Встаньте и молитесь!» (Лк.22:46)

^ 1. «Встаньте и молитесь!» (Лк.22:46)

Современный западный человек, высоко ценящий спорт и движение, в духовной жизни своей стал существом сидящим. Он проводит сидя не только большую часть времени общего богослужения, но и во время личной «медитации» пребывает в сидячем положении, в спокойной и ненапряженной позе, на подушке или маленькой табуретке.

Сколь отлично от этого отношение к молитвенной позе, свойственное людям Библии или отцам! Не спокойное сидение, но напряженное стояние характеризует молящегося. О нем говорится как о «стоящем в доме Господнем, во дворах Господа Бога нашего»⁴⁸⁴⁾, как о том, кто «станет на святом месте Его»⁴⁸⁵⁾, будь то самодовольный фарисей или сокрушенный мытарь, который едва осмеливается стоять поодаль⁴⁸⁶⁾.

Совершенно очевидно, что и Христос призывал своих учеников: «Встаньте и молитесь»⁴⁸⁷⁾. И Он предостерегал их не быть, как лицемеры, «которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться пред людьми»⁴⁸⁸⁾. Также и евангелист Марк (Мк.11:25), когда говорит о молитве, не пишет просто: «когда вы молитесь», но самым конкретным образом: «когда стоите на молитве».

* * *

Ранняя Церковь восприняла непрерывную библейскую и апостольскую традицию.

После еды следует подняться для молитвы, говорит «Апостольское предание» Ипполита Римского (начало 3 века)⁴⁸⁹⁾. Речь здесь идет об общей молитве, которой молились после трапезы, соединенной со служением Евхаристии, молитве, для которой христиане и сегодня обычно встают. Однако отцы и великие учителя духовной жизни полагали это обязательным и для личной молитвы.

Рассказывали, что авва Арсений вечером в субботу, когда уже начинал разгораться день Господень, поворачивался к солнцу и простирал руки к небу в молитве до тех пор, пока взошедшее солнце не начинало светить ему прямо в лицо. Только тогда он садился⁴⁹⁰⁾.

Арсений Великий, занимавший высокое положение при византийском дворе, прежде чем стать строгим аскетом в египетской пустыне, полагал, что для монаха, если он является хорошим бойцом, достаточно одного часа сна...⁴⁹¹⁾ В только что процитированном нами тексте речь идет, как мы понимаем, о ночи, которая предваряет день Господень, которую монахи – как это было изначально и в обычае первых христиан – проводили в молитвенном бдении и ожидании возвращения Христова. Стояние на ногах во время молитвы – это обычная практика. Антоний Великий был научен ангелом, как монаху избежать уныния, живя в одиночестве своей кельи. Он работает сидя и через определенные промежутки подымается, чтобы молиться стоя⁴⁹²⁾. Примеров может быть сколько угодно, но мы удовольствуемся только одним:

Однажды Авраам, ученик аввы Сысоя, был искушаем бесом, и старец видел, что он близок к падению. Тогда, встав на ноги, он простер руки к небу, говоря: «о, Боже, хочешь Ты того или нет, не оставлю Тебя, пока Ты не исцелишь его». И тотчас тот был исцелен⁴⁹³⁾.

* * *

Обыкновение вставать на молитву не означает, разумеется, что молиться можно было только стоя.

Мы сказываем однако же, что это положение тела предпочитать должно лишь тогда, когда дозволяется это обстоятельствами: потому что при известных обстоятельствах часто пристойнее бывает молиться сидя, например, при достаточно серьезной болезни ног, или даже и лежа при состояниях лихорадочных и других подобных болезнях; а по обстоятельствам можно молиться и так, что не будут замечать того другие, например, если мы на корабле, или если занятия не дозволяют нам уединиться и предаться должной молитве⁴⁹⁴⁾.

Эти исключения, соблюдаемые, конечно, в разумных пределах, только подтверждают общее правило: тот, кто хочет молиться Богу, делает это обыкновенно стоя. Такого же мнения придерживались и учителя духовной жизни, от которых можно было бы ожидать, что они пользовались особыми, не вполне общеупотребительными «методами». Единственное положение тела, которое, кажется, знает, например, Евагрий, судя по его знаменитым 153 главам «Слова о молитве», – это «стояние во время молитвы⁴⁹⁵⁾. Все те поразительные вещи, к которым монах становится причастен «во время молитвы», само «молитвенное состояние» (ketastasis proseuches) реализовываются лишь тогда, когда он «встает на молитву». Это обстоятельство непосредственно связано и с

«мистикой» молитвы у Евагрия, поскольку все усилия монаха имеют одну цель: привести ум, который исключительно подвижен по своей природе, к «стоянию»⁴⁹⁶⁾.

Не может связанный бежать; и ум, рабски служащий страсти, не может зреть место духовной молитвы, ибо он влачится и кружится страстной мыслью и не в силах обрести неподвижное постоянство⁴⁹⁷⁾.

Эти «страстные мысли» уничтожают столь желаемое

«молитвенноесостояние»⁴⁹⁸⁾ и препятствуют молящемуся «неизменно простираться к своему Владыке и собеседовать с Ним без всякого посредника»⁴⁹⁹⁾.

* * *

Возникает вопрос: почему человек Библии молился стоя и почему отцы вставали для молитвы? Этот вопрос отнюдь не лишен основания, поскольку западный человек сегодня уже не преклоняет колен во время молитвы, но сознательно принимает наиболее расслабленную и удобную позу, тогда как православный христианин даже и сегодня – и во время общего богослужения и при личной молитве – молится по большей части стоя. Уже в древности отцы подумали и об этом.

Мы не имеем права сомневаться, что из всех бесчисленных положений тела положение с распростертыми руками и поднятыми вверх очами заслуживает предпочтения, потому что тогда и на теле как бы запечатлевается образ того особенного состояния, которое приличествует душе во время молитвы⁵⁰⁰⁾.

Это замечание Оригена чрезвычайно важно и относится ко всем видам и телесным выражениям молитвы, о многих из которых он не раз упоминает. Между «особым состоянием» души во время молитвы и положением тела, которое мы при этом принимаем, должно быть полное соответствие. То, что Тертуллиан говорит о таинствах, касаясь отношения между телесно-видимым действием и духовноневидимым проявлением благодати, может быть отнесено и к молитве и ее телесным выражениям.

Ведь плоть омывается, чтобы душа очистилась, плоть помазывается, чтобы душа освятилась, плоть знаменуется (крестным знамением), чтобы душа укрепилась⁵⁰¹⁾...

Как сакраментальные действия, так и способы молитвы, и телесные ее формы должны быть значимы: тело должно выражать видимым образом – как икона выражает свой невидимый архетип – то, что происходит в душе. В соответствии с библейским пониманием стояние во время молитвы – это телесное выражение глубокого благоговения твари перед несказанным величием Творца, перед Которым предстоят даже Ангелы⁵⁰²⁾. Ибо низший встает перед высшим и продолжает стоять во все время его присутствия. Так Авраам встал перед Богом, и пока Тот говорил с ним, он ощущал себя только «прахом и пеплом»⁵⁰³⁾.

Но внешнее положение тела не только на физическом уровне выражает внутреннее состояние, но и непосредственно воздействует на него. Без усилия, необходимого при стоянии на ногах и при других молитвенных позах, о которых мы еще будем говорить, наша молитва не обретает должного накала, она, как говорит Юсеф Бусная, остается «обыденной, холодной и пресной».

Существует особое соотношение между состоянием души и положением тела. «Особое состояние» души в определенном смысле созидает свою «икону» в соответствующем ему положении тела, которое всегда предшествует этому состоянию, как говорит Ориген в том же контексте. Но коль скоро существует такой образ, который в процессе истории спасения выработал соответствующие молитвенные формы, ставшие частью «традиции», то в таком случае никто не может отказаться от них без вреда для «внутреннего расположения». И усваивая их и «практикуя» со рвением, каждый человек созидает и «возгревает» в себе то внутреннее состояние, которое в свое время и породило эти формы, как учит Юсеф Бусная.

В эпоху, когда о внедрении библейской вести в различные человеческие культуры, что само по себе совершенно естественно, говорят с большой настоятельностью, у кого-то может вызывать недоумение этот упор на непреходящем значении некоторых внешних проявлений молитвы. Отцы же не видели здесь никакой проблемы. Свидетельства об этом, исходящие из различных эпох и культур, отличающихся друг от друга, можно было бы умножать до бесконечности. Различия в восприятии, обусловленные разными культурами, как будто не имеют никакого значения для латинянина Тертуллианаи восточносирийца Юсефа Бусная. Ибо во Христе нет «ни эллина, ни иудея..., ни варвара, (ни) скифа»⁵⁰⁴⁾, что означает падение культурных барьеров. В спорных случаях библейское предание становится и бесстрашной критикой культуры. Так, ригорист Тертуллиан, к примеру, решительно не хотел, чтобы среди христиан распространился языческий обычай садиться после молитвы.

Ибо нечестиво сидеть перед взором того, кого больше всего уважаешь и чтишь; и насколько же нечестиво делать это в присутствии Бога Живого, когда еще и ангел молитвы стоит⁵⁰⁵⁾.

Может быть, еще укорим Бога за то, что молитва нас утомила?⁵⁰⁶⁾

* * *

Для христианина трепетное стояние перед Богом во время молитвы означает осознание того, что Бог как личность самым реальным образом присутствуетперед нами. Из Откровения он черпает знание о своей сотворенности, и в этой истине нельзя убедиться иным образом, кроме как встретившись с абсолютной Личностью Бога, хотя она всегда бесконечно превосходит возможности нашего постижения.

Там, где нет этого откровенного знания о личностном бытии Бога, как в язычестве, где боги – лишь персонификации безликого божества, человек ведет себя совершенно иначе. Это происходит и там, где такое, когда-то существовавшее знание исчезает или растворяется в ложных «внутренних переживаниях». Тогда, поклоняясь этому «божеству», он совершенно непроизвольным образом ищет для себя наибольшего удобства. Насколько далеко мы сегодня ушли от духа отцов, может показать один текст мистика Евагрия:

Если Богу Вседержителю, Творцу и Промыслителю всего предстоишь в молитве, почему предстоишь Ему так неразумно и пренебрегаешь неодолимым страхом Его, пугаясь комаров и тараканов? Или не слышишь глаголющего: «Господа Бога твоего, бойся⁵⁰⁷⁾, «Его же все боятся и трепещут от лица силы Его»? и

т.п.508)

Никакие обстоятельства не должны отвлекать молящегося от этого трепетного стояния перед Богом: ни явления бесов, ни докучливые «комары и тараканы»⁵⁰⁹⁾, ни сознание собственной слабости и греховности. Ибо и сами супротивники используют те дурные мысли, которые они нам внушают, для прекращения нашей молитвы, дабы мы не предстояли пред Господом Богом нашим и не смели бы, думая о таковых /вещах/, простирать свои руки к Нему⁵¹⁰⁾.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒