Бессознательное. Глубина. воспоминаний. Литература. ПОРАЗИТЕЛЬНО ЛЕГКОВЕРНЫ. Новая психосфера. Менуэт с пивом. Вопросы по теме. ЧЕЛОВЕК. СЕКСУАЛИЗИРОВАН. Вампиры. и соблазнители. Галантность. и сладострастие. Стиль бидермейер. Викторианская этика. Литерат
Проживший долгую жизнь человек сохраняет в своей душе
образы давно ушедшего времени. Уже давно умерли те чувства, те состояния души, которые породили эти образы, а они все живут где-то в подсознании и, время, от времени повинуясь каким-то неведомым законам, выходят на поверхность.
Я спросил одного из своих пациентов, может ли он припомнить самый счастливый день своей юности. Мой собеседник, человек уже немолодой, неожиданно просиял. «Да, — сказал он, поразив меня быстротой реакции, — несомненно. Это было во время войны. Я, тогда еще совсем юный, попал под бомбежку. Взрывы бомб следовали один за другим. Вокруг, точно факелы, горели танки. На снегу чернели трупы. Отчаянно выла сирена».
На какую-то долю секунды пациент мысленно покинул стены кабинета, он замолчал, в глазах появилось таинственное выражение. «Я оказался под мостом, — продолжал он после паузы. — Устроился на какой-то тумбе, подсознательно ощущая некое укрытие над собой. И вот что странно, я не испытал никакого страха. Напротив, совершенно неожиданно я почувствовал какой-то прилив радости. Мне вдруг показалось, что все это происходит не со мной. Я только зритель. Эти люди, которые гибнут от взрывов, вообще из другого мира. Вопреки здравому смыслу и даже инстинкту выживания я почувствовал поразительный взлет души».
Мы помолчали. Человек вдруг поднялся из-за стола, словно за хваченный воспоминаниями. «Моя жизнь, — сказал он, — не баловала меня удачами. Выпало немало злоключений. Помню один из рассказов Василия Шукшина. Сельчанин вспоминает, как он мчится по степи в какой-то безумной скачке, с предельным напряжем, своих сил. Прошли десятки лет. Этот эпизод выплывает из памяти, и герой рассказа думает: никогда в жизни я не был так счастлив, как в тот миг из прошлого...»
Мой собеседник перегнулся через стол: «Скажите, это, наверное, безумие? Война — это страшное потрясение. Но я был счастлив в те минуты, как никогда. Всю жизнь, когда мне было особенно тяжело, я вспоминал бомбежку, и она заполняла мою душу радостью. Неужели такое возможно?
Моему собеседнику казалось, что его переживания уникальны. Но это совсем не так. Когда мы вспоминаем свое прошлое, происходит явное преображение критического мышления. Наши эмоции совершенно не выдерживают суда рассудка. Миг на грани смерти кажется неизъяснимым блаженством. Ночная скачка по степи, не оправданная расчетом, оценивается как постижение смысла жизни. Убогое существование вспоминается как обостренное счастье. Бессмысленные лозунги, которые мы выкрикивали на площади, обретают статус абсолютной истины. Примитивная попытка изобразить пение поднимает со дна души немыслимый энтузиазм.
Что это невротические реакции или таков человек — это, по выражению Э. Фромма, едва ли не самое эксцентричное создание на Земле? Можно ответить так: и то и другое. Сначала надо понять, что человек действительно странное существо. Демоны постоянно растаскивают его в разные стороны. В психике человека огромный материк бессознательного... Но ведь открытие 3. Фрейда состоит не только в этом. Он показал, что между сознанием и остальной частью психики фиксируется рассогласованность. Это мучительный обостренный конфликт...
Глубина
воспоминаний
Психоаналитик придает огромное значение воспоминаниям пациента. Без них невозможно отыскать источник психической травмы, которая накладывает отпечаток на всю человеческую жизнь. Но в том-то и дело, что память человека капризна. Лев Толстой неожиданно видит себя грудным младенцем на руках у матери. Кто-то отчетливо помнит, как он, суча ножками, пытается догнать материнскую юбку. У другого в голове неотвязный эпизод. Отец наказал его. Он стоит в углу, тщедушный, маленький. Ему безумно смешно.
Отчего наше прошлое не выстраивается в памяти в виде череды конкретных и последовательных эпизодов? Почему природа распорядилась так, что вспышки света озаряют неожиданное? Никто, кроме самого человека, не может выткать уникальную прядь своей жизни. Это похоже на то, чему учат мистики. Человек умирает, и его земное существование предстает вдруг в одномоментной мозаике праведных и грешных деяний.
Каждый человек хранит собственные кольца воспоминаний. То, что происходило с ним, не растворяется, не исчезает... Оно уходит в глубины подсознания и там живет своей уникальной жизнью, наращиваются целые пласты чувствования, некогда испытанных состояний. Фромм, критикуя Фрейда, предостерегает: иногда память несет конструкции более поздних впечатлений. Это специфическая; архитектура событий, грез, кристаллизации.
У этих «кадров» своя логика. Она не совпадает с обычным рассудком. Нечто кошмарное переплетается с мигом блаженства. Эпизод счастья из какой-то детали всплывает в памяти, как грозное предостережение. Здесь правит бал ее величество Похожесть. Неслучайно Фрейд говорил о методике свободных ассоциаций. Одно тянет за собой другое... Это как в классическом итальянском фильме. Мальчик бежит вдоль забора. Палка в его руках мерно ударяется по деревяшкам. Это образ войны... Потом он станет значимым для всей партитуры фильма.
Ретро
Реклама часто возвращает нас к далеким временам. Ретро (лат. retro — стиль в современном искусстве) — воскрешение старых мотивов и сюжетов в музыке, живописи, одежде, кино. Многие пытаются понять, почему в свое время фильмы «Покровские ворота», «Москва слезам не верит» обрели такую немыслимую популярность. Люди рассматривают нелепую скульптуру горниста, и что-то немыслимое проступает в неожиданных очертаниях.
В самом деле, почему телевизионные программы о прошлом «Старая квартира», «Старые песни о главном» и другие — пользуются такой популярностью? Или хотя бы празднества в честь 850-летия Москвы. Опять зазвучали с экрана песни о столице и о войне. Мы слушаем: «И врагу никогда не добиться...» Рождается ощущение, будто в нашу одинокую, опустелую душу ворвалось знакомое, без чего жизнь кажется бессмысленной. Ликование, обретенное душевное спокойствие, готовность перенестись в прошлое. А ведь это были годы войны, террора, геноцида...
Пациент никогда не приходит к психоаналитику с готовым признанием: «Видите ли, со мной был необыкновенный случай, который отравил всю мою жизнь». Люди даже не догадываются, где исток невроза, навязчивых потрясений, счастливых воспоминаний. Психоаналитик изо всех сил помогает пациенту связать забытое в нечто целостное. Передача выполняет психотерапевтическую функцию. Людям предлагают побродить в пространстве бессознательного. Вспомнить, оценить, пережить заново.
Записываю исповедь: «Я поднимаюсь на крышу, чтобы сбросить фугаску, а там парень и девушка целуются...» Жизнь не развивается в одном измерении. Горе и счастье, подвиг и бесчестие, палачество и жертвенность переплетаются. Мы думаем одно, например, что наше поведение мотивировано любовью, привязанностью, чувством долга. Мы не осознаем, что вместо этого оно мотивировано желанием властвовать, мазохизмом, несамостоятельностью. Большинство людей живет в мире самообмана. Но все-таки можно утверждать: человеку свойственно идеализировать воспоминания...
Ремейки
и ностальгия
Психологический тип милой Гретхен, не выдержав стремительности XX в., остался в прошлом. Салонные красавицы начала XX века, цепляющиеся за представления об ушедшем этикете, воспринимались уже с иронией и насмешкой новой отечественной интеллигенцией, увлекающейся науками, поэзией и революцией. Мы легче вообразим себе героиню начала века, вспомнив стихи Анны Ахматовой, А. Блока, Н. Гумилева. Н. Берберова (1901—1993) в своих автобиографических воспоминаниях пишет о Зинаиде Гиппиус (1869—1945) как о законодательнице мнений, о безоговорочном критике и судье литературной среды, сравнивает ее с Гертрудой Стайн (1874-1946).
Женский тип, .господствующий в 20-е годы прошлого века, резко изменился; судить о нем нам очень помогает литература. В произведениях Б. Пильняка, М. Булгакова, М. Зощенко мы знакомимся с машинистками, секретаршами, служащими учебных учреждений. Возникает образ полуголодной нищенской жизни, с претензией на «роскошь» фильдеперсовых чулок и кошачьего меха, крашенного «под леопарда». Через безответственных, задавленных примусным бытом кудрявых представительниц прекрасного пола, мечтающих о муже — военном. Или вдруг появится, мелькнет аскетический силуэт не признающий слабостей человеческой натуры «гадюки» — бывшей революционерки, научившейся презирать жизнь в вихрях Гражданской войны.
Тридцатые годы уже дают нам зримый образ героинь. Кинематограф тиражирует тип оптимистки, спортсменки, комсомолки, с песней марширующей на парадах и массовых празднествах. В полосатых футболках, под которыми тесно высокой груди, в прорезиненных тапочках, они весело и смело смотрят на нас с киноэкранов, закрывая своим телом амбразуры концлагерей и пыточных камер.
Между психологическим типом, распространенным на данном отрезке времени, внешним обликом и модой существует прямая зависимость, поскольку и то и другое как бы выражение общественных связей, потребностей времени. И все-таки в моде есть что-то своевольное, переменчивое, независимое от образа жизни и господствующих ценностей.
Век XX демонстрирует нам целую галерею женских образов. Мы рассматриваем старые фотографии, кадры немых фильмов и без труда определяем запечатленное на них время. Разве это труд но? Вы только приглядитесь к мягкой массе волнистых волос или к гладкой мальчишеской стрижке. А эта бровь, изгибающаяся тонким полумесяцем, линии губ, тени на щеках или веках... Пытливому взгляду прекрасная незнакомка может рассказать о многом.
Однако каждая ли женщина могла следовать моде? Ведь для этого требовались немалые средства. Но, как говорится, пусть неудачник плачет... О тех, кто остался за пределами Большой Моды, нам нечего сказать. Это несостоявшиеся персонификации. Мы упомянем лишь об утонченных, элегантных женщинах с безукоризненными прическами и совершенным гримом, ухоженных, украшенных бриллиантами. Таковы роковые красотки немых фильмов — героини голливудских мелодрам.
Сейчас, когда наше телевидение постоянно показывает ретро-сессии, обращаясь к тому, что «было... было... было...», мы видим, что поначалу лицо XX в. еще отдавало дань скромности. Женщины пытались подражать дамам минувшего столетия. Перелистаем старые журналы мод. Бледные, нежные, не знающие солнечных лучей и косметики личики украшены губками сердечком. Чуть было не забыл главное — стыдливый румянец и потупленные глазки. Тончайший слой рисовой пудры вряд ли разглядит дилетант, не посвященный в тайны женской красоты и моды.
Если косметики много, это совсем иной тип женщины. Лишь куртизанки и актрисы имеют право на толстый белый слой пудры. Им же приличествуют черные обводы вокруг излучающих мистическую силу очей. Румяна на щеках и мочках. Это дамы полусвета. В таком облике они вдохновляли поэтов декаданса. И вместе с тем, дыша духами и туманами, пугали обывателей, носителей строгой пуританской морали.
Прически... Нет, это целая поэма. Главное средство персонификации. Вся энергия и предприимчивость на службу прическе! Длинные, ниже пояса, еще лучше — до колен, волосы укладывались Изобрели корсет, и сложные волосяные сооружения исчезли. В моду стали входить элементы ампира. Корсет — это новый стиль одежды. А вместе с ней и прически. Пробор и узел на затылке. Прическу украшали приколками, черепаховыми гребнями, устремленным вверх пером на бархатной ленте.
Впрочем, хватит о деталях внешнего облика. Пора сказать и содержательной стороне вопроса. Постепенно возникал радикальный разрыв с прежними ценностями. Рушился пуританский идеал В викторианской Англии, как свидетельствуют психологи, столы I стулья были покрыты белыми чехлами до самого пола. Нельзя, что бы ножки были обнажены, — это неприлично.
Кино рождало моду или мода заявляла о себе с киноэкрана? Отныне актрисы немого кино получили право бывать в роскошных гостиных. Пуританские нравы трещат по швам. Рождался культ кинозвезд. Вот когда условные рисунки и туманные фото журналов мод обрели на экране живое воплощение. С этих пор моду диктуют ! величайшие актрисы начала века — Мэри Пикфорд и сестры Гиш...
Техника поступает на службу персонификации. К 1915 г. относится экранное рождение первой женщины-вамп. Это грешная и обольстительная Теда Бар. Она стала хранительницей генеалогического древа многочисленных перевоплощений роковых героинь западного кино.
Листаем журналы второй половины 20-х годов. Боже мой, какие новые лица, совсем не похожие на прежнюю девушку моей мечты. Лицо обрамлено геометрически смоделированной короткой стрижкой. Вот самый модный из вариантов — брюнетка с прямой челкой до глаз и ярким ртом. Перед вами героини популярных фильмов — Лия де Путти и Аста Нильсен.
Губная помада, пудра, краска — все в изобилии. Но еще сильны пуританские рецидивы. Кое-кто воспринимает косметику как свидетельство распущенности. Это рождает супружеские драмы, семейные баталии.
А между тем в конце 20-х годов в женском арсенале появляются румяна...
Тридцатые годы. В общем, ничего особенного. Разве вот это: женщина-мальчик в короткой юбке. Но ведь многим такой образ не по душе. Мещанская сентиментальность и жажда «красивой жизни» порождают запрос на иные персонификации. Но радуйтесь, застенчивые! — юбки удлиняются, а волосы приобретают пышность. В моду входит кудрявая блондинка...
Открываются новые салоны, оборудованные аппаратами для электрозавивки. Мода — диктатор. На киноэкранах царят блондинки, крашенные перекисью. Например, неповторимая Джоан Харлоу. Но это все однодневки. Настоящая законодательница женского образа — Грета Гарбо. Это символ женской красоты, по крайней мере, целого десятилетия.
Актриса отказывается от голливудских стандартов. Она окружает свою жизнь ореолом тайны. Актерское мастерство, талант — все это будоражит воображение. Лицо Греты чуть ли не официально признано «лицом века». Теперь, если вы актриса и хотите изобразить мистическую таинственную и притягательную женщину, у вас есть некий образец. Бог наградит терпеливых и усердных.
Длинные пажеские волосы, тонюсенькие брови, длинные ресницы, щеки с впадинами, скромный грим, таинственное и отрешенное выражение лица... Внимание, на вас смотрят Джоан Кроуфорд, Катрин Хепберн, Марлен Дитрих... Последняя еще в «Голу бом ангеле» 1930 года воплотила образ роковой женщины. Отныне это ее призвание — быть на экране губительницей...
А тут уже суровые 40-е... Не все женщины могут заняться собой как прежде. Мир разделен, трагичен. Гибнут люди. Тут уж не до имиджа... На войне как на войне. Однако и в этих обстоятельствах мода находит повод к преображению: героини надевают пилотки, сапоги, носят платья с подложными плечами, широкий, как ремень пояс.
Кто невротик?
Мне позвонили из редакции новой много тиражной газеты. Рокочущий бас сообщил:
— Нам нужен взгляд психоаналитика на телевизионную программу «Старый телевизор»...
Я уже мысленно увидел свою фамилию на страницах этой вроде бы центральной газеты. Между тем бас продолжал:
— Покажите, что стоит за этой невинной затеей. Пусть все
поймут, что это обыкновенный «брейн-вошинг». Они злонамеренно хотят вернуть нас в коммунистическое прошлое...
— Но разве рассказ о том, как входил в нашу жизнь телевизор, — это коварный умысел?
—А как же? — воодушевился редактор, незаметно беря на себя роль психоаналитика. — Разве вам не понятно, что все это не случайно — и эта картинка из фильма «Пять вечеров», и это невинное как бы интервью?
Мне, впрочем, кажется, что надо отделить общекультурный смысл интереса к истории от идеологического умысла. Недавно прочел в одном массовом учебном пособии по культурологии: «Манкурт (по имени героя романа Ч. Айтматова «И дольше века длится день») — человек, утративший историческую память..» Культурологи что-то напутали: такого героя в романе нет. Историческую память, оказывается, утратить легко. Даже в учебном пособии.
Телевизионный канал «Культура» намечает широкую ретроспективную программу. Велико искушение пройти вдоль шеренги столетий и десятилетий. Если история становится объектом изучения, обостренного интереса, если люди хотят ухватить смысл прошлого, вряд ли разумно видеть в этом только умысел. Такую подозрительность исторической памяти можно назвать невротической...
Но нельзя не видеть и иное. Ностальгия, особенно в нашей стране, где на предложение: «Встаньте. У кого все было...», поднимаются люди, победно оглядываясь на других, может включать в себя и идеологическую заангажированность.
Вечный сюжет
В песне поется: «Что-то с памятью моей стало...» Воистину так! Память — плохой поводырь. Она заглушает голос рассудка. Человека спросили: когда вам жилось лучше — при рабстве или после отмены крепостного права? Тот ответил: конечно, при рабстве... Все изумлены — почему же? А человек отвечает: потому что тогда меня любили девушки. Это, как известно, анекдот. Однако из художественной литературы мы помним, что крестьяне вспоминали жизнь при помещике как несказанную радость...
К чему клоню? Воздействие телевизионных программ многомерно. Но есть и опасность чисто идеологическая. Человеческую потребность в припоминании прошлого можно эксплуатировать. Велико желание обслуживать людские фантазии. Нетрудно поставить на поток ностальгические иллюзии. Развлекательная индустрия неожиданно оказывается пристрастной, заангажированной. Такая угроза в отечественной культуре намечается.
Мы живем в потоке образов. Они складываются в нечто прихотливое, постмодернистское. Вот картина казино. А вот последний матрос Севастополь покинул. Вот храм Христа Спасителя. Вот папарацци догоняют Диану. Зловещий рассказ о буднях КГБ. Потом неожиданно «Наша служба и опасна и трудна...».
Предумышленное приукрашивание забытого. Это вечный сюжет культуры. Ведь осознание человеческой истории началось с мечты об утраченном рае. Золотом веке, времени счастья... Людям свойственно черпать вдохновение в историческом багаже. Видимо, Сталин своевременно догадался об этом. Он вдохновенно «оживил» предков, которые должны были осенять наши победы. Эта история кроилась по особым меркам — культ вождя, прославление государства. Приоритет всего отечественного.
А уже после войны психоаналитики подсказали государственным мужам, как можно эффективно использовать «тоску о прошлом». Что там говорить, появился специальный стиль — ретро. Телевизионные ленты воскрешали обстановку исторического благоденствия. О прошлом, о традициях напоминали детали, ушедшие аксессуары. Политики подсказывали, какие настроения надо восстановить, романтизировать. Мастера культуры угадывали социальный заказ...
Поставим вопрос: разве человек не в состоянии трезво, взвешенно оценить то, что было?.. Нет, конечно. Ведь он одновременно живет как бы в двух измерениях. Рассудок подсказывает одно, чувства — иное, сознание ведет по одному маршруту, а подсознание — по иному. Человек — единственное в мире существо, которое может жить в ситуации абсурда. То, что он думает и чувствует, так и не складывается в окончательную, проясненную картину.
Рассудку вопреки
Часто реклама выглядит предельно тупой, нарочито глупой. Она рождает вопросы, на Которые трудно ответить. Газета «Аргументы и факты» специально регистрирует неудачные рекламы. Она отмечает, что реклама косметических средств должна быть непререкаемой и однозначной, как устав караульной службы. Например: «Кто не купил свой дезодорант, будет нюхать чужой!»
Ближе всех к этому идеалу подошли рекламы шампуней. Вот «Гарньер. Длина и сила». Друзья привязали длинноволосую блондинку к поручню стойки бара. Эта веселая компания американцев приехала оттянуться в Мексику. Так с железякой в волосах и уехали домой в Штаты... Журналист Сергей Осипов замечает: «И после этого они не могут понять, почему в Латинской Америке так не любят «гринго».
Как отмечает в «МК» журналистка М. Носкович, еще одна проблема: топорность, с которой у нас любят смастерить рекламу с «реальными звездами». Вот в рекламном ролике стирального порошка показали нашу звезду — Аркадия Укупника, да еще вместе с женой. Она говорит: «Мой муж Аркаша очень своеобразный человек, и гости у него такие же. После такой вечеринки на скатерти остаются высокохудожественные пятна». Непонятно, как своеобразие Укупника и его гостей отражается на скатертях и чем они так . сильно отличаются с точки зрения пятен на скатерти от простых людей, падающих лицом в салаты? Конечно, любители Укупника будут покупать этот порошок, но все остальные — а их большинство — скорее всего из протеста брать его не будут.
Еще один косметический гигант в своих рекламных кампаниях в России, как правило, отдает предпочтение местным знаменитостям. Так, в рекламных роликах шампуня против перхоти снимались Тамара Гвердцители, Дмитрий Маликов и Кристиан Рей (все они обладают роскошными шевелюрами). Но вообще подобный бизнес идет с большим скрипом. Специалисты считают, что, в отличие от Запада, в России настоящих звезд, т.е. людей, которые были бы всенародно обожаемы, — в сущности нет. Отношение к известным людям делится в нашем обществе почти пополам: одни их любят, другие — ненавидят. Если на Западе действительно существует культ звезд, превратившийся в индустрию: люди восхищаются своими кумирами, стараются быть на них похожими и, соответственно, покупают вещи, которые те носят (рекламируют), то в России же участие в рекламе людей, добившихся успеха, славы и] богатства, зачастую вызывает не искреннее восхищение, а столь же искреннюю зависть и ненависть.
Реклама может оказаться эффективной, когда она учитывает поразительную двойственность человеческого поведения. На уровне сознания мы отдаем себе отчет в том, что товар, который нам предлагают, не нужен. Покупать его нет смысла. Но тут вступает в силу бессознательное. Оно ведет нас, как на поводке. И вот мы уже заложники бессмысленной рекламы.
Литература
Адлер А. Практика и теория индивидуальной психологии. — М., 2002.
Гуревич П. С. Психология. — М., 1999.
Знаменитые случаи из практики психоанализа. — М., 1995.
Лейбин В.М. Классический психоанализ: история, теория, практика. — М.,
2001.
Франкл В. Теория и терапия неврозов. — М., 2001.
Вопросы по теме
1.Что нового внес 3. Фрейд в истолкование человеческой природы?
2.Почему просветительская модель человека оказалась живучей?
3.Может ли бессознательное руководить нашими мыслями и поступками?
4.Откуда у людей тяга к прошлому, к ретро?
5.Как реклама воздействует на бессознательное?
Тема 7
люди
ПОРАЗИТЕЛЬНО ЛЕГКОВЕРНЫ
Нет на Земле более легковерного существа, чем человек. Представьте себе, сколько писали, скажем, о снежном человеке (йети). Даже отправляли специальные экспедиции. Нет, не нашли никаких следов. Рекламная статья называлась «Прощай, Снежный человек!» Все, тема закрыта. Как бы не так... Стоит вам сообщить о новом загадочном следе в горах, и снова воскреснет забытая тема. Или, допустим, чудовище Лох-Несса. 37-летний менеджер из шотландского городка Камингстоун решил продавать воду из легендарного озера. Кому нужна вода, если чудовища так и не нашли? А менеджер обеспечил себе бурное рекламное восхождение.
— Как вам пришла в голову такая идея? — спрашивает журналист.
А тот отвечает:
— Год назад я переехал из Лондона в город Камингстоун, что в 15 милях от озера Лох-Несс. Места здесь неописуемой красоты, да и маленький городишко в окрестности — живая легенда. Сначала я набрал воды из озера по просьбе своей подруги из США — она очень интересуется историей Шотландии. Потом еще несколько друзей попросили меня прислать им бутылочки с водой. А месяц назад бизнес пошел...
Легковерие, как и глупость, заявляет о себе в деталях. Однако такая очаровательная подробность при кажущейся частности неожиданно оказывается миропониманием. Она стягивает к себе все многообразие смыслов и заставляет мир вибрировать в унисон с ним. Этому учил нас Эразм Роттердамский (1469—1536). И мы теперь знаем, что различие между умом и тупостью, по сути дела, чисто стилистическое... Мудрец говорит: «Не исключено...» Умалишенец откликается: «Однозначно», «Совершенно понятно».
Не будь глупостей, мир стал бы тоскливым и печальным. Ведь это они веселят усталую душу, глубже всяких экзистенциалов обнажают абсурдность человеческого существования и позволяют разуму услышать за бредом морзянку мысли. Вот, скажем, некая преуспевающая дама в порядке рекламы заявляет в газете, что с помощью колдовства способна за двести долларов вернуть брошенной жене ее заблудшего мужа. А уж коли хотите заполучить себе в спутники какого-нибудь красавца, это по прейскуранту много дороже...
И сразу хочется спросить: куда смотрят все защитники прав человека? Разве это не посягательство, коли мне, без предварительного консенсуса, хотят всучить сиволапую и конопатую. А уж наши думцы тут как тут. Они немедленно создали какую-то комиссию по отделению от науки прилипшей к ней лженауки. Может быть, предоставить это занятие научному сообществу? Куда там...
Тупость немедленно надевает на себя мантию и даже начинает рекламировать себя. Уже поговаривают о четко обозначенных критериях, о радикальном искоренении наивной и полоротой рекламы. И тут хочется вместе с бабушкой из фильма «Доживем до понедельника» всплеснуть руками: «Неужели обозначат?» Можно не сомневаться: с подобной ретивостью найдут и продажную девку империализма, и сумбур вместо музыки, и блудливость в облике монашки... Однозначно отряхнем прах с ног науки, которая сама по себе находится у нас в стране в клиническом состоянии.
Мудрость, наставлял нас древнегреческий бог Аполлон, в гармонии мысли, в чувстве меры... Между тем нас поразил вирус одержимости, идол перекошенности. Среди нас в порядке рекламы появляются наследные принцы, потомки царских династий, величайшие мудрецы всех народов и времен.
Допустим, школа изнывает от дебилизации просвещения. Выход? Он прост, как рекламный слоган. Школа объявляет себя лицеем, гимназией, колледжем и параноидально настаивает на этом. Как должен вести себя в этой ситуации педагогический институт, где куются кадры? Он немедленно провозглашает себя университетом. Куда же податься бедному университету? Назваться академией...
Когда меняется вывеска, каждый, как и принц, Гамлет, мечтает о служебном повышении. Доцент автоматически трансформируется в лауреата Нобелевской премии. Генерал оказывается генералиссимусом, а генералиссимус — наполеониумом... Ужасно хочется взглянуть в безумные глаза того пиарщика, который первым начал эти гениальные преобразования. Вы только подумайте: каждый священник становится патриархом. Что касается патриарха, то он без проволочек зачисляется на должность оклада Всевышнего. И вот, сообщают газеты, некий подвыпивший патриарх, тыча пальцем в небо, кричит: «Я-то патриарх, а ты кто?»
Неистощима фантазия неврастеника. Можно выпускника средней школы именовать профессором, студента — Буддой Просветленным, а начинающего литератора назвать Рабиндранатом Тагором.
Чарльз Ренни
Макинтош, «Стул»,
1900 г.
Оценивая величие Фрейда, Э. Фромм писал о том, что каждый человек живет в напряженном искании истины. Это и учитывал, 3. Фрейд. Фромм же неоднократно повторял, что истина спасает и лечит. Такова древняя мудрость. В самом деле, поиск истины является глубокой, обостренной потребностью человека. Пациент приходит к врачу, и вместе они блуждают по закоулкам памяти, в глубинах бессознательного, чтобы обнаружить спрятанное, погребенное там. При этом, открывая тайное, человек нередко испытывает потрясение, мучительное и болезненное. Еще бы — порою в ярусах бессознательного таятся вытесненные драматические воспоминания, глубоко травмирующие душу человека. Так надо ли пробуждать эти воспоминания? Стоит ли заставлять пациента переживать заново былые жизненные катаклизмы, детские обиды, мучительно болезненные впечатления? Пусть себе лежат на дне души, никем не потревоженные, забытые... Однако из психоанализа известно нечто поразительное. Не лежат, оказывается, былые обиды на дне души — позабытые и безвредные, но тайно управляют делами и судьбой человека. И напротив! Как только луч разума касается этих давних душевных травм, внутренний мир человека преображается. Так начинается исцеление...
Но действительно ли искание истины вполне очевидная потребность человека? Рекламный опыт убеждает Нас: правда вовсе не вожделенна для людей. Напротив, многих устраивает иллюзия, греза, фантом. Вот и А.С. Пушкин: «Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад!» Вот именно, сам же и тянется к обману.
Массовые психозы
Почти за год до начала Второй мировой войны американский режиссер и актер О. Уэллс (1915—1985) решил подготовить радиоспектакль по роману Г. Уэллса «Война миров». Стремясь к репортажной форме изложения событий, которая, по мнению режиссера, подчеркивала динамизм происшествия, он перенес действие в США и несколько изменил его. Режиссер вовсе не рассчитывал на готовность публики перепутать реальные и вымышленные факты. Инспирация ужаса не входила в его намерения. Однако, когда 1 октября 1938 г. радиопостановка прозвучала в эфире, тысячи слушателей восприняли передачу за сообщение о событиях, якобы имевших место в реальности. Около миллиона человек кинулись вон из Нью-Йорка. Дороги немедленно заполнились беженцами.
Драматург и актеры намеревались развлечь слушателей невероятным рассказом. К великому изумлению участников передачи оказалось, что в их инсценировку о нашествии с Марса поверили тысячи американцев. В течение нескольких часов население страны было убеждено, что ужасные чудовища, вооруженные смертоносными лучами, действительно разрушают оборонительные укрепления США, что от них нет никакого спасения, что близится конец света.
На следующее утро газеты писали о «гигантской волне ужаса», сокрушившей нацию. Стало ясно, что паника охватила, чуть ли не всю страну. Председатель Федерального комитета по радиовещанию назвал эту передачу «достойной сожаления».
Но что же было такого произнесено артистами во время часовой передачи? Что могло вызвать такую бурную реакцию? В начале трансляции диктор сообщил, что перед микрофоном выступает всем известный директор театра «Меркьюри» Орсон Уэллс со своими актерами. Спектакль был построен в форме репортажей с места событий. Через определенные интервалы он прерывался музыкальными вставками — отрывками из концерта известного испанского дирижера, гастролировавшего в то время в США. В конце передачи диктор снова объявил, что компания «Коламбия» вела семнадцатую по счету передачу из серии драматических инсценировок с участием Орсона Уэллса и его театра «Меркьюри».
Спектакль начинался с того, что некий репортер Карл Филлипс берет интервью в Принстонской обсерватории у знаменитого астронома профессора Ричарда Пирсона в связи с участившимися странными вспышками на планете Марс. Во время этой беседы профессору приносят телеграмму: недалеко от его обсерватории с неба упал какой-то странный предмет. Профессор и репортер сообщают, что они отправляются к месту падения, на ферму в районе Кроверз Миллз, и что в дальнейшем будут сообщать об увиденном оттуда.
И действительно, через несколько минут диктор объявил, что Филлипс и Пирсон «снова в эфире» и они сообщили, что издали, рассматривают упавший с неба предмет, похожий на огромный цилиндр, что вокруг него уже собралась толпа любопытных, которую стараются оттеснить от неизвестного объекта несколько полицейских.
Вдруг раздается испуганный крик репортера Филлипса — он увидел, как один конец цилиндра открылся и из него выползают какие-то существа, похожие на серых змей с огненными черными глазами... Что-то похожее на губы выпячено вперед, оно дрожит и пульсирует. Затем репортер с ужасом сообщает, что одно из чудовищ с помощью какого-то луча стало поджигать все вокруг — деревья, постройки на ферме, машины, людей... В микрофоне раздался страшный треск — и наступило полное молчание...
Затем голос диктора сообщил, что по телефону из района Кроверз Миллз на радио пришло сообщение: сорок человек, включая полицейских, погибли, обгорев до неузнаваемости. Погиб и репортер Филлипс. Диктор предоставляет слово генералу Смидту, руководившему полицией, — генерал объявил о введении чрезвычайного положения в штате Нью-Джерси в связи с катастрофой.
Позже передается, что установлена связь со свидетелем трагедии, профессором Пирсоном. Он не может ответить на вопрос, что это за существа и зачем они прибыли на Землю. Но их странное оружие позволяет сделать вывод, что в области научных знаний они намного опередили людей: они умеют каким-то образом генерировать тепло и с помощью особого зеркала посылать луч в нужном направлении.
Подключаются военные, которые «овладели ситуацией», цилиндр с чудовищами окружен восемью батальонами вооруженной пехоты, оснований для паники нет — все чудовища вернулись в цилиндр, и он больше не открывается.
Однако очередной диктор сказал, что батальоны погибли и что из цилиндра на этот раз вылезли огромные металлические монстры совсем другой формы; они растаптывают своими железными лапами все вокруг себя либо все сжигают лучами. Железная дорога между Нью-Джерси и Пенсильванией будто бы разрушена полностью, а толпы бегущих в панике людей заполонили шоссе.
Диктор предоставляет слово госсекретарю США по обороне, который, обращаясь к гражданам страны, убеждает сохранять спокойствие, ибо правительство принимает все необходимые меры, чтобы защитить жизнь и собственность граждан и не допустить продвижения врага. Из следующих радиосообщений следует, что никакая армия не может справиться с чудовищами, самолеты не способны их бомбить, потому что их выводят из строя с помощью лучей. Кроме того, марсиане начали применять ядовитые газы, которые в виде черных клубов дыма поползли по земле. Подключаются другие радиостанции, которые также оповещают население об отравляющем веществе, от которого не спасают даже противогазы. Один из дикторов объявляет уже якобы с крыши радиостанции Нью-Йорка о необходимости срочной эвакуации населения — марсиане приближаются.
Голос диктора: «Вы слушаете радиопостановку пьесы «Война миров» по роману Герберта Уэллса!»
И снова раздается голос профессора Пирсона, описывающего картину жуткой разрухи вокруг, обгоревшие тела людей, животных, перевернутые машины, брошенные повсюду вещи — полный хаос, все растерзано марсианами... Но безжизненные тела и самих марсиан тоже валяются повсюду! Исследования показали, сообщает профессор, что марсиане... погибли от болезнетворных бактерий! Они уничтожали мощные системы обороны страны, перед ними не смогли устоять бронированные машины, но сами они не устояли против крохотных, невидимых глазом существ, которых «Господь своей мудростью поселил на этой земле».
Как же реагировали на это радиослушатели? Многие, слушая передачу, молились, плакали, метались как безумные, стараясь спастись от марсиан, как утверждают свидетели. Одни побежали спасать с
