Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





У РАДОСТИ ТЫСЯЧА ИМЕН 4 страница



 

Ум Мастера всегда пребывает в единстве с Дао.

Для меня Бог — это реальность. Я называю реальность Богом, потому что она управляет всем. Она есть то, что есть, и она так ощутима — это стол, стул, это туфля на моей ноге, это мои волосы. Я люблю Бога. Он такой очевидный, такой осязаемый и такой надежный. Вы не указываете, что ему делать, и он не нуждается в вашем мнении или разрешении. Вы можете полностью доверять ему.

Вы должны знать, что реальность хороша такая, какая она есть. Споря с ней, вы испытываете беспокойство и разочарование. Любая мысль, вызывающая стресс, противоречит реальности. Все такие мысли — это вариации на тему: «Все должно быть устроено по-другому», «Я хочу...», «Мне нужно...», «Он должен был...», «Она не должна была...» Мы всегда причиняем себе боль, пытаясь спорить с тем, что есть.

«То, что есть» — история из прошлого. А прошлое есть прошлое. Оно прошло, и вы ничего не можете с этим поделать. Попробуйте поспорить с •».чш>г' Разумным решением будет спросить себя: «Что я могу извлечь из этого?» Прошлое — наш учитель, оно благожелательно к нам, поскольку оно миновало. И пока люди не исследовали свое прошлое, они живут в прошлом. Они живут в своей истории о прошлом. И они упускают то, что есть прямо сейчас, то, что станет их будущим. Я никогда не знаю, что случится в следующий момент. Все, что я знаю, так это то, что он будет прекрасен.

Люди посвящают всю свою жизнь тому, чтобы изменить прошлое. Но изменить прошлое невозможно. Мысли о том, каким бы могло быть прошлое, бесполезны и причиняют страдания. «Моя мать должна была любить меня», «Мой ребенок не должен был умирать», «Холокоста не должно было быть». Сопоставлять то, что случилось, с тем, что, как вы считаете, должно было случиться, равносильно войне с Богом. (Слышать об этом очень тяжело, поскольку вы привязаны к понятиям «правильное» и «неправильное».) Некоторые люди даже считают, что печаль — это проявление преданности. С их точки зрения, не страдать вместе с любимыми — значит совершать по отношению к ним предательство. Думать так — безумие.

Если мой ребенок умер, значит, таков его путь. Любые попытки спорить с этим оборачиваются внутренним адом. «Она умерла слишком рано», «Я не увижу ее повзрослевшей», «Я должна была ее спасти», «Я была плохой матерью», «Бог несправедлив». Однако смерть ребенка — это реальность. Никакие аргументы не могут ни на йоту изменить то, что уже случилось.

Здесь не помогут ни молитвы, ни просьбы и причитания, ни самобичевание — у вас нет над этим власти. Но у вас есть возможность исследовать свои мысли, сделать развороты и найги три подлинные причины того, почему смерть вашего ребенка равноценна его жизни и даже, в конечном итоге, более ценна, чем жизнь. Это требует абсолютной открытости разума. Только открытый, созидательный разум может избавить вас от боли, которую вызывают попытки противоречить тому, что есть. Открытый разум — единственное, что позволит вам обрести покой. Когда выдумаете, что знаете, что должно и чего не должно случаться, вы пытаетесь манипулировать Богом. Это верный путь к несчастливой жизни.

 

Реальность — такая, какая она есть в каждое мгновение, именно такая, а не иная, — всегда добра. Это наша история, искажающая наше восприятие и затеняющая истину, заставляет нас верить в несправедливость мира.

Когда вы верите в правомерность страдания, вы отдаляетесь от реальности. Вы становитесь чемпионом по страданию, взращивая и лелея его в себе. Глупо верить в то, что страдания вызваны чем-то находящимся за пределами разума. Ясный разум никогда не страдает. Такое просто невозможно. Даже если вы испытываете сильную физическую боль, даже если умер ваш любимый ребенок, даже если вас и вашу семью отправили в Освенцим — вы не можете страдать, если не верите в ложную мысль. Я люблю реальность. Я люблю то, что есть, каким бы оно ни было. И что бы ни приходило ко мне, я открыта для любого опыта.

Я не говорю, что люди не должны страдать. Они должны страдать, потому что они делают это. Если вы испытываете печаль, страх, тревогу или подавленность, это именно то, что вы чувствуете в данный момент. Считать по-другому — значит спорить с реальностью. Но когда вы испытываете, например, печаль, обратите внимание на то, что ваша печаль есть следствие веры в предшествовавшую ей мысль. Найдите эту мысль, запишите и исследуйте ее во имя любви к истине, а затем сделайте разворот. Это вы создали в себе печаль — не кто-то другой, и только вы способны избавить себя от нее. И это очень хорошая новость, Если хочешь стать наполненным, позволь себе быть пустым.

 

Быть пустым и смиренным, жить в гармонии с Дао — это не некая возвышенная цель, которая можетбыть достигнуга только после многих лет духовной практики. Когда вы действительно углубляетесь в себя во имя любви к истине и подвергаете исследованию хотя бы одно стрессовое убеждение, ваш ум становится более ясным и чистым. И вы начинаете понимать, что никакого объективного мира не существует. Это всего лишь проекция ума. Вы живете в вашей истории о мире.

Мы хотим быть замечательными, благородными людьми, но если у нас не получается, мы становимся кем-то еще — во имя блага, конечно. Когда мы работаем с умом, проектором, то в конце концов начинаем жить в состоянии ясности и доброты. Возможно быть добрым все время, а не только когда у нас все идет хорошо. Это позволяет нам сохранять большое количество энергии для служения людям.

До тех пор пока вы верите в негативные концепции типа «Он эгоист», «Она высокомерна», «Он не должен был делать этого», «Ей не следовало быть такой», вы будете проецировать их на всех — мужа или жену, родителей, детей. Если вы не получаете от них того, чего хотите, или если они не разделяют того, что свято для вас, вы будете продолжать видеть их в черном свете — пока не начнете относиться к ним с пониманием. Это не выдумка. Это то, что мы делаем. Мы видим перед собой не человека, мы видим концепцию о человеке.

Когда вы по-настоящему любите себя, никакая проекция о том, что другие люди вас не любят, просто невозможна. Перед началом семинаров я часто говорю: «Выходя к вам, я уже знаю, что каждый из вас любит меня. Просто вы еще этого не осознаете». Обычно это вызывает у аудитории громкий смех. Людям приятно, что можно так легко почувствовать себя любящими, и они понимают, пусть даже на мгновение, что это не зависит ни от кого, кроме них самих.

Если вы говорите, что любите своего мужа, какое отношение это имеет к нему? Вы просто рассказываете ему о себе. Вы рассказываете историю о том, какой он красивый, обаятельный, сексуальный. Вам нравится ваша история, и вы проецируете ее на вашего мужа. А потом, когда муж не оправдывает ваших ожиданий, вы рассказываете историю о том, какой он злой, эгоистичный, как он пытается вас контролировать. И снова — какое отношение это имеет к нему?

Если мой муж говорит мне: «Я тебя обожаю», я думаю: «Хорошо. Мне нравится, что он считает меня своей "сладкой мечтой". Как он, должно быть, счастлив в эти минуты!» Но даже если бы он подошел ко мне и сказал: «Тот день, когда я женился на тебе, был самым горьким в моей жизни», какое отношение эти слова имели бы ко мне? Это означало бы, что он просто пребывает в печальном сне, и я бы подумала: «Бедный мой! Ему, должно быть, снится кошмар. Будем надеяться, что он скоро проснется». Ничего личного! Какое отношение его история может иметь ко мне? Я люблю его, и, если то, что он говорит обо мне, не является правдой, какой я ее ощущаю, я просто спрашиваю, не могу ли я что-нибудь сделать для него. Если я могу что-то сделать, я делаю, если не могу — не делаю. И он остается наедине со своей историей.

 

Никто и никогда не способен понять вас. Осознав это, вы становитесь свободными. Самое большее, что вы можете понять, так это вашу историю о ком-либо. Никакого другого понимания не существует.

Если вы не любите кого-то, это причиняет вам боль, потому что любовь — это сама ваша природа. Вы не можете заставить себя любить. Но когда вы начинаете любить себя, вы автоматически любите и другого человека. Точно так же как вы не можете заставить себя любить других, вы не можете заставить себя не любить их. Все это будет только вашими проекциями.

Когда вы действительно кого-то любите, мысль «Ты должен любить меня» вызывает у вас смех. Вы чувствуете, как высокомерна эта мысль? «Меня не волнует, кого ты хочешь любить. Ты должен любить меня, и я пойду на любые ухищрения, чтобы так и было». Это не имеет ничего общего с любовью. Если я считаю, что мой муж должен меня любить, значит, я сумасшедшая. Чье это дело, кого он любит? Конечно, его. Все, что мне нужно знать, — это развороты: «Я должна любить себя» и «Я должна любить его». Пусть он любит кого хочет — это его дело. История о том, кого мой муж должен любить, мешает мне осознать, что я — тот человек, на которого должно быть направлено мое внимание. Любить меня — не его дело, а мое.

Вы ничего не можете сделать, чтобы заставить себя или кого-то любить. Все, что вы можете, — это переживать любовь. Такой близости, как с самим собой, вы не испытываете ни с одним человеком. Вы можете обнимать его, целовать, заботиться о нем, ласкать его, кормить, отдавать ему свои деньги и свою жизнь — и это не будет любовью. Любовь — это не то, что вы можете показать или доказать. Любовь — это то, что вы есть. Это не какое-нибудь действие, это не то, что может быть «сделано». Когда вы открываетесь любви, тот, за кого вы себя принимали, полностью исчезает.

От него ничего не остается. Любовь сметает все на своем пути.

Отдавшись любви, вы теряете весь ваш мир, каким вы его воспринимали. Любовь не оставляет вам ничего, кроме самой себя. Она очень жадна, ей необходимо овладеть всем, она не оставит миру даже тени себя. Все отпадает, и вы становитесь похожи на дерево, теряющее осенью листву. И это так прекрасно!

Мы причиняем себе боль, когда отрицаем любовь. Любое ограничение — проявление эгоизма. Нет ничего такого, чем бы вы не могли поделиться с другими, но вы боитесь это делать. Конечно, вы не можете быть щедрым и великодушным прежде, чем придет для этого время. Но когда вы встречаете свои мысли с пониманием, вы обнаруживаете, что вам нечего терять. И вы перестаете пытаться что-то защитить. Отдать все, что вы имеете, становится для вас приоритетом.

Подлинная любовная связь может быть только с самим собой. Я состою в браке с самой собой, и именно это я проецирую на окружающих. Я люблю вас всем своим сердцем; вы не должны разделять мою любовь, поэтому в «Я люблю вас» нет никакого мотива. Разве это не здорово? Я люблю вас безраздельно, и вы ничего не можете с этим поделать. Вы ничего не можете поделать с тем, чтобы лишить меня близости, которую я испытываю к вам.

Когда я говорю «Я люблю вас», это означает любовь к самой себе. Я обращаюсь не к вам, я говорю это только себе. Любовь настолько сосредоточена на себе, что не оставляет места ни для чего другого. Она поглощена только собой, всегда.

Ни одна молекула не существует отдельно от другой. В кажущемся мире двойственности люди видят «ты» и «я», но в реальности существует только один. И даже это не является истиной.

 

Я состою в браке с голосом внутри меня. «Брак» — это метафора единства и близости. Связывая себя какими-либо обязательствами, я делаю это во имя своей собственной правды — ни ради чего-то большего или меньшего. «Берешь ли ты его в мужья?» — «Беру. Но я могу изменить свое решение». Пусть все идет так, как идет.

Я состою в браке только с Богом — реальностью. Это то, с чем я связана нерушимыми узами. Я не могу иметь обязательств ни перед кем. И мой муж не хотел бы, чтобы было по-другому.

Пока ты не вступил в брак с истиной, никакие другие брачные узы не имеют значения. Вступая в брак с собой, вы соединяетесь со всеми. Я — это вы, а вы — это я. Такая вот космическая шутка!

 

Открой себя Дао, доверься своим естественным реакциям, и все встанет на свои места.

У

меня не было духовного наставника. Конечно, у меня было много учителей — начиная от моей матери, моих бывших мужей, моих детей и кончая бродягой в лохмотьях на углу улицы в Санта-Монике. Когда у тебя нет официального наставника, ты не принадлежишь к какой-либо традиции и тебе не к чему стремиться и нечему хранить верность. Тебе не нужно кем-то казаться —достаточно просто быть тем, кто ты есть. Ты можешь даже позволить себе быть невеждой, который не знает ничего, кроме любви. Это и есть божья благодать. Все лишается таинственности и важности. Исчезает давление извне, и ты больше не привязан ко времени.

Я наблюдаю за своей одиннадцатимесячной внучкой Марли, напевая вместе с ее музыкальной игрушкой: «ОДИН, два, ТРИ, четыре, ПЯТЬ, шесть, СЕМЬ, ВОСЕМЬ, ДЕВЯТЬ, ДЕСЯТЬ». Она смотрит на меня с изумлением и восторгом и затем начинает танцевать. Она делает это абсолютно непроизвольно, вихляя своей ромбовидной попкой, покачиваясь и размахивая ручками, Я наблюдаю за тем, как рождается танец — это случилось впервые, — и не могу не присоединиться к ней. Марли тоже мой учитель. Мы танцуем как первобытные люди, исполнявшие свой первый танец на заре человечества. Марли не пытается сделать свои движения правильными или произвести на кого-то впечатление. Она естественна, как сама природа. И я точно так же, без всякого контроля, начинаю делать похожие движения, покачивая бедрами и размахивая руками. Из меня изливается смех. Я чувствую радостное возбуждение, которое передается мне от Марли. Но вот мелодия заканчивается, Марли смотрит на меня, затем переводит взгляд на музыкальную игрушку и нажимает на кнопку, чтобы начать песенку сначала. Но ничего не получается. Она пытается сообразить, как воспроизвести чудо. Я наблюдаю за тем, как она нажимает на кнопку второй, третий раз... и в конце концов игрушка начинает работать. Услышав первые звуки, Марли устремляет свой взгляд на меня, ее личико загорается, тельце начинает двигаться, и танец повторяется.

Моя любимая старая белая овчарка по кличке Кер-ман была еще одним моим учителем, — пожалуй, одним из самых замечательных учителей, которые у меня были после того ключевого события 1986 года. Ее любовь ко мне была абсолютно безусловной. К концу жизни у нее отказали задние лапы и она не могла ходить. Поэтому, когда ее кто-то звал, она ползла по полу на брюхе, перебирая передними лапами. Когда Керман умирала, из ее пасти начала течь кровь. Я позвала моих троих детей и сказала им: «Я бы хотела усыпить ее, если вы не назовете разумных причин, по которым делать этого не стоит». Дети, увидев, в каком плачевном состоянии находится Керман, согласились со мной. Мы запаслись ее любимой едой и устроили для нее вечеринку. Дети играли и резвились с ней так, как будто она была здорова. И она ползала за ними с радостной улыбкой на морде и, несомненно, получала от всего этого наслаждение. Казалось, в тот момент она забыла о боли. Керман всегда умела только отдавать, ничего не требуя взамен.

 

Когда пришло время везти ее к ветеринару, мы все поехали с ней — девять или десять человек, все ее друзья и вся наша семья. Мы стояли вокруг стола, на котором лежала Керман, а мой сын Росс наклонился к ней, чтобы видеть ее глаза. Доктор сделал укол, прошло мгновение, Керман не шевелилась, и когда Росс сказал: «Она ушла», мы все уже знали об этом. Еще минуту назад она была с нами, а теперь ее не стало. Наша Керман ушла, и некому было сказать «Прощай». Это было так трогательно и мило!

Я также училась у деревьев, когда бродила по лесу, среди высоких секвой, где олени не боялись меня и не убегали прочь. Я видела деревья, поваленные ветром или ударом молнии. Они казались мертвыми, но на их поверхности и внутри них существовал целый мир: мох, насекомые и многое другое. Даже после смерти эти деревья служили источником новой жизни, отдавая то, что у них осталось.

Природа ничего не удерживает в себе, пока у нее есть что отдавать. Она похожа на мою белую овчарку, которая, когда я ее звала, ползла ко мне с улыбкой на морде, хотя из ее пасти текла кровь. Так же поступаем и все мы, осознаем мы это или нет. Люди видят, с каким трудом я передвигаюсь, когда мое тело истощено. Я никогда не должна делать это или что-то еще, никогда. Я делаю это, потому что я получаю от этого удовольствие. Я поднимаюсь на борт самолета и ощущаю только свободу.

Осознавая это, я радуюсь. Может, это и не заметно, но я путешествую по миру с радостью в сердце, хотя могу выглядеть уставшей и истощенной. И я не отдаю больше, чем кто-либо другой. И белая овчарка Керман не отдавала больше, и секвойи. Все мы отдаем столько, сколько можем. Без наших историй любой из нас — чистая любовь.

 

Tont, кто дает себе определение, не знает, кто он есть на самом деле.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.