе, а чистое баловство.

Эллен Белроуз с минуту наблюдала за тем, как соседская девочка топчется у лифта, а потом решительно подошла к лифтеру, объявила себя его помощницей и ткнула пальчиком в Нору: "Вот она тоже. Мы будем кататься с вами на лифте весь день".

Лифтер не устоял перед таким напором. Нора тоже. Помощницы засыпали лифтера вопросами о том, как лифт устроен, что в нем гремит, может ли он застрять, упасть, взорваться, удастся ли в этом случае выжить, что будет, если бросить в шахту четвертак. К работе они подошли основательно, подражали наставнику во всем, да так уморительно, что пассажиры не скупились на чаевые. Очень скоро в награду за старания лифтер уже катал девочек просто так, а они за его спиной заговорщически улыбались друг другу, хихикали и тихо повизгивали от восторга. К ужину Нора и Нэлл в тот день спустились, держась за руки. Во время ночной вылазки на крышу, откуда звезд, как выяснилось, не достать, они обменялись своими самыми страшными тайнами и поклялись в вечной дружбе.

3.2.

В ту пору Нора уже вовсю готовилась стать актрисой, а Нэлл – певицей.

Её мама выступала под псевдонимом Филомела Дю Морбиан и носила титул королевы нью-йоркских мюзик-холлов. В пансионе её с особым почтением называли «госпожа Евлалия» и смотрели снизу вверх – во всех смыслах. В то время, как остальные жильцы только прокладывали себе путь к славе, эта статная, высокая и необычайно красивая женщина уже стала настоящей звездой.

На сцене госпожа Евлалия пела и танцевала, дома к тому же играла на пианино – это в её исполнении вальс Шопена так тронул Нору в первый день. Мистер Белроуз, отец Нэлл, некогда аккомпанировал жене, а впоследствии стал совладельцем студии грамзаписи. Музыку в доме любили. Белроузы, как и родители Норы, ни секунду не сомневались насчет пункта в договоре аренды, который касался будущего их ребенка.

Нэлл не унаследовала ни эффектной внешности матушки, ни её выдающихся талантов. Голос у неё приятный и нежный, но из-за какого-то врожденного дефекта звучал, как при легком насморке, будто она недавно поплакала. Невысокая, щуплая, трогательно милая Нэлл, словно создана, чтобы исполнять такие песни, в которых кто-то оплакивает старушку мать, с которой не успел проститься, тоскует по родным краям или задается вопросом, о чем там, в холодной серой вышине, думает одинокая птица.

Родители Нэлл сходились во мнении, что при должном внимании к обучению и удачном подобранном амплуа, дочку ждет успех. Занятия по улучшению дикции, уроки вокала, сольфеджио и игры на фортепиано начались рано. Нэлл делала успехи и, безусловно, могла бы стать певицей. Вот только страшная тайна, рассказанная Норе в полночь на крыше пансиона, заключалась в том, что она этого не хотела.

Уроки музыки были для неё каторгой. Новой Гильбер Иветт и Вестой Тилли она себя не видела, хотя пародировала экзальтированную исполнительницу шансонеток и лукавую королеву водевиля весьма талантливо. Нора со смеху покатывалась. До поры ей казалось, что бунт Нэлл – забавная игра, сплошные шутки и озорство. Нора была в восторге от новой подруги. Она еще не встречала таких девочек. Нэлл могла преспокойно рассказывать о том, как её укусила акула, без страха пробиралась на крышу по ночам, имела на всё свое мнение и увлекалась леденящими душу историями о грабежах и убийствах.

Подруга подарила Норе свой экземпляр «Лунного камня» Уилки Коллинза, но мама отобрала его, сказав, что детективы – неподходящее для девочки чтение. Напрасные усилия! Нэлл знала свои любимые истории наизусть. В её изложении рассказ о похищении индийской святыни выходил еще более захватывающим. С огнем в глазах Нэлл рассказывала о нечестивом британском полковнике так, будто знала его лично. У Норы мурашки шли по коже, когда речь заходила о проклятии, которое падало на всякого незаконного владельца легендарного желтого алмаза. Пугающие и притягательные образы переодетых фокусниками индусов, ищущий священную драгоценность, вставали перед глазами. Иногда Норе приходилось напоминать подруге, что в истории есть еще и любовная линия. Тайны, расследования и опиумные эксперименты волновали Нэлл куда больше, чем страдания влюбленной служанки и количество претендентов на руку главной героини. Время показало, что ей нравилось не только читать про детективов. В пансионе она повсюду видела загадки.

Почему нельзя носить шляп? Пансион же не церковь. Кто такой мистер Форсайт? Уж точно не всеобщий дядюшка, как шутят взрослые, а дети по наивности верят, но кто же тогда? Где он живет? Чем занимается? Слишком уж он щедр для обычного мецената. И почему это все дети в пансионе идут по стопам родителей? Этот вопрос Нэлл по личным причинам особенно занимал. Поиски ответов убеждали её в том, что она напала на след чего-то грандиозного. Мистера Форсайта все знали, но никто его не видел и не мог сказать о нем ничего внятного – не человек, а фантом.

Однажды Нэлл с возмущением рассказала подруге о договоре аренды, который нашла среди отцовских бумаг. По её словам, то был не документ, а издевательство. Тем не менее этот злосчастный договор обязывал родителей навязывать детям выбор профессии. За все годы, прожитые в пансионе за счет владельца, детям предстояло расплачиваться в будущем своим трудом. Ну уж дудки! Нэлл поругалась с родителями, бойкотировала занятия музыкой и ушла из дома. Правда, вскоре полицейский привел её обратно. В девять лет рановато начинать самостоятельную жизнь.

Первый бунт был подавлен. Родители убедили Нэлл, что ими руководит забота о её будущем, а условия договора совпали с их намерениями, только и всего. Нэлл не верила в случайность подобных совпадений. Новые вопросы появлялись у неё, но теперь уже не о призрачном мистере Форсайте, а о людях, которые её окружали.

Юная сыщица завела разлинованный блокнот для того, чтобы вести заметки во время расследования. Первая запись представляла собой подробный рассказ Норы о своей семье и том, что заставило её родителей принять нелепые условия подозрительного незнакомца, который ни с того, ни с сего подарил им крышу над головой и кормил за свой счет. Расследование застопорилось, когда Нэлл собрала несколько подобных историй. Выходило, что владелец пансиона помог людям в трудную минуту. Что в этом плохого? С другой стороны, отмечала Нэлл, многие жильцы принимали сомнительное приглашение вынужденно, под давлением обстоятельств. Быть может, не безграничная доброта стоит за действиями загадочного домовладельца, а коварство и расчет? Однако юная сыщица так и не нашла ответа на вопрос, что же мистер Форсайт надеялся выгадать. Ей оставалось только ворчать и грозиться, что однажды она выведет «старого пройдоху» на чистую воду.

3.3.

Подружки втихаря забираются на крышу и, обозревая зеленые просторы Центрального парка, воображают себя принцессами, заточенными в каменной башне посреди железобетонного острова. Белокурая Нора смотрит на мир с выражением кроткой и нежной голубки. Парк девочки представляют сказочным лесом, и Нора мечтательно улыбается, рисуя в своем воображении образ благородного рыцаря, который вот-вот покажется из-за деревьев и спасет её из заточения.

Рыжая проказница Нэлл предпочла бы сама расквитаться с колдунами, ведьмами и драконами. Умение играть на пианино и брать высокие ноты в борьбе с драконами не очень-то помогает, но что-то острое и металлическое заключается в самом характере Нэлл.

Ей одной разрешено гулять в "сказочном лесу» без присмотра. Когда её отцу говорят, что в парке девочку могут украсть цыгане, он отвечает со вздохом: "Мне уже жаль этих цыган." Нэлл задирает нос, понимая, что отец гордится её умением постоять за себя. Однако его шутку можно было толковать и по-другому. Юная мисс Белроуз, если что-то не укладывается в её понятия о справедливости, бывает чудовищно упрямой и несносной. С неё вполне сталось бы довести дракона до икоты и превратить жизнь цыганского табора в кошмар. Достопочтенная леди Элеонора, пленница башни, опасную крутизну её характера и на себе порой ощущает.

Её робкие попытки убедить Нэлл, что дядюшка не так уж плохой, наталкиваются на стену угрюмого молчания. Нора и сама не знает, права ли. Ей приходится искать доказательства. Знаменитая щедрость дядюшки только возбуждает подозрительность Нэлл. Подарки она отвергает, в письмах видит лишь нежелание раскрывать свою личность. Но даже Нэлл не может закрывать глаза на то, что людям в пансионе нравится.

Мистер Уэллингтон, поэт, написал для её матери песню, которую теперь напевает весь Нью-Йорк. В ней поется о семи бродягах, каждый из которых имел сокровище, но не умел распорядиться им, пока не встретил товарищей. "Это песня о скитальцах, которые шли за ласточками, чтобы найти дом..." После того, как они сложили Мужество и Благоразумие, Справедливость и Любовь, Усердие и Терпение, им оставалось только найти Веру, чтобы каждый был рад принять их в своем доме. Нора понимает, что скитальцы – это добродетели, а под домом понимается человеческое сердце, но эта незатейливая песенка написана после чая в уютной общей гостиной пансиона, и каждая строчка в ней пронизана духом товарищества и домашним теплом. Это сладкая и в то же время грустная песня напоминает о ласточках, которые по весне строят гнезда под крышей пансиона. Песня-напоминание о том, что в Созвездиях родители Норы, их соседи и она сама нашли друзей.

И кому они этим обязаны?

Нэлл возразить нечего, но что-то мешает ей подхватить слова, когда все поют. Когда люди вокруг неё веселы, благожелательны и увлечены общим делом, она кажется очень одинокой. С таким выражением, как у неё, далекие холодные звезды могли бы смотреть на людей внизу: гордо, независимо, с чувством собственного достоинства и необъяснимой печалью. Нора стесняется показывать подруге, до какой степени увлечена театром. Она опасается, что легкий холодок, возникающий между ними изредка, превратится ледяную пропасть. Её вкус к хорошей драме – еще одна причина того, что играм в плененных принцесс нет конца.

Однако на смену упоительным фантазиям о рыцарях, драконах и башнях со временем приходят пугающе реальные планы освобождения от власти подлого дядюшки. Несколько месяцев Нэлл тщательно продумывает, как они станут жить, когда сбегут из дома. Участия в первом побеге Нора счастливо избежала, поскольку гостила у дедушки в Айове. Нора убеждает подругу, что им совершенно незачем бежать в Мексику. Они найдут пристанище у родни в любое время. На случай, если владелец пансиона станет их преследовать, у дедушки Нэлл, ветерана Войны за независимость, над камином висит ружье марки Винчестер. Ну, а мистер Бейкер-старший всегда найдет слова, чтобы образумить грешника. Если очень рассердится, божьим гневом пригрозит, и тогда злодея как в библейских преданиях молнией шарахнет.

Нэлл не готова со спокойной душой положиться на ружья, проповеди и молнии. Родители по-прежнему твердо настаивают на том, чтобы она посвятила себя музыке. Продолжаются занятия, поиски подходящего амплуа и репертуара, обсуждения будущего дебюта, подготовка к поступлению в консерваторию. Нэлл решает написать письмо в газету. Наверняка общественность возмутит история негодяя, который требует, чтобы несчастные дети в оплату за жилье учили нотную грамоту! Письмо, к ужасу Норы, написано, но прежде чем Нэлл успела решить, в какую газету его лучше отправить, ей в голову приходит новое, еще более радикальное решение. Дядюшка явно не беден, а газетчиков, как она недавно услышала, можно подкупить. Раз так, нечего надеяться на прессу, надо сразу идти в полицию! Их должен заинтересовать английский богач, который вздумал тайно распоряжаться судьбами американских детишек.

«Принцессы» ссорятся громко и отчаянно на вершине своей "башни". Птицы с недовольными криками взмывают в потемневшее перед дождем небо. Нэлл смущают слезные мольбы подруги, но она непреклонна. Нора возвращается домой, вымокнув до нитки, и покорно принимает упреки матери. Она выпивает горячий чай с вином и мёдом, укладывается в постель и только тогда, потихоньку снова дает волю слезам. Мучительные раздумья не дают ей забыться сном. Что если полиция закроет пансион? Смутно, но она помнит, как тяжело им с родителями жилось до того, как дядюшка пришел на помощь. Нора не может быть настолько неблагодарной, чтобы хранить планы Нэлл в тайне. Она не может быть настолько плохой подругой, чтобы кому-то их выдать. Она не может допустить, чтобы её друзья и близкие лишились дома. Норе больно. Она горячо любит родителей. Любит Нэлл. Почему она вообще должна выбирать? Нора чувствует себя маленькой и беспомощной. Все, что она умеет, это декламировать стихи, танцевать и читать книги по ролям. Она всего лишь... актриса.

Посреди ночи Нора вскакивает, крадется мимо спящих родителей, вылезает в окно и по скользкой пожарной лестнице спускается на этаж ниже. Нэлл тоже не спится. Услышав стук, она бежит к окну и поднимает створку. В свете луны её лицо кажется иссиня-бледным, глаза широко распахнуты. Холодный ветер врывается в комнату, заставляя девочку дрожать.

Нора шепчет:

– Послушай! А что если бы ты могла поговорить с дядюшкой? Лично! Ты убедишься, что он хороший, и не надо будет обращаться в полицию. Я... ой.

Нэлл втягивает её в комнату за руки и поддерживает, не давая упасть.

– Провались он пропадом этот дядюшка... Нора Бейкер, ты вообще понимаешь, что могла свернуть себе шею? – она говорит с досадой, но гладит Нору по волосам, когда та всхлипывает. – Глупая! До утра с этим никак нельзя было подождать?

Нора не возражает, хотя могла бы, ведь Нэлл пробиралась к её окнам по пожарной лестнице сотни раз и без всякого повода. Нора впервые нашла в себе мужество, чтобы оказаться над темным, вызывающим тошноту провалом под ступенями. Она с ужасом думает о том, что придется возвращаться в свою комнату тем же путем, но вдруг понимает, что Нэлл не позволит ей снова рисковать собой, и это рассеивает страх, прогоняет слезы, растворяет боль.

3.4.

Нора играет фею Голденстар в Рождественской пантомиме. Это небольшая роль, и спектакль благотворительный, но от дебюта Норы многого ожидают. В театральном мире о ней уже говорят: «малютка с большим талантом». Её отец говорит так в основном и друзья из пансиона. Особое отношение режиссера выражается лишь в том, что она отчитывает Нору за ошибки с большим раздражением, чем других детей. Нора делает ужасное открытие: она вовсе не талантлива, как считает отец, на неё кричат, её доводят до слез. Почему она вообще решила, что сможет стать актрисой?

– Ты играешь одну из главных ролей, глупая, – Нэлл беззаботно грызет яблоко, сидя на сваленных в кучу декорациях, которые не нужны в спектакле, – поэтому миссис Хэтуэй муштрует тебя больше, чем остальных. Богачи в зале должны умилиться, а еще лучше поплакать. Хорошенькие детки, Рождество, добро победило зло... Ну, ты знаешь. Пантомиму ставят каждый год, и никто еще не получал плохих отзывов.

Нэлл хорошо говорить так. Она – Звезда, выходит на сцену всего два раза, чтобы постоять в красивой позе и протанцевать в свите феи от левых кулис до правых. После ночи в папильотках её волосы, словно янтарный нимб вокруг головы. На ней легкая белая туника с нашитыми на неё звездочками из фольги. Нэлл в задумчивости мнет звездочки, так что некоторые из них уже превратились в шары.

Спектакль вот-вот начнется. Нора тихо стонет. Ей хочется присесть рядом с подругой, но она боится помять, порвать или испачкать свое пышное золотисто-розовое платье из парчи с длинным шлейфом. Прекрасный наряд феи – вообще единственное, что её до сих пор утешало, но сейчас тиара, увенчанная позолоченной звездой и блестящими стекляшками, давит ей на голову, а в платье невыносимо жарко. Нора с радостью променяла бы его на легкую тунику, развалилась бы прямо на полу и съела гору молочных тянучек, которые застревают в зубах.

За прислоненными к стене декорациями копошатся крысы – не такая уж редкость в театральных помещениях, чтобы Нора их боялась. Она бы лучше осталась с крысами, чем вышла к театралам, собравшимся в зале, на которых так важно, по словам отца, произвести впечатление.

Нэлл наблюдает за ней с сочувствием.

– Как там зовут бестию, которая орет на тебя в конце: «Мой огненный д-р-рракон изжар-р-рит её заживо!»

Нора хихикает от нервов и еще от того, что у Нэлл получается очень убедительный рык.

– Марджори Торн. Ну, то есть Драгонэлла.

Нэлл обнимает её за плечи и ведет к выходу из подсобки.

– Соберись, Голденстар! Ты должна пойти и надрать этой Драгонэлле задницу.

Нора смеется уже во весь голос так, что позолота с тиары осыпается на её лицо.

– Я добрая, сентиментальная и, чего уж там, плаксивая фея. Не думаю, что я способна совершить что-либо из того, что подразумевает твоё «Надрать задницу».

Нэлл дает ей откусить от яблока.

– Тогда утопи её в слезах. Я буду всё время рядом. Если получится, прокрадусь в зал, чтобы получше рассмотреть дядюшку .

Нора кивает. Близость Нэлл ободряет её, как и вкус яблока. Её дедушка выращивает яблоки в своем саду. Перед глазами встает Айова: старый дом на холме, сельская церковь на фоне ярко-голубого неба, бескрайние кукурузные поля. Воспоминание похоже на глоток простора, свободы и покоя в шумном и тёмном закулисье, где воздух сперт, пропах потом и заряжен волнением. Нора видит среди других девочек Марджори Торн в костюме злодейки Драгонэллы с черными волосами, струящимися вдоль бледного лица. Марджори повторяет слова роли, шевеля губами, и глядит в пространство пустыми глазами, словно рыба, выброшенная на берег.

Нора думает, что её дебют не может быть полностью провальным. Не зря же она часами ходила по половице с привязанным к талии одеялом. Изящно пройтись по сцене в платье со шлейфом не составит труда, движение рук отработаны до автоматизма, золотые локоны, голубые глаза и милая улыбка как нельзя лучше подходят доброй фее. Если даже Нора не покажет ничего более впечатляющего, всё будет не зря. Ведь участие в спектакле позволило ей отправить билет и приглашение мистеру Форсайту. Два года назад в письме он пообещал, что не пропустит её первое выступление на большой сцене. Нэлл утверждала, что это многое говорит о человеке: держит он своё слово или нет.

Запертые комнаты.

4.1

Комната Норы заполнена розами и сладким ароматом. Ночь давно опустилась на город, но девочке не спится. Она не может поверить, что все позади, и ворочается с боку на бок. Пьянящий восторг и неудержимое ликование охватывают её, заставляя сердце колотиться, когда она вспоминает о своем успехе. Затем приходят мысли, приправленные чувством вины.

Кресло во втором ряду оставалось пустым во время спектакля. После Нора получила три дюжины пышных, пурпурно-розовых роз. Записка в букете была короткой, явно нацарапанной наспех до ужаса корявым почерком: «Прекрасной фее, от мистера Ф.» Нэлл только фыркнула: это не доказывает, что дядюшка был на спектакле. Она была не в лучшем настроении, поскольку ей крепко досталось вначале от миссис Хэтоуэй, а затем и от родителей за то, что она отлучилась в зал и едва не пропустила свой выход. На празднике по случаю дебюта Норы она присутствовала, но в разгар всеобщего веселья выглядела одинокой чужестранкой даже больше чем обычно.

Нора боится заглядывать в будущее. Устроить Нэлл встречу с дядюшкой, по-видимому, уже не получится. Что дальше? Ей совестно наслаждаться своим триумфом, когда Нэлл угнетена. Она жалеет, что не может, как фея Голденстар, исполнять желания. Или хотя бы отдать подруге половину той радости, что переполняла её сердце.

Стук в окно вызывает у Норы улыбку и вздох облегчения. Она набрасывает халат, поднимает ставни, и рыжая голова Нэлл просовывается в окно. Спутанные вихры и кудри обрамляют её лицо, глаза сверкают в темноте. Она спрыгивает с подоконника и тянет Нору за собой к выходу из комнаты.

– Твои родители внизу. Еще празднуют.

Нора смеется.

– Это означает, что ты могла воспользоваться дверью, не так ли?

Нэлл решительно выводит её в коридор и отвечает, не оборачиваясь, взволнованным шепотом:

– Нет. Кто-то ходит по запертым комнатам. Я могла вспугнуть ЕГО.

Пояснения излишни. Нора жестами показывает, что ей нужно обуться, и торопливо возвращается в комнату. Свет погашен. Она опускается на колени и нащупывает красные туфельки с серебряными пряжками и бантиками из атласа. Парадная обувь совсем не подходит к пижаме и шерстяному халату в горошек, но сейчас не время думать об этом. Дядюшка здесь.

Кто еще мог оказаться в Запертых комнатах среди ночи?

Две пустующих квартиры на девятом этаже всегда привлекали внимание жильцов. Дети обменивались историями о призраках, которые ходят по комнатам, на спор стучали в запертые двери и забирались по пожарным лестницам, чтобы заглянуть в окна. Белроузы, ближайшие соседи, слухи о призраках решительно опровергали. А что прикажете делать, если дочь из-за каждого шороха за стенкой вскакивает среди ночи и несется в коридор? После того как Нэлл во главе небольшого отряда ребятишек устроила «охоту на приведений», всем детям было строго объявлено, что владелец пансиона оставил эти комнаты за собой и едва ли обрадуется такому назойливому вниманию.

Если дядюшка все-таки в Нью-Йорке, легко предположить, что он решил наведаться в свое жилище. Нора спешит к подруге, которая ждет её у лестницы. Нэлл очень бледна и теребит свой акулий браслет, как всегда, когда нервничает. Взявшись за руки, девочки крадучись спускаются вниз. Еще не достигнув пролета, Нора видит, что под запертой дверью впервые за годы появилась узкая полоска света. От страха у неё сводит живот, и она крепко сжимает тоненькую, холодную руку подруги. Нэлл тоже не выглядит уверенной в том, что они делают, и замирает перед дверью. Ей тоже кажется, что они безрассудные девчонки, которые среди ночи заявились прямиком в драконье логово? Безоружные, в короткими пижамных штанишках и без какого-либо плана....

Нэлл собирает волю в кулак и, не слушая бормотания Норы, стучит. Дверь отворяется от легкого постукивания безо всяких зловещий скрипов. Перед глазами девочек предстает самая обычная прихожая, может, обставленная лучше, чем у других жильцов, но в остальном точно копия соседних.

Дракона они все же видят. Золотого. В виде вышивки на спине черного шелкового халата, в который одет мужчина, ползающий по полу возле дивана в гостиной. Девочки застывают, как статуи, и глазеют на мужчину через проем. Нэлл изо всех сил сжимает пальцы подруги, как бы говоря: «Смотри, смотри!» Нора думает, что поздороваться будет неплохо для начала, но вместо приветствия, у неё выходит невнятный писк, который, впрочем, привлекает внимание мужчины. Тот поднимает голову <

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒