Урок Подведение итогов по повести А.С.Пушкина «Капитанская дочка». Подготовка к сочинению.

Урок Подведение итогов по повести А.С.Пушкина «Капитанская дочка». Подготовка к сочинению.

ПОДГОТОВКА К СОЧИНЕНИЮ

-Прочтите ниже высказывания критиков о повести А.С. Пушкина.

Знакомство с оценками повести «Капитанская дочка» в русской критике по материалам статьи учебника-хрестоматии и ЭОР: Учебная статья «Писатели и критики о повести А. С. Пушкина «Капитанская дочка»».

Н. В. Гоголь:

Мысль о романе, который бы поведал простую, безыскусственную повесть прямо из русской жизни, занимала его в последнее время неотступно. <…> Пушкин <…> написал «Капитанскую дочку», решительно лучшее русское произведение в повествовательном роде. Сравнительно с «Капитанскою дочкою» все наши романы и повести кажутся приторною размазнёю. Чистота и безыскусственность взошли в ней на такую высокую степень, что сама действительность кажется перед нею искусственною и карикатурною. В первый раз выступили истинно русские характеры: простой комендант крепости, капитанша, поручик; сама крепость с единственною пушкою, бестолковщина времени и простое величие простых людей – все не только сама правда, но еще как бы лучше её. Так оно и быть должно: на то и призвание поэта, чтобы из нас же взять нас и нас же возвратить нам в очищенном и лучшем виде (Из статьи «В чем же, наконец, существо русской поэзии
и в чём её особенность», 1846)

П. В. Анненков (первый биограф Пушкина):

Рядом со своим историческим трудом Пушкин начал, по неизменному требованию артистической природы, роман «Капитанская дочка», который представлял другую сторону предмета – сторону нравов и обычаев эпохи. Сжатое и только по наружности сухое изложение, принятое им в истории, нашло как будто дополнение в образцовом его романе, имеющем теплоту и прелесть исторических записок (Из «Материалов для биографии А. С. Пушкина», 1855)

В. О. Ключевский (выдающийся историк):

Пушкин был историком там, где не думал быть им и где часто не удаётся стать им настоящему историку. «Капитанская дочка» была написана между делом, среди работ над пугачёвщиной, но в ней больше истории, чем в «Истории пугачёвского бунта», которая кажется длинным объяснительным примечанием к роману. <…> Среди образов XVIII в. не мог Пушкин не отметить и недоросля и отметил его беспристрастнее и правдивее Фонвизина. У последнего Митрофан сбивается на карикатуру, в комический анекдот. В исторической действительности недоросль – не карикатура и не анекдот, а самое простое и вседневное явление, к тому же не лишённое довольно почтенных качеств. Это самый обыкновенный, нормальный русский дворянин средней руки. Высшее дворянство находило себе приют в гвардии, у которой была своя политическая история в XVIII в., впрочем, более шумная, чем плодотворная. Скромнее была судьба наших Митрофанов. Они всегда учились понемногу, сквозь слёзы при Петре I, со скукой при Екатерине II, не делали правительство, но решительно сделали нашу военную историю XVIII в. Это – пехотные армейские офицеры <…>. Они с русскими солдатами вынесли на своих плечах дорогие лавры Минихов, Румянцевых и Суворовых. Недаром и капитанская дочь М. И. Миронова предпочла добродушного армейца Гринёва остроумному и знакомому с французской литературой гвардейцу Швабрину. Историку XVIII в. остаётся одобрить и сочувствие Пушкина и вкус Марьи Ивановны (Из речи, произнесенной в торжественном собрании Московского
университета 6 июня 1880 г., в день открытия памятника Пушкину)

Ф. М. Достоевский:

«…казаки тащат молоденького офицера на виселицу, надевают уже петлю и говорят: не бось, не бось – и ведь действительно, может быть, ободряют бедного искренно, его молодость жалеют. И комично, и прелестно. Да хоть бы и сам Пугачёв с своим зверством, а вместе с беззаветным русским добродушием. С тем же молодым офицером уж наедине смотрит на него с плутоватой улыбкой, подмигивая глазами: «Думал ли ты, что человек, который вывел тебя к умёту, был сам великий государь?» <…> Да и весь этот рассказ «Капитанская дочка» – чудо искусства. Не подпишись под ним Пушкин, и действительно можно подумать, что это в самом деле написал какой-то старинный человек, бывший очевидцем и героем описанных событий, до того рассказ наивен и безыскусствен, так, что в этом чуде искусства как бы исчезло искусство, утратилось, дошло до естества. <…> Читая Пушкина, читаем правду о русских людях, полную правду, и вот этой-то полной правды о себе самих мы почти уже и не слышим теперь или столь редко слышим, что и Пушкину, пожалуй бы, не поверили, если б не вывел и не поставил он перед нами этих русских людей столь осязаемо и бесспорно, что усомниться в них или оспорить их совсем невозможно» (Из речи¹, произнесённой 8 июня 1880 года на заседании Общества любителей российской словесности в честь открытия памятника Пушкину)

12 Следующая ⇒