Обряд и театр

{61} Обряд и театр

30 июля 1922 г. состоялось на Выставке Объединения Новых Течений в Искусстве демонстрация работ молодежи, собравшейся в группу, называющую себя «Обрядовым Театром». То, что мы увидели, могло бы быть разнесено и уничтожено даже не очень взыскательным критиком. Техника исполнения ниже ученической, немало вопиющих ошибок против хорошего вкуса — и тем не менее к жизни вызвано очень много серьезных и важных вопросов, пока беспомощно, но в корне правильно намечены, Почувствованы какие-то пути. Несколькими мыслями по поводу обряда и его отношения к театру мне бы хотелось поделиться с читателями.

Что такое обряд? Определения его не дал в своем докладе руководитель студии Туберонский. Из его слов было только ясно желание видеть «обряд» примененным к более широкому кругу явлений, чем только религиозные, т. е. ко всем отстоявшимся формам социальной и общественной жизни. Не знаю, допускает ли русский язык такое расширение понятия «обряд», как разрыв чисто религиозных представлений, но во всяком случае мы можем условиться так понимать это слово (хотя бы впредь до приискания более подходящего).

В этом смысле определим обряд, как результат канонизации тех или иных однажды изобретенных (или постепенно возникавших) явлений. Так, ежегодные процессии к могилам народных героев могут стать обрядно-канонизованными уже со дня {62} возведения памятника или застыть в обряд только после многолетних импровизованных поминок павших.

Параллельно с процессом канонизации происходит характерное для сущности обряда выветриванье эмоции, когда-то родившей застывшие впоследствии слова и жесты, эмоции-причины, при непременном наличии некоторой другой, вторичной эмоции следствия или ассоциации. Внуки создавших обряд современников убитых героев не почувствуют душевной необходимости упасть на колени и пропеть что-нибудь вроде: «оплакиваем вас, герои», но они сделают это, без непосредственного чувства горя, в ощущении великости идеи подвига и героизма.

Соображения эти бесконечно важны для техники «актеров обряда», которые должны передать именно не имманентную им, вне их лежащую эмоцию, взятую, так сказать, a priori. Личная, возникающая в актере эмоция предустановленности, предуказанности, нормативности уже сотворенных и воспроизводимых слов и жестов должна окрасить ту, другую эмоцию, в них заложенную, и создать новые взаимоотношения между этими жестами и словами. Правильно поэтому подметил Туберовский, что священник, «с чувством» произносящий слова литургии, оставляет во всяком слушателе крайне тягостное впечатление.

Предположим, однако, что «Обрядовому Театру» удастся, чего я ему искренно желаю, найти эти технические законы, найти ключ «обрядового исполнения». Значит ли это, что дело уже выиграно? Безусловно, нет. «Обрядовый Театр», демонстрировавший свои работы 30 июля, несколько связан по своему происхождению с основанными Мейерхольдом Курсами Мастерства Сценических Постановок, которыми затем руководили В. Н. Соловьев и я. Такое происхождение естественно натолкнуло его работников на, {63} так сказать, «формальное разрешение задач, перед ним лежавших. Между тем нигде не могла с такой ясностью обнаружиться недостаточность формального метода», как здесь. Я давно уже высказывал убеждение, что весь кризис театра есть в сущности лишь кризис репертуара и связанной с этим невозможности создания единой и крепкой техники актера. Тем более в обряде.

Обряд — канонизация явлений, созданных великим творческим напряжением, церемониальная манифестация обретенной, раз на всегда установленной (хотя бы субъективно!) истины. Состояние после действия давно отшумевшего. Статика в результате динамики, достигшей своего кульминационного пункта. Отложившиеся пласты культуры. Горное плато на большой высоте. Легкомысленно успокоиться на том, что «актер обряда» не эмоциален в своей технике. Надлежит, напротив, строжайше измерить те два эмоциональных потока, которые вливаются в обряд. Репертуарный индифферентизм Туберовского и его товарищей ни к чему хорошему привести не может. Комедия Кузмина о Мартиниане — прелестная живая пьеса с живою динамикой — обрядовой трактовке не подлежит. Не всякая «религиозная» пьеса — в то же время обрядовая.

Белогвардейские юмористы представляют себе электрофикацию в виде крестьянской лошаденки с воткнутым под хвост штепселем. Так и Туберовский готов применить «обряд» к чему угодно, кидаясь на произведения прекрасные, но рассчитанные на совершенно иное исполнение.

Пустой формализм может привести только к пустозвонной мирискуснической стилизации, не очень целомудренной игре в обрядовые формы.

Мне все равно, будет ли верить «актер обряда» в ту или иную религию или политическую программу, но в сердце общего замысла должна лежать полная вера, полное убеждение.

{64} На первый взгляд лучше было поэтому представление «Обрядовой» манифестации 1‑го мая. По существу же ясно, что и здесь штепсель включен куда не следует. Думаю, что для всякого социалиста манифестация 1‑го мая — агитационная манифестация борьбы. Все закружилось в вихре еще с 1914 года. Время ль пытаться рядить в обряды сумасшедшие катастрофы европейской политики? Фотографировать с выдержкой дерущегося на рапирах человека? Кино, а не фотография, динамика пьесы, а не статичность обряда могут выразить современную общественность.

Что же, нет, значит, «тем» для обряда? Я отвечу — есть. И в вихре 20‑го века существуют вечные, устойчивые, для всех обязательные понятия.

Факт смерти, факт рождения, факт любви и соединения существуют извечно для верующего и неверующего, политического и аполитичного человека. Создайте такой «обряд» и не бойтесь казаться старомодными в новых заботах о «содержании».

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 7 8 9 101112 Следующая ⇒