Книга четвертая 9 страница

Король приподнял бровь.

– На случай, если нас предаст Малахия?

– Ваш сын прозорлив, сир, – пожал плечами Рагнал. – Здесь яблоко действительно упало неподалеку от яблони. Мурроу боится за вас – Малахия отказался от совместного набега на Хоут.

– Старые яблони Эриу с возрастом стали чересчур недоверчивы и сонливы, – ответил Бриан. – Дюжину лет назад в ответ на это оскорбление я насадил бы голову Малахии на пику. А сейчас… – Король вздохнул. – Что ж, это неважно. Пусть седлают моего коня. Придется самому поговорить с этим старым сварливым ублюдком.

– Как пожелаете, сир, – Рагнал поклонился и повернулся к выходу из шатра; передав приказы короля, он замешкался на пороге. Снаружи витала над лагерем золотистая дымка тумана, и роса превращала траву у монастыря Святого Майнэнна в вышитый драгоценными камнями ковер. – Этой ночью я услышал одну историю, сир. Сказку – мне рассказала ее девушка, одна из тех, кто идет за войском. Поистине примечательная история.

Бриан поднялся и подошел, прихрамывая, к Рагналу, оперся на узловатую руку управляющего. Они шагнули под яркое утреннее солнце вместе.

– Примечательная, говоришь? Ты не бросаешься такими словами, друг мой.

– Нет, сир, – ответил Рагнал. – И не в моей привычке просить об услуге…

– Ты хочешь, чтобы я выслушал эту женщину?

– Я… Мне кажется, что это необходимо, сир.

Под холмом, где еще час назад собирался народ для набега на Хоут, стояла кучка гаэлов: облаченные в кольчуги воины Дал Каш, охранявшие короля, приближенные из числа родичей по клану и духу, облаченные в сутаны священники, – всех взволновало появление короля; они тревожились о его здоровье и беспокоились из-за его все увереннее бравшей свое немощи. Юный паж подвел к королю великолепного белого жеребца; Рагнал помог Бриану залезть в седло.

– В воздухе слышна зловещая музыка, сир, – пробормотал старый норманн. – Песнь рока, созывающая с севера мрачных дочерей Одина.

Бриан нахмурился.

– И за кем же они явятся?

Но Рагнал не знал ответа.

Верховный король Эриу наклонился.

– Когда я вернусь, приведи ко мне эту женщину. Любая сказка, после которой ты вспоминаешь годы язычества, и правда примечательна.

Затрещали, захрустели упряжи – гаэлы тронулись вслед за своим королем на запад, к низине Долкана. Вскоре Рагнал остался один. И молчаливый норманн, бывший когда-то морским разбойником, мистиком, торговцем, вором и рабом, сердито посмотрел в небеса…

Глава 32

Яркий солнечный свет озарил учиненный в тронном зале Дублинского замка погром. На взгляд Драугра, чей пьяный сон прервал надоедливый слуга, комната напоминала место побоища; среди обломков столов и перевернутых скамей валялись полуголые люди, гаэлы сплелись с галлами в одно плотное воняющее потом полотно. Драугр закашлялся. Он наклонился и сплюнул в лужу пролитого эля, смешавшегося с кровью и рвотой. Под ногами валялись осколки разбитой посуды. А перед ним стоял молодой паренек с жиденькой каштановой бородой и татуировками на щеках. Его длинная белая туника промокла от свежей крови. Он взволнованно смотрел по сторонам.

Драугр с трудом поднял на него единственный глаз. В мальчишке он узнал сына жреца Агаутра.

– Чего говоришь?

– Лорд Бьярки? – запинаясь, проблеял тот. – Знаки… они… он должен это увидеть! Быстрее!

Драугр со стоном поднялся на ноги. Хоть он и был вчера мертвецки пьян, угрюмому дану хватило самообладания притащить себе из соседней комнаты скамью и защитить ее от толпы. Один из его топоров лежал на мокрых каменных плитах, второй по рукоять застрял в окровавленном черепе мертвого норманна.

– Парень, – пробормотал Драугр, – сегодня быстрее уже не получится. Жди здесь.

Держась за поясницу, он не слишком-то осторожно двинулся к королевскому помосту, где на троне Шелковой Бороды лежал закутанный Бьярки с нахлобученным на лоб на манер короны гнутым медным подсвечником. Волосатые животы подрагивали от храпа, мужчины постанывали и ругались, кашляли и рыгали. Вскрикнула женщина, напомнив Драугру, как доказал вчера свою необычайную ценность Маэл Морда – не как король, правда, а как сводник: он призвал в замок всех знакомых шлюх, проституток и грошовых потаскушек дублинских борделей. И это уже после того, как морские разбойники закончили с последней рабыней под крышей Ситрика.

– Бьярки, – позвал Драугр, взобравшись по ступеням низкого помоста. Одно из вороньих знамен сорвали с крепления, чтобы укрыться; второе висело косо и пестрело темными отметинами по нижнему краю, который кто-то пытался вчера подпалить. – Бьярки, чтоб тебя! – Полудан всхрапнул и заворчал себе под нос. Драугр пнул ножку трона. – Просыпайся, ублюдок ты желтушный!

– Иди докучай кому другому, ворона старая, – прохрипел Бьярки.

– Тебя призывают.

Бьярки приподнял голову, и самодельная корона, соскользнув вниз, с грохотом покатилась по ступеням. Скривившись, он приподнял пальцем желтое веко.

– Кто посмел?

Драугр махнул рукой себе за спину, на заляпанного кровью мальчишку.

– Твой ручной жрец.

Теперь открылись уже оба глаза – и взгляд Полудана, даже подернутый хмельной пеленой, все равно мог плавить железо.

– Мальчик, это что, какая-то шутка?

Юноша задрожал и замотал головой.

– Мой отец, милорд. Он послал меня вас найти. Знаки… Вы должны это увидеть.

– Ах, должен?

– Прошу вас, милорд!

Бьярки посмотрел на Драугра. Тот вяло пожал плечами.

– Это ты у нас вроде дока в знаках. Вот тебе и шанс это доказать.

– Тьфу! На хрен иди со своими клятыми знаками! – И все же Полудан поднялся с трона. Он потянулся, огляделся, хрустя суставами и позвонками в плечах и горбатой спине. – Жаль, здесь нет мак Кеннетига. Что за жалкое стадо! Один хренов ирландец с ножом – и можно вновь править империей.

– Повезло нам.

– Прошу, милорд! Скорее! – повторил сын жреца.

– Иди уже, крысеныш! Я за тобой. – Бьярки сошел, пошатываясь, с помоста и поплелся по залу вслед за парнишкой. Драугр не отставал – лишь ненадолго замешкался, чтобы вернуть себе свои топоры. Никто из них не увидел в тенях галереи у них над головой изможденного осунувшегося лица Кормлады, следившей за ними с тонкой усмешкой, кривившей ее бледные губы.

Чтобы пробраться к храму из тронного зала в самом сердце Дублинского замка, нужно было совершить путешествие в тысячу шагов – по арочным переходам, вверх по узким ступеням, мимо конюшен и через кухни – по счастью, почти все время в полумраке. И лишь в конце пути Бьярки пришлось выйти на свет немилосердного утреннего солнца. Щурясь, он толкнул плечом тяжелые двери храма. Когда глаза вновь привыкли к полумраку, перед ним открылась во всей своей красе бойня.

На перепачканном кровью полу лежали восемь обнаженных жертв – ирландских пленников и выбранных на рынке рабов. Всех их задушили и распотрошили, их кишки вились по камням, словно ленты плоти; девятый лежал, растянувшись на алтаре, со вспоротым животом. На его шее все еще виднелась петля шелковой струны, оборвавшей его жизнь. А над ним стоял заляпанный кровью Агаутр, казавшийся омерзительным в тусклом свете – его руки были по локоть перемазаны подсыхающей кровью и внутренностями мертвецов. Он вырвал один из органов, посмотрел на него и бросил к ногам Бьярки. Кусок мяса упал на пол с влажным шлепком.

– Всеотец сказал свое слово!

– В чем дело, Агаутр? – спросил Бьярки.

Агаутр в умоляющем жесте воздел руки к небесам, скрывавшимся за завесой дыма благовоний. Он был безумен, Бьярки в этом не сомневался.

– Девять раз изъявил свою волю Распятый! Девять раз сочился из печени желтый сок – эти органы, эти предвестники войны переполнены кровью! Девять раз предсказали внутренности судьбу нашего народа! Знаки ясны! Предзнаменования не врут!

– О чем ты все завываешь? Говори прямо!

– В день, что наступит после завтрашнего, разразится битва, – ответил Агаутр.

– Да. И что?

– Один повелевает тебе возглавить войска под стенами Дублина! Всеотец избрал тебя, Бьярки Полудан! Посмеешь уклониться от чести, которую оказывает тебе Распятый, – и твой народ сокрушат те, кто клялся в верности Белому Христу! Так написано в плоти мертвецов!

Бьярки мгновенно протрезвел, его глаза сузились.

– Ты уверен?

– Девять раз читал я одни и те же знаки. Такова воля Одина.

– Прочти еще раз.

– Ты избран, Полудан! – ответил Агаутр. – Ты сомневаешься? Девять – это священное число. Лишь девять раз разрешают боги…

– Боги разрешат и в десятый! – отрезал Бьярки.

Развернувшись, он схватил за горло сына Агаутра. Отец поспешил к нему, но остановился; с мрачной решимостью на лице он сбросил девятую жертву на пол храма, тело упало в месиво из крови и соков, образовавшееся у подножия алтаря.

– Не бойся, сын мой. Всеотец ждет среди теней, он поприветствует тебя с распростертыми объятиями.

Но настроение отца ничуть не успокоил мальчишку, и тот забился в руках Бьярки, пытаясь оторвать от шеи сжимавшие ее, словно железные прутья, длинные пальцы. Полудан потащил его к алтарю, через лужи крови и кучи вырванных кишок, приподнял его над землей, будто пушинку, и с силой швырнул на стол для жертвоприношений. Агаутр удерживал продолжавшего отбиваться сына, пока Драугр, ринувшись вперед, разорвал на нем тунику, оголив бледный безволосый живот.

– Услышь меня, Один! – завопил Бьярки. – Всеотец, мудрейший из мудрецов, прими в дар эту жизнь!

Он медленно сжимал горло мальчишки, пока не хрустнула гортань, неотвратимо лишая его воздуха и жизни. Еще не перестали подрагивать в предсмертной агонии ноги парнишки, как Полудан принял из рук Агаутра ритуальный кинжал и вспорол все еще двигающееся тело от груди до пупа, словно мясник, готовый разделать говяжью ляжку. Брызнула горячая кровь; от взрезанных внутренностей поднялись пар и вонь непреодолимого отчаяния. Бьярки храбро погрузил руку в самую глубь смердящего тела мальчишки. Вгляделся. Он чувствовал скользкую кровь, жизненные соки, те вместилища плоти, где таилась anima. Он искал знаки… и он их нашел. В окрасе внутренностей, в тяжести селезенки и изгибах кишок, повторяющих резьбу на перекладинах храма; в грозно налившейся кровью желтой печени; в сердце, так и рвавшемся наружу из костяной клети…

Помедлив немного, – все это время Агаутр заглядывал ему через плечо, а Драугр ждал, затаив дыхание, – Бьярки Полудан обреченно уступил.

– Все так.

– Я же говорил тебе, – пробормотал Агаутр. – Такова воля Одина.

Бьярки кивнул. Воистину, воля самого Одина. Если он сам не поведет норманнов против гаэлов, битва закончится резней. Дублин утонет в бушующем пламени, а жаждущие мести христиане распнут его так же, как римляне распяли когда-то их Бога. Десять человеческих жертв пророчат одно и то же. Один избрал его, Бьярки Полудана, отстоять Старые времена, привести северян к победе.

Всеотец выбрал его.

Раздувшийся от гордости Бьярки выпрямился. Он поднял к исчезнувшим в дыму небесам окровавленный нож.

– Один! – зарычал он. – Один! Взгляни на меня! Я принимаю твое покровительство! И я не подведу тебя!

В отдалении, словно в ответ на его слова, раздался насмешливый крик ворона…

Глава 33

Кормак О’Руэрк прикрыл от яркого солнца глаза и посмотрел на плывущие в глубь страны темные клубы дыма. Горели Фингал и богатый полуостров Хоут. Усадьбы, деревни, поместья норманнов и ирландцев – ублюдков, присоединившихся к королю Ситрику… и ко всему только руку протяни. Там добивались славы и богатства, пока он сидел здесь, на южном берегу Лиффи, в милях от славной, без всякого сомнения, битвы, и следил за дорогой, по которой поедет только идиот. А все потому, что Бриан мак Кеннетиг к концу жизни выжил из ума.

– Чтоб его, – пробормотал О’Руэрк в сотый раз. – Чтоб его черти драли!

Вождь воинов Коннахта отвернулся. Не было больше сил на это смотреть; от мысли, что его враги радостно набивают карманы трофеями давно осевших на их земле морских разбойников, у Кормака вскипала кровь. Его люди, которым вчера досталась честь вести за собой авангард, теперь ехали шагом по низкому холму, между рекой, дублинской дорогой и ирландским лагерем в Килмейнеме. Они ворчали и жаловались на свое бесполезное занятие – и О’Руэрк не мог с ними поспорить. За дорогой легко могли присмотреть один или два воина, а вместо этого Мурроу – без сомнения, по наущению отца – отрядил всех Уи Руэрков Лох-Гилла? Кормак кипел от злости; несмотря на его проступок, наказать за него весь клан значило нанести оскорбление, требующее отмщения. Но как это сделать?

Местность тут была болотистая и равнинная, если не считать нескольких возвышенностей, как эта, и за редкими деревцами и остатками древних каменных стен, давно разрушенных наводнениями, было не спрятаться. По правую руку возвышалась вдали мрачная вершина Каррай Ду, вместе с другими пиками гор Куалу нависая над лесистыми предгорьями.

Кормак обернулся на резкий свист.

Один из воинов Коннахта, сидевший в седле на расстоянии полета стрелы от него, указал на дублинскую дорогу; нахмурившийся О’Руэрк заметил в той стороне какое-то движение. Из высокой травы на обочине дороги показалась облаченная в черные одежды фигура с покорно поднятыми вверх руками. Когда она двинулась вперед, Кормак заметил в ее походке нечто пугающее – словно кто-то научил волка ходить на задних лапах. Но с такого расстояния было сложно разглядеть хоть что-то, кроме слоев тряпья, скрывавших лицо незнакомца.

Парни О’Руэрка изогнулись в седлах и подняли копья, словно желая проверить, решится ли он еще на один шаг. Но тот, человек или чудище, был достаточно умен, чтобы понять. Он остановился и убрал руки от висевшего на поясе клинка. Должно быть, он что-то сказал – Кормак видел, что парни обмениваются озадаченными взглядами. К незнакомцу подтягивалось все больше всадников, и сам О’Руэрк, выпрямившись в седле, тронул каблуками сапог бока коня.

И когда тот рысью подскакал ближе, Кормак О’Руэрк из Лох-Гилла услышал голос существа; в тот же момент он понял, что, хотя голос принадлежал мужчине, тот мог и не быть человеком.

– Ваш король, – произнес незнакомец. – Пф! Кто из вас, мешков с дерьмом, может отвести меня к королю, а? У меня для него послание, – он говорил со странным акцентом, не только смешивая датское и норманнское наречие, но и используя странные иноземные слова.

Конь О’Руэрка встал. Но отступить назад упрямая скотина тоже отказывалась. Она прижала к голове уши и сердито фыркала на незнакомца. Кормак похлопал коня по холке.

– Ты из данов или из норманнов, друг?

– Не из тех, не из других, – ответил чужак.

Его доспех был необычен: рубаха из железных колец, килт из конской шкуры, сандалии, похожие на те, что на глазах Кормака вытаскивали из древних римских могил, и длинный сакс в потертых кожаных ножнах. И все же О’Руэрк чувствовал, как при виде незнакомца встают дыбом волосы на затылке, – его темная кожа, слабый намек на красные глаза, которые тот прятал под грубым капюшоном, и то, что к нему не решались подходить лошади, – все это вызывало единственное желание – немедленно вспороть чужаку брюхо. Но О’Руэрк удержался.

– Мне нужно к старому королю.

– К королю Бриану? И зачем же тебе нужно к доброму королю Бриану?

– Не твоего ума дело, слизняк!

Кормак прищурился. Перекинул ногу через седло и спрыгнул на землю; его люди, тоже инстинктивно жаждущие исколоть незнакомца копьями, пока он не рухнет кровавым месивом к их ногам, отвели коней в сторону, чтобы Кормак смог встать с чужаком лицом к лицу.

– Так вбей в свою чертову башку немного хороших манер! Я вождь Уа Руэрков. Это моя дорога. Хочешь видеть короля? Убеди меня тебя пропустить.

Кормак почувствовал, как ощетинился незнакомец. Из глубокого капюшона послышалось странное сопение. Жилистая рука чужака с длинными, как звериные когти, ногтями поднялась к поясу и застыла у костяной с серебром рукояти сакса, потертой от частых боев.

О’Руэрк подобрался, готовясь к внезапной атаке; вот что за чувство он испытывал при виде этого демона в человечьем обличьи – он ощущал его жажду кровопролития. Но вместо этого незнакомец грубо и невесело хмыкнул, словно виселица скрипнула.

– Пф! Все вы, христоверы, одинаковые! Я хочу оказать вашему королю услугу и вот что я получаю взамен? Вы хотите загнать меня, как кабана на убой? Кто там в траве? – спросил он, кивнув влево. – Еще парочка жалких ублюдков со стрелами на тетиве?

– С пращой, – поправил О’Руэрк.

– Вот как! Живьем брать будешь, да? И что потом? Пытки? Неблагодарный червяк! – Незнакомец опустил голову и сплюнул, а потом широко развел руками. – Поверь мне на слово, говнюк: если ты замыслил именно это, то лучше бы тебе меня нахрен прикончить, потому что когда я спасу ваши жалкие шкуры от датской западни, я тебя найду! Я сломаю тебе спину и выпью костный мозг, христовер! Имиром клянусь!

Несколько долгих секунд Кормак О’Руэрк разглядывал мрачную фигуру незнакомца. Взвесив его слова, Кормак понял, что, несмотря на внутреннюю жажду прикончить тварь, не может ей возразить.

– Что ты сказал про данов?

Чужак потряс головой.

– Nár! Этот лакомый кусок не для таких, как ты. Веди меня к своему королю.

О’Руэрк вздохнул.

– Ты отдашь нам оружие и позволишь связать тебе руки? У тебя грозный вид, друг мой, я все думаю, какую богопротивную пакость ты замышляешь.

– В жопу вашего бога. – Незнакомец невероятно бережно вытянул из ножен сакс и воткнул его острым концом в землю перед собой. – Идем, мы теряем время.

О’Руэрк нагнулся и поднял украшенный рунами клинок, а затем направился к своим людям.

– Как твое имя?

– Имен у меня много, но что тебе за дело до них, свинья? – незнакомец сбросил капюшон. Воины О’Руэрка отпрянули, увидев безобразное лицо, дикое и заостренное. В нагоняющих ужас красных глазах чудовища не было страха, в изгибе губ даже чудилась тень насмешки – словно он знал страшную тайну, недоступную остальным.

И пока один из Уи Руэрков обвязывал протянутые чудищем руки веревкой из плетеной кожи, Кормак раздумывал, что за дьявольскую сделку он только что заключил.

Глава 34

Под стенами Дублина, у устья реки Лиффи сидел на мокром песке длинного пляжа Бьярки Полудан – он смотрел, как ведут по отливным волнам свои драккары морские разбойники. Солнце садилось, а их союзники с Мэна и Оркнейских островов, как ни посмотри, массово спасались бегством – бросались в воду, как крысы, бегущие с горящего корабля.

По крайней мере, Бьярки надеялся, что выглядело это именно так.

– Думаешь, они смотрят? – спросил Маэл Морда. Завернувшись в плащ, мятежный король Лейнстера стоял в отдалении от Бьярки, тощий и полный сомнений.

– Они смотрят. Они подумают, что наш союз распался: наверное, что перессорились, деля награду. Руку готов на отсечение дать, что полудурок Мурроу, заслышав об этом мнимом повороте событий, нынешней ночью хорошенько его отпразднует. Завтра мы застанем этого клятого христовера ползающим на коленях.

Бьярки посмотрел вдаль, туда, где выходил в бухту черноносый корабль Бродира. Лорд Мэна стоял у резной гальюнной фигуры и сыпал ругательствами, взывая к предкам, чтобы те выровняли крен корабля. В противоположной части залива гремел голос Сигурда, отвечавшего на оскорбления Бродира своими.

– Похоже на дешевый балаган.

Бьярки поднялся с песка и повернулся к Маэл Морде. Его глаза ярко горели в угасающем свете дня.

– У тебя есть план получше, сын Мурхады?

Король Лейнстера решил проявить характер. Он распрямил плечи и встретился с Бьярки взглядом.

– Вы чужеземцы, – презрительно фыркнул он. – Вам никогда не понять ирландцев. Хочешь, чтобы Мурроу вышел на бой? Просто скажи ему, когда и где, и он придет. Сынок Бриана небольшого ума.

– Да, это так – как и ты. Мой план позволит нам застать его врасплох. Он думает, что ему дадут перевести дух и помолиться своему бесполезному богу. А ты что, м-м? Волнуешься о завтрашнем сражении?

– Любое восстание оплачивается кровью, и военные потери не за горами. Чего я совсем не хочу – так это идти на заклание, как телок. Кто знает, вернутся ли наши союзники?

Бьярки усмехнулся.

– Эти жадные ублюдки? Они вернутся – звон мечей, возможность прославиться и жажда трофеев им милее жизни. На рассвете мы с тобой поведем войска из Дублина и Лейнстера по старому мосту, на поля Клуэн Тара меж реки Толки и Томарского леса. Корабли Бродира и Сигурда причалят к берегу у нас в тылу. И оттуда мы двинемся вперед. – Бьярки остыл. – Эта битва угодна самому Одину. По воле Одина мы завтра встретимся с гаэлами, вопреки воле их Распятого Бога. И во главе войска будет стоять избранник Одина. Разве можем мы проиграть?

– Можем – ведь Один ненавидит лжецов! – разнесся у Бьярки за спиной грозный голос. Полудан повернулся и оказался лицом к лицу с разъяренным королем Дублина. Ситрик, облаченный в хауберк из железных и серебряных колец, с тяжелым палашом на поясе, шел по мокрому песку навстречу своему сопернику. Следом за ним осторожно ступал Драугр, а позади маячила его бледная мать Кормлада. – Вот поэтому ты и проиграешь – ты осквернил знаки в угоду своим замыслам! Воля Одина, чтоб тебя!

– Следи за языком, мальчишка!

– Мальчишка? Наглая тварь! Как ты это сделал, а? Подкупил жреца моим золотом, или это все твои проклятые фокусы?

– Ничего я не делал, мелкий ты тупица! – огрызнулся Бьярки. Они с Ситриком пошли по кругу, точно две акулы, ждущие, пока запах крови пробудит в них безумие и жестокость. – Одно предзнаменование подделать можно… но десять? Даже мое искусство не так могущественно! Нет, это слова самого Всеотца! Это…

– К чему эта игра, – сказал Ситрик. – Сейчас перед тобой только мы, и мы знаем, что у тебя на уме, дурень! Ты украл моих воинов, ты украл мои деньги, украл мой город, а теперь хочешь украсть и возможность прославиться в бою? Ты забываешься, Полудан!

Поросшее щетиной лицо Бьярки исказила ярость. Хотя при нем не было ни оружия, ни доспеха, он ринулся к Ситрику и встал почти нос к носу с дублинским королем.

– Я ничего не крал, жалкий щенок! Это мои планы и замыслы прославили твое имя, и ты перестал быть всего лишь бесхребетным сынком трижды отданной замуж шлюхи! Кто отослал тебя из страны, чтобы заручиться поддержкой Бродира и Сигурда? Кто укрепил твои стены и обучил твоих бойцов сражаться, как герои древности? А что сделал ты, маленький Шелкобород, кроме того, что ныл и цеплялся за материнские юбки?

Ситрик бешено заревел, в глазах зажглась жажда крови; он отшвырнул Бьярки и схватился за рукоять палаша. Полудан пошатнулся и чуть не упал на скользящий под ногами мокрый песок. Но не успел король Дублина вытащить клинок из ножен на ширину ладони, как его по-медвежьи обхватили со спины крепкие руки Драугра. Ситрик попытался вырваться, попытался ударить Драугра затылком в лицо, но старый дан был умелым бойцом. Он прижимал короля близко к себе, сжимая его в железном кольце рук.

Бьярки навис над Ситриком – в обманчивых сумерках горбун казался еще выше. Он впечатал мозолистый кулак королю в челюсть, сломав ему зубы, отчего тот зашелся кровавой пеной. Драугр удерживал его на ногах. Кормлада ринулась было вперед, но замерла. Маэл Морда просто наблюдал. Еще один оглушительный удар – и Ситрик обмяк, ладонь на рукояти меча разжалась. Схватившись за его прославленную бороду, Бьярки принудил его вскинуть голову, несмотря на текущие по лицу кровь и сопли. Другой рукой он достал из ножен палаш Ситрика. Полудан поднес вороненый клинок к его горлу.

Кормлада угрожающе зашипела; Бьярки бросил на нее злобный взгляд, но смолчал. Он вновь взглянул на Ситрика. На лице короля не было страха, на презрение он отвечал одним лишь презрением.

– Стоило бы прикончить тебя здесь и сейчас! – рыкнул Бьярки. – Но ты еще можешь мне пригодиться. Завтра слава достанется мне, мальчишка. Такова воля Одина. Боги решили, что твое место за стенами, рядом с матерью, – он кивнул Драугру, и тот, отпустив короля, толкнул его на песок. Бьярки воткнул клинок Ситрика в землю рядом с его головой и опустился на колени. – Если к концу дня я дарую тебе право и дальше зваться королем Дублина, не говоря уже о жизни, то лишь по доброте душевной!

Бьярки поднялся и вразвалку пошел прочь с пляжа, прихватив с собой Драугра. Маэл Морда немного помедлил. Хотя Ситрик и был ему родным по крови, он не чувствовал особой привязанности к племяннику; он знал, в чьих руках власть, и до поры до времени собирался следовать приказам Бьярки. Молча развернувшись, он поспешил за ним вслед, словно послушный пес.

Осталась только Кормлада – она подошла к сыну. Ситрик сплюнул кровь и оттолкнул ее.

– Вот и все! – прохрипел он сквозь сломанные зубы. – Я позволил ему унизить меня, как ты и просила… а теперь объясни, зачем! На что я променял свою честь и честь дома Ивара?

– На месть, – ответила Кормлада.

Король Дублина моргнул. И в этот раз принял помощь матери. Опершись на нее, он с усилием поднялся. В ушах еще звенело от ударов, перед глазами плавали мушки. Он утер тыльной стороной ладони пену с бороды и попытался сосредоточиться на бледном материнском лице.

– Что это значит?

– Я пришла к тебе и попросила взбесить его, вытерпеть унижение, даже рискнуть жизнью, чтобы забить последний гвоздь в гроб нашего врага, – прошелестела она еле слышно. – Если все пойдет, как надо, сын мой, то к завтрашнему закату Дублин снова станет твоим.

Глава 35

Те из ирландцев, кто участвовал в набеге на Фингал и Хоут, вернулись в лагерь через час после заката, купаясь в лучах славы. Они везли с собой добычу из полудюжины разрушенных ими усадеб: стада коров и коз; воловьи повозки, доверху груженные мешками, тюками и бочками с награбленным добром; ряды породистых пони; вереницы ослепленных женщин и дрожащих детей, которых собирались продать на невольничьих рынках в Корке и Хлимреке. Весь лагерь высыпал это отпраздновать; был среди глазевших и Кормак О’Руэрк, не настроенный сегодня веселиться. Вождь Уи Руэрков из Лох-Гилла протолкнулся сквозь толпу покрытых пятнами копоти воинов и нашел среди них принца Мурроу.

Принц стоял с отрядом клана Дал Каш и своим сыном Турлоу. Отца и сына шили по одной мерке: они были одного роста и оба унаследовали от Бриана крепость тела. Хотя темноволосому Турлоу исполнилось всего пятнадцать, его секира уже принесла ему печальную славу.

– Не верю я ублюдку, – говорил Мурроу, стряхивая сажу и дорожную пыль и сплевывая под ноги. – Я помню Малахию еще с тех пор, когда мальчишкой был, но я не позволю старому змею встать с копьем у меня за спиной, даже если так велит мне сам Христос.

– Ты думаешь, он предаст нас? – Турлоу кивнул О’Руэрку, приветствуя вождя людей Коннахта и одновременно предупреждая о нем отца. Мурроу стукнул сына по крепкому плечу и наклонился к нему, снизив голос до заговорщического шепота.

– Я думаю, он уже предал, – принц повернулся к своему капитану. – Что слышно, О’Руэрк?

– Вести из Дублина, милорд, – ответил Кормак. – Хваленые союзники Ситрика – люди Мэна и Оркнейских островов – сели на весла. Один из моих парней подобрался так близко, что слышал, как они угрожают друг другу расправой.

– Думаешь, уловка? – нахмурил густые брови Мурроу. – Что сказал на это отец?

– А кто его нахрен знает, милорд.

– Ты что, не доложил королю?

– Сейчас докладываю, – ответил Кормак.

Мурроу с силой дал ему по губам. Капитан Коннахта сдержал удар, поморщился и сплюнул кровь.

– От твоих слов веет мятежом, О’Руэрк, – прорычал Мурроу.

– Да, но зато это честно, – О’Руэрк пошел вслед за принцем к бочке с водой. Мурроу с плеском окунул в нее голову и отпрянул, вода смыла с его лица сажу, пот и кровь этого дня. Принц убрал с глаз волосы и прожег О’Руэрка яростным взглядом.

– Выдернуть можно и честный язык.

– Это не все. Мы с ребятами наткнулись на… кое на что на дублинской дороге. Я бы сказал, что на демона. Мы связали его и незаметно привели в лагерь.

– Демон? – Мурроу сузил глаза. Хотя его нутро сводило от голода, а руки и ноги ныли, неуверенность – даже страх – в голосе О’Руэрка взволновали его больше, чем ему бы хотелось. – Какой еще демон? Это или человек, или нет…

– Поймешь, как только увидишь.

Мурроу свистнул сыну:

– Идем, парень, – и обернувшись к О’Руэрку, добавил: – Приведи этого своего демона в монастырь. И мы вместе с ним разберемся, раз и навсегда. И если это какая-то ловушка Люцифера, мы хотя бы встретим ее на святой земле.

Кормак О’Руэрк усмехнулся, отвесив небрежный поклон, он исчез в толпе воинов и прибившихся к войску людей. Мурроу, которого обступили вожди Дал Каш вместе с его сыном, направился к руинам монастыря Святого Майнэнна на вершине холма.

Внутренний двор был залит светом. Крест Кинкоры, дар Святого Фланнана, стоял в кругу светильников и ламп. Горели свечи, факелы и жаровни, от тлеющих углей поднимался в воздух сладкий запах драгоценного ладана.

Мурроу увидел сидящего на троне под тканевым навесом отца и стоящего рядом с ним Рагнала; у его ног, устроившись на низкой обитой тканью скамейке, сидела худенькая женщина в длинной выцветшей тунике из серой ткани, покрытой пятнами, рваной и наскоро заштопанной. На ее талии темнел широкий пояс из кожи и зеленой парчи, а медные волосы были подстрижены коротко, как у юноши.

⇐ Предыдущая 18 19 20 21 222324 25 26 27 Следующая ⇒