ГЛАВА VII 1 страница

ГЛАВА V

Сперва они падали, проносясь по гигантским извивам исполинской прозрачной раковины, по бесконечному лабиринту с хрустальными скругленными стенами – точнее, это их зрение и осязание, тщась донести до сознания совершенно чуждые обычному человеческому разуму вещи, изменяли истинный облик окружающего их. Старый Хрофт, наверное, кое‑что видел, потому что даже на лету тряс головой, отплевывался и неразборчиво бранился.

Они были внутри амулета Ямерта. Заклятья Хедина, усиленные огненной колонной, в которой ныне билось сердце ее создателя, открыли им дорогу в мир поразительных сил, причудливых существ, сновавших по переходам хрустального лабиринта. Некоторые из них оставались безразличны к Хагену и Хрофту, другие, напротив, самоотверженно бросались на незваных гостей – и тогда в дело вступали либо Золотой Меч, либо Диск Ямерта – Отец Дружин и Хаген не тратили время на рукопашную. Однако их мечи никого не убивали, темная кровь не пятнала прозрачные стены – жители Амулета просто исчезали, рассыпаясь тонкими золотистыми искрами. Очевидно, они присматривали за туго сплетенными заклятьями, решил Хаген, то есть в свою очередь были не чем иным, как особым образом оживленными частицами силы Молодых Богов, приставленными хранить их главную тайну.

Этим путем уже прошел посланец Хедина, зверек из Света и Тьмы, – значит, пройдут и они, успокаивал себя хединсейский тан.

Безумный полет внезапно кончился, что‑то мягкое подхватило Хагена под мышки, задержав падение, и он обнаружил себя стоящим на пыльной дороге, обсаженной могучими дубами, а впереди, под полыхающим зарницами небом, высилась Клинковая Гора. Воздух казался удивительно свежим и чистым, Старый Хрофт с шумом вдохнул его полной грудью, и на суровом его лице появилось странно‑мечтательное выражение.

– Воздух Асгарда, – объяснил он, заметив взгляд Хагена. – Только здесь и остался... Думаю, что Мимир окажется тем самым, кому я когда‑то оставлял в залог свой правый глаз.

Они зашагали по выкрошившимся плитам, не забывая следить за змеящимися тут и там черными трещинами. Шустрые ящерки сновали от одной щели до другой, внимательно поглядывая на путников рубиновыми глазками.

Странное дело, но Хаген, очутившись здесь, испытал необъяснимое облегчение – впервые за много лет он, идя на бой, отвечал только за себя. Хрофт беззаботно болтал – только теперь Ученик Хедина впервые задумался, насколько же сильно оказалось пережитое Хрофтом, что его речь перестала отличаться от разговоров самых неотесанных и грубых батраков Хьёрварда?

Однако этот чисто умозрительный вопрос Хагена занимал недолго – в небе открылся Глаз. Прямо посередине небосвода медленно нарисовался огромный черный зрачок, настоящий бездонный провал, окруженный изумрудно‑зеленой радужкой; белок в разных направлениях пересекали кровяные жилки. Глаз не имел ни век, ни ресниц; поворочавшись, зрачок вперился в застывших на долю секунды путников.

В следующий миг Хаген уже лежал ничком у корня дуба, закрытый от страшного Ока густой зеленой кроной. Рядом шумно сопел Хрофт.

– Ты знаешь, что это? – шепотом спросил спутника

Хаген, совершенно забывший в ту минуту, что обращается к Древнему Богу.

– Знаю. – Старый Хрофт скрипнул зубами. – Это Око Ямбрена, Повелителя Ветров. Он еще в старину любил подобные забавы...

– И что станем делать? – поинтересовался Ученик Хедина.

– От Ока нашей с тобой нехитрой магией не прикроешься, – пожал плечами Отец Дружин. – Надо выходить, и будь что будет. Веки вечные мы тут все равно не пролежим.

Они поднялись, как можно более спокойным шагом вышли из‑под прикрытия. Глаз в небесах чуть заметно шелохнулся.

Гадая про себя, сколько им дадут пройти на этот раз, Хаген сделал первые десять шагов – ничего не случилось. За ними наблюдали, но пока не препятствовали.

– Что они ждут, – процедил сквозь зубы Хаген, – если нас уже заметили?

– Они никогда не торопятся, – хрипло ответил Старый Хрофт. – По‑моему, там просто развлекаются, они же так уверены в себе! Дали бы иначе нам здесь разгуливать...

Делать было нечего, и они скорым шагом направились по дороге в обход Горы – к долине, где из‑под корней дуба бил Источник Мимира. Глаз, не отрываясь, следовал за ними.

Первый раз им преградили путь у самого изгиба дороги, подле горного склона. Шестеро Ночных Всадниц волшебницы Сигрлинн. Одна – с Пламенной Чашей в руках.

Ученицы чародейки выследили двух из трех ее главных врагов.

Засада была устроена по всем правилам ловецкого искусства. Ничто не выдало присутствия грозных воительниц, и извергнутый Чашей поток огня наверняка оборвал бы жизненный путь Хагена, если бы не Владыка Асгарда. Именно он древним чутким инстинктом почувствовал опасность, но не сделал ни единого лишнего движения, которое могло бы насторожить засевших у них на дороге;

в сознании Хагена тоже появилась смутная тень некоей угрозы, однако она не успела перерасти в нечто более осмысленное: Старый Хрофт одним движением сшиб его с ног и сам растянулся рядом. Брошенный рукой Древнего Бога, в кусты полетел увесистый обломок каменной плиты.

Там, где они только что находились, дорога вспыхнула злобным, ненасытным огнем; казалось, что извергнутое Чашей пламя способно было пожрать даже камни.

Хаген перекатился через плечо, рванулся вперед‑вверх, туда, где предательски вздрогнули ветви кустов, на ходу, вернее, на лету выхватывая из ножен Голубой Меч – Диск Ямерта был бесполезен до тех пор, пока Ученик Хедина не увидит противника в лицо.

Тяжелое, закованное в прославленную сталь гномов тело хединсейского тана пробило зеленую завесу ветвей, сверкнул клинок, направляемый не разумом, не чувствами, но тем загадочным боевым инстинктом, что пробуждается порой в минуту крайней опасности. Рассеченное от плеча до поясницы тело Ночной Всадницы упало под ноги Хагену.

Старый Хрофт тоже не мешкал. Когда‑то, давным‑давно, его излюбленным оружием было копье, но изукрашенное резьбой древко сломалось в страшной битве на Боргильдовом Поле, где Молодые Боги рассеяли рати старых хозяев этого Мира, и Отец Дружин с тех пор носил меч, не раз доказывая, что клинок в его руках столь же гибелен для врагов, как когда‑то копье в руках Владыки Асгарда.

Хрофт с диким боевым ревом бросился вслед за Хаге‑ном – однако его Золотой Меч встретило кружение и сверкание трех серебристых клинков, один только вид которых говорил о могучей магии, вложенной в это оружие, и не кем‑нибудь – а одним из Молодых Богов.

Хагену достались лишь две противницы, но одна из них держала в руках невзрачную с виду Чашу: и тан тотчас вспомнил рассказ Гудмунда. Первым же своим выпадом он попытался дотянуться до носительницы страшного оружия, понимая, что уклониться от первого потока огня им удалось по чистой случайности; и если у Ночной Всадницы окажется хотя бы секунда, чтобы поднять Чашу, ему придет конец.

Он намеренно не стал отбивать рухнувший поперек груди удар, понадеявшись на прочность доспехов; однако лезвие со скрежетом разрубило первый слой колец бах‑терца, а сила удара отшвырнула тана на несколько шагов назад; вторая Ночная Всадница, та самая, что встретилась на пути Гудмунду, торжествующе подняла Чашу...

Отец Дружин не зря считался когда‑то лучшим воином в пределах всего Упорядоченного. Золотой Меч отшвырнул со своего пути два из противостоящих ему клинков, Старый Хрофт бросился вперед, крик, рвавшийся из его груди, уже не имел ничего общего с человеческим, однако Отец Дружин не успевал – не успевал дотянуться до Ночной Всадницы своим клинком, и тогда былой Владыка Асгарда с неожиданным проворством и гибкостью качнулся в сторону, заслонив собой хединсейского тана.

Струя огня ударила прямо в грудь Древнего Бога, пламенные змеи жадно обвились вокруг его груди, вцепились в руки, попытались пробраться в узкие прорези забрала...

С головы до ног окутанный пламенем, Старый Хрофт медленно поднял руки крестом; казалось невероятным, что он еще может двигаться, все – и Хаген, и Ночные Всадницы – окаменели, на лице ведьмы с Пламенной Чашей отразилось сперва изумление, затем ужас, она попыталась двинуться – и не смогла, хотела отвести огненный поток от неподвижно застывшей мрачной фигуры Древнего Бога – и ее оружие отказалось повиноваться, Хрофт, словно припав к кубку с драгоценным вином, пил и пил силу Огненной Чаши, не давая ведьме нацелить гибельный поток пламени на Хагена...

Мышцы тела, казалось, сейчас разорвутся от вложенного Хагеном в один‑единственный бросок усилия. Он словно бы обрел крылья; не касаясь земли, он одолел отделявшие его от Ночной Всадницы футы. Голубой Меч взлетел и рухнул.

Но то ли любимую Ученицу Сигрлинн хранили куда более мощные заклятья, чем всех остальных ведьм, то ли она сама хитрым молниеносным чародейством отвела глаза Хагену – однако Всадница осталась цела, и к ногам ее упала лишь разрубленная надвое Чаша.

Не обращая более внимания ни на Хрофта, ни на Хагена, не проронив ни звука, ведьма подхватила две половинки Чаши и, метнувшись в сторону, исчезла в зарослях. Хаген остался один против четырех Ночных Всадниц, – один, потому что Старый Хрофт по‑прежнему стоял замерев, более похожий сейчас на обугленный, изглоданный огнем комль старого дерева, нежели на живое существо.

Сталь, выкованная в разные века лучшими из лучших мастеров этого Мира, напоенная разнообразными чарами, со звоном столкнулась на крохотной зеленой прогалине под безумным, полыхающим беспорядочными зарницами небом.

Оказавшись в кольце, Хаген окружил себя сплошным сверкающим занавесом, сотканным из взмахов его клинка. Голубой Меч рассекал воздух то спереди, то сбоку, то за спиной хединсейского тана, и лезвие вращалось с такой быстротой, что даже самый опытный глаз не смог бы проследить его движение. С какой бы стороны и как бы стремительно ни атаковали Хагена ведьмы, позабывшие в пылу схватки о Старом Хрофте (очевидно, сочтя его погибшим), все до единого их выпады натыкались на непробиваемую стену веерной защиты.

Раз, другой, третий лязгнули мечи, сшибаясь и разлетаясь; Хаген с трудом удерживался на ногах после каждого такого столкновения, он никогда не встречался с подобными противниками; каждая на голову превосходила всех прочих известных ему бойцов на мечах.

Хаген начинал этот поединок с холодной головой, он не дал чувствам волю и после того, как Старый Хрофт грудью заслонил его от неминуемой гибели, в груди тана клокотал яростный пожар, затушить который могла только кровь врагов, погасить уголья ненависти смогли бы лишь жалкие стоны ведьм под пытками – однако всему этому не было места в сознании Хагена, сражавшегося, точно страшная, бездушная боевая машина, и от этой холодной, нечеловеческой уверенности ведьмы явно почувствовали себя не в своей тарелке, несмотря на то что имели все преимущества. Они стали осторожничать, бросая друг на друга полные сомнений взгляды; однако град сыпавшихся на Хагена ударов не ослабевал – а вот силы хединсейского тана начинали таять.

Ведьмы, потерпев неудачу в первой схватке клинков, прибегли к колдовству, и, хотя Ученик Хедина без труда отразил их попытки усыпить его – точнее, даже не он сам, а его подсознание, – долго так продолжаться не могло. Хагену теперь пришлось думать о том, где взять силы для колдовского поединка, улавливая слабые отзвуки вызванного чужой волшбой вращения Мира. Поневоле внимание его ослабло, и мечи ведьм трижды со скрежетом резали кольца в его доспехе, огненная боль вспыхивала там, где вражеские клинки, не пробив кольчуги, оставляли тем не менее глубокие следы на теле.

«Тебе скоро конец, – услыхал Хаген тонкий женский голос в своем сознании. Можно было не сомневаться, говорила та самая ведьма с разрубленной Огненной Чашей. – Как бы хорошо ни махал мечом ты, глупец, скоро ты будешь наш – и тогда ты ответишь нам за все. Ты и твой дружок – правда, он сейчас больше смахивает на жареную свинью, но ничего, голодные... – она произнесла слово, наверное чье‑то имя, его Хаген не разобрал, – будут безмерно счастливы и такому угощению».

Все существо тана, и разум, и тело, слились сейчас в единое целое, образуя тот безупречный боевой инструмент, который единственный давал Ученику Хедина шанс на спасение. Казалось, в сознании не должно возникнуть ни единой посторонней мысли – однако голос ведьмы звучал мерно и четко, она словно вбивала фразы в голову Хагена десятипудовым кузнечным молотом. Волей‑неволей, но Хаген воспринимал ее слова, она отвлекала его внимание, и еще один удар отозвался жгучей, давящей болью в плече. На сей раз острие меча кольнуло кожу, до‑спех был пробит почти насквозь.

И тут Хаген понял, что ему действительно приходит конец. Он продержится еще некоторое время, теряя и теряя силы – пока его не прирежут, точно быка на бойне. Его могла выручить только магия – или Диск Ямерта, но руки хединсейского тана не имели ни единой лишней секунды, чтобы отцепить страшное оружие от пояса.

Словно наяву, Хаген слышал скрип голых костей за спиной. Смерть в виде скелета с косой, как изображают ее все до единого живописцы в Храмах Хьёрварда, стояла совсем близко, холодное дыхание, с шипением вырывавшееся сквозь зубы оскалившегося в усмешке черепа, жгло затылок сквозь сталь шлема...

И тут сквозь всю толщу Миров он услыхал другой голос, спокойный, сильный, уверенный, этот голос произносил слова с чуть заметной хрипотцой; над полем боя в сгустившемся зеленоватом тумане смутно маячили два глаза о четырех зрачках каждый. Эти глаза смотрели прямо на тана, и в них Хаген ясно, как в книге, читал: «Неужели ты дашь им так просто убить себя, ты, отмеченный вниманием самого Духа Познания?!»

Словно слепящая огненная вспышка, вырвавшиеся наружу ненависть, боль невосполнимой утраты и понимание того, что Старый Хрофт, судя по всему, погиб, чтобы только жил он, Хаген, – словно неистовый сполох неземного огня, они смели все преграды, барьеры, наставления и расчеты. Будь что будет, он не станет покорно ждать гибели!

Тан закричал, сам не слыша звука своего голоса, разрывая горло страшным боевым ревом, хриплым, диким и первобытным, означавшим только одно – что он сам ищет смерти, но погибнут и все, кто окажется на его пути. Боевое безумие впервые в жизни полностью овладело им – и, под внимательным взглядом Великого Дракона, он рванулся в гибельную атаку – гибельную или для него, или для врагов. Меч ведьмы разрубил кольчугу на спине, Хагена бросило вперед – он даже не заметил этого. Время остановилось; Голубой Меч медленно, отчего‑то очень медленно наискось рухнул на подставленный было серебристый клинок, рассек его, точно тот сделан был из сухих стеблей, и, продолжая смертельное полукружье, остановился, лишь дойдя до самого сердца ведьмы.

В следующий миг клинок был уже выдернут из раны – с такой быстротой, что на нем не осталось ни единой капли крови. Тан развернулся, грудью бросившись на три летящих навстречу меча, его собственное орудие отшибло в сторону два из них, последний пронзил бахтерец и погрузился в тело, однако Хаген не почувствовал боли – его голубая сталь уже неслась, оставляя за собой огненную дорожку, она врезалась в тело ближайшей Ночной Всадницы, развалило его напополам, затем точно так же она поразила вторую и третью ведьм. Битва внезапно окончилась.

Хаген не видел, как растаяли внимательно наблюдавшие за ним глаза Великого Орлангура, как исчез окутавший их туман; задыхаясь, тан упал на колени, обессиленный, терзаемый жестокой болью, впившейся в сознание подобно исполинскому скорпионьему жалу; бок со стороны сердца заливала кровь, он не мог наступить на левую ногу; глаза разъедал попавший под веки пот.

Он не скоро пришел в себя – по собственным меркам; каждое движение сопровождалось болью, однако же он смог принять нужную для сотворения заклятья позу и чарами остановил кровь. Едва только в голове чуть прояснилось, он захромал к Старому Хрофту.

Доспехи Древнего Бога, выдержавшие бессчетное число схваток, еще не успели остыть; обжигая ладони, тан стянул шлем, отбросил стальной горшок и содрогнулся, увидев, во что превратилось лицо Отца Дружин. Пламя изъело плоть до самых костей, выжгло оба глаза, слизнуло волосы вместе с кожей...

– Хрофт... – выдавил из себя Хаген, с никогда еще не испытанной робостью кладя ладони тому на плечи.

– Хаген... – слабый шепот зазвучал в сознании тана, обугленные остатки губ Владыки Асгарда не шелохнулись. – Я жив, Хаген. Я стоял на самом краю, но я еще жив. Положи меня здесь. И если сможешь – хоть пригоршню воды из Источника Мимира. Тогда еще поживем. Хоть пригоршню. Хоть глоток... – Голос Хрофта слабел и наконец замер где‑то в отдалении.

Как бы сильно ни терзали Хагена боль и усталость, он не утратил присутствия духа – словно это тело принадлежало вовсе не ему. Он заставил его подняться и безжалостно погнал переполненную болью груду мяса и костей вперед, к Источнику. Он не думал сейчас о том, каким именно образом удастся одолеть неподкупного Стража;

он понимал, что ждать удобного момента нельзя и, значит, придется идти напролом.

Поворот, поворот, еще один поворот – дорога обогнула последний выступ скалы, и Хагену открылась зачарованная долина со стоящим посреди нее величественным дубом, по сравнению с которым все остальные казались саженцами‑десятилетками. Легкий серебристый парок курился над Кипящей Купелью, подле нее тан увидел сидящую фигуру весьма внушительного роста – однако, не колеблясь, зашагал прямиком к Источнику ‑

Он топтал какие‑то грядки; высунувшийся из крайнего дома человек возмущенно заорал ему что‑то – Хаген не обратил на это внимания. Поселянин выскочил с вилами наперевес, сопровождаемый парой псов крайне злобного вида; тан продолжал идти. Огороды казались бесконечными, слишком долго пришлось бы обходить; а на прогалине, подле дороги, весь обожженный, лежал Старый Хрофт и ждал, когда тот, кому он спас жизнь, принесет хотя бы один глоток воды из Источника Миров.

Верно, Ученик Хедина попортил посадки не одного хозяина – потому что наперерез ему вышли еще трое с колами и топорами.

Первыми до Хагена добрались псы, но, не добежав нескольких шагов, внезапно шарахнулись в сторону и испуганно завыли, поджимая хвосты и припадая на брюхо. Их хозяин оказался посмелее, он попытался пырнуть тана вилами; Голубой Меч коротко сверкнул, отрубив железный трезубец и оставив в руках чересчур горячего защитника своих грядок бесполезную палку.

При виде этого остальных поселян как ветром сдуло. Хаген беспрепятственно прошел через всю деревню, однако тот, с перерубленными вилами, не отставал. Теперь он глядел на тана с явным любопытством, даже задал какой‑то вопрос; однако он изъяснялся на неизвестном Хагену языке, и Ученик чародея не стал задерживаться. Заклинание, сдерживавшее кровь, нуждалось в подкреплении, а лучше – в замене обычной повязкой.

Хаген подошел к Источнику. Хервинд не ошибся – вокруг этого места волнами расходилась аура Великих Сил. У Хагена закружилась голова, точно он вдохнул дурманящего зелья.

Не доходя полусотни шагов до Источника, сопровождавший тана поселянин остановился, однако не ушел, а остался стоять там, переминаясь с ноги на ногу. Похоже, магия и прочие подобные дела его совершенно не волновали.

Избавившись от непрошеного сопровождающего, Хаген продолжал идти к дубу. Мимир – если это был действительно он – поднялся со скамьи и молча повернулся лицом к Хагену.

Его нельзя было назвать писаным красавцем, этого Стража Источника Миров, древнего, как само небо. Крючковатый нос был явно переломлен по меньшей мере в трех местах, кожа лица стала бурой, подобно древесной коре. Она нависала пластами и складками, ее изрыли следы давно заживших рубцов и язв, брови почти отсутствовали, костистый подбородок выдавался далеко вперед, и под седыми жидкими усами лежал прямой разруб рта.

Однако ростом Ётун по меньшей мере вдвое превосходил Хагена, на руках вздувались могучие мышцы, но главное – сила Источника буквально пропитала великана, стала его частью, и чувствовалось, что фокус с многорукими крысами – пожалуй, самая безобидная из его шуток.

– Старый Хрофт ранен, – устало произнес Хаген, твердо глядя прямо в выцветшие глаза Ётуна. – Он просил пригоршню воды из твоего Источника. Залога он дать не может, его глаза выжжены. Помоги ему, я прошу тебя.

– Ты даже не поздоровался, молодой колдунчик, – пробасил в ответ Мимир. – Или теперь у вас, людей, здороваться не принято?

– Я желаю здравствовать тебе еще много веков, о Ётун, – терпеливо вымолвил Хаген, – но я не думаю, что ты настолько капризен, чтобы требовать в данном случае соблюдения всех приличий.

Мимир некоторое время молчал, пристально разглядывая тана.

– Так кто же послал тебя, колдунчик? – осведомился он, по‑прежнему загораживая Хагену дорогу к Источнику. – Я не вижу в тебе достаточно сил, чтобы ты смог пройти сюда сам, и на тебе нет Божественного Соизволения. Кто послал тебя, молодой колдунчик?

– Если я скажу тебе, ты разрешишь мне зачерпнуть одну пригоршню воды из твоего Источника? – не меняя тона, столь же терпеливо спросил Хаген.

– Когда я что‑то спрашиваю – нужно отвечать, маленький колдунчик, если ты не хочешь, чтобы с тобой случилась какая‑нибудь неприятность, – наставительно и с издевкой сообщил Хагену великан. Тан невольно подумал, что слывший когда‑то мудрейшим их мудрых, суровый, неподкупный и справедливый Ётун, единственный из великанов, не участвовавший в войне с Асами, очень и очень постарел, изменившись при этом не в лучшую сторону.

Болела рана в боку, не хватало сил все время поддерживать заперевшее кровь заклинание, но мышцы работали исправно. Сделав вид, что он собирается прыгнуть влево, тан метнулся вправо, решив не тратить больше драгоценного времени. Длинные и цепкие руки Ётуна понапрасну загребли воздух. Тан сорвал шлем с головы и зачерпнул бурлящей, сверкающей всеми цветами воды. Он не дал волшебству этого места очаровать себя, хотя мутная волна и подкатила к его разуму.

– Остановись, безумец! – загремел за спиной голос Ётуна. Теперь в нем не слышалось издевки, был лишь великий страх – не за себя, как понял на бегу Хаген.

– Если ты дашь это Хрофту... – продолжил было Ётун, но тут под ногами у тана зашевелилась земля, огороды, по которым он бежал, оказались густо населены странными темнокожими существами, наподобие обычных ящериц – только каждая имела еще по две очень цепкие руки. И в поднебесье внезапно пробудился гневный гром, точно раскаты чьего‑то невероятно могучего яростного голоса. Око в небе, так и не сводившее с Хагена пристального взора, заволоклось багровой дымкой – а потом затряслось само небо, беззвучно и оттого еще более пугающе. Словно исполинские тараны били в двери этого Мира, поскольку уже не было времени отпирать хитроумные запоры...

Хаген уклонился от одной, другой, третьей ящерицы, изо всех сил пытаясь не расплескать воду в шлеме. Он бежал что было сил, ни на что уже не надеясь, над головой пронесся серебристый веер капель, каждая еще в полете превращалась в подобие сухопутного спрута с целым клубком липучих щупалец, и все это полчище скопом кидалось под ноги Хагену, а он даже не мог отмахнуться мечом, боясь пролить драгоценную влагу; краем глаза он видел, что из домов повысыпали странные обитатели странной деревни – стояли, уставившись на него; однако помощи от них ждать не приходилось, твари Мимира вцепились в ноги, ползли вверх по одежде, Хаген задыхался от омерзения – и, видя, что путь дальше закрыт, решился на отчаянный шаг. Не обращая внимания на державшие его лапы и щупальца, он одной рукой отцепил от пояса Диск Ямер‑та и, повернувшись к Мимиру, громко крикнул, высоко поднимая над головой Оружие Света:

– Убери своих от меня, Ётун, или!.. Мимир, не раздумывая, вскинул руку, и покорные ему создания тотчас остановились.

– Откуда это у тебя, колдун? – прогремел великан.

– Какое это имеет значение? Он у меня, он мой и подчиняется мне!

– Великие Силы... – с ужасом проговорил Мимир, обращаясь сам к себе – так что Ученик Хедина с трудом различил его слова. Старый Ётун обхватил голову руками, медленно повернулся к Хагену спиной и сел, сгорбившись, вся его поза выражала крайнее отчаяние. Казалось, Хаген уже ни в малейшей степени его не занимает.

С трудом отдирая цепкие лапы державших его существ, Хаген пошел прочь. Не важно, что сейчас волнует Мими‑ра, не важно, что за странные люди обитают в этой деревне, – там, в лесу, его ждет Старый Хрофт, и даже сами Молодые Боги не смогут остановить его.

На поляне все оставалось по‑прежнему: неподвижные тела зарубленных ведьм и Старый Хрофт. Казалось, Древний Бог встретил свой последний час, он не дышал и не шевелился, однако стоило Хагену приблизиться, как в сознании зазвучал знакомый, но очень слабый голос Отца Дружин:

– Торопись, Ученик Хедина... Мир сходит с ума, нам надо спешить...

– Я принес тебе воды, выпей. – Хаген осторожно приподнял изуродованную голову, приложив к губам шлем. В кустах вокруг него раздался множественный треск и шорох; Ученик Хедина поднял голову и увидел окруживших их со всех сторон слуг Мимира.

Впрочем, не они в тот момент владели помыслами хединсейского тана – он смотрел на Хрофта.

Страшные раны затягивались на глазах, новая плоть прорастала сквозь сгоревшую в уголья кожу; набухали глазные яблоки, подобно росткам из‑под земли; раздвигая черные пласты сожженного, появились веки, розовые, словно плоть новорожденного младенца.

Нельзя сказать, что спустя несколько минут на лице Старого Хрофта не осталось никаких следов огня – рубцы и морщины щедро избороздили лоб, подбородок, щеки;

но глаза – самое главное – вновь могли видеть.

Отец Дружин с трудом поднялся, поддерживаемый Хагеном.

– Спасибо тебе, – только и вымолвил Хрофт, кладя ладонь на плечо тана, вкладывая все, что мог, в одно короткое мощное рукопожатие.

Множество глаз настороженно и хищно глядели на них, не мигая; к ним затем прибавились человеческие – добрая дюжина поселян, не обращая никакого внимания на обосновавшихся вокруг созданий магии Мимира, подошла поближе рассмотреть странных пришельцев.

– Хрофт, можешь идти? – косясь на удивительное кольцо вокруг них, спросил Хаген.

– Должен, – сквозь зубы ответил Древний Бог. – Раньше бы этот огонь не причинил мне вреда...

– Что вспоминать, скажи лучше, что нам делать вот с этими? – Хаген кивком указал на людей и зверей. – Ты ничего не знаешь о них?

– Слышал... – морщась от боли, ответил Владыка Ас‑гарда. – Надо прорываться к Источнику, пока они стоят, растерявшись...

Он поднял выпавший из руки Золотой Меч – и они двинулись обратно, к обиталищу Мимира; Хаген держал наготове Диск Ямерта.

– Лучше убери, – посоветовал Хрофт. – Никто не знает, что случится, если эта штука попадет в Старого Ётуна. Мимир, он, знаешь ли, – сам по себе Сила. Я никогда не мог понять его...

– Однако вода из его Кипящей Купели тебя спасла!

– Меня – да, но уже тебе она бы не помогла. Она слишком хорошо помнит меня, слишком долго, очень много веков лежал на дне Источника мой залог, я впитан этой водой, она стала частью меня, и я – ее... – Последние слова Хрофт пробормотал еле слышно, голова его опустилась на грудь, он с трудом передвигал ноги.

Они продирались через сплошную стену зарослей пополам с руками, лапами и щупальцами слуг Мимира. Люди не торопились расходиться, они по‑прежнему пристально взирали на Хагена и Хрофта, не препятствуя и не помогая, они просто шли по обе стороны от путников.

– Что они за нами тащатся? – сквозь зубы прошипел Хаген.

– Следят, – негромко, через силу, ответил Хрофт. – Я не знаю, что мы сумеем сделать у Источника, Хаген. Я что‑то совсем выбился из сил...

Хаген приостановился – и их сопровождающие тоже встали, не сводя внимательных взглядов. «Хрофту дальше не пройти, – подумал тан. – А если он и пройдет еще – из гордости, – в бою от него все равно никакого толку...»

Глухое отчаяние отвратительной змеей подползло к сердцу Хагена; он бывал в различных переделках, но ни одна еще не казалась ему столь же безнадежной, как то положение, в которое он угодил на сей раз. Он со злобой взглянул на Око в небесах – сейчас их от него закрывали ветви, но хединсейский тан все равно чувствовал упорно скользящий за ними взгляд, чужой и враждебный. Сколько будет продолжаться это ожидание? Легче было драться с ведьмами! А там, у Источника, их ждет Мимир... Ётун, чем‑то невероятно напуганный, – чем он встретит их на сей раз?

Ётун встретил их полным боевым вооружением, очень древним, сделанным из толстенной кожи давным‑давно исчезнувших тварей. На груди, животе и боках были нашиты костяные пластины; в руке Мимир сжимал каменный топор.

Они замерли. Страж Источника не думал прятаться или устраивать им ловушки; рука Хагена вновь, помимо его воли, потянулась к Диску Ямерта.

– Ну, идите сюда, осквернители Мира! Я знаю все, откуда вы и зачем вы здесь; идите и попробуйте взять то, за чем пришли!

За спиной великана у самого Источника стояла закутанная в светло‑синий плащ фигура. Совершая руками сложные магические пассы, она колдовала над Кипящей Купелью. Незнакомец мельком бросил взгляд на Хагена и Хрофта и вновь повернулся к воде.

Фигура эта показалась Хагену неуловимо знакомой, но угроза, исходившая от нее и ощущаемая столь же ясно, как солнце сквозь закрытые веки, заставила тана на миг забыть даже о Мимире.

Из леса тем временем торопились создания Ётуна, шипели, шелестели, шуршали, осторожно огибая в беге неспешно следовавших за Отцом Дружин и хединсейским таном нескольких обитателей деревни – людей набралось уже около двух десятков.

⇐ Предыдущая 23 24 25 26 272829 30 31 32 Следующая ⇒