Книга третья 1 страница

Глава 2

Нельзя было сказать, где именно кончается Саллоу. Могучие старые древа уступали место молодым, а те рассыпались по тонущим в вереске и утеснике холмам. Хотя эти цветущие места казались мирными, Этайн замечала повсюду следы войны: сожженные, поломанные деревья и плетни, непаханые поля, обглоданные скелеты деревень и домов, разграбленных алчными мародерами. В нескольких милях от них, скрывая румяное лицо садившегося солнца за плотной черной вуалью, поднимался в небо темный столп дыма.

– Здесь что-то не так, – сказала Этайн, смотря на него из-под козырька ладони. – Это не похоже на обычный набег. Здесь пахнет войной – мы должны были услышать о ней в Саттоне. Дезертиры, беженцы – кто-нибудь да рассказал бы. Боже! О таком мы бы и в Дании узнали!

Лесная тропа влилась в бегущую с юга изъезженную дорогу; и ездили по ней не только колесницы, но и всадники – сложно было не узнать следы лошадиных подков.

– Да. И все же вокруг идут сражения, – Гримнир, слушавший на корточках дрожь земли, поднялся. – Пока не поймем, что здесь творится, на этой чертовой дороге нам лучше не появляться. А то еще поймаем грудью копье от кучки лошадников.

Гримнир осторожно, окольными путями повел ее туда, где клубился дым. Они обходили стороной открытые места и пригорки, держались покрытых сумерками низин, в которых уже собирался промозглый туман; шли вдоль каменистого берега быстрой глубокой реки, вздувшейся от стаявшего снега. Река текла в том же направлении, куда шли и они, – на северо-запад.

Промерзшая до костей Этайн плелась вслед за своим проводником. Разум оцепенел, ноги налились свинцом; в мокрой от пота накидке было холодно до дрожи, желудок сводило от голода – ей удалось только перехватить днем горстку ягод. Она держалась на ногах на одном упрямстве. Но и ему вскоре пришел конец. Этайн запнулась в темноте, тяжело привалилась к корявому дубу и, закашлявшись, опустилась на землю.

Она не знала, сколько времени просидела у подножия дерева. Может быть, лишь несколько минут, а может, и целый час. Гримниру на это было плевать, у нее над ухом вскоре раздался резкий шепот:

– Вставай, моя изнеженная тупица, – произнес он. – Не то ты место выбрала для сна. Я разведал вокруг. Еще немного, и я дам тебе отдохнуть.

Этайн кивнула и с трудом поднялась. Гримнир, придерживая ее за плечо, топал рядом, направляя, подталкивая, а иногда даже волоча ее на себе. Вскоре она с изумлением почувствовала, что идет почти по колено в ледяной воде. Сбросив оцепенение, она огляделась вокруг, пытаясь понять, как давно опустилась на землю ночь.

Мелкая вода плескала о каменистое дно. Гримнир почти на себе перенес ее по броду через речной поток. На дальнем берегу, освещенная ползущим по пологому склону холма рыжим заревом, стояла разрушенная мельница с давно прогнившим колесом; ее заложили в незапамятные времена, на камнях фундамента были видны следы инструментов давно умерших и забытых мастеров. Гримнир помог Этайн вылезти на берег неподалеку от мельницы.

Все здесь бурно поросло травой, над зарослями терновника и жимолости часовыми на посту возвышались ивы, мельничный ручей зарос камышом. От реки вела тропинка – к вершине холма, на котором виднелись в свете далекого огня развалины римской виллы. С другой стороны холма слышались сонмы людских голосов, лошадиное ржание, звуки медных рогов и гулкий стук барабанов, кто-то отдавал приказы, кто-то яростно кричал.

Гримнир подал Этайн знак идти за ним и ступил на тропу. Он осторожно обходил древние, отшлифованные временем влажные булыжники, которые прятались в траве. Тусклый свет выхватывал из тьмы то немногое, что осталось от виллы: несколько увитых плющом стен с трещинами и сломанные колонны, лет сто назад подпиравшие сгнившую теперь крышу. И все же кое-где на стенах были заметны следы добротной штукатурки, а на полу, под слоем грязи, веток и листьев мелькала на удивление яркая галечная мозаика. Под присмотром Гримнира Этайн прокралась по развалинам виллы к месту, где когда-то стояли главные ворота. Теперь же пустая арка вела в самое сердце Адского пекла.

В ночное небо поднимался дым ревущих костров. Сотни воинов стягивались к островному городу посередине неглубокой реки – в нее и впадала речушка, которую они с Гримниром перешли вброд. Скользкие берега острова защищали земляные укрепления и частокол, позади него стоял стеной второй такой же; за ним, вокруг сгоревшей церкви, виднелись покрытые свежей соломой дома и залы с остроконечными крышами. И мужчины, и женщины обороняли внешний частокол.

В небо взмыл град горящих стрел, метивших за оба частокола, прямо в дома. Занялась солома на крышах – запах дыма смешался с удушливой вонью грязи, немытых тел, крови, мочи и испражнений. Горожане ответили на залп нестройным потоком стрел и метательных копий.

– Знаешь это место? – покосился на Этайн Гримнир.

Она пожала плечами.

– Не уверена… – она напрягла память, пытаясь вспомнить название столь хорошо укрепленного островного города; на ум шло лишь одно. – Думаю, это Брод Нунны. Лес западнее и немного южнее нас.

Гримнир фыркнул.

– Бой почти закончен.

Осаждающие город воины были одеты в кольчуги и сражались под развевающимися знаменами – если Этайн не обманывали глаза, на черной ткани белела ива. Войско бросило все силы на ворота Брода Нунны. Несколько оголенных по пояс крепких мужчин подхватили таран из окованных железом бревен и пошли к воротам. Их товарищи укрывали их щитами, защищая от стрел горожан. Остальные толпились позади, готовые атаковать. С вершины пригорка Гримнир и Этайн видели, что и защитники города готовятся скрестить копья в последний раз.

Тут над гулом боя зазвучал женский голос. Нападавшие замерли, слушая ее песню – знакомую песню на привычном Этайн языке:

О, вижу я наших отцов и матерей.

О, вижу я наших братьев и сестер.

О, вот и мой муж, на пороге Вальгаллы.

Эйнхерии с ним вместе ждут Рагнарек.

Зовет он меня, не держите.

О, вижу валькирий, дочерей Одина!

На мгновение повисла тишина, а потом воздух снова наполнился шумом и лязгом осады.

– Это даны, – не веря самой себе, произнесла Этайн. – В Броде Нунны живут даны!

– В прошлом году приплыли, – произнесли позади.

Гримнир с ловкостью змеи обернулся и вытащил из ножен клинок, Этайн тут же различила рядом изможденного молодого сакса с бледным худым лицом. На его подбородке выбилось несколько пучков светлых волос. Юноша отскочил – то ли при виде обнаженного меча, то ли от сжимающего его воина с горящими красными глазами и клыками, торчащими изо рта.

– Боже милостивый! – успел пролепетать он, прежде чем Гримнир сомкнул пальцы на его горле.

Он впечатал юношу спиной в стену, самодельный нож из оленьего рога выпал у того из руки и со стуком упал на землю. Гримнир взглянул на него и снова вперился в сакса ненавидящим взглядом.

– Маленький тупица!

– Подожди! – воскликнула Этайн. Она подбежала к Гримниру. – Кто пришел в прошлом году? Дай ему сказать. Кто пришел в прошлом году?

Гримнир чуть ослабил хватку.

– Отвечай ей!

– Д-даны, – выдохнул сакс. – Армия Вилобородого. Пришли в прошлом году и скинули короля Этельреда. Эти вот заняли Брод Нунны, убили моего па и обесчестили мою ма. Сестер своих я с тех пор не видел.

– Свен Вилобородый? – переспросила Этайн. – Король данов? Это невозможно! В прошлом году он воевал с королем Норвегии!

– Ну и с королем Уэссекса тоже! – ответил юноша. – Он шибко разозлился, когда Этельред на день Святого Брайса пару лет назад убил его сестру и вырезал всех остальных сраных данов в Уэссексе. А я скажу, что многие из них по заслугам получили! Мерзкие ублюдки – и Вилобородый хуже их всех! Пропади он пропадом!

Этайн нахмурилась. Она открыла было рот, но Гримнир перебил ее:

– А Полудан при нем?

Юный сакс недоуменно пожал плечами.

Гримнир крепче взял его за горло.

– Я спросил, при нем ли Полудан, жидкокровый ты слизняк!

Лицо юноши побагровело.

– Н-никогда… о нем… не слышал…

Этайн повисла на руке Гримнира.

– Возможно, король Свен и король Олаф заключили мир. Они оба праведные христиане, и ни один из них не простит Полудану предательства. Может, сами даны и объявили его преступником.

Гримнир заворчал и отпустил сакса.

– Похоже на правду, – нехотя признал он.

Юноша разглядывал их, потирая шею. В прищуренных глазах плескалось подозрение.

– Кому вы голову дурите? Король Олаф? Его много лет как убили. Ма всегда говорила, что это дьявол ему удружил.

Этайн и Гримнир переглянулись. Девушка посмотрела на сакса, как на умалишенного.

– Олаф, сын Триггва, жив.

– Да хватит! – ответил юноша. – Язычники убили его при Свольдере, ма говорила, я в этот же год родился. В Великий год.

– Но этого… Этого н-не может быть, – пробормотала Этайн, запинаясь. – Великий год… сейчас… Этот год Великий.

Ее лицо стало белее снега, словно она вскрыла себе ножом артерию. Она считала, что эта весна – весна того года, который аббат Эйншем звал Великим: anno Domini 1000, конец времен, когда ждали пришествия Христа. Она перекрестилась дрожащей рукой.

– Иисус, Мария и Иосиф!

– Что? – спросил Гримнир.

Но Этайн его не слышала. Она взволнованно шагала взад и вперед.

– А ведь похоже на правду. Невозможную, неверную – но все-таки. Это запустение, и вот почему я не понимаю, о чем он… Господи, помоги мне! – она сжала руки у груди, не решаясь задать еще один вопрос. Страшась ответа, который докажет, что она проклята или безумна. – И какой… какой же год идет сейчас?

Юный сакс чуть не засмеялся – но взгляд Гримнира стер улыбку с его лица.

– Какой год?

– Священники говорят, сейчас тысяча четырнадцатый год от рождества Господа нашего Христа, – ответил сакс, тоже крестясь.

Этайн думала, что Гримнир придет в ярость. Что он разразится тирадой грязных ругательств и угроз, снова возьмется за меч. Он опять упустил возможность отомстить – Этайн была уверена, что мальчишка-сакс своими словами обрек себя на смерть. Но скрелинг просто отпустил его. Юноша сполз на пол, потирая саднящее горло. Гримнир отвернулся от него.

Этайн опустилась на колени. Ее мутило.

– Пятнадцать лет? Меньше, чем за день? Как такое возможно? Как?..

Гримнир шикнул на нее и тихо забормотал что-то на своем наречии, резком и гортанном – но вскоре вновь перешел на язык данов:

– …вот что Гифр имел в виду, ублюдок чумной. Никогда ничего прямо сказать не мог. Время в ветвях Иггдрасиля перестает что-то значить. Время! День, неделя, месяц? И что? Меж мирами время ничего не значит.

– Можно вернуться на Хульный холм, – сказала Этайн. – Вернуться и вновь пройти через арку… Ты же помнишь, какие миры гном использовал, когда открывал его, правда? Мы можем вернуться в Данию.

Гримнир рассмеялся.

– О да! И что станем делать, когда окажется, что мы промахнулись лет на сто? Nár! Я приму этот дар и поблагодарю за него Одноглазого. Но если эта погань Полудан все эти пятнадцать лет таскается по Уэссексу, я присягну твоему Распятому Богу.

Он подошел к двери и посмотрел на осаду. Его глаза сияли так же ярко, как и костры внизу.

Этайн подумала о Ньяле – раненом, брошенном. Выжил ли он? Отправился ли за ней? Искал ли ее по всему свету год за годом и, наконец, смирился с ее смертью? Сердце Этайн обливалось кровью при мысли о ее датском друге, так похожего на мужа и защитника, о котором она всегда мечтала, но никогда не знала во взрослой жизни. По щекам потекли слезы, она склонила голову и начала молитву:

– Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое…

Глава 3

Забытый на мгновение саксонский мальчишка осторожно растер шею, ощупал синяки, оставленные чудовищем с черными когтями. Не сводя с парочки полных холодной ненависти глаз, он начал тихо пятиться назад. Он отходил по своим же следам, ступая почти бесшумно. Он родился на этой земле, был здесь как рыба в воде. Как лесная змея. И он-то точно знал, как отомстить этой датской подстилке и ее бесу. Юноша улыбнулся и растворился во мгле.

Глава 4

Под ногами сакса еле слышно хрустнула гнилая черепица. Гримнир резко повернулся, хрипло выругался. Но прежде чем он успел остановить мальчишку, ночное небо сотряс вопль.

– Лазутчики! – во всю глотку закричал сакс. – Лазутчики! В развалинах даны!

Его рев было слышно даже несмотря на шум осады. Он долетел до лагеря осаждавших Брод Нунны, разбитого у подножия холма, далеко от поля боя. Там отдыхали сейчас от штурма раненые воины. Услышав предупреждение сакса, они закричали сами; весть подхватили и остальные: торговцы провизией и шлюхи, кузнецы и стрел мастера, – сотни голосов повторяли одно и то же.

– В развалинах даны!

Гримнир, не отрывавший от города взгляд, заметил, что солдаты оборачиваются. Он видел, как их капитан, крепкий ублюдок с темно-рыжей бородой, повернулся в седле и дал знак лейтенанту – костлявому человеку в зеленом плаще поверх богатого валлийского доспеха. Тот кивнул и галопом поскакал к кучке оставленных в резерве сопляков – они тоже хотели урвать свой кусок славы. Саксы потолкались, похватали факелы и, пешие и конные, отправились вслед за лейтенантом вверх по холму.

Гримнир набрал полный рот слюны и сплюнул. Он подергал туда-сюда клинок в ножнах, потер основание шеи.

– Вставай с колен, подкидыш, – рыкнул он. – Пора делать ноги – и быстро!

Глава 5

Этайн не шелохнулась. Она не сдвинулась с места ни после крика сакса, ни после приказа Гримнира; не обратила внимания на звон оружия и возгласы карабкавшихся по холму людей. Она стояла на коленях в неровном оранжевом свете костров – склонив голову, закрыв глаза, – и продолжала тихо бормотать молитвы.

– Будет жарко, но если уберемся сейчас, то успеем перейти реку, прежде чем этот сброд до нас доберется, – Гримнир быстрым шагом прошел мимо, схватив ее на ходу за капюшон.

Этайн стряхнула его руку. Она не посмотрела на него, не встала, не дала себя увести, она продолжала молиться, стоя на коленях.

Гримнир остановился и бросил на нее злой взгляд.

– Некогда в игры играть, тупица! – на этот раз он вцепился ей в загривок. – Я сказал, пошли!

Этайн с ревом поднялась на ноги. Оттолкнула от себя Гримнира, ударив его в прикрытую кольчугой грудь.

– Так иди. Иди, гром тебя разрази! Беги, подонок несчастный! Видеть тебя не желаю!

Ее горячность ошеломила даже Гримнира. Он моргнул и, прищурившись, посмотрел на нее, будто впервые видел.

– Эти белокожие жаждут крови, – медленно произнес он. – Они думают, здесь двое данов. Мы…

– Так чего мне бояться? – перебила его Этайн. – Я не из данов. Я саксонка, болван. Хватит скалиться! Что ты мне сделаешь? Убьешь? Так давай! – она подняла голову, показывая горло. – Вытащи меч и закончи этот чертов кошмар, в который ты меня втянул! Все, что я знала и любила, осталось за тысячу миль и за пятнадцать лет от меня. И все из-за тебя, несчастный ты ублюдок! Из-за тебя и твоей слепой жажды убить другого несчастного ублюдка, о котором я знать не знаю. Так вот, дьявол побери тебя и твою месть! Убей меня, если хочешь! Прирежь, и дело с концом! Нет? Тогда беги! – Этайн опять его толкнула. – Беги, жалкий гоблин! Беги и спрячься в какой-нибудь норе! Исчезни во тьме, как все твое племя!

В глазах Гримнира блеснула ярость. Он шагнул к ней, но Этайн не шелохнулась, взгляд ледяных синих глаз горел все тем же жаром. Гримнир со злостью ощерился, медленно склонился к ней и плюнул ей под ноги.

– Скатертью дорога, подкидыш, – прошипел он. – Вот тебе совет: когда начнешь рассказывать им, какая ты саксонка, постарайся скрыть свой датский акцент, – и он оскалился, заметив тень сомнения в ее взгляде.

Вокруг развалин раздавались крики, звенели кольчуги, топали, взрывая носами землю, сапоги. Воины подошли совсем близко. Этайн замерла, ослепленная светом факела в руках всадника, перескочившего через стену разрушенной виллы. Лошадь приземлилась на мозаичный пол, из-под ее копыт брызнули искры. Этайн обернулась…

Гримнир исчез.

Девушка кивнула. И скатертью дорога. Она расправила испачканную одежду, выдохнула и призвала на помощь дух благочестивого брата Айдена – Айдена Уэссекского, который пятнадцать лет назад отправился в паломничество, дабы обращать язычников в истинную веру, и пропал по пути в Роскилле. Она выдохнула. Жаль, что у нее не было распятия и псалтыря – они послужили бы добрым христианам знаком, что она и правда одна из них. Но у нее ничего не было. Не было даже крестика на шее.

Будет достаточно просто вверить себя в руки Господа. Неисповедимы пути Его.

Этайн натянула капюшон, выпрямила плечи и вышла через главные ворота виллы с уверенностью священника, огражденного от всех бед своей верой. Воины еще взбирались по холму – саксы в кожаных доспехах поверх кольчуг и грязных серых штанах. Всадники ехали по обе стороны от них. Все перекрикивались, и в какофонии голосов сложно было разобрать слова.

Этайн перекрестилась.

– Добрые люди Уэссекса! – выкрикнула она, поднимая руки, чтобы привлечь их внимание. – Выслушайте меня! – Лейтенант в зеленом плаще пришпорил лошадь и с оголенным мечом ринулся через поток людей прямо к ней. Этайн подавила желание пуститься наутек. – Выслушайте меня, говорю вам!

– Закрой пасть, датская сволочь! – прорычал всадник. Он опустил меч, и Этайн отшатнулась от удара.

– Подождите!

Всадник натянул поводья и направил на нее клинок.

– Берите его живым! Обыскать развалины! Мальчишка сказал, их было двое!

– Прошу вас, послушайте! – Этайн вскинула руки в умоляющем жесте. Она не видела, что пешие подходят к ней со спины. Не видела, как один из них заносит над ней копье, словно дубину. – Пожалуйста…

– Датский ублюдок! – рукоять опустилась ей на спину. Этайн закричала от боли, метнулась в сторону. Второй удар пришелся по затылку. Она полетела вперед, перед глазами замелькали кровавые мушки.

– Н-нет… п-прошу вас…

Последним нанес удар лейтенант. Его сапог врезался ей в лоб, и Этайн обмякла, словно марионетка с обрезанными нитками.

Глава 6

Гримнир выбежал через черный вход виллы. Он летел к реке по древней тропе и не переставая вполголоса ругался.

– Старый дурак, – шипел он. – Совсем мозги набекрень. Схватил бы ее за шиворот, и всех делов… вытащил бы ее оттуда, как мешок ячменя!

У брода рядом с мельницей он неожиданно для себя самого остановился. Выругался, сплюнул под ноги.

– Имирья кровь!

И нет, он нисколько не привык к Этайн, и замешкался он не потому, что волновался за ее судьбу. Нет уж, пусть эта маленькая дрянь хоть сгниет в своем христоверском аду, ему все равно. Ему просто нужен был проводник в этой забытой всеми богами вонючей стране, а значит, надо возвращаться за этой упрямой христоверкой. Гримнир снова выругался. Задумчиво сжал и разжал когтистые кулаки, прикидывая варианты…

И вдруг, безрассудно оскалив в улыбке клыки, оглянулся на виллу.

– Что я, старая баба, чтоб бегать и прятаться от проблем? Это моя маленькая тупица! И пусть только трусливые саксонские ублюдки попробуют ее у меня отобрать.

Все сомнения исчезли. Он развернулся и успел сделать несколько широких шагов вверх по холму, но тут расклад сил изменился: из-за угла развалин показался всадник в зеленом плаще – тот самый лейтенант.

С проворством лисы Гримнир припал к земле и сполз с тропы в высокую траву. И все равно лошадь лейтенанта почуяла его запах: шарахнулась в сторону и прижала от страха уши. Всадник попытался успокоить ее, не замечая в кустах горящих, словно угли во тьме, сощуренных глаз.

Из развалин, окружая их, высыпала дюжина саксов, если не больше, – готовые к схватке громилы с факелами, мечами и луками с натянутой тетивой.

– Внутри никого! – крикнул один из них.

– Разделимся, – приказал всадник, махнув факелом. Все-таки не валлиец – темноволосый сакс с проседью в спутанной бороде. – Вульфрик! Сможешь его выследить?

– Да, Кюневульф, – вперед выступил немолодой лучник в кожаном доспехе, поджарый и худой как щепка. Он отдал свой лук и взял у одного из воинов факел. – А вы, недомерки, будьте начеку. Уж я-то выманю этого сукина сына из его норы.

Гримнир наблюдал, как Вульфрик осматривает влажную землю. Он и так знал, что тот увидит: смятую траву, следы узких ног Этайн и его самого, тяжелее и больше. Гримнир надеялся, что следопыт из этого сакса паршивый, но узнавал неторопливую повадку; он видел, как сакс поднимает брови, читая землю, словно книгу. Пропущено: Вульфрик был охотником. Гримнир еле слышно выругался, подбираясь ближе.

– Немаленькая скотина этот дан, – пробормотал Вульфрик. Он нагнулся всего в нескольких шагах от того места, где прятался Гримнир, и свободной рукой ощупал след на глине, всматриваясь в его очертания при тусклом свете факела. – Крупный и шагает широко.

Гримнир, невидимый в своем укрытии, напрягся и оскалился. Положил руку на рукоять клинка.

Вульфрик выпрямился, поднял над головой факел и обвел взглядом кустарники.

– Сюда пошел! С Божьей помощью мы…

Гримнир не дал ему закончить. С ужасающим криком он вылетел из укрытия; со свистом покинул ножны клинок. Повинуясь сильной твердой руке хозяина, он рассек запястье Вульфрика. Сакс завопил, его ладонь вместе с факелом отлетела в сторону. Прежде чем он успел опомниться, Гримнир шагнул вперед и стукнул его кулаком в грудь. Треснули кости. Грудина Вульфрика сломалась, словно от удара булавы; он замертво рухнул наземь, будто прохудившийся мешок с костями. Выпавший факел упал на мокрую землю и погас, рассыпавшись столпом искр. Гримнир растворился в темноте.

Кюневульф закричал, предупреждая остальных. Засвистела тетива. Гримнир, рожденный в мире теней и полумрака, прекрасно видел, что их стрелы летят мимо цели. Саксы кинулись вниз по тропе, замелькали огни факелов. Гримнир отступал дальше от света, пока не почувствовал речную воду под ногами. Он подумывал укрыться в развалинах мельницы – оставшейся слева от него массивной громадине, зеленой от мха, словно жаба, – но передумал. Эта западня легко могла стать его могилой. Нет, здесь ему места мало. Двигаясь почти бесшумно, как привидение, Гримнир пересек реку вброд и исчез.

Глава 7

Темнота взорвалась снопом острых рыжих игл. Раскаленными ножами они впивались Этайн в глаза, выжигали изнутри череп. Кто-то держал ее грубыми мозолистыми руками; ее прижимали к рыхлой земле, к ледяной грязи, нестерпимо смердящей гнилью и людскими испражнениями. Этайн вырвало. Она перевернулась на спину и приоткрыла глаза. Вокруг нее стояли саксонские воины – и на их хмурых злых лицах читались лишь самые низменные желания. Раздраженным, голодным, им хотелось лишь съесть добрый кусок мяса, выпить большую кружку эля да потискать датскую шлюху с волосами из чистого золота. Хотелось вдосталь пожить, подраться, потрахаться и пограбить, прежде чем возвращаться домой и гнуть спину на землях своих господ. Этайн читала это по их лицам, по глазам, полным неприкрытой ненависти к ней.

Она закричала, когда они потянули к ней руки; безжалостно смеясь, они стянули ее сутану и верхнюю одежду, оставив ее трястись от холода в потертой льняной рубахе.

– Чтоб мне провалиться! – хрипло, как дикий пес, гаркнул один из них. – Да это женщина!

– Неисповедимы пути Господни, а?

Еще один взрыв хохота. Кто-то пнул ее в живот, заставив перевернуться на спину. Кто-то ее ощупал.

– А эта датская потаскушка ладно сложена, даром что на парня похожа.

Этайн попыталась отползти от них, но один из саксов поставил ей на спину сапог и отшвырнул обратно в круг. В отчаянной попытке спастись она поднялась на колени, сложила у груди ладони. Перед глазами плыло. Зрение не слушалось, саднящая голова словно распухла и горела огнем. И все равно слова сами скользнули на язык.

– Христос наш Сп-спаситель, – произнесла она на западносаксонском; в горле так пересохло, что речь походила на хруст веток. – Вспомни ужасы и страдания Свои, вспомни з-злые слова и тяжкие муки, которым подвергали тебя враги твои. Заклинаю тебя, Господи, упаси меня от врагов моих, зримых и незримых, защити меня и даруй спасение души. Аминь.

Мужчины вокруг замолкли. Они неуверенно переглянулись. Одно дело грабить дикарей-язычников, но причинить зло сестре во Христе для большинства из них было смертным грехом. Они повернулись к человеку, который стоял вне круга к ним спиной и смотрел на завершение осады.

– Она не язычница, капитан, – сказал один из воинов.

– Разве? – капитан обернулся. Он был высок и хорошо сложен, широкую грудь защищала кольчуга. Рыжую бороду тронуло уже серебро. На богатом плаще, подбитом горностаем, засохли капли крови; он положил руку на тяжелый серебряный крест у себя на груди. – А может, она просто умелая лгунья?

Он подошел ближе и смерил ее взглядом, словно торговец, который приценивается к товару.

– Verbum mendax iustus detestabitur…

– …impius confundit et … et c-confundetur [2], – продолжила Этайн.

Капитан приподнял брови.

– Знаешь Соломоновы притчи? Похвально, особенно для женщины, – он сбросил плащ и накинул его Этайн на плечи. – Как твое имя?

– Э-этайн.

– Мы в затруднении, Этайн, – сказал капитан. – Хоть эти псы и похожи на толпу адских бесов, на самом деле они люди благочестивые и богобоязненные. Я разрешил им на свой вкус развлекаться с любой дикаркой, которую найдут, но они под страхом смерти не надругаются над доброй христианкой. Тут мы и подходим к нашему затруднению, – он указал себе за спину, где за воинским кругом седой сержант держал за шкирку саксонского мальчишку. – Этот паренек говорит, что ты лазутчица-датчанка. И хуже того, он говорит, ты ведьма и в сговоре с самим дьяволом. Но твой вид и молитвы сбивают нас с толку. Ну так что, Этайн? Ты лазутчица? Или ведьма, что хочет обвести нас вокруг пальца?

Воины вокруг нее встали плотнее друг к другу, еще больше сжимая круг. Она подняла взгляд на капитана и тотчас же горячо об этом пожалела. Его лицо расплывалось в ореоле света, красные мушки перед глазами мешались с черными. Этайн крепко зажмурилась.

– Н-нет.

– А, так он клевещет на тебя? Этим он оскорбляет Господа, – капитан кивнул держащему мальчика сержанту: – Убей его.

В свете огня сверкнул нож, мальчишка закричал. Этайн обвила руками капитанский сапог.

– Нет!

Он поднял руку, останавливая казнь.

– Так значит, он прав, называя тебя ведьмой и датской лазутчицей?

– Он… нет.

– Дорогая моя Этайн, – повысил голос капитан, перекрикивая недоверчивый гул воинов. – У истины много граней и сторон, но нельзя говорить правду и ложь одновременно.

Этайн медленно покачала головой.

– В-все очень запутанно…

– Так объясни мне. Почему ты пряталась в развалинах? Если ты не ведьма и не лазутчица, то зачем убежала от моих людей?

– Я и не убегала, – она приложила руку к окровавленной щеке. – Спросите ударившего меня, пыталась ли я бежать.

Ее честность сбила капитана с толку. Он начал говорить, но смолк, когда в круг ворвался посланник из Брода Нунны – взволнованный юноша верхом на искусанной мухами кляче.

– Милорд, ворота вот-вот падут!

Новость переполошила саксов. Капитан выпрямился.

– Всем приготовиться, парни! Время показать этому заморскому сброду, кто здесь главный! Кюневульф уже вернулся? Нет? А, наверное, выслеживает ее сообщника! Да поможет Бог брату Кюневульфу и его следопытам!

Саксы поддержали капитана радостным криком.

Мир перед глазами Этайн покачнулся, все расплылось, гудение голосов превратилось в оглушительную какофонию: вой, крики, визг и проклятия. Она схватилась за голову и упала на бок, инстинктивно свернулась клубком.

– А с этой что? – спросил сакс. – Подождем, пока Кюневульф притащит второго, и казним обоих, или пусть ребята сперва немного развлекутся?

Этайн услышала, как капитан задумчиво цокает языком.

– Нет, – произнес он мгновение спустя. – Положите ее в телегу и не спускайте с нее глаз. Возьмем ее с собой в Баден. Лорду Хротмунду подавай язычников, а уж к предателям у него совсем особая любовь.

Капитанские сапоги зачавкали по грязи – он обернулся и приказал своим людям выступать. Этайн снова почувствовала, как ее поднимают, в этот раз куда бережнее. Кажется, им было ее жаль. И они боялись.

– Лорд Хротмунд? – пробормотал один. – Лучше уж самим ее прикончить, неважно, что она натворила.

В этот момент ее разум затопила тьма, и больше Этайн ничего не услышала.

Глава 8

Огни полыхающего Брода Нунны озарили небо, подсветили очертания развалин; со стороны холма вниз к берегу реки понеслись крики. Чуткие уши Гримнира различили далекие победные вопли и мольбы о милосердии. Но заполнивший ноздри едкий дым – пахло горящей соломенной кровлей и паленым мясом – подсказал ему, что пощады не будет.

Гримнир сидел низко к земле в зарослях камыша, под защитой ивовых ветвей, и наблюдал за своими врагами. Сакс по имени Кюневульф спешился и сидел теперь у тела Вульфрика.

– Хоть из-под земли мне этого клятого дана достаньте!

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒