Книга четвертая 8 страница

Мурроу поджал губы.

– Не будь с ним так суров, отец. Может, он и ослушался тебя, но моим желаниям он подчиняется беспрекословно.

Старый король вздохнул – и это поразило Мурроу в самое сердце; хотя принц был в расцвете сил и прекрасно владел мечом и секирой, он отчаянно не любил огорчать своего повелителя.

– Так я и думал. Видел, как вы переглянулись, – Бриан жестом пригласил сына сесть. – Зачем тебе это, мальчик? Почему ты предаешь наш народ страданиям и адскому огню? Мы же не чудовища.

– В прошлом году, – тихо сказал Мурроу, – я сошелся в схватке с воином – я сказал, с воином, но он был всего на несколько лет старше, чем твой внук Турлоу. Это было на берегу реки Слейни, в Лейнстере, когда боевой отряд данов пытался помешать нам грабить их земли. И этот парнишка знал мое имя. Он произнес его трижды. Я не мог не ответить на вызов, – Мурроу потер щеку, осознав вдруг, что устал от душного тепла королевского шатра. – Он сказал, что много лет назад я убил его отца, что он рос, надеясь мне отомстить. И он попытался, – принц опустил взгляд на свои покрытые шрамами руки. – Моя секира прошла сквозь него, как нож сквозь масло. Но я еще несколько долгих недель гадал, рос ли щенок сам по себе – или в каком-нибудь вонючем длинном доме. И не было ли у этого щенка сучки-матери, которая вырастила его на сказке о мести Черному Мурроу из Кинкоры.

Мы пожинаем то, что посеяли, отец. И я засеял в сердцах сотен датских ублюдков жажду крови, моей или моего сына. Я не желаю Турлоу такой участи. Пусть он растет с Библией в руках, пусть собирает урожай с полей и умрет в постели, когда станет еще старше твоего. Вот о чем я мечтаю. И чтобы эта мечта сбылась, я должен собрать свой урожай – а после засеять это поле солью. Чтобы положить этому конец, должны сдохнуть все датские воины… и все их жены, сыновья и дочери.

Король взглянул на Мурроу безо всякой злости, но с огромной печалью.

– Храни тебя Всевышний, сынок, но и я когда-то думал так же. Считал, что мечом обеспечу долгую мирную жизнь всем своим сыновьям. Но, увы, мир устроен не так. Кровь порождает кровь; за бойней следует еще одна бойня. И лишь в прощении можно обрести мир.

– Если нам нужно просто простить своих врагов, то почему мы стоим лагерем в трех милях от Дублинских стен? Зачем вообще грозить войной, отец, если от того, чтобы бросить оружие и вкушать первые весенние фрукты, нас отделяют только извинения Маэл Морды?

В серых глазах Бриана зажегся тусклый огонек.

– Не глупи, мальчик. Я растил тебя не дурака валять. Ты не хуже меня знаешь разницу между справедливой и несправедливой войной. Мечом мы поддерживаем порядок , а не мир. А чтобы царил Порядок, нужно наказывать тех, кто его нарушает. Я простил бы Маэл Морде измену, попроси он об этом. Но Порядок все равно требует его покарать.

Когда режут людей, это оскорбляет Порядок, сын мой. А когда режут невинных, это оскорбление самому Богу. И потому О’Руэрк должен понести наказание.

Мурроу поднялся и накинул на плечи отца медвежью шкуру.

– Тогда суди нас обоих. И прости меня, отец.

Бриан перехватил его руку и поцеловал ее.

– Моли о прощении Всевышнего, сын мой, и помни об этом дне, когда наденешь корону.

Мурроу кивнул и вышел из шатра. Бриан смотрел ему вслед; усталость, разбившая его тело, тяжелым камнем опустилась и на душу.

Глава 27

Когда Этайн вышла наконец из леса к юго-западу от ирландского лагеря, она с облегчением вздохнула. Она до смерти устала и стерла ноги; ее тело покрывали царапины. Пропитавшиеся потом медные волосы липли к голове. Сведенные судорогой пальцы цеплялись за узду пони, который, несмотря на облегчение ноши, тяжело ступал рядом с опущенной головой. Бран неподвижно лежал на носилках спиной вверх; последний раз, когда Этайн проверяла, сребробородый ирландец еще цеплялся за жизнь, а его бледный лоб вспотел и горел от жара.

За ирландским войском тянулись отстающие – пестрая толпа торговцев провизией и шлюх, мародеров и купцов. Рядом тащились телеги: в одних позвякивал товар, а пустые пасти других с нетерпением ждали собранных с поля боя тел; на множестве телег ехали целые семьи, вороны-падальщики в человеческом обличье и бродяги без крыши над головой, слетевшиеся на возможные военные трофеи. И все они стекались ко второму лагерю, стоявшему в тени лагеря короля Бриана, словно плесень, разрастаясь на стерни полей, принадлежащих раньше северным поселенцам Килмейнема. Этайн влилась в этот людской поток без малейшего труда, словно они знали, что ее место среди них.

На краю этого стихийного рынка Этайн остановилась и пропустила вперед груженную бочками телегу. Хотя час был уже поздний, вокруг стояла давка, в новоиспеченном городе идущих за войском людей кипела жизнь. Она слышала обрывки песен и музыки; торговцы раскладывали свои скудные товары, звенящими от отчаяния голосами зазывая покупателей; купцы охотились за такими же, как она, хватали ее за край изорванного плаща, пытаясь привлечь к себе внимание, заставить ее взглянуть на плетеные корзины, полные бесполезного хлама, на черствое печенье и жухлые овощи, найденные по пути, на сгорбленных рабов, которых предлагали купить на час. Этайн отмахивалась от надоедливых прикосновений и не обращала внимания на пустую болтовню.

– Лекарь, – повторяла она раз за разом, бродя по залитому светом факелов рынку. – Мне нужен лекарь!

Она уже теряла терпение, когда из толпы показалась и преградила ей путь мужская фигура – судя по виду, дан, крепкий и седой, с окладистой бородой до самой груди; кажется, безоружный, в простой белой тунике под темно-серым плащом и штанах с крагами. Он смерил Этайн взглядом бледно-голубых глаз.

– Этот народ, сестренка, – сказал он низко, но мягко, – этот народ лекарей в глаза не видал.

– Но есть же здесь кто-то, кто лечит раны? Может быть, знахарка? – спросила Этайн.

– Дай-ка взглянуть, – дан подошел ближе и опустился на корточки у носилок. Когда заскорузлые пальцы осторожно коснулись раны, Бран высоко застонал. Мужчина нахмурился и, склонившись, понюхал ее. Он помрачнел, выпрямился и встал. – Ему нужен будет священник, сестренка. Причем скоро. Идем, – он указал рукой на стоявшую неподалеку палатку с откидным полотнищем. Трое одинаково просто одетых данов раздавали опоздавшим хлеб, чаши с разбавленным вином и деревянные миски с жидкой похлебкой. – Я пошлю кого-нибудь за священником.

– Кто ты такой?

Дан скромно улыбнулся.

– Рагналл из Корка. Вот, выпей вина.

Этайн приняла чашу с благодарностью, и, осушив, вернула молчаливому дану. К ее удивлению, тот снова ее наполнил и протянул назад.

– Как твое имя, сестренка?

– Прости, – она шлепнула чумазой рукой ко лбу. – Я Этайн – когда-то из Уэссекса. А мой несчастный друг – Бран из И Гаррхонов, он и его товарищи шли через горы, чтобы присоединиться к войску короля Бриана.

Рагнал указал на других данов.

– Этайн из Уэссекса, эти люди позаботятся о твоем друге. Прошу, присядь, отдохни. Скоро придет священник.

– А вы… монахи?

Рагнал рассмеялся.

– Нет, сестренка. Когда-то мы были рабами, но король Бриан нас освободил. И мы поклялись Белому Христу, что окажем гаэлам ту же поддержку, какую оказал нам король.

– Но я не из гаэлов.

– Какая разница, – пожал плечами Рагнал. – Тебе ведь нужна помощь?

Этайн кивнула.

– Благодарю тебя.

Рагнал присел рядом с ней на очищенную солью деревянную скамью.

– Что случилось с твоим другом? Никогда не видел, чтобы стрела так глубоко входила в тело. Говоришь, он путешествовал с товарищами?

Этайн подняла глаза от чаши с вином; и, вздрогнув, почувствовала на себе руку Провидения, подталкивающую сыграть роль свидетеля. Она выдохнула. Я светоч Божий.

– Это долгая история, добрый Рагнал, и к концу ты, возможно, сочтешь меня сумасшедшей…

Глава 28

Когда пробило полночь, над залитой лунным светом вершиной Каррай Ду закружили в вихре оглушительно кричащие птицы – они пронзительно чирикали и коротко каркали, орали и трещали. Они заметались над голым камнем, поблескивая мерцающими под луной клювами и когтями; и исчезли так же быстро, как появились… оставив вместо себя закутанную в плащ с капюшоном Кормладу.

Дублинская ведьма неподвижно застыла у обрыва, в одном шаге от пропасти в ужасную тысячу футов глубиной. Перед ней стояла Скала Бруль. Черная и испещренная рунами, она могла бы быть и обращенным в камень великаном: ее очертания напоминали человеческие, а на месте глаз темнели зловещие углубления. С незапамятных времен она стояла на посту, охраняя берега Эриу, так долго, что имя Бруль стерлось из памяти гаэлов и приобрело ореол мифа – одни говорили, что это кенотаф бога, оставшийся с тех пор, когда великий катаклизм положил конец Старой эпохе; другие думали, что это пирамида в честь великого короля из племени круитни, Народа камней. Однако даже Туат не знали, откуда она взялась на самом деле.

Скрываясь под тканью капюшона, она пристально обвела взглядом кривые тисы на склоне горы. Если ее враг здесь и был, она его не видела. Кормлада медленно спустилась ближе к Скале. Чары Туат покинули это место. Улетучились со смертью Нехтана; она была уверена, что уже через несколько декад зловещая вершина Каррай Ду раскрошится и осыплется вниз по горному склону.

Кормлада побродила вокруг Скалы, высматривая, то и дело замирая и вслушиваясь в дыхание ночи. Ничего. Она не чувствовала на себе взгляда, не слышала ни одного звука, который рассказал бы о рыщущем неподалеку фоморе . Какая-то уловка? Попытка продемонстрировать власть? Описав полный круг, она подумала, что чудище могло не найти дорогу в курган под великим камнем. Ведь волшебные ступени, ведущие в укрытие Нехтана, должно быть, исчезли с его смертью. Кормлада обернулась, уже сложив губы, чтобы свистом призвать к себе Круаха…

…и замерла. Она увидела его, притаившегося в сердце лунной тени у подножия Скалы – он сидел на корточках, опустив обезьяньи руки на широко разведенные колени; из-под завесы жестких волос блестели, будто раскаленные угли, красные глаза.

– Шлюха Полудана, – произнесла с усмешкой тварь. Низкий злобный голос пробирал до нутра и будил в Кормладе глубинный страх, подобного которому она не испытывала никогда в жизни. – Я наблюдал за тобой с того момента, как эти жалкие птицы высрали тебя на скалу. Ты, наверное, меня заметила? Нет? А, жаль, – он раздул ноздри, втягивая воздух. – Ты провоняла им.

– Я пришла сюда как раз из-за Бьярки, – взяв себя в руки, ответила она. – У нас с тобой общая цель: мы оба желаем этому ублюдку смерти. В какой-то мере это делает нас союзниками.

Гримнир приподнял бровь.

– Ах вот как! Не хочешь больше раздвигать перед ним ноги, да? Решила вместо этого взглянуть, как он повиснет в петле, которую сам себе сплел?

– Я хочу, чтобы этот трусливый сынок датской шлюшки сдох – даже если для этого мне придется самой взять в руки кинжал!

Гримнир подобрался, напрягся; прежде, чем она сдвинулась с места – прежде, чем успела хотя бы отшатнуться от него – чудище поднялось и оказалась от нее на расстоянии вытянутой руки. Пальцы с черными ногтями сжали ей подбородок. Второй рукой Гримнир сбросил с нее капюшон и повернул ее лицо к серебристым лучам луны. В тусклом свете стало видно потемневшие следы ударов на ее щеке и распухшую нижнюю губу. Их взгляды встретились; она в полной мере ощутила его дикость, жажду крови – и не отвела глаз. Он хрипло хмыкнул.

– А ты бы так и сделала. Если б могла.

Кормлада вывернулась из его хватки.

– Его мастерство слишком велико. И потому мне нужно, чтобы ты…

– Его мастерство? – в резком грубом смехе фомора зазвенела злоба. – Легковерная тупица! Мастерство? Единственное мастерство, которым может похвастаться этот идиот, – мастерство мошенника; медовые речи да ловкость рук – вот в чем его сейд . А прожил он достаточно долго, чтобы изучить все ваши жалкие человеческие премудрости, и потому всегда на два шага впереди ваших драгоценных миленьких интриг. Вот почему я тебе нужен, – веселость Гримнира вдруг бесследно исчезла; словно он отбросил ненужную больше маску. Во тьме загорелись красные глаза. – Мне только непонятно, ведьма, зачем нужна мне ты.

Кормлада моргнула. Ее разум кипел и бурлил от этого открытия: мужчина, чье колдовство пугало ее, чье темное искусство подчас превосходило ее, оказался всего лишь шарлатаном – мошенником. Осознать такое было почти невозможно.

– Я могу… могу провести тебя за стены… минуя секиры его северных наемников.

Стоило словам сорваться с губ, как Кормлада тотчас поняла свою ошибку. Она попала в его ловушку.

На ее волосах цвета полночного неба сомкнулась железная рука; она услышала тихий быстрый скрежет – Гримнир свободной рукой вытащил из ножен холодный стальной сакс.

– Ты меня за дурака держишь? – прошипела тварь. Его горячее смердящее дыхание обожгло ей щеку. – Я распотрошу тебя, как рыбу. Вскрою тебе брюхо и заброшу тебя на вершину этого грязного эльфийского камня! – Кормлада хотела ответить, но Гримнир поцарапал клинком ее горло, рассек кожу на шее. Из неглубокого пореза засочилась кровь. – Только попробуй раскрыть эту выгребную яму на роже, и я вырежу тебе новую улыбку! Это он тебя подослал, да? Эта уродливая мелкая крыса провела слишком много времени среди людей. Он позабыл, что истинный сын Балегира впитывает обман с молоком матери. Дай угадаю: я шагну в твое маленькое облако птичек, а когда выйду, с той стороны меня встретят копьем в живот?

Кормлада кивнула.

Гримнир зарычал и отбросил ее прочь.

– Этот дурень и измену толком не может спланировать! Вот такого ты мастерства боишься? Тьфу!

– Я… я могу переместить нас в другую часть замка, – ответила ведьма, кожу которой пачкал ручеек текущей из шеи крови.

– Если я теперь тебе поверю, то буду еще большим идиотом, чем он. – Гримнир напряженно мерил шагами вершину, ловко проворачивая в когтистой руке сакс. – Нет, – пробормотал он. – Нет, мы не сойдемся: ты желаешь ему смерти, а я поклялся его убить – но я не войду в Дублин, зная, что он поджидает меня и готовит мне какую-то скверно продуманную ловушку, и не позволю никому другому нанести ему последний удар. Пф! Прав был старик Хротгар, когда говорил, что Бьярки встанет мне костью в горле, – Гримнир остановился и потряс головой. – Хватит игр! Я встречусь с этой поганью на поле брани, как требует того Злокозненный!

– На поле брани? – повторила Кормлада. Темные губы медленно растянулись в улыбке – к ней наконец вернулось привычное спокойствие. – И кто из нас легковерный тупица? Бьярки и не думает являться на бой, у него и так хватает охотников метать во врага копья. Мой брат Маэл Морда, мой сын Ситрик, Сигурд с Оркнейских островов и Бродир с Мэна – все они поведут на гаэлов дублинское войско. А Бьярки останется только переждать, – она указала на дремавший у серебряной ленты Лиффи город, – переждать, уютно устроившись за крепкими стенами, пока птицы смерти пожинают свои кровавые плоды.

Гримнир повернулся к ней, за спутанными прядями волос налились кровавым безумием и яростью прищуренные красные глаза. Он сжал зубы, клацнул зубами – заходили под кожей мышцы. На сжавшей до хруста рукоять сакса руке побелели костяшки пальцев.

– Значит, я вспорю брюхо Бродиру, отрублю голову Сигурду, рассеку до пояса твоего брата и вырву твоему жалкому сыну хребет, если это хоть на шаг приблизит меня к ублюдку моего брата! Имиром клянусь, я голыми руками разнесу по камню эти стены и убью каждого мягкотелого слизняка, которого за ними найду!

– Тронешь моего сына, – ответила Кормлада угрожающе тихо, – и моя песня оборвет твою судьбу, фомор .

Гримнир фыркнул.

– Мою судьбу соткал кое-кто гораздо могущественнее тебя, ведьма. Но если хочешь спасти своего щенка, убедись, что ваш сброд возглавит Бьярки.

– Это невозможно! У него стальная воля, он не отступится! Как?..

– Стальная? Что за чушь! Воля этого полудурка не сильнее, чем у других. Разве не ты Дублинская ведьма? Напой ему его судьбу, пташка, как хотела напеть мою. Используй свое драгоценное мастерство и вымани его на битву. Остальное предоставь мне. Или хочешь, чтобы я вышел на бой против твоего сына?

И Кормладу, словно пущенная с небес стрела, пронзило осознание того, что после всего рассказанного фомором ее мир перевернулся. Она больше не одна из пешек Полудана, вынужденная играть свою роль из страха перед ним. Она королева, и ей передвигать фигуры на доске.

Гримнир тихо рассмеялся, увидев в ее темных глазах хищный огонек.

– Да, – прошипел он. – Дошло наконец.

– Он заявляет, что знает волю Одина, – сказала она. – Знаки говорят, что битва должна случиться через два дня, утром в тот день, когда христиане празднуют распятие своего бога. Но Бриан набожен. Он не поведет войска в бой. Он думает взять нас в осаду, так же, как делал раньше.

– Этот день ничем не хуже других. Сможешь заставить этого слизняка возглавить дублинское войско?

– Смогу, – уверенно ответила Кормлада.

– Значит, король христоверов явится на встречу. Об этом позабочусь я. – Гримнир поднял руку и неглубоко порезал кончиком сакса подушечку мозолистого большого пальца. Черная кровь наполнила рану и побежала по ладони. Кормлада поморщилась. Мысль о том, чтобы смешать свою кровь с кровью чудища, была ей противна, но она все равно протянула руку, готовясь стерпеть такой же укол.

Со скоростью змеи Гримнир перехватил ведьму за горло, и его кровь соединилась с ее – сочившейся из тонкого пореза на шее.

– Услышь меня, Злокозненный, Отец Локи! Взгляни на меня, Имир, господин великанов и повелитель морозов! Пусть эта кровь скрепит наш договор!

Ответом ему стал прокатившийся с севера порыв воющего шквального ветра. Под Каррай Ду заскрипели деревья, на голом пике негде было укрыться. Этот порыв будто ударил их обоих под дых, чуть не сбив с ног. Он дышал холодом ледников, он дурно пах горящей смолой и пролитой кровью. В его вое Кормладе слышались звон металла и неистовый смех ульфхеднаров; когда звук растворился в ночи, яростный вихрь снова утих, сменившись привычным освежающим морским бризом.

– Свершилось, – сказал Гримнир, отпустив ее. – Попробуешь предать меня, пташка, и ты не спрячешься ни на одной самой высокой ветке.

– Следи за тем, чтобы выполнить свою часть договора, фомор , – откликнулась дублинская ведьма. И, не тратя больше слов, развернулась и пошла прочь. Она вытянула руку – из тьмы спустился огромный ворон Круах. Сев на предложенное ему предплечье, птица издала зловещий свист; когда Кормлада подошла к осыпающемуся краю пропасти, на него опустился вихрь вопящих птиц. Это темное облако и унесло Кормладу в ночь.

Глава 29

Гримнир подобрался к краю Каррай Ду, и его сальные волосы взъерошил легкий ветер; он вздохнул полной грудью, раздул ноздри, почувствовав резкий привкус соленой пены, доносившийся с моря. Пахло кровью. Такие ночи служили богам пергаментом, на котором они писали судьбоносные пророчества. Чернилами были плывущие по небу звезды, в их тусклом свете и беспорядочном расположении мудрецам виделись события грядущих дней, предостережения о непостоянстве Фортуны.

Пока люди готовились к предстоящей битве, Гримнир краем присущего смертным сознания чувствовал, как собираются и другие. Привлеченный его клятвой Великий волк натянул свои цепи, изогнулся и свернулся кольцами Змей. Биением сердца звучали боевые барабаны, призывая в свидетели беспокойные души каунар, созывая их на задворки Мидгарда. Во тьме загорелись глаза призраков, и Гримнир почувствовал на себе их оценивающий взгляд. Среди них он узнал и Гифра, воспитавшего его, как собственного сына; узнал Хрунгнира, прозванного недругами Гренделем, – его глупое тщеславие и положило начало всей этой игре; узнал мать, Скрикью, свирепствовавшую в бою не меньше других воинов. Наконец во тьме показались и очертания беспощадного одноглазого Балегира, самого могущественного из Девяти отцов каунар.

– Мне ничего от тебя не надо, – сказал он, устремив взгляд за Каррай Ду. – Пф! Что ты можешь предложить такого, чего я не получил бы в избытке острым клинком? – Вдалеке под горой мерцали сквозь частокол деревьев рыжие огни Дублина, за шепотом и вздохами морского ветра он слышал отзвуки застольной песни. – Я последний из нашего народа. Со мной исчезнет и наша кровь. – Гримнир взглянул на призрачные фигуры – с такими же клыкастыми ухмылками, как у него. – Но если суета и буря мечей приведут меня к вам – если наконец-таки грянет Суд Одина – тогда, клянусь вам, сородичи мои, мою смерть запомнят надолго!

Глава 30

Появившаяся из вороньего вихря на плоской темной крыше башни Кварана женщина была похожа не на холодную собранную дублинскую ведьму, а, скорее, на дрожащую бродяжку. Взъерошенная, голая выше талии, в разорванном платье, Кормлада стояла на коленях и в ужасе качалась из стороны в сторону. Из ее рта и носа струилась кровь, на щеках, руках и бледной груди темнели царапины. Молчаливые северяне, поджидавшие ее с опущенными копьями, слишком хорошо понимали, что женщину перед ними жестоко изнасиловали. Двое отступили, пропуская в круг Бьярки Полудана и его неотлучную тень Драугра.

Бьярки щелкнул зубами.

– Не ожидал такого.

Заслышав его голос, Кормлада бросилась к нему; она сыпала бессмысленными проклятиями, призывала богов, чьи имена лучше не произносить вслух ночью, когда в воздухе витает кровь. Драугр схватил ее прежде, чем она успела прикоснуться к Бьярки; поймал ее молотившие в воздухе руки и низким голосом что-то ей зашептал, успокаивая и утешая. Понемногу Кормлада перестала отбиваться и наконец обмякла в обхватившей ее руке, словно безвольная кукла.

Бьярки подошел ближе и взял ее за подбородок двумя пальцами, вынуждая поднять на него глаза.

– Полагаю, ты не справилась с заданием.

– Сокруши эту гору, – прошипела она, заходясь кровавой пеной из разбитых губ. – Призови свое мастерство и обрушь ее этому ублюдку на голову! Вырви из чрева земли ее кости и перемели Каррай Ду в пыль!

Бьярки рассмеялся.

– Убить муху топором? Я так не думаю. Нет, я найду другой способ поймать ублюдка. Этим, – он обвел рукой копья, – я лишь попытал удачу. – Он хотел уже обернуться, но замер и скосил на Кормладу глаза. – Предупреждаю: очисти свое лоно – если в тебе прорастет его семя, я убью и приплод, и тебя вместе с ним. Будь проклята дочь королей! Я не потерплю у себя под носом мерзкого полукровку!

Кормлада не ответила – убийственный взгляд, который она бросила на Бьярки, сказал все за нее.

– Пусти меня, – пробормотала она Драугру. Тот помедлил, озабоченно хмуря брови. И Кормлада оттолкнула его. – Убери от меня свои грязные руки! Будь ты проклят! Будьте вы все прокляты!

Драугр отпустил ее; Кормлада пошатнулась и вновь рухнула на колени, ее худые плечи задрожали от мучительных всхлипов. Драугр знаком велел остальным уйти и отступил от нее.

– Какая трогательная забота, – насмешливо фыркнул Бьярки. – И вновь обратился к Кормладе: – Соберись. У нас гости, и они захотят увидеть награду, за которую приплыли бороться.

Полудан развернулся и спустился с крыши; Драугр, помедлив, ушел вслед за ним. Через несколько минут целая и невредимая Кормлада поднялась – такая же холодная и собранная, как в момент, когда покинула Каррай Ду; наведенные ей чары остались – на камнях всхлипывала и выкрикивала проклятия ее бледная копия. При виде нее Кормлада презрительно скривила губы; один тайный знак – и ее взъерошенное сломленное подобие обернулось туманом, которое разорвал на мелкие клочки ветер. Она сузила глаза, полные губительного черного льда.

– Легковерный дурак. Повелся на простейший трюк.

К ней присоединился Круах. Вместе они спустились в сердце башни Кварана.

Снизу доносились раскаты хохота – в тронном зале держали совет короли. Кормлада тенью скользнула по ступеням мимо своих покоев, к галерее; там во тьме ей представилась возможность наблюдать за развернувшейся внизу пьяной сценой. Поистине примечательное сборище бродяг: Бродир, Сигурд и их тэны шумели и пили наравне с норманнами Дублина, которых возглавлял ее сын Ситрик – и сын Олафа Кварана не давал обносить себя медом. За другим широким столом она заметила своего брата Маэл Морду, который брал одну из ее служанок под одобрительные крики Черного Осны и благородных капитанов Лейнстера. Когда к толпе присоединились Бьярки и не отходивший от него ни на шаг Драугр, приветственные крики стали еще громче. Сигурд подал им рога с пенным элем и настоял, чтобы они наверстали вместе с хозяевами праздника. За столом Мэна завязалась ссора, но даже обнаженные клинки и кровопролитие не смогли испортить их вакханалию.

В полной уверенности, что ее не побеспокоят, Кормлада вышла из галереи. Заперла двери своих покоев. Круах наблюдал за ней с привычного насеста, склонив набок голову и поблескивая тусклыми глазами. Кормлада соединила кончики пальцев. В тяжелом от фимиама воздухе повис вопрос: как?

– Как заставить его поменять план и возглавить войско?

Круах нахохлился.

Прочен хауберк

бесчестья и позора,

однако и в нем есть

прореха одна.

Засела в груди

нечестивой заноза,

сестрица тщеславия,

самонадеянность.

– Его величайшая слабость, – кивнула Кормлада. В этом был смысл. Она достала из сундука у стены, около обтянутой парчой лавки, треугольный кларшах , маленькую арфу, столь любимую ее народом. Ее рама была сделана из ивы и дуба, изящную резную шею украшала инкрустация из кости; двадцать девять ее струн были из сученой серебряной проволоки, а тридцатая – из черного железа, упавшего с неба. Кормлада опустилась на стул с прямой спинкой и наиграла кончиками пальцев зловещую мелодию.

– Его самонадеянность, – сказала она. – А он гордец. Он гордится своим хитроумием, гордится ложью, гордится стремлением заполучить то, что не принадлежит ему по праву.

Кормлада сощурилась, когда в мелодии наметился нежный мотив; дым благовоний, пойманный в ловушку ласковых звуков, начал собираться в бесплотные фигуры – они танцевали, сплетались друг с другом…

И Дублинская ведьма, коварно улыбнувшись, запела.

Глава 31

Ирландский лагерь осветило восходящее солнце, и спавшие под кроваво-красным небом гаэлы и их союзники, вздрогнув, очнулись от сна. По траве долины реки Лиффи ползла дымка, резко пахнущая дымом сгоревших крестьянских лачуг, тлеющих лагерных костров и костров погребальных, на которых ирландцы сожгли мертвых врагов; выгнанные из палаток, зевающие еще мальчишки, пошатываясь, плелись к верховью реки за водой, а воины постарше тем временем готовились завтракать оставшимися с вечера овсяными лепешками, кашей и мясом. Вернувшиеся к своим людям вожди рассказывали, что принц Мурроу решил вести боевой отряд за реку.

– Да, – говорил капитан галлогласов, вгрызаясь в кусок вареной свинины, – поедем в Фингал и Хоут, парни. Попотчуем клятых данов их же угощением?

Слушавшие с мрачной решимостью кивали. В ход пошли точильные камни, и звук, с которым воины затачивали острия своих копий, топоров и мечей, походил на шипение хищного зверя.

Меж палатками пополз скрежет камня по стали, такой же отчетливый, как боевой клич. Он отдавался эхом от стен стоящего на вершине холма монастыря, и молодые монахи, молившиеся у Креста Кинкоры, чувствовали, как ползут по спине мурашки. Этот звук долетал даже до королевского шатра, где в тихих раздумьях стоял коленями на молельной скамье Бриан мак Кеннетиг. Заслышав готовящихся к битве воинов, он напрягся; поднял голову и нашел взглядом выкованную в королевстве Дал Каш изящную секиру там, где оставил ее стюард, – висящей на кожаном темляке, на стойке. Вид секиры, шорох точильного камня, запах дыма… все это напоминало королю о давно прошедшей юности. Он тосковал по дням, когда не Мурроу и не Доннхад, второй его сын, а он сам возглавлял набеги на земли врага; напоминало о времени, когда его чаша была полна сладкого вина, выпитого временем и немощью до горьких остатков.

Бриан тряхнул головой.

– Сентиментальный старый дурак, – пробормотал он. Хрустнув суставами, он поднялся с молельной скамьи и позвал управляющего. На зов короля откликнулся Рагнал из Корка, облаченный в те же тунику и штаны, что и прошлой ночью. Бриан вскинул бровь.

– Все еще помогаешь идущим за войском беднякам, да?

– Мне еще многое предстоит искупить, сир, – ответил Рагнал. – И ни один человек до сих пор еще не сбивался с пути истинного, следуя примеру Господа.

Рагнал был на десяток лет моложе Бриана и успел прожить больше жизней, чем многие могут сосчитать: ему довелось побыть морским разбойником, мистиком, купцом, вором и рабом. Несколько лет назад Бриан в жесте милосердия пожаловал Рагналу свободу от ярла Корка и получил взамен ярого сторонника.

Король опустился на свою лежанку. Помассировал одеревеневшими пальцами бедро, пронзенное когда-то до кости копьем. Хотя и эту, и дюжину других ран Бриан получил в победоносных боях, из-за них он чувствовал себя скорее калекой, нежели королем. Он напрягся.

– Кого Мурроу поставил в караул?

– Уи Руэрка, сир, как вы и приказали. Они охраняют реку и дорогу к Дублину, – ответил Рагнал. – Старый Донал мак Эймен и его скотты охраняют западную дорогу из низины Долкана.

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 212223 24 25 26 Следующая ⇒