Составители 15 страница

==193

на врага. Незрелость личности ужасающим образом проявилась в бесхарактерности немецкого генерального штаба, мягкотелостью напоминающего моллюска в раковине.

Германия всегда была страной психических катастроф: Реформация, крестьянские и религиозные войны. При национал-социализме давление демонов настолько возросло, что человеческие существа, подпав под их власть, превратились в сомнамбулических сверхчеловеков, первым среди которых был Гитлер, заразивший этим всех остальных. Все нацистские лидеры одержимы в буквальном смысле слова, и, несомненно, не случайно, что их министр пропаганды был отмечен меткой демонизированного человека – хромотой. Десять процентов немецкого населения сегодня безнадежные психопаты.

Шмид: Вы говорите о психической неполноценности и демонической внушаемости немцев, но как вы думаете, относится ли это также к нам, швейцарцам, германцам по происхождению?

Юнг: Мы ограждены от этой внушаемости своей малочисленностью. Если бы население Швейцарии составляло восемьдесят миллионов, то с нами могло бы произойти то же самое, поскольку демонов привлекают по преимуществу массы. В коллективе человек утрачивает корни, и тогда демоны могут завладеть им. Поэтому на практике нацисты занимались только формированием огромных масс и никогда – формированием личности. И также поэтому лица демонизированных людей сегодня безжизненные, застывшие, пустые. Нас, швейцарцев, ограждают от этих опасностей наш федерализм и наш индивидуализм. У нас невозможна такая массовая аккумуляция, как в Германии, и, возможно, в подобной обособленности заключается способ лечения, благодаря которому удалось бы обуздать демонов.

Шмид: Но чем может обернуться лечение, если его провести бомбами и пулеметами? Не должно ли военное подчинение демонизированной нации только усилить чувство неполноценности и усугубить болезнь?

Юнг: Сегодня немцы подобны пьяному человеку, который пробуждается наутро с похмелья. Они не знают, что они делали, и не хотят знать. Существует лишь одно чувство безграничного несчастья. Они предпримут судорожные усилия оправдаться перед лицом обвинений и ненависти окружающего мира, но это

==194

будет неверный путь. Искупление, как я уже указывал, лежит только в полном признании своей вины. «Меа culpa, mea maxima culpa!»* В искреннем раскаянии обретают божественное милосердие. Это не только религиозная, но и психологическая истина. Американский курс лечения, заключающийся в том, чтобы провести гражданское население через концентрационные лагеря, чтобы показать все ужасы, совершенные там, является поэтому совершенно правильным. Однако невозможно достичь цели только моральным поучением, раскаяние должно родиться внутри самих немцев. Возможно, что катастрофа выявит позитивные силы, что из этой погруженности в себя возродятся пророки, столь характерные для этих странных людей, как и демоны. Кто пал так низко, имеет глубину. По всей вероятности, католическая церковь соберет богатый улов душ, поскольку протестантская церковь переживает сегодня раскол. Есть известия, что всеобщее несчастье пробудило религиозную жизнь в Германии; целые общины преклоняют по вечерам колени, умоляя Господа спасти от антихриста.

Шмид: Тогда можно надеяться, что демоны будут изгнаны и новый, лучший мир поднимется на руинах?

Юнг: Нет, от демонов пока не избавиться. .Это трудная задача, решение которой в отдаленном будущем. Теперь, когда ангел истории покинул немцев, демоны будут искать новую жертву. И это будет нетрудно. Всякий человек, который утрачивает свою тень, всякая нация, которая уверует в свою непогрешимость, станет добычей. Мы испытываем любовь к преступнику и проявляем к нему жгучий интерес, потому что дьявол заставляет забыть нас о бревне в своем глазу, когда мы замечаем соринку в глазу брата, и это способ провести нас. Немцы обретут себя, когда примут и признают свою вину, но другие станут жертвой одержимости, если в своем отвращении к немецкой вине забудут о собственных несовершенствах. Мы не должны забывать, что роковая склонность немцев к коллективности в неменьшей мере присуща и другим победоносным нациям, так что они также неожиданно могут стать жертвой демонических сил. «Всеобщая внушаемость» играет огромную роль в сегодняшней Америке, и насколько русские уже зачарованы демоном власти, легко увидеть из последних событии,

==195

которые должны несколько умерить наше мирное ликование. Наиболее разумны в этом отношении англичане: индивидуализм избавляет их от влечения к лозунгам, и швейцарцы разделяют их изумление перед коллективным безумием.

Шмид: Тогда мы должны с беспокойством ожидать, как проявят себя демоны в дальнейшем?

Юнг: Я уже говорил, что спасение заключается только в мирной работе по воспитанию личности. Это не так безнадежно, как может показаться. Власть демонов огромна, и наиболее современные средства массового внушения – пресса, радио, кино etc. – к их услугам. Тем не менее христианству было по силам отстоять свои позиции перед лицом непреодолимого противника, и не пропагандой и массовым обращением -это произошло позднее и оказалось не столь существенным, – а через убеждение от человека к человеку. И это путь, которым мы также должны пойти, если хотим обуздать демонов.

Трудно позавидовать вашей задаче написать об этих существах. Я надеюсь, что вам удастся изложить мои взгляды так, что люди не найдут их слишком странными. К несчастью, это моя судьба, что люди, особенно те, которые одержимы, считают меня сумасшедшим, потому что я верю в демонов. Но это их дело так думать; я знаю, что демоны существуют. От них не убудет, это так же верно, как то, что существует Бухенвальд.

==196

00.htm - glava09

Письма*

Пастору Вальтеру Узаделю

ГАМБУРГ, ГЕРМАНИЯ

18.8.1936

Дорогой господин пастор!

Я с большим интересом прочитал Ваш небольшой текст о молитве и должен во всем с Вами согласиться, если предположить, что говорите Вы с верующими либо с людьми, способными веровать. Вера предполагается Вами как нечто само собой разумеющееся. Эта предпосылка, однако, уже недействительна для широкого круга людей – в этом вся трудность. Коли есть вера, то излишни и всяческие споры о молитве, ведь она тогда подразумевается. Но если мы не имеем веры, то и разговор о молитве, по-моему, беспредметен. Тогда следует спрашивать: почему у нас больше нет веры? Или так: как нам прийти к вере? Откуда взять современному человеку уверенность в том, что круг мира открыт Божественному? То, что этот мир пребывает, да и всегда был в ужасающем состоянии, – это ведь знают и неверующие. Одно такое признание вряд ли приведет современных людей к вере. Скорее наоборот! Всесовершенство Бога предполагало бы и совершенство творения, а не этот мрачный полуад, исполненный скверны, глупости и зла. Нужда совсем не обязательно учит молитве, чаще ругани, насилию, преступлению.

==197

Я имею дело с нынешними образованными людьми, которые, как правило, не способны верить, и проклинать их за это я никак не могу. Они глубочайшим образом отчуждены от церкви и религии, поскольку оттуда доносится одно лишь «ты должен», а о нем вообще не известно, как его исполнять. В чем нуждается современный человек, что составляет единственную возможность возникновения у него религиозной установки – это как раз не напряжение воли и моральное принуждение, а опыт того, что его картина мира, соответствующая hybris его сознания, является наделе неудовлетворительным. Такой опыт возможен лишь в том случае, если нечто совершается в его личностном мире без содействия его сознания. Это опыт самодеятельности души, независимый от воли и сознания, обладающий убедительной силой. Важнейшей задачей воспитателя современных душ, мне кажется, является указание им пути, ведущего к опыту изначального, с каковым, например, столкнулся Павел по дороге в Дамаск. Такой путь открывается только в индивидуальном процессе развития. Разумеется, я говорю об образованных людях. Коллективные воздействия также могут иметь место, как то показывает ошеломительный успех оксфордского движения. Но лично я держусь той точки зрения, что тут мы имеем дело просто с «psychologie des foules»* , с соответствующими прогнозами.

Уход из церквей образованных людей вообще является ощутимой утратой, так как означает соскальзывание церкви к низшим народным слоям, а тем самым и утрату духовной жизни. Церковь, опирающаяся лишь на массы, уже едва отличима от государства. Мне кажется, что протестантизм фатальным образом потерял контакт с индивидуальной личностью. Отсутствие личной исповеди – чрезвычайно важной функции «directeur de conscience»** в длительной перспективе представляет опасное отчуждение духа.

Я надеюсь, что Вы не примите во зло откровенность моих замечаний. Больше, «чем кто бы то ни было, я проникнут мыслью о необходимости религиозных убеждений, но именно поэтому передо мной встает, так сказать, технический вопрос о возможности религиозного опыта вообще.

[К.Г. Юнг]

==198

Пастору Гансу Вегману

ЦЮРИХ, ШВЕЙЦАРИЯ 12.12. 1948

Дорогой господин пастор!

Ваше дружеское письмо от 8.12 было именно тем, что я хотел услышать, а именно ясной и недвусмысленной позицией по церковному вопросу. Я не знал, что Вы столь критично мыслите по данному предмету. Однако я считаю Вашу аргументацию верной, так как сам я по религиозным вопросам мыслю столь же, если не более, радикально. Ваше предшествующее письмо также нисколько не было мне скучно. Я опасаюсь скорее того, что надоедаю Вам своими заботами, а потому прошу прощения, что вновь Вам пишу. Но сегодня проблема «религии» - независимо от субъективной ее действительности - разрастается до космических размеров параллельно современным событиям. Я не верю, что ratio есть suprema lex* человеческого поведения. В первую очередь уже потому, что поведение это в решающие моменты направляется как раз не разумом, но скорее властвующими над ним бессознательными импульсами. Об этом говорит нам опыт. В разуме этим импульсам не находится эквивалента того, что удовлетворительно выражало бы их природу, давало им имя и образ. Поэтому сознанию необходима форма, так сказать сосуд, в который мог бы излиться бессознательный напор, в котором он мог бы принять культурный образ. Этот напор по природе своей действует лавинообразно. Форму ему всегда давала религия и никогда- разум. Проблема эта делается тем настоятельнее сегодня, так как культурное человечество скоро окажется на распутье -вместе с возможностью применять атомную бомбу. Урановая бомба по действенности еще не так грозна, новые плутониевые бомбы, производимые на конвейере, будут в 150 раз эффективнее! Мы стоим в непосредственной близости к самоубийству человеческой культуры, а в будущем могут быть открыты и такие цепные реакции, которые представляют опасность для всей планеты.

Почти 2000 лет тому назад мир вступил в последний месяц платоновского года, в век Pisces** – тогда же появились хилиастические

==199

предчувствия. К 1000 году они сделались еще отчетливее, а к 2000 году по Рождеству Христову в руках у человечества оказалось как раз то орудие, которым оно уготавливает себе конец. И наверняка уготовит, если только скоро дело не дойдет до третьей мировой войны, в которой будут основательно разгромлены те народы, которые также могут воспользоваться атомной бомбой. Это единственный шанс, что наступит великий поворот, всеобщий отход под Мариньяно. Под последним я способен себе представить только религиозное движение, охватывающее весь мир. Лишь оно способно сдержать дьявольские разрушительные силы. Вот почему меня так волнует церковный вопрос: церковь – та мирская инстанция, в которой дух (в религиозном смысле) соприкасается с животный массой. Церковь имела бы raison detre* , если б ей удалось спасти жизнь человечества или хотя бы культуру. Я знаю, что ломать в одиночку над этим голову бесполезно. Но говорить об этом следует. Поэтому-то я и надоедаю Вам снова своим длинным письмом, за которое опять таки прошу прощения. Это может показаться детским или суеверным, но меня как-то успокаивает сознание, что я все это высказал.

Само собой разумеется, ответа я не жду, если только Ваше перо само не придет в движение.

[К.Г. Юнг]

К оглавлению

==200

Генриху Больцу

МЮНСТЕРБЕРГ, ГЕРМАНИЯ 13. 11. 1951

Многоуважаемый господин Больц!

Для ориентировки: я психиатр, а не философ, чистый эмпирик, размышляющий над определенными фактами опыта. Душа для меня есть сводное понятие для целостности так называемых душевных процессов. Дух – качественная характеристика определенных душевных содержании (по сходству с такими характеристиками, как «материальный» или «физический»). Атлантида – мифическая фантазия. Л. Фробениус – наделенный богатой фантазией и несколько легковерный оригинал. Великий собиратель фактов, как мыслитель он много ниже.

Бог: некий внутренний опыт, не подлежащий сомнению как таковой, но впечатляющий. У душевного опыта есть два источника: окружающий мир и бессознательное. Всякий непосредственный опыт является душевным. Имеется опыт окружающего мира, передаваемый физически, и внутренний (духовный) опыт. Один столь же достоверен, как и другой. Бог не какая то статистическая истина, а потому столь глупо доказывать бытие Бога или пытаться его опровергнуть. Когда кто-нибудь чувствует себя счастливым, то ему не нужны для своего чувства доводы и опровержения. Равным образом нет оснований для утверждения, будто «счастье» или «горе» неиспытуемы. Бог – это всеобщий опыт, затемненный исключительно тупым рационализмом либо соответствующей ему теологией. <...>

То, что человечество с немыслимо давних времен именует «Богом», то Вы испытываете каждый день. Только Выдаете ему так называемые разумные наименования. Например, называете его аффектом. Он наделен такой душевной силой, что способен выбить из колеи все Ваши сознательные намерения, фатально их перечеркнуть, а то и порвать их в клочья. Поэтому так много людей, страшащихся «самих себя». В таком случае ведь Бог называется «Я сам». Окружающий мир и Бог – вот два первоначальных опыта, они равновелики, у обоих есть тысячи имен, каковые, впрочем, ничего не меняют в положении дел. Корни обоих нам неведомы. Душа является зеркалом обоих. Она есть та точка, в которой они соприкасаются друг с другом. Почему Вы вообще спрашиваете о Боге? Потому что Бог подстрекает Вас и побуждает к самым странным спекуляциям.

О вере говорят, когда потеряно знание. Вера и неверие в Бога – это лишь эрзацы знания. Наивный дикарь не верит, он знает, ибо внутренний опыт для него столь же значим, как и внешний. У него еще нет никакой теологии, он еще не дал себя затуманить утонченно-глупыми понятиями. Жизнь его с необходимостью ориентирована на внешние и внутренние факты, в которые он в отличие от нас погружен без обособления. Он живет в одном мире, а мы – лишь в одной его половине и потому только верим (или не верим) в другую. Мы ее прикрыли с помощью так называемого духовного развития. Иначе говоря, мы живем в сотворенном нами самими электрическом свете и – что всего комичнее – веруем или не веруем в Солнце. <...>

[К.Г. Юнг]

==201

Фрейлейн Доротее Хох

3. 7.1952

Многоуважаемая фрейлейн Хох! Я Вам очень признателен за то, что на сей раз Вы отнеслись к моей просьбе несколько дружественнее и понятливее. Я отдаю себе отчет в том, что личные мотивы всегда и везде играют свою роль при раздражении, но думаю, что это все-таки чересчур легковесно – подозревать другого без близкого и точного знания обстоятельств в том, что его аргументация по существу .дела была вызвана личным злопамятством. Только при завершении дискуссии, когда все деловые моменты исчерпаны, можно осмелиться поставить вопрос: а не играли ли здесь свою роль и личностные моменты. Писать аннотацию на «Общение с людьми» Книгге я все-таки не стану.

Вы удивляетесь моей реакции на Ваше свидетельство о личной встрече с Христом. Думаю, я не должен от Вас утаивать, что подобные свидетельства, по моему опыту, производят на многих людей ужасающее впечатление. У них возникает ощущение ( и мне кажется, с полным на то правом), что они имеют дело с неким electus, избранным из человеческого общества – из всех лишенных Божьей милости, заблуждающихся, неверующих, сомневающихся, богооставленных. Религиозный человек – тут почувствует собственную неполноценность. Тем самым Вы лишаете многих теологов популярности и делаете излишним врага, от которого ожидают лучшего понимания не прошедших инициации обычных людей.

Я придерживаюсь той точки зрения, что Библия была составлена людьми, а потому она «мифологична», т.е. антропоморфна. В ней Бог, конечно, становится созерцаемым, но не зримым. Последнее было бы чересчур для нашего человеческого несовершенства, даже если бы мы могли созерцать Бога воплощенного. Таков наш morjh doulon* – после имевшего места кенозиса. Таков и удостоверенный язычниками образ katocoV** и «раба Божьего» в Ветхом завете. Таков и образ лишенных успеха, страждущих героев – Эдипа и Прометея.

==202

Предположение об исключительности христианства, выводящее его за пределы человеческого, уже не мифологического, т.е. исторически обусловленного, производит на мирянина такой же фатальный эффект, как и упомянутое выше «свидетельство». Евангелие тем самым ирреализуется: исчезает возможность всякого соприкосновения с ним человеческого разумения. Тем самым оно по видимости делается невероятным и не заслуживающим веры. По существу оно стерилизуется, так как все те психические приуготовления людей, которые могло бы вместить Евангелие, резко отметаются или даже подавляются, обесцениваются. Такая близорукость не является ни разумной, ни христианской – она все успешнее опустошает протестантские церкви. Зато так покойнее, ведь священнику тогда нет заботы о понимании общины – как и прежде, он может довольствовать ее проповедью.

Образованные люди скорее убедятся в значимости Евангелия, если им будет показано, что миф всегда в большей или меньшей мере предсуществовал, а именно был в наличии в архетипической форме у каждого индивида. Тогда люди увидят, что, собственно говоря, уловлено Евангелием, слова которого так искусно прикрываются богословами. Без такой привязки изречения Иисуса остаются просто чудесной историей, которая понимается как сказка и служит одному лишь развлечению. Исключительность равнозначна непонятности. Что Вам делать с Вашим apax legomnon* ? Если им сразу не очаруются, то оно другому вообще ничего не скажет. Как же Вы хотите тогда «встретиться с людьми в их жизни», если изрекаете вещи – да еще. такие исключительные, – которые с душой человеческой не имеют ничего общего?

Вы ссылаетесь на свою проповедь. Например, Вы говорите о воскресении из мертвых, в которое древние безусловно верили, – а как быть с современным человеком? Он ведь не имеет о таинствах ни малейшего понятия, тем более что они были дискредитированы протестантской теологией (ведь для Вас есть лишь одна истина). А все то, что Бог делал для людей до Вашей истины, так это какая-то халтура. Разве знает современный человек, что такое «вода», что значит «дух»? Вода пребывает внизу, тяжелая и вещественная, а ветер, «духовные» и дыхательные тела – наверху. Античному человеку все это было понятно, как

==203

взаимостяжение противоположностей, как complexio oppositerum* . Для него конфликт был тем более невозможен, поскольку материю он отождествлял со злом. Христос вогнал человечество в невообразимый конфликт. Сам он был предельно честен, вплоть до жесточайшей кончины жил своею жизнью, без почитания человеческих конвенций, в противостоянии своей законнической традиции – как злейший еретик в глазах иудеев, как безумец в глазах собственной семьи. Ну а мыто? Мы подражаем Христу и надеемся, что он нас избавит от нашей собственной участи. Как овцы, мы следуем за пастухом – конечно же, к наилучшему из пастбищ. Нет и речи о том, чтобы взаимоотнести наши верх и низ. Наоборот, Христос и его крест должны спасти нас от нашего конфликта, который мы просто оставляем в неприкосновенности. Мы являемся как раз верными букве закона и традиции фарисеями, мы бежим от ереси и думаем лишь об imitatio Christi**, но никак не о возложенной на нас собственной действительности, о единении противоположностей в нас самих. Зато предпочитаем веровать, будто Христос это за нас уже сделал. Вместо того чтобы нести свой собственный крест, мы обременяем Христа нашими неразрешенными конфликтами. Мы «себя подставляем под его крест», но уж никак не под наш собственный. А тот, кто делает последнее, – тот еретик, «самоискупитель», «психоаналитик» и Бог весть кто еще. Крест Христов он нес сам и был крест его собственным. Ставить себя под чужой, уже вынесенный другим крест, конечно, проще, чем нести свой под насмешки и презрение своего окружения. Так можно наипрекраснейшим образом следовать традиции, да еще и набожным почитаться. Неплохо организованное фарисейство, только явно не христианство. Лишь тот, кто жив смыслом и духом Христовым, – тот христианин. Тот же, кто Христу подражает и имеет, скажем так, бесстыдство брать на себя крест Христов, хотя и свой нести не желает, тот, по моему разумению, еще и букваря христианского благовестно не выучил.

Поняла ли Ваша община, что она должна замкнуть слух для сообразного традиции учения, зато испытать тьму собственной души, приложить все силы, чтобы стать тем, кто каждый есть, какова для каждого его собственная индивидуальная задача, тяжесть которой никто другой на себя не возьмет? Все молят «да

==204

минует нас чаша сия», чтоб нам она не повредила. О том и Христос молил, только безуспешно. А мы пользуемся Христом, чтобы в этом преуспеть. Теология уже по всему этому ничего знать не желает о психологии – ведь она и свой собственный крест не в силах обнаружить. Но о кресте Христовом хотят толковать: как он замечательно проторил нам путь смертью на кресте, наши конфликты все разрешил. Можно и то вспомнить, что жизнь Христова каждой своей чертой являет образец индивидуации, а потому она неподражаема: можно лишь в том же смысле целостно жить своей собственной жизнью со всеми вытекающими последствиями. А это трудно, этому и стараются воспрепятствовать. Как это делается, покажу на примере. Один набожный (овца Христова, иначе говоря) профессор богословия мне публично возразил, что я-де «в вопиющем противоречии со словом Господним» говорю о неэтичности «оставаться» ребенком. «Христианин» же должен сидеть на коленях Отцовых, и тогда-то милейший Иисусишка и одиозные заботы об индивидуации как-нибудь на себя возьмет. Наивно, но вместе с тем намеренно, с бессознательным намерением исказить сам смысл Евангелия, вместо того чтобы дать себе труд понять смысл жизни Христовой как образец, – выводятся, в мнимом согласии со словом Господа, инфантильность и безответственность. А ведь это был образцовый didaskaloV ton ‘Israhl* , который не раз читал Новый завет. И никто, кроме меня, не протестовал, ибо всем и такое годится. Это лишь один пример того, как нас вводят в блаженный обман. Так незаметно наш протестантизм сделался иудаизмом redivivus* .

Бегством от конфликта является и конфессионализм. Не хотят более быть христианами, потому что позанимали стулья и скамьи той или иной церковной схизмы. Конфессии, слава Богу, однозначны, а потому с чистой совестью можно вытеснять собственную разорванность и «мужественно» отстаивать какое-нибудь одностороннее убеждение – ведь все прочие, увы, ложны. Когда я как христианин пытаюсь соединить в себе католицизм и протестантство, то мне, воистину по-фарисейски, припоминается это как особая прочность моих воззрений. А применение в этом психологии вообще считается перворазрядным скандалом. Сопротивление

==205

душевному, обесценение души как «лишь психического» – вот настоящий показатель фарисейского лицемерия. Следовало бы радоваться тому, что догматические представления подкрепляются психологически. Не будь психологических оснований, и догматы оставались бы чуждыми, засохли бы – собственно, это и верно по отношению к протестантизму. Бессознательно того и желают, ибо уж тогда о собственном кресте и не вспомнят и можно беспрепятственно произносить речи о кресте Христовом, вырвавшем нас, волей Господней, из нашей действительности. Допустимым делается тот адский срам, что так называемые христиане никак не объединятся, что они и дальше могут существовать отгородившись по своим конфессиям.

Даже если Вы полагаете, что мои размышления не совсем обычны, то и тогда Вам необязательно их проповедовать перед Вашей общиной. Христос, однако; принял свой крест, стоивший ему жизни. Легко жить похвальными истинами, но трудно в одиночку придерживаться того, что противостоит коллективности и для нее не похвально. Ясно ли Вашей общине, что в иных обстоятельствах Христос и это обозначает?

Эти мысли пришли ко мне при чтении Вашей проповеди, любезно предоставленной Вами в мое распоряжение. Особенно очаровали меня Ваши слова о «тотальной самоотверженности». Вполне ли Вам ясно, что значат слова: безусловная самоотдача? Судьбу без всяческих «если» и «однако», без уверенности в том, что все свершится безопасно – иначе никто ни на что не решается и ничем не рискует. Таких несколько темных, но близких действительности тонов я не обнаружил в Вашей проповеди.

С наилучшими пожеланиями...

[К.Г. Юнг]

==206

Уильяму Киннею

ЭВАНСТОН (ИЛЛИНОЙС), США

26.5.1956

Дорогой мистер Кинней!

Отвечая на Ваше письмо, хотел бы сказать следующее: простого ответа на проблемы этики не существует, как нет, насколько мне известно, и книг, которые могли бы Вас удовлетворительным образом сориентировать. Этика зависит от предельного решения христианской совести, а сама совесть зависит не только от человека, но и от его партнера, от Бога. В конечном счете этический вопрос концентрируется в отношении между человеком и Богом. Всякое иное этическое решение было бы конвенциональным, т.е. подчинялось бы традиционному и коллективному кодексу моральных ценностей. Эти ценности всеобщи и не специфичны, поэтому они не подходят к индивидуальным ситуациям – так же, как схема или диаграмма не выражает данного индивидуального многообразия. Соблюдению морального кодекса соответствует интеллектуальная оценка индивида на основе антропологической статистики. Тот, кто берет на себя роль высшего судии, принимает решение по поводу этического поступка и устанавливает моральный кодекс, тот вдобавок ставит себя на место Бога живого, Его воли. Ведь кодекс он устанавливает по-человечески, а затем объявляет его богоданным законом. Самая большая трудность заключается, конечно, в определении «воли Божьей». Психологически «Божья воля» дана во внутреннем опыте как превосходящая, решающая сила. Ей придаются различные имена - инстинкт, судьба, бессознательное, вера и т.д.

Психологическим критерием «воли Божией» во все времена служило ее динамическое превосходство над индивидом. После того как вое было сказано и сделано, решает именно этот фактор –сущностное нечто, которое заранее нам неизвестно. Мы узнаем его лишь вослед, мы постепенно учимся такому познанию на протяжении жизни. Долгие годы нужно жить самой совершенной и сознательной жизнью, чтобы уметь различать собственную волю от Его воли. Вместе с опытом и более или менее отчетливым знанием себя самого появляется и некоторый опыт относительно Бога. Но если человек ориентируется на моральный кодекс – сам по себе необходимый, – то божественное решение

==207

он, скорее всего, пропустит, а потом пойдет блуждать. Пытайтесь жить столь сознательно, столь совестливо и совершенно, насколько вообще возможно жить; учитесь самопознанию – кто .и что Выесть – это имеет в конечном счете решающее значение...

[К.Г. Юнг]

Доктору медицины Б. Лангу

ЛАНГЕНТАЛЬ, ШВЕЙЦАРИЯ

8.6.1957

Многоуважаемый коллега!

Я благодарю Вас за дружеское письмо. Автора всегда радует, когда он узнает, что его голос был услышан. Лучшего ведь себе и не пожелаешь...

Относительно Мартина Бубера я был бы Вам признателен, если бы Вы еще раз ясно передали, что Вы имеете в виду, говоря, что он пытался мне что-то «доказать». Это слово я никак не расшифрую. Бубер придерживается ложного мнения, будто метафизические утверждения либо истинны, либо ложны. Он не понимает того, что я – как психолог и психиатр – рассматриваю высказывания и верования прежде всего как суждения, являющиеся сами по себе, конечно, фактами, но о которых далее нельзя утверждать, истинны они или ложны. Например, я могу исследовать с психологической точки зрения высказывание о телесном воскресении Христа в пасхальную ночь, не утверждая при этом, что высказывание истинно или ложно. По поводу всех метафизических положений можно сказать, что их фактичность сводится к высказанному. Однако ни об одном из них невозможно доказательство их истинности или неистинности. Решение об истинности метафизического утверждения (или ему противоположного) явно лежит за пределами естествознания, к коему принадлежит и психология. Совершенно устаревшей, а именно со времен Иммануила Канта, является точка зрения, будто во власти людей утверждать метафизические истины.

Это было и остается прерогативой веры. Вера опять таки представляет собой психологический факт, далеко не означающий, однако, доказательства, В лучшем случае это факт существования

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒