Глава четвертая.

Глава четвертая.

Воспоминания буквально уносят меня в мыльные облака и мне приходится чуть ли не стукнуть себя по голове, чтобы наконец-то спуститься на землю. Я стою перед этим мужчиной, чье имя я до сих пор не знаю, и невольно, совершенно случайно вижу в нем того, чье имя мне пришлось забыть. Того, кто оставил меня, предполагая, что я могу с этим справиться. Я не смогла, но все почему-то уверенно думают, что я сделала это. Мои пальцы крепко сжимают пластиковый стаканчик с горячим шоколадом, и я неосознанно начинаю крутить розовую трубочку, пытаясь хоть как-то настроиться на спокойный и размеренный лад. Я понимаю, что молчание с моей стороны выглядит довольно некрасиво, но ничего не могу поделать, а его это, казалось бы, даже не смущает. Он также стоит и вглядывается в звездное небо, медленно отпивая из своего стакана. На его длинных пальцах красуется большая печатка с белым крестом внутри, и я опускаю взгляд, не понимая, почему не могу проронить и слова, когда, казалось бы, появилась идеальная возможность высказать все то, что я вынашивала в себе годами. Хватит молчать. Только я собираюсь начать говорить, как мой, можно сказать, приятель, прерывает меня:

- Обратите внимание, миледи, - он указывает на какую-то звезду, не отводя свой взгляд от ночного неба, - Вы когда-нибудь слышали о волосах Вероники?

Я вдруг поняла: он не собирался давить на меня, не собирался выуживать правду или читать мою душу, как открытую книгу. Он с легкостью мог изменить разговор совершенно в другую сторону, избавляя меня от возможности придумывать какие-либо ответы. Это я отметила сразу.

- Нет, я слышу об этом впервые.

Он кивает, словно заранее зная мой ответ.

- В третьем веке до нашей эры в Египте правил Птолемей III Эвергет, жену которого звали Вероника. Славилась она, знаете ли, своими длинными светлыми волосами, которые восхищали целый Египет своей красотой, - он бросает взгляд на мои волосы и вновь обращается к небу. Я чувствую, что покраснела, - Так вот, однажды египетскому царю пришлось уехать на войну, и домой он не возвращался месяцами, даже целыми годами. Обремененная горем Вероника отправилась в храм Афродиты, дабы просить у нее вернуть ее мужа с победой как можно скорее, ну а взамен на такую великую услугу она предложила свои прекрасные волосы. Вскоре во дворец прибыл гонец, который сообщил, что Птолемей возвращается домой с победой, да к тому же целыми и невредимым. Разумеется, в царстве был пир, и от царя не утекло то, что Вероника отдала свои волосы в жертву Афродите, лишь бы муж вернулся живым. Горевал Птолемей, горевал, но жрец Конон все же пытался успокоить его: «Не печалься, мой господин! Взгляни на небо, там, где сияет Арктур… Видишь ли ты маленькие звездочки? Это и есть волосы Вероники». До наших ушей не дошло то, как на это отреагировал Птолемей, но мы все же можем лицезреть эти сказочные звезды, соединяющиеся в волосы той самой Вероники.

Тишина.

Его взгляд сосредоточен на небе, которое было устелено тысячью маленьких звездных веснушек, воедино составляющих целую кучу удивительных созвездий. Я завороженно смотрю вверх, наконец-то находя те самые «волосы Вероники». Не знаю откуда и как, но меня мгновенно трогает нереальный прилив сил и жизни так, словно я стою рядом с человеком, своими руками создавшим весь наш мир.

Никто не знал, что прежде, чем родиться, кому-то всегда нужно умереть.

- Это случилось, когда мне было восемнадцать, - я начинаю, замечая, как взгляд молодого человека застывает на одной звезде, и больше он не двигается, готовый слушать меня, - Был один человек, которого я безумно, буквально бездумно и сильно любила и, определенно, наши чувства были взаимны. Мы проводили вместе практически каждый день и это никогда не было любовью на один день, ведь я знала, что завтра увижу его снова. Он, право, был так чудесен: эти юношеские черты, высокий стан и безупречные, иссиня-черные глаза. Я помню все: его взгляд, когда он говорил о нашей любви, как он держал меня за руку, пытаясь согреть мои вечно оледеневшие пальцы. Я помню все. Однажды, лишь однажды, он… пропал. Точнее, мы сильно повздорили тогда, знаете ли, эти юношеские проблемы… и он просто не вернулся. Я думала, что он, как обычно, вернется и мы сможем решить все проблемы, но он просто не сделал этого. В тот день он ушел гулять со своими друзьями и, боже мой, просто больше не вернулся. Они только на следующий день сказали мне, что он вдруг решил уехать учиться в другое место, но, разумеется, не сказал куда. Я рассчитывала, что это шутка, что он одумается и вернется домой. Прошел год, два, прошло целых десять лет. Он не вернулся ни тогда, ни сейчас, а я, поймите меня, должна была двигаться дальше…

Я не до конца осознаю, что начала плакать, пока молодой человек не протягивает мне темный носовой платок, которым я тут же утираю скатывающиеся по щекам слезы. Наконец-то нахожу в себе силы поднять на него взгляд, ожидая, что он будет судить меня за чрезмерную откровенность или же наоборот, примет за какую-нибудь дурочку. Кажется, я была зависима от того, что именно обо мне могут подумать. Даже спустя столько лет.

- Мне кажется, что это очень трогательная история, но… Вы никогда не задумывались, что Вас могли обвести вокруг пальца?

Тут же хмурю брови и недоверчиво смотрю на человека перед собой, явно не понимая, что он хочет сказать этим.

- К чему вы клоните?

- К тому, миледи, что кому-то было просто угодно вывернуть ситуацию в свою сторону, а Вы, кажется, так и поверили, - он щелкает пальцами и снимает с себя плащ, - Вам не стоит доверять всем людям подряд. Позвольте.

Он протягивает мне свой плащ и, не дожидаясь ответа, тут же накидывает его на мои плечи. Плотная ткань мгновенно греет кожу, и я, мнимо заботясь о том, в чем же остался он сам, обращаю внимание на белую рубашку, поверх которой застегнута приталенная жилетка.

- Вы говорите о том, что не стоит доверять всем подряд, но кто же тогда Вы? Я даже имени вашего не знаю, а уже имела честь вывернуть наизнанку свою душу! – я хмурюсь, сильнее хватаясь за плащ.

Молодой человек продолжает пристально смотреть на меня, и я стою смирно, словно боясь пошевелиться. Я надеюсь, что он не пытается строить из себя экстрасенса.

- Меня зовут Виктор, - кратко отвечает он.

Я начинаю злиться.

- Замечательно, Виктор, мое имя, Вы, надеюсь, хорошо помните, - резким движением поправляю волосы и слегка отворачиваюсь в сторону, смотря сквозь человека напротив.

- Разумеется, миледи. Позвольте мне проводить Вас до дома? Или, Ваш жених все же будет против?

При упоминании своего жениха меня словно ударяет током, и я мгновенно ощущаю себя ужасной невестой перед этим самым Виктором. Полагаю, у него складывается обо мне потрясающее впечатление, учитывая то, что я только что плакалась ему о своей первой любви, как тут же провожу с ним вечер и пью кофе в то время, как мой жених, должно быть, уже вернулся домой. Господи, какая же я непонятная. Тошно.

- Знаете, возможно, это была плохая идея. – я пытаюсь скинуть с себя плащ, но, очевидно, вовсе не хочу его снимать, - Вам действительно пора, я зря доверила Вам всю эту суматоху из своей головы.

Неожиданно для самой себя, Виктор едва ли теряет часть былого самообладания и кидает на меня серьезный взгляд, хмуря свои темные брови. Черная челка падает ему на лицо, и он незатейливо откидывает ее назад, выпрямляя спину. Я инстинктивно выпрямляюсь в ответ и с вызовом гляжу на него в ответ.

- Вы, должно быть, миледи, вели себя крайне глупо, когда поверили в то, что человек, который, как вы говорите, так сильно Вас любил, мог так просто уехать.

Я чуть ли не задыхаюсь от такого заявления и тут же подхожу ближе, буквально тыча ему в грудь своим кулаком. Он же, все также стоит, ничуть не шевельнувшись.

- Вы, да что Вы можете знать… Каждый день он дарил мне розу со словами о том, что он будет приносить мне эту розу каждый раз, чтобы я знала, что пока этот цветок у меня – он продолжает любить меня. И посмотрите, в конце концов он просто взял и ушел! Ушел! Нас больше нет! – я кричу, что есть сил, пытаясь доказать свою беспомощность.

Бусинки слез застилают мои глаза, и я в ярости пинаю ближайший камень в своих глупых лодочках, пытаясь хоть куда-то выместить весь приливающий к голове гнев. Меня вдруг начинает раздражать то, что Виктор остается совершенно равнодушным и спокойным ко всему, что я ему рассказываю.

Где же его человеческая жалость?

- Полагаю, Вы были слепо обмануты собственным горем и совсем забыли, милая Джейн, что Ваш юноша говорил иначе: он добавлял, что, если эта роза у Вас, значит он, несомненно, еще и жив.

Я резко выдыхаю, и Виктор тут же скрывается за ближайшим поворотом, оставляя меня собирать свои чувства по кускам разбитых асфальтных плит.

⇐ Предыдущая 1 2 345 Следующая ⇒