Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





МОСКВА 2002. СТАТЬЯ 1-я. СТАТЬЯ 2-я. СТАТЬЯ 4-я. СТАТЬЯ 5-я. СТАТЬЯ 6-я. Отзыв Православного на рецензию “Слова о смерти” и других сочинений епископа Игнатия священником Павлом Матвеевским, помещенную в сентябрьской книжке за 1863 год духовного журнала “С



  +


 


 

 


ЖИЗНЕОПИСАНИЕ
ЕПИСКОПА ИГНАТИЯ
БРЯНЧАНИНОВА


 


 


ИЗДАТЕЛЬСТВО

ИМ. СВТ. ИГНАТИЯ

СТАВРОПОЛЬСКОГО

РОССИЙСКАЯ
НАЦИОНАЛЬНАЯ

БИБЛИОТЕКА


МОСКВА 2002


ПРЕДИСЛОВИЕ ИЗДАТЕЛЕЙ

П

еред Вамп книга, которая волею человеков почти полтора века пролежала под спудом. Но не в силах человеков что-либо делать без участия во­ли Божией. Потому ныне, во время благопотребиое, непо­стижимыми судьбами Господними доселе сокровенная кни­га является на свет.

Книга содержит полный текст рукописи жития святите­ля Игнатия (Брянчанинова), епископа Кавказского и Чер­номорского, составленного его близкими учениками. Жиз­неописание святителя было издано в I томе его творений в настолько сокращенном и отредактированном цензурой виде, что настоящее издание — книга совершенно другая. Ныне волей Божией мы получили возможность, прочитав полностью это глубоко назидательное повествование, от­крыть для себя многие ранее неизвестные черты жизни и духовного облика святителя Игнатия.

Человеческая цензура на основании лжеименного разу­ма сократила все то, что не могла вместить. Это хорошо становится видно при сравнении того, что было в житии изначально и что осталось. Были сокращены даже некото­рые эпизоды детских лет святителя, не говоря уже о непро­стых моментах его взаимоотношений с оптинскими старца­ми и некоторыми известными иерархами, например, святи­телем Московским Филаретом (Дроздовым). Деятельность же епископа Игнатия на Кавказской кафедре настолько не вмещалась в понятия цензоров, что эти назидательнейшие в духовном и историческом отношении главы были выбро­шены целиком.

Личность святителя Игнатия оказалась настолько неор­динарной, что никак не могла вписаться в современную ему эпоху. Проще оказалось сократить все самое яркое в его характере, вычеркнуть из жития все то, что не соответство­вало понятиям «человеков в футлярах», заботившихся о том, «как бы чего нс вышло» (А. П. Чехов). Таким образом, из­данное житие оказалось сокращенным по сравнению с ру­кописью в несколько раз! На бумаге остался выхолощен­ный, лубочный образ святителя. Но даже там, где осталось лишь «дозволенное цензурой», образ святителя удивляет, поражает, покоряет всякого, соприкоснувшегося с ним, как покоряет и само его слово.

Святитель Игнатий не был воспитан в семинарской бур­се в духе мертвящей схоластики, как он сам говорит о се­бе: «Об епархии думать мне невозможно... по отдельному совершенно характеру от всех архиереев. Они — воспитан­ники Академий, а я — воспитанник монастыря, следователь­но, персона решительно отсталая, нисколько не подходящая к целому составу».[*] Слово святителя — его живой опыт. Это крестное слово реет как победоносное знамя на поле битвы со страстями, собирая под своей живоносной сенью сонмы ищущих спасения. Это живое слово острее всяко­го меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и наме­рения сердечные (Евр. 4; 12). Его не вмещают, не могут вместить сыны века сего.

В XIX веке тщательно цензурировались, вымарывались, подчищались даже тексты святых отцов Православной Цер­кви, которые писались много веков назад. Везде выиски­валась крамола. Из переписки святителя Игнатия с Оитин- скими старцами[†] известно, сколько трудов нужно было положить, чтобы какой-либо перевод святоотеческой кни­ги или житие подвижника благочестия увидели свет, хотя бы и в сильно отцензурированном и сокращенном виде. Годами рукопись передавалась от инстанции к инстанции, от одного бюрократа к другому. Везде боялись взять на себя ответственность за публикацию. Рукописи пылились годами, многое пропало безвозвратно.

Святитель Игнатий пишет о книге писем Георгия, Зат­ворника Задонского, которую предполагалось представить на конференцию Академии на получение Демидовской премии: «Если же Вам угодно знать мое мнение о том, может ли книга писем святого Затворника получить премию, то Вам говорю мое мнение: не может, имея значительное достоин­ство духовное и не имея плотского, ибо письма произне­сены благодатию, не имея благоустройства человеческого слова. Слово же благодатное не может быть познано плот­ским человеком, который зрит только на внешность слова, и если сие внешнее слово не имеет внешнего устройства, то он всему ругается: юродство бо ему есть».[‡]

Многие книги были изданы только благодаря вмеша­тельству самого святителя Игнатия и других просвещенных иерархов, которые понимали значение святоотеческого сло­ва. Святые отцы издавались вопреки цензуре, с невероят­ными трудностями. Творения самого свт. Игнатия были за­прещены к изданию (см. настоящее издание, с. 166).

С тех пор минуло много лет. Тяжкие очистительные бури пронеслись над нашим Отечеством. Ныне мы живем совсем в другой стране. Но, как писал святитель Игнатий, «Будущее России — в руках Божественного Промысла. ... России предназначено огромное значение».[§] Сегодняшняя Россия отличается очень во многом, почти во всем, от Рос­сии времен святителя Игнатия. Многое ушло безвозвратно. Многое, но не все. Не надо предаваться печали о той «Рос­сии, которую мы потеряли». В огненных испытаниях при­обретено большее. Прежде всего, сонмы новомучеников и исповедников Российских — тысячи тысяч новых святых молитвенников за Русь. За ними придут другие. Возможно, среди них будут те, кто сегодня самоотверженно возрождает святые храмы, восстанавливает обители. Прежняя Святая Русь, сегодняшняя и будущая Россия скованы, как звенья единой неразрывной златой цепи, сонмами святых. Нас и наших предков объединяют прежде всего духовные идеалы. И пока это будут идеалы Евангелия и Православия, мы останемся тем же русским народом, не столько теряющим в испытаниях и оскудевающим, сколько приобретающим и обогащающимся.

Одно из прекраснейших звеньев этой златой цепи рус­ской святости — святитель Игнатий Ставропольский. Этот святой — величайший дар Божий России и Русской Церк­ви, в особенности же — российскому монашеству. Он не был понят и по достоинству оценен современниками. Вре­мя же, этот лучший судья, показало величие святителя, его мудрость, прозорливость, дар глубочайшего пророчества, простиравшегося вперед на многие века. Значение лично­сти и письменных творений святителя Игнатия раскрывает­ся не сразу, постепенно понимается его потомками. Вероят­но, и ныне святитель еще не раскрыт и не понят до конца.

Некогда один из современников святителя Василия Ве­ликого сказал: «Если где-то встретишь изречение святого Василия и тебе будет негде его записать, запиши на своей одежде». С полным правом то же можно сказать о святи­теле Игнатии. Не будет никакого преувеличения, если мы назовем его Василием Великим нашего времени. После святителя Игнатия не было в нашей Церкви ни одного свя­того, который оказал бы такое влияние на судьбы монаше­ства, Церкви, Православия, а значит и России в целом, т. к. Россия — это прежде всего ее Церковь.

Книги святителя Игнатия — это не только духовные, ас­кетические писания. Святитель — величайший художник сло­ва, соединивший в себе лучшие черты великой русской ли­тературы, блестящее светское образование и святость жиз­ни, доставившую ему обширнейшие духовные познания. Слову святителя Игнатия присуща тонкая высокая поэзия. Одновременно он аскет, художник и философ. Ныне в воз­рождающейся России книги святителя Игнатия занимают


достойное место в лучших библиотеках страны. Придет время, и они будут изучаться в учебных заведениях наря­ду с произведениями великих русских классиков.

В предлагаемом ныне благочестивому читателю житии святителя Игнатия (Брянчанинова), составленном ближай­шими его учениками и сподвижниками, раскрываются со­кровенные черты личности великого святителя, становятся явными прежде неизвестные факты его жизни. Надеемся, что святитель сделается ближе для его многочисленных почитателей, а для тех, кто знает его поверхностно или совсем не знает, благодаря этой книге произойдет первая встреча со святым, и читателю откроется богатый, неведо­мый доселе мир его творений. В любом случае книга ни­кого не оставит равнодушным.

Просим читателей помолиться за тех людей, которые сохранили для нас эту рукопись, сделали возможным ее издание: прежде всего за директора Российской националь­ной библиотеки Владимира Николаевича Зайцева, зав. Ру­кописным отделом Людмилу Игоревну Бунину и библиогра­фов Татьяну Николаевну Семенову и Юлию Робертовну Редькину, подготовивших текст к изданию.


ОТ РЕДАКЦИИ

Р

укопись “Жизнеописание епископа Игнатия Брян­чанинова” хранится в фондах Российской наци­ональной библиотеки (С.-Петербург) в собрании отдельных поступлений (РО РНБ. Ф. 1000, он. 2, №531). Она поступила в РНБ в 1924 году из библиотеки Централь­ного района.1 Написана писарской рукой, в переплете, объ­ем рукописи — 451 лист, включает в себя: вступление, 17 глав текста и приложения.

Этот обширный труд совпадает в основной канве повест­вования с известным “Жизнеописанием епископа Игнатия Брянчанинова, составленным его ближайшими учениками”. Впервые оно вышло в Петербурге в 1881 году2 и неоднократ­но переиздавалось в составе 1-го тома собрания сочинений. Рукопись содержит много дополнительных материалов, не вошедших в опубликованный ранее вариант. Частично мате­риалы эти были исключены, по-видимому, по цензурным со­ображениям (это касается взаимоотношений святителя с выс­шим обществом, духовными властями и проч.). Они рас­крывают тот путь внутреннего мученичества, которым шел подвижник. Другие были опущены, возможно, ради сохране­ния непрерывности рассказа (это относится к сочинениям са­мого святителя, включенным в канву его жизнеописания). Еще часть материалов была собрана после публикации пер­вого варианта жизнеописания. Сегодня у нас есть возмож­ность ознакомить вас с полным текстом рукописи, сущест­венной, отличительной чертой которой является наличие в ней большого числа творений самого епископа Игнатия (помещенных полностью или в отрывках). В них отражается внутренняя жизнь автора, его духовная “автобиография”, запечатленная глаголами неизреченной глубины и красоты.

Среди них: Рапорт высокопреосвященному митрополиту Серафиму о Валаамском монастыре (1838 г.) (известен под названием «Описание Валаамского монастыря и смут, бывших в нем»); Благополучный день (по случаю служения молеб­на архимандритом Игнатием в Ново-Сергиевском дворце вел. кн. Марии Николаевны 15 июня 1848 г.); Речь при от­певании капитана флота І-го ранга К. Г. Попандопуло (4 мар­та 1858 г.); Записка о чудотворной иконе Иверской Божией Матери в моздокской Успенской церкви (1 янв. 1860 г.), мно­гочисленные предложения, резолюции, рапорты, деловые пись­ма и другие материалы, относящиеся к наименее освещен­ному в печати периоду жизни в сане епископа Кавказского и Черноморского (1858-1861 гг.) и раскрывающие православ­но-церковный взгляд святителя на важные вопросы духов­ной и общественной жизни.

Рукопись нс имеет авторской подписи, по в процессе ра­боты над подготовкой текста к печати сложилось несомнен­ное убеждение, что главным ее автором является родной брат святителя Петр Александрович Брянчанинов (в монашестве Павел). Это подтверждается воспоминаниями племянницы братьев Брянчаниновых А. Купреяновой, которая упоминает о жизнеописании святителя, “составленном Петром Александ­ровичем” (Богосл. вести. 1914. № 6. Июнь. С. 265). Обиль­но цитируются в рукописи неизданные “Записки” присно­го друга святителя Игнатия схимонаха Михаила (Чихачева), скончавшегося в 1873 году, задолго до завершения работы над книгой. Известно, что “Жизнеописание”, вышедшее в 1881 году, составлено под редакцией и при непосредствен­ном участии ученика святителя, сменившего его на посту настоятеля Сергиевой пустыни, архимандрита Игнатия Ма­лышева3.

Принимал участие в составлении жизнеописания и ар­химандрит Апполос, духовный сын святителя Игнатия, с 1841г.— наместник Троице-Сергиевой пустыни, с 1846 г.— строитель Старо-Ладожского Николаевского монастыря, “об­разцовый монах нашего времени”, по слову самого еписко­па. Сохранилось письмо схимонаха Михаила к о. Аполлосу от 6 апреля 1866 г., где о. Михаил пишет: “Петр Александ­рович Брянчанинов был здесь (т. е. в Троице-Сергиевой пустыни — ред.), взял Ваше описание жизни преосвященно­го. Может быть, мы из всего, говорит, составим нечто пол­ное...”4. Из этого письма мы узнаем, что желание Петра Александровича составить жизнеописание возникло еще при жизни владыки. Рассказ о последнем периоде содержит вос­поминания многих учеников, живших со святителем на Ба- байках. Петр Александрович Брянчанинов в 1870-е годы обращался с просьбой написать биографию брата к известно­му духовному сочинителю и составителю акафистов Андрею Федоровичу Ковалевскому5. Хотя тогда тот отказался, но мог впоследствии принять участие в редактировании, т. к. был весьма близок святителю в последние годы жизни.

Исследователь О. Шафранова автором жизнеописания предполагает П. П. Яковлева — старинного знакомого святи­теля Игнатия, делопроизводителя Троице-Сергиевой пусты­ни (см. примеч. № 48). Эта версия представляется не впол­не обоснованной. Хотя П. П. Яковлев мог принимать учас­тие в собирании и обработке материалов, но вряд ли именно ему, как светскому лицу, более занимавшемуся внешними де­лами, принадлежит описание внутренней жизни подвижника. Таким образом, жизнеописание, основанное на личных воспо­минаниях, стало результатом совместного труда и любви многих духовно преданных святителю Игнатию людей, преж­де всего его созданием мы обязаны П. А. Бранчанинову.

Сохранив последовательность текстов и полный объем рукописи (за исключением приложений), редакторы стре­мились приблизить пунктуацию и орфографию к нормам


современного русского языка. Написания строчных и прописных букв большей частью унифицированы. Указания на источники текстов Священного Писания и святых отцов принадлежат самому святителю Игнатию. Цитаты из его произведений и ссылки на тексты его сочинений даются по изданию: Святитель Игнатий Брянчанинов: В 7 т./Моск. Дон. монастырь. М., 1993; цитаты из писем — по изданию: Собрание писем святителя Игнатия Брянчанинова, еписко­па Кавказского и Черноморского/Сост. игум. Марк (Лозин­ский). М.; СПб., 1995. Книга снабжена краткими примеча­ниями, касающимися лиц, духовно близких владыке, или мест, связанных с его жизнью, а также именным указателем. Краткое содержание глав введено издательством.

В конце текста рукописи следуют приложения (лл.439- 451). Они написаны рукой другого переписчика и не по­мещены в данное издание “Жизнеописания”, т.к. ие явля­ются его неотъемлемой частью, кроме того, все они неод­нократно переиздавались:

1. Письмо преосвященного Феофана, бывшего епископа Владимирского и Суздальского к преосвященному Игнатию и ответ последнего на вопросы Феофана: чем убедился пре­освященный Игнатий в истинности учения, излагаемого в его сочинениях, о вещественности сотворенных существ невиди­мого мира и почему он называет человеческую душу эфир­ной? (Собрание писем. 1995. С. 66-68, 842-843).

2. Отношение христианина к страстям его — статья, не вошедшая в первое издание сочинений святителя Игнатия (СПб., 1865-1867), во всех последующих изданиях включе­на в 1-й том (СПб., 1886; 1905; М., 1993; 1996; 1998).

3. Воспоминание о Бородинском монастыре — (Игнатий (Брянчанинов). Странник. М.; СПб., 1998. С. 273-276 и др. изд.: см. примеч. № 83).

Едва выйдя в свет, первый вариант жизнеописания сра­зу привлек внимание читателей. Журнал “Странник” помес­тил на своих страницах рецензию: “...Перед нами живой и сияющий лик подвижника, недавно умершего, жизнь и учение которого неопровержимо доказывают, что “иночест­во русское” еще не вымерло”. Заканчивается она словами: “И счастлив тот народ, у которого есть такие люди, — не­ведомы они миру, но их строго подвижническая жизнь, их пламенная святая вера в Верховную Правду и Высшее благо... открывают путь к их уединению...”6.

Игумения Усть-Медведицкого монастыря Арсения писа­ла П. А. Брянчанинову: “Жизнеописание владыки нашего я получила и читала. Читала с большим удовольствием, с душевным утешением и назиданием. Дороги слова самого владыки, его собственное свидетельство о себе. Сказать о нем слово может только тот, кто возвысился до понимания всех его деяний... По-моему, очень довольно сказано и для настоящих, и для будущих почитателей и учеников влады­ки. Пусть бы еще и еще печаталось это издание...”7.

И сегодня, когда святитель Игнатий Брянчанинов приз­нан одним из лучших, если не самым лучшим, аскетичес­ким писателем последнего времени, когда он прославлен в лике святых Русской Православной Церкви, Российская на­циональная библиотека и Издательство имени святителя Игнатия Ставропольского рады предложить вам новый, бо­лее полный вариант его жития. Рукопись публикуется впервые.

Примечания

'Краткий отчет Рукописного отдела за 1914-1938 гг./ Гос. Публ. б-ка им. М. Е. Салтыкова-Щедрина; под ред. Т. К. Ухмыловой, В. Г. Гей- мапа. Л., 1939. С. 78.

2Жизнеописание епископа Игнатия Брянчанинова, составленное его ближайшими учениками и письма преосвященнейшего к близким ему лицам. СПб., 1881. 288 с. разд, паг., 1 л. портр.

3Эти сведения даны в: Рус. Старина. 1883. Т. 40, №10. С. 268.

1 РО РНБ. Ф.124, ед. хр. 4755 (собр. Вакселя).

5Савва (Тихомиров). Хроника моей жизни: Авгобиогр. зап. высо- копреосв. Саввы, архиеп. Твер. и Кашин. Сергиев Посад, 1904. Т. 5. С. 546.


'’Новые книги: Жизнеописание епископа Игнатия... //Странник. 1882. Июнь. С. 328-333.

7 Путь немечтательного делания: Игумения Арсения и схимонахи­ня Ардалиона. Изд. доп. М., 1999. С. 360.


Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их.

(Евр. 13: 7).

И

стекло 12 лет со дня мирной кончины присно­памятного святителя-инока Церкви Русской XIX века преосвященного епископа Игнатия Брянча­нинова8. Близко еще время его к нам, живы еще многие его современники, спостники, ученики, а между тем свет­лая личность святопочившего святителя Божия высоко уже стоит над нами, светло светит нам светом христианских его добродетелей, подвигами строго-иноческого его жития и аске­тическими его писаниями. Краса иночества нашего века, святитель является деятельным учителем иноков и не только в писаниях своих, но и во всей жизни своей представляет дивную картину самоотвержения, близкого к исповедпичеству, борьбы человека со страстями, скорбями, болезнями; картину жизни, которая при помощи и дейст­вии обильной благодати Божией увенчалась победой, при­влекла к подвижнику многие редкие дары Св. Духа.

С благоговением следя за этим многострадальным и мно­госкорбным шествием подвижника к преуспеянию духовно­му и ясно созерцая при этом особое водительство Промыс­ла Божия во всей его жизни, невольно ощущаешь живое по­знание веры в отеческое попечение о пас Бога, Творца и Спасителя нашего, и проникаешься, желанием подражать но мере сил этому современному нам образцу совершенства христианского. В настоящее время мы решились предложить возможно полное собрание данных9, совокупность которых самим поведанием их может дать возможно верное понятие о духовно-нравственной стороне и о всежизненном характе­ре деятельности в Бозе почившего преосвященного Игнатия.

При составлении этого жизнеописания мы пользовались: а) записками родного брата его Петра Александровича Брянчанинова10, глубоко преданного ему в отношении ду­ховном, разделявшего с ним уединение последних лет жизни его на покое в Николо-Бабаевском монастыре11 и пользовавшегося полным доверием и любовью блаженно­го святителя; б) записками сподвижника и духовного друга его от ранних лет юности и до глубокой старости, Сер­гиевской пустыни схимонаха Михаила Чихачева12, с кото­рым он начал свой подвиг иноческий и вместе с ним про­ходил его до самого епископства, — друга, перед которым святитель не таил многих дивных событий своей жизни; в) оставшимися по смерти епископа рукописными данны­ми и, наконец, главное: г) собственными повествованиями святопочившего о своих немощах, борениях, скорбях, чувст­вах и благодатных ощущениях, которые изложены им в его творениях. Все сочинения вообще, а духовно-нравственные преимущественно обладают тем свойством, что в них впол­не точно выражается внутренняя жизнь их авторов.

Таким образом, сочинения дают обильный материал био­графу для начертания характеристики лица, этой существен­ной части жизнеописания; но чтобы в возможно верных чер­тах изобразить жизнь преосвященного Игнатия, надлежит самому изучить иноческую жизнь, как изучал ее он, и собст­венным опытом приблизиться к его духовно-опытным позна­ниям. Изучение же здесь так мало доступно, опыты столь ис­ключительны, что всего менее зависят от собственных уси­лий и воли человека. Кто Промыслом Божиим поставлен на подобную дорогу и отчасти введен в горнило подобных ис­пытаний, лишь тот может знать всю особенность таких опы­тов и с этой стороны правильнее оценить деятельность пред­ставителя их.


Жизнеописания особенно замечательных или передо­вых людей отличаются тем признаком, что в них преиму­щественно выказывается какая-нибудь одна сторона, с ко­торой деятельность этих лиц особенно проявляется, кото­рая отличает их резкими, характеристическими чертами и сосредоточивает на себе все внимание. Это как бы лице­вая сторона всей их деятельности, скрывающая за собой все прочие. В жизнеописаниях таких личностей необходи­мо схватывать этот признак и проводить его вполне от начала до конца жизнеописания — тогда оно будет иметь надлежащую выдержку. В этом отношении жизнь преосвя­щенного Игнатия имеет особенное преимущество: она пред­ставляет такую отличительную сторону, которая совершен­но выделяет его личность из ряда прочих современных ему духовных деятелей. Такую сторону его жизни состав­ляет полное самоотвержение ради точного исполнения Евангельских заповедей в потаенном иноческом духовном подвиге, послужившем предметом нового аскетически-бого- словского учения в нашей духовной литературе — учения о внутреннем совершенствовании человека в быту мона­шеском и отношениях его к другим духовным существам, влияющим на него как по внутреннему человеку, так и с внешней, или физической, стороны! Вот та особенность, которая отличает преосвященного Игнатия в ряду прочих ду­ховных писателей нашего времени, особенность резкая, одна­ко не всеми точно усматриваемая и верно различаемая.

Примечания

8Скончался 30 апреля 1867 г., в неделю Жен Мироносиц, в Ни- коло-Бабаевском монастыре Костромской епархии. В 1988 г. канони­зирован Поместным Собором Русской Православной Церкви (6-9 ию­ня 1988 г., Троице-Сергиева Лавра). Его св. мощи почивают в Свято- Введенском Толгском монастыре Ярославской епархии, память 30 апреля/13 мая.

9 Самая первая краткая биография святителя появилась в печати спустя полтора месяца после его кончины см.: Аскочеиский В. И. Преосвященный Игнатий (Брянчанинов): (Биогр. очерк) //Домаш- 16


пяя беседа. 1867. № 24 (10 июня). С. 654-665; № 25 (17 июня). С. 678-694.

Наиболее полным на настоящее время жизнеописанием, состав­ленным на основании многих печатных и архивных материалов, яв­ляется двухтомный труд профессора Киевской Духовной академии: Соколов Л. А. Епископ Игнатий Брянчанинов. Его жизнь, личность и морально-аскетические воззрения: В 2 ч. с прил. Киев, 1915. 4.1. 417 с.: ил., портр.; Ч. 2. 408, V, 291 с., 2 л. портр.

Другой уникальный свод документов — диссертация игумена Мар­ка (Лозинского), которую он защитил в Московской Духовной ака­демии 12 июня 1969 г. Игумен Марк, по совеіу и благословению иеро- схимонаха Стефана (Игнатенко), собрал и систематизировал огром­ный объем опубликованных и архивных материалов. Сочинение состоит из 8 томов объемом 3235 страниц машинописи, хранится в библиотеках МДА и Оптиной пустыни. Том первый посвящен жиз­неописанию святителя. Опубликована основная часть диссертации: Марк (Лозинский). Духовная жизнь мирянина и монаха по творени­ям и письмам епископа Игнатия (Брянчанинова). М., 1997. 304 с., а также: Собрание писем святителя Игнатия Брянчанинова, еписко­па Кавказского и Черноморского/Сост. игум. Марк (Лозинский). М.; СПб., 1995. 846с., портр.

10 Петр Александрович Брянчанинов (24 марта 1809 г. — 25 июля 1891 г.) — родной брат свт. Игнатия, наиболее близкий ему по духу из всей семьи. После военной службы и вице-губернаторства в Кост­роме и губернаторства в Ставрополе, 22 июня 1862 г. приехал на жительство в Нпколо-Бабаевский монастырь, где принял на себя ма­териальные заботы о нуждах обители. Главным трудом последних лет его жизни стало собирание и издание сочинений свт. Игнатия. Прожил в монастыре 29 лет, скончался с именем монаха Павла, по­хоронен напротив паперти Иверского собора.

" Нпколо-Бабаевский монастырь Костромской епархии — распо­ложен на правом берегу Волги, при впадении в нее р. Солоницы, основание его относят к концу XIV века. В первый раз архимандрит Игнатий прожил в монастыре одиннадцать месяцев, уволенный в отпуск из Троице-Ссргиевой пустыни указом Св. Синода от 26 апре­ля 1847 г. Здесь же святитель провел последние годы жизни на по­кое, после управления Кавказской и Черноморской епархией, с октяб­ря 1861 г. по 30 апреля 1867 г. В 1930-е гг. монастырь был упразднен, главный храм во имя Иверской иконы Божией Матери, заложенный при свт. Игнатии, взорван, остальные помещения приспособлены под детский санаторий; над склепом, где был похоронен свт. Игнатий


(в больничной церкви прп. Сергия Радонежского и свт. Иоанна Зла­тоуста), размещалась спальня для детей. В настоящее время мона-“ стырь восстанавливается. 26 мая 1988 мощи святителя были обрете­ны и перенесены в Ярославский Толгский монастырь.

12 Схимонах Михаил (М. В. Чихачев, 3 апр. 1806 г. — 16 янв. 1873 г.) — с юности ближайший духовный друг свт. Игнатия. За­кончил Главное инженерное училище, с 1834 г, — в Троице-Сергие- вой пустыни. Пострижен в монашество с именем Мисаил 20 дек. 1860 г., принял схиму с именем Михаил 21 мая 1866 г., 39 лет тру­дился в клиросном послушании. Погребен в Троице-Сергиевои пус­тыни. В настоящее время его честные останки помещены в этой воз­рождающейся обители в храме прп. Сергия Радонежского для покло­нения. Надпись гласит:

“Сподвижник и сомолитвенник
святителя Игнатия Брянчанинова
добродушный и нестяжательный

схимонах

Михаил (Чихачев)
скончался 16 января
1873 года 66 лет от роду”.


 

П

реосвященный Игнатии был избран на слу­жение Богу от чрева матери. Такое избрание — удел весьма редких и нарочитых служителей Божиих - предзнаменовалось следующим обстоятельством. Родители преосвященного сочетались браком в ранней мо­лодости. В начале супружества у них родились двое детей, по родители недолго утешались ими, оба детища умерли на первых днях младенчества, и юная чета пребывала долго бездетной. В глубокой печали о своем продолжительном бесчадии молодые супруги обратились к единственной воз­можно верной помощи — к помощи Небесной. Они пред­приняли путешествие по окрестным святым местам, чтобы усердными молитвами и благотворением исходатайствовать себе разрешение неплодия. Благочестивое предприятие увенчалось успехом: плодом молитв скорбящих супругов был сын, нареченный Димитрием в честь одного из пер­вых чудотворцев вологодских — преподобного Димитрия Прилуцкого13. Таким образом, очевидно, неплодство моло­дых Брянчаниновых было устроением Промысла Божия, чтобы рожденный после неплодства первенец, испрошенный молитвой, впоследствии сделался ревностным делателем ее и опытным наставником.

Младенец Димитрий родился 6 февраля 1807 года14 в с. Покровском, которое было родовым имением его отца и находится в Грязовеиком уезде Вологодской губернии15. Бу­дущий инок имел счастливую участь провести свое детство в уединении сельской жизни, в ближайшем соприкоснове­нии с местной природой, которая, таким образом, явилась первой его наставницей. Она вселила в него наклонность к уединению: отрок часто любил оставаться под тенью вековых деревьев обширного сада и там, одинокий, погружался в ти­хие думы, содержание которых, без сомнения, заимство­вал из окружающей природы. Величественная и безмолв­ная, она рано начала влиять на него своими вдохновляю­щими образами: она внушала его детской душе, еще незапятнанной житейской мелочностью, иные, более воз­вышенные стремления — стремления, какими бывает пол­на жизнь пустынная — они восхищали его сердце более живыми, чистыми чувствованиями, какие способно доста­вить только уединение. Отрок рано научился понимать этот безмолвный голос природы и предпочитать его шуму житейскому. Явления домашней жизни не действовали на него впечатлительно — он более углублялся в себя и сре­ди изящной светской обстановки казался питомцем пусты­ни. Искра Божественной любви коснулась его чистого серд­ца. Она сказалась в нем безотчетным влечением к иночеству, к его высоким идеалам, которыми так полна родная сторо­на; особенным расположением ко всему священному и истин­но прекрасному, сколько это доступно для детского возрас­та. С этой ранней поры жизни дальнейший путь ее уже определился: отрок духовно был отделен от мира.

Такое настроение малолетнего Димитрия не могло рас­считывать на сочувствие со стороны родителей. Его отец Александр Семенович Брянчанинов16, потомок древних дворян Брянчаниновых17, фамилии весьма известной и чтимой в Вологде, был в полном смысле слова светский человек. Паж времен императрицы Екатерины II и импе­ратора Павла Петровича, он имел необыкновенно разви­тый вкус к изяществу в домашней обстановке и представ­лял собой совершенный тип современного передового русского помещика. Унаследовав от своих родителей зна­чительное имение, он должен был истощить большую часть его на уплату огромных долгов, после чего ему осталось около 400 душ крестьян да живописное село Покровское, издавна бывшее местопребыванием его предков, — родина будущего святителя. Супруга его, мать преосвященного Иг­натия, Софья Афанасьевна’8 происходила также из фами­лии Брянчаниновых и, как женщина замечательного обра­зования, весьма благочестивая, памятуя, что муж есть гла­ва, во всем подчинялась влиянию мужа, разделяя его взгляды и понятия. Александр Семенович по справедливо­сти считался в числе передовых образованных помещиков своего времени и любил просвещение’, а потому и детям своим старался дать по возможности основательное воспита­ние, чтобы приготовить из них истинных сынов отечества, преданных престолу, верных Православию. Давая такое вос­питание, он не чужд был честолюбия видеть впоследствии сыновей своих занимающими высшие государственные долж­ности, на что они по роду и состоянию имели неотъем­лемое право. От проницательности юного Димитрия не могла укрыться эта черта его родителя, черта, совершен­но противоположная намерениям и стремлениям юноши, и вот начало внутренней борьбы, начало страданий и испы­таний, сделавшихся потом уделом всей жизни почившего владыки.

Все дети в семействе Брянчаниновых, братья и сестры’9 Димитрия Александровича, воспитывались вместе, связан­ные взаимной дружбой, но все сознавали главенство Ди­митрия и сознавали не потому только, что он был стар­ший, а вследствие особого, высшего, так сказать, склада его ума и характера, вследствие нравственного его превос­ходства. Димитрий Александрович был тих, скромен, всегда во всем весьма благоразумен, внимателен и вежлив в об­ращении, хотя молчалив.

Пользуясь всегдашним уважением от братьев и сестер и превосходя всех их в научных способностях и других да­рованиях, Димитрий Александрович не обнаруживал ни

* Все время жизни его в с. Покровском он содержал постоянно па полном своем иждивении приходское двухклассное училище, в котором обучалось до 50 человек крестьянских детей.

малейшего превозношения или хвастовства. Зачатки иночес­кого смиренномудрия высказывались в тогдашнем его пове­дении и образе мыслей. По нравственности и уму он был не­сравненно выше лет своих — и вот причина, почему братья и сестры относились к нему даже с некоторым благогове­нием, а он в свою очередь сообщал им свои нравственные качества.

Родной брат его Петр Александрович Брянчанинов, быв­ший двумя годами моложе его, вспоминая это время своего детства, рассказывает следующее: “У пас, детей, была люби­мая игра — бегать взапуски и бороться. Старший брат Димит­рий, вместо того чтобы по-детски показывать свое превос­ходство над ним, младшим и слабейшим, всегда, напротив, поощрял к неуступчивости и сопротивлению, говоря: “Не под­давайся, защищайся”. Тому же учил он и под старость, в деле духовной борьбы со страстями и их двигателями, духами от­верженными,”— замечает Петр Александрович.

С возрастом религиозное настроение Димитрия Александ­ровича обнаруживалось заметнее: оно проявлялось в осо­бенном расположении к молитве и чтению книг духовно­нравственного содержания. Он любил посещать церковь20, а дома имел обыкновение молиться часто в течение дня, не ограничиваясь установленным временем утром и вече­ром. Молитва его не походила на урочное вычитывание, часто торопливое и машинальное, что так обыкновенно у детей. Он приучался к внимательной молитве, которая начинается с благоговейного предстояния и неспешного произношения слов молитвенных, и так преуспевал в ней, что еще в детстве наслаждался ее благодатными плодами.

Учась молиться внимательно, он с благоговением отно­сился ко всему священному, внушая это благоговение и прочим своим братьям и сестрам. Евангелие всегда читал с умилением, размышляя о читанном. Любимой его кни­гой было “Училище благочестия”21 в пяти томах, старин­ного издания. Книга эта, содержащая краткое изложение деяний святых и избранные изречения их, весьма соответст­вовала настроению отрока, или, вернее, она настраивала его дух, предоставляя святым повествованиям и изречени­ям духоноспых мужей самим действовать на него, без по­средства посторонних пояснений. Способности Димитрия Александровича были весьма многосторошіи: кроме уста­новленных занятий в пауках он с большим успехом упраж­нялся в каллиграфии, рисовании, нотном пении и даже му­зыке, притом па самом трудном инструменте, какова скрип­ка. Выучивая очень скоро свои уроки, свободные часы он употреблял на чтение и разные письменные упражнения, в которых также начинало выказываться его литературное дарование. Наставниками его в это время были профессо­ра Вологодской семинарии и учителя гимназии. Домашним учителем был студент семинарии Левитский, живший в се­мействе Брянчаниновых. Он же преподавал и закон Божий. Левитский отличался замечательным благонравием и осно­вательным знанием своего предмета. Он так хорошо умел ознакомить своего ученика с начальными истинами богосло­вия, что Димитрий Александрович сохранил навсегда бла­годарное воспоминание о нем.

Жизнь Димитрия Александровича в доме родительском продолжалась до 16-го года его возраста. Этот первый пе­риод жизни уже был труден для него в духовном отноше­нии тем, что внешние и внутренние условия домашней жиз­ни не допускали возможности открывать кому бы то пи было заветные желания и цели, наполнявшие тогда его душу. Скрытность перед родителями простиралась до того, что сын не смел в присутствии отца допустить себе иногда самых позволительных поступков или высказать самых требователь­ных желаний. Доказательством этого служит один весьма обы



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.