Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Казанцев Александр 23 страница



Юная принцесса сходила с откинутой подножки кареты, осторожно нащупывая дорожными туфлями ступеньки. Была она нескладной, тощей, голенастой, как неоперившийся птенец. Лицом чуть напоминала брата-герцога, но вместо надменности в нем ощущались робость и застенчивость. Ее везли сюда, как вещь, чтобы выдать замуж, не спросив ее желания.

Осаждающие Ремль войска надолго задержали ее карету и не дали даже очистить ее от дорожной грязи, и принцесса, предаваясь скуке, не понимала: пленница она или нет?

- Как я рад видеть вас, моя Эльзия, - воскликнул герцог, протянув руку. - Сейчас я представлю вас своему царственному брату и его супруге королеве Лилии.

Тонкие, словно нарисованные брови на узком продолговатом лице принцессы полезли вверх, но дворцовая выучка не позволила ей выразить ни удивления, ни досады. Она очень устала от длинного путешествия, к счастью, окончившегося. Вот и все, что умещалось пока в ее маленькой головке.

Другое дело герцог. В нем бушевала ярость, он чувствовал себя обманутым, униженным, обойденным, готовым крушить все вокруг.

- Как я счастлива, что слухи об оспе, поразившей вас, были злонамеренной ложью! - милостиво произнесла нимало не смущенная королева Лилия, когда брат и сестра Ноэльские предстали перед нею. Обмахиваясь дорогим веером, она добавила: - Мы с вами близкие родственники, дети одного великого отца, которого чтит весь мир, и нам надлежит относиться друг к другу с нежной любовью. Можете рассчитывать на такое мое чувство к вам.

Принцесса присела в глубоком реверансе, опустив голову, и ничего не ответила.

- Г-м, г-м... - промычал Кардий VII. - Какая приятная неожиданность, а мы не рассчитывали вас дождаться, моя прелесть.

Принцесса присела еще глубже.

- Я не знаю, кто и на что рассчитывал, - произнес сквозь зубы герцог Ноэльский. - Но я не прочь рассчитаться кое с кем. Где этот ловкий рамен? Найти его сейчас же!

- Ваше всесилие, если вы имеете в виду Гневия Народного, то его видели за пределами Ремля куда-то скачущего, - доложил один из вельмож.

- Понимал, шельма, что ему лучше поспешить, - зловеще процедил герцог, до боли в пальцах сжимая кулаки.

- Разумеется, - с невинной дерзостью отозвалась королева, - ведь бедный рамен не защищен короной. Их народ не объединен в какое-либо королевство и свободно кочует по всем нашим странам. Кроме того, он разбойник, прощенный королем.

- Уверяю вас, что буду рад насладиться встречей с ним, - низко кланяясь, все так же сквозь зубы произнес герцог Ноэльский сначала по-френдляндски, а потом несколько слов более грубо по-тритцански.

Его смущенная, почти испуганная сестра непонимающе посмотрела на него, ведь бедняжка ни о чем не догадывалась.

- Во всяком случае, не всем заинтересованным "родственникам" удалось укрыться под короной или под чистым небом, - угрожающе закончил герцог и отправился отыскивать папийца Кашония.

Они встретились за пиршественным столом, поскольку пировать по любому поводу короли и другие знатные лица того времени не упускали случая, а тут венчание френдляндского короля, появление новой королевы, приезд юной принцессы, как обойтись без кубков с вином?

Герцог и Кашоний уселись рядом.

Передавая папийцу кусок баранины с запекшимся жиром, герцог прошипел:

- Раскрыт антискалийский заговор, ваша святость. Деве-воительнице принадлежит в нем заглавная роль. Колдовским искусством, заимствованным у раменов, она из тюремной камеры умудрилась обмануть высокопоставленных особ. Ваш суд должен быть быстрым и безжалостным.

- Но, ваше всевластие, - возразил папиец, - не вы ли предупреждали меня, что ни одна капля королевской крови обвиняемой не должна быть пролита? Суд скалийской церкви уже вынес такое решение, его нельзя пересмотреть.

- А разве в огне костра, ваша святость, проливается чья-либо кровь?

- Ах, так! - опустил глаза Кашоний. - Сам всевышний наделил вас талантом увещевания, ваше всесилие. Повторный скалийский суд с вашим участием состоится тотчас после пира.

- Преклоняюсь перед вашим бескорыстным служением всевышнему, ваша святость.

- Я лишь слуга Великопастыря всех времен и народов, который, призывая к увещеванию виновных, надеюсь, одобрит ваш совет.

- Можете не сомневаться, ваша святость. Все тритцанские копья и мечи засвидетельствуют это, сражаясь за истинную скалийскую веру.

- Да будет так, - снова опустив глаза, завершил папиец св. Двора застольную беседу.

Когда убрали в пиршественном зале столы, помещение стало огромным, пустым и еще более мрачным и холодным.

По узкой винтовой лестнице в него свели Надежанну в ее "рыцарских доспехах", гордо ступавшую по каменным плитам с твердой уверенностью на лице.

Она увидела два трона, на которых теперь вместо короля с королевой восседали судьи Кашоний и герцог Ноэльский, один со смиренным, другой со злобным выражением лица. Тяжелую статую папия водрузили между ними.

- Подойди, Дочь Мрака, - сладко начал Кашоний. - Тебя судит святая скалийская церковь и сам Наместник всевышнего в облике принесенной сюда его золотой статуи, которую ты видишь перед собой. Ты обвиняешься в колдовстве, изученном тобой в раменском таборе нечестивых, чудовищном обмане высоких особ, самозваном присвоении себе царственных привилегий.

- Мне ничего не известно ни о колдовстве моем, ни тем более об обмане, который я не могла совершить, находясь в заточении.

- Мы увещеваем тебя, Дочь Мрака, - повысил голос Кашоний, прилетевшая по велению Сатаны из его обиталища Тьмы, мы увещеваем тебя, поскольку ты предстаешь перед нами в облике человеческом, и стремимся открыть для тебя небесные дали блаженства. Но вступить туда ты сможешь, лишь искренне признав себя колдуньей и ведьмой.

- Я не ведьма, а посланница звезды, призванная избавить ваш мир от войн и кровопролития.

- Может быть, ты, презренная, вняв увещеванию скромного пастыря добриян, отказываешься от родства с королями земными и со мной в том числе? - насмешливо спросил герцог Ноэльский.

- Я не настаиваю на родстве с вами, ваше всесилие. Однако не могу отрицать всеобщего родства носителей разума.

- Довольно, - махнул рукой Кашоний. - Клянусь этой алой мантией, дарованной мне Наместником всевышнего на Землии, что сказанного тобой вполне достаточно для вынесения приговора. Церковный суд не меняет своих решений. Выслушав тебя в первый раз, он признал в тебе неприкосновенную королевскую кровь и оставил твое рыцарское одеяние, которое ты можешь не снимать. Но носила ты доспехи во вред честным людям, во вред истинной скалийской вере, а потому провозглашаю приговор: "Именем Великопастыря всех времен и народов, именем самого всевышнего, восседающего в лице папия И Скалия в Святикане, ты приговариваешься, Дева-Ведьма, к сожжению на костре, где не будет пролито ни капли твоей королевской или дьявольской крови". Только милосердие религии нашей позволит тебе пройти сквозь очистительное пламя костра, открывающее тебе небесные дали блаженства.

- Желаю вам этого блаженства, неправедные судьи, - запальчиво произнесла Надежанна. - Вы можете сжечь мое тело, но вам не сжечь идеи человеколюбия, ненависти к войнам, идеи, которая рано или поздно восторжествует и на вашей планете.

- Закрыть извергающий хулу рот этой еретички! - воскликнул, теряя над собою власть, герцог. - Она силится убедить нас, что воинская доблесть должна исчезнуть с благодатной нашей Землии, что гнусность и низость заменят всюду рыцарство. Не бывать тому! Есть нечто важнее мирного безделья.

С непреклонностью покидала Надежанна опустевший зал. Ее конвоировали воины с алебардами, в шлемах с закрытыми забралами, и она не могла различить ни одного человеческого лица.

Герцог добился расправы над Надежанной, но он ничего не мог поделать с интриганкой, захватившей королевский трон рядом с его "царственным братом". Ему оставалось лишь насладиться зрелищем казни на соборной площади, где разведут костер. И он распорядился воздвигнуть там помост для особо благородных зрителей.

Но ему предстояла еще одна малоприятная встреча со странствующим рыцарем О Кихотием, потребовавшим по рыцарскому праву аудиенции.

Одни его серебристые доспехи, напоминавшие Надежанну, уже бесили герцога, но тем не менее он принял его.

Для пышности он занял один из тронов в пустом зале, надменно глядя на вошедшего долговязого рыцаря.

- Приветствую одинокого борца за справедливость, готового вступиться за слабых и обездоленных, - начал высокомерным тоном герцог. - О какой справедливости печется доблестный рыцарь, прибегая к нашей помощи?

- Ваше всесилие! Борясь за счастье людей, я имею возможность предугадывать будущее, исходя из произошедших близ другой звезды событий.

- Другой звезды? По ее расположению среди созвездий? Это интересно. Сам папий И Скалий не брезгует советоваться со звездами, - подбоченясь, отозвался герцог, перекинув через плечо снежно-белую меховую пелерину, знак высшей власти.

- Я обязан предупредить вас, герцог, что казнь недавней вашей противницы, как говорит мне история иной звезды, приведет к еще большему религиозному расколу на вашей Землии.

- О чем ты толкуешь, звездочет, рыцарь или колдун? - вскипел герцог.

- О том, что благоразумие требует от вас отмены казни.

- Какая дерзость! - вскочил с трона герцог. - Достойна ли она странствующего рыцаря, который лишь в поединке может отстоять свои требования.

- Я готов отстоять это требование в единоборстве с кем угодно, заявил О Кихотий. - Даже с вами, ваше всесилие.

- Что? - Герцог сбежал по ступенькам трона в зал, встав перед посетителем. - Да есть ли в тебе, странствующий бродяга, хоть капля царственной крови, чтобы тягаться со мной? Ты готов биться с кем угодно? Изволь. Рыцарское право дозволяет мне назначить тебе вместо себя противника.

- Я готов сразиться с ним.

- Значит, с любым? Так я жестоко накажу тебя за дерзость, бездомный скиталец, тебе придется встретиться с великаном, машущим могучими руками.

- Нет рук, которые остановили бы меня.

- Посмотрим. Ловлю тебя на слове и сам даю рыцарское обещание. Победишь моего великана - забирай себе ведьму. Проиграешь битву, не взыщи пойдешь помощником палача разжигать костер.

- С кем надлежит мне встретиться в поединке?

- Я же сказал, с великаном, машущим руками-крыльями. По крайней мере в нем нет ни капли королевской крови, как и в тебе самом. Ты найдешь его, выехав за ворота Ремля. Можешь выбрать себе по вкусу любого из стоящих там на пригорке на ветру.

- Не ветряные ли мельницы вы имеете в виду, господин герцог?

- А ты догадлив, "рыцарь горького образа", иначе не назовешь тебя.

Никита задумался. Оскорбиться и уйти было самым простым и бесполезным. Можно ли упустить шанс, о котором и не подозревает этот напыщенный индюк? Ветер капризен, крылья мельницы связаны механизмом, который можно заклинить. А если выждать момент, более того, подготовить его, чтобы у всех на глазах остановить крутящиеся крылья ветряка? Тогда герцогу во имя его рыцарства придется освободить Надежанну. А если нет, то чем Никита рискует? Попасть в помощники палача?

И он согласился.

Герцог пришел в самое веселое настроение, объявив королевскому двору, что завтра приглашает всех на потеху.

На следующий день осенний ветер срывал с деревьев поблекшие листья, закручивая их вихрями, гнал к берегу. А за рекой, на холме, он то вертел, то останавливал крылья мельниц. Вернее, лишь одной из них, остальные, видимо, уже закончили помол, и были повернуты крыльями боком к ветру.

Несмотря на трагичность обстоятельств, Никита привычно усмехнулся:

- Не беда! Повторим подвиг того, чье имя взято из чужой для этой планеты книги.

Оруженосец Санчо Пансий понял, что должен подготовить патрона к бою. Правда, он получил и дополнительные инструкции.

Утром через Сонму переправлялась блестящая толпа любопытствующих придворных. Король, сославшись на головную боль, от развлечения отказался, но королева приказала приготовить себе носилки, которые мастерили всю ночь.

Солнце порой выглядывало из-за туч, отражаясь в многочисленных лужах, по которым шлепали ботфорты рыцарей, переносивших на сухое место визжавших дам.

Теперь все зависело от погоды. Лилия вспоминала свою встречу с О Кихотием в рыбацкой хижине и была уверена, что он пошел на этот беспримерный бой неспроста.

Ветер по-прежнему дул порывами, расправляясь с искусными прическами дам. Лилия же была защищена пологом носилок и тяжестью короны, которую не снимала.

Крылья одинокой работающей мельницы продолжали вращаться.

Никита сидел на своем коне с копьем наперевес, ожидая чего-то. Он дал Сандрию задание пробраться внутрь мельницы к зубчаткам, чтобы в решительную минуту заклинить их, остановив крылья мельницы, когда патрон подскачет и вонзит копье в крыло.

От наконечника Лореллеи на копье пришлось из благоразумия отказаться, чтобы не вызвать протест герцога и обвинений в колдовстве.

Один на один против машущего крыльями деревянного великана вышел маленький, по сравнению с ним, всадник с легким копьем.

Толпа вельмож на соседнем холме ахнула, увидев, что всадник направил своего коня вскачь.

Нашлись охотники заключать пари - сто против одного. Разве можно поверить в чудо?

Долговязый серебряный рыцарь разгонял под горку коня.

"Великан" с машущими руками грозно надвигался, хотя, по расчетам Никиты, ветер затихал и, возможно, план остановки крыльев ветряка удастся. Ведь на земле есть версии, по которым Жанна д'Арк была спасена! Так пусть же и здесь она, в лице Надежанны, будет спасена крылом, недаром Надя на Земле носила имя Крыловой.

Россинант мчался к холму, где его ждал "противник".

Герцог безудержно хохотал, крича, что ставит на бродягу "один против двухсот". Льстецы торопливо заключали с ним это безнадежное для себя пари.

Россинант со всего маху уперся передними копытами во влажную землю так, что брызги фонтаном поднялись перед ним.

Крыло преградило ему путь. И рыцарь вонзил свое копье в эту преграду. Одновременно внутри мельницы что-то захрустело. Очевидно, Сандрий вставил в зубчатки палку.

Никита собрал все силы, чтобы не выпустить копье из рук, силясь своим весом остановить вращение крыла.

Но оно, несмотря ни на что, продолжало подниматься. Никита почувствовал, что его тянет из седла. Тогда он собрался с силами и так сжал натренированными ногами ребра коня, что тот заржал от боли.

Толпа любопытных снова ахнула. У всех на глазах деревянный великан своей "могучей рукой" поднимал в воздух рыцаря вместе с лошадью. Проклятый ветер был изменчив и дунул с удвоенной силой. Конь сначала встал на дыбы, потом почувствовал, что земля уходит из-под копыт, конвульсивно рванулся, упал на все четыре ноги и опрометью поскакал прочь. А всадник остался висеть в воздухе, упрямо не выпуская копье из рук. Предательское крыло поднимало его выше и выше. Пришлось Никите прыгать с огромной высоты.

Восторженный вой толпы опередил движение герцога, махнувшего шарфом в знак присуждения победы "великану".

Копье О Кихотия, вонзенное в лопасть ветряка, продолжало вращаться вместе с крылом.

Прихрамывая, под общий смех и улюлюканье вельмож, направился Никита к холму, где его ждал довольный герцог, получая золотые от придворных, заключавших с ним обреченное пари.

- Что ж, рыцарь? - обратился он к О Кихотию. - Не было еще ни у одного палача в мире столь отважного помощника! - И он издевательски улыбнулся.

- Я выполнил наш уговор, ваше всесилие, - хрипло отозвался О Кихотий, - выполню и вторую его часть.

Герцог не мог унять хохота. Никогда он так не смеялся, редко так торжествовал.

Королева Лилия заткнула себе уши и велела унести ее в носилках. Она негодовала. Этот странный рыцарь в рыбацкой хижине выглядел совсем другим. Она восхитилась его планом и даже жалела, что не он был королем, возведшим ее на престол. Какой он король, просто шут при герцогском дворе! И она отвернулась.

Носилки мерно качались. Дюжие носильщики разбрызгивали сапогами лужи.

Поздней ночью, во тьме, рискнул Санчо Пансий покинуть мельницу. Уходя, он оглянулся и в мелькнувшем на миг лунном свете увидел замершую лопасть ветряка с застрявшим в нем копьем.

Все-таки деревянный великан был смертельно ранен храбрым патроном, ранен и замер к концу дня. Потешный турнир кончился...

Увы, но на судьбе божественной Надежанны поражение "великана", видимо, уже сказалось, и маленький оруженосец, поскольку никого не было поблизости, навзрыд заплакал.

ПОСЛЕСЛОВИЕ КО ВТОРОЙ ЧАСТИ

Познай самого себя.

По Сократу.

Религиозная война, а главное, успехи в ней лютеров, вовлечение в нее соседних стран, превращение Мартия Лютого в некий символ протеста против извечной, ныне называемой скалийской добриянской церкви стали не на шутку беспокоить И Скалия.

Уже привыкший ко всеобщему трепетному повиновению, он постепенно стал забывать, что добивается с этой помощью, как он замышлял, самых высоких целей Добра.

И вот при всей его, И Скалия, признанной высшей святости и власти какой-то беглый монах дерзнул бросить ему в лицо на диспуте в соборе в виде обвинения его же собственные, пусть сейчас и отступившие на второй план, идеи, которые так хорошо воплотились во Вселенском монастыре с "архипелагом" монашеских лагерей, где все одинаково равны, трудолюбивы и послушны. Послушны прежде всего ему, И Скалию, которого пока зовут наместником всевышнего на Землии, но кого признают, если понадобится, и самим всевышним, восседающим в Святикане.

Но этот Мартий Лютый был недосягаем для всемогущей, казалось бы, руки И Скалия.

В одолевших И Скалия кошмарах Мартий Лютый грозил ему таким страшным возмездием, о котором и сам папий знал лишь понаслышке от ездивших на Восток миссионеров, с ужасом расписывающих лютую казнь, когда живого человека протыкают острым колом, а затем поднимают в воздух, беспомощно болтающего руками и ногами.

И Скалий не хотел умирать, он хотел, как подобало его всевластию, считать себя бессмертным.

Мартий Лютый превратился в наваждение, и Великопастырь всех времен и народов со страхом ложился в свою роскошную кровать под святиканским балдахином. Было от чего сойти с ума! Просыпаясь в бессильной ярости, он обрушивал ее на приближенных, пугая их придирками и подозрениями. Наконец ему пришло в уже затуманенную страхом и злобой голову, что у каждого из них можно взять в когти СС увещевания кого-нибудь из близких и держать как заложников, чтобы никто не рискнул выказать симпатий к крамольному Мартию Лютому.

И покорные папийцы св. Двора тряслись от одной мысли, что схваченные их сестры, якобы ведьмы, или братья, будто бы колдуны, увещеваются. Испуганные прелаты из кожи лезли, стараясь показать свою ycepдную беспринципность.

Не миновал такой заботы Великопастыря о преданности ему и Кашоний, которому расправой с Надежанной надлежало доказать, как он служит папийскому престолу.

А Наместник всевышнего на Землии все более и более зверел.

Узнав от гонца о приговоре Деве-воительнице, он не проявил к ней никакого участия, подумав лишь о прилежании Кашония. Но слугам увещевания приказал зорко следить за подозреваемыми родственниками папийца.

Часть третья

ЧУЖОЙ МИР

...Убеждение может быть достаточно сильным, чтобы заставить людей отстаивать его даже ценой жизни.

М. Монтень.

Глава первая

СВЯТАЯ ВЕДЬМА

Падающая звезда никого не удивит, взлетающая - вызовет восторг и поклонение.

Теофрит.

Нарядная, украшенная коврами и дорогой мебелью спальня примыкала к круглому залу королевской башни замка точно так же, как и голая каменная спальня обреченных королей в соседней тюремной башне, где томилась Надежанна. Только роскошные балдахины над королевским ложем и там и тут были совершенно одинаковыми.

Король Кардий VII, в золоченом камзоле, в ботфортах с торчащими вверх шпорами лежал поперек постели, лицом вниз, заткнув уши, а над ним стояла недавно повенчанная с ним супруга и убеждала:

- О мой возлюбленный король! Как можете вы предаваться унынию, когда начинаете свое царствование с освобождения страны от иноземцев-захватчиков? Притом так по-добриянски победив завоевателей, не пролив крови своих подданных, более того: найдя дружбу у былых противников. Слава будет сопутствовать вам.

Король резко повернулся и сел, смотря на королеву взглядом загнанного зверя.

- О чьей славе может идти речь, моя дорогая? О славе той, которую отправят сейчас на костер? Не вы ли удерживали меня от обращения к Великопастырю всех времен и народов папию И Скалию, чтобы он, признав заслуги ее, даровал ей помилование?

- Полно, возлюбленный мой король! - возразила королева Лилия. - О каком помиловании может идти речь, если ваш маршал Надежанна стояла в строю рядом с вероотступником Мартием Лютым, отлученным И Скалием, Наместником всевышнего на Землии, от церкви святой твердой, как скала, веры? Великий папий никогда бы не простил такой вольности даже френдляндскому королю.

Кардий VII вскочил и, заламывая руки, забегал по узкой спальне.

- Все вы, все вы против меня! - почти истерически воскликнул он. - Как ни просите, как ни требуйте, но я не пойду смотреть на казнь!

Королева презрительно усмехнулась.

А разъяренный король подошел к ней лицом к лицу и прошипел:

- Вы не понимаете, что будущие враги мои, а они найдутся, не простят мне, что я коронован сожженной на костре ведьмой!

- Если у папия есть костер - у короля есть эшафот, - невозмутимо ответила королева. - Положитесь на меня.

Герцог Ноэльский с франтовато подстриженной бородкой и лихо закрученными усами, в парадной одежде, украшенной золотой цепью, сосредоточенно глядел в узкое окно на соборную площадь, где за ночь построили помост для особо важных особ, взирающих на казнь.

Почему-то это напомнило герцогу эшафот, где на его родине слишком часто оказывались вчера еще могущественные люди. И он поморщился.

Лицо его прояснилось, на нем даже возникли признаки довольства, когда на площади появилась долговязая фигура в серебряных латах. С помощью своего низкорослого помощника рыцарь тащил тяжелый, гладко обструганный столб, который станет последним земным прибежищем "колдуньи".

Вокруг деревянной площадки, предназначенной для ног осужденной, важно расхаживал тучный низколобый здоровяк, до глаз заросший непроглядной бородой. Богато одетый, он тем не менее держал в руках палку с кистью, которую опускал в ведро с дегтем, очерчивая вокруг площадки, куда сложат подвозимые дрова и хворост, контуры будущего костра. Он распугивал своими движениями стайки воробьев, слетающихся на свежий конский навоз.

Герцог презрительно улыбнулся, смотря на палача, который вскоре скроет свое щегольское одеяние под красным балахоном, а заросшее лицо под такого же цвета капюшоном с прорезями для глаз, представ перед осужденной Гарантом Полного Успокоения, как напыщенно именовались в СС увещевания люди его позорной, но внушавшей всем страх профессии.

Краем глаза герцог заметил наблюдающую за ним украдкой королеву. Он тотчас отошел от окна и рассыпался в любезностях перед женой "царственного брата", своей названой "сестрой".

- Вы правы, несомненно правы, герцог, - читая его мысли между ничего не значащих слов, сказала королева. - Он жалок, этот длинный бродяга в латах. Право, отчего бы вам не взять его к себе ко двору в качестве шута?

- Шута? - изумился герцог.

- Ну конечно! Он так смешон. Будет вызывать вас на поединки! Полюбуйтесь сами.

Герцог, мельком взглянув в окно, учтиво улыбнулся.

Как бы ему самому не выглядеть шутом перед этой опасной интриганкой, подумал он и произнес:

- Ваш острый ум, ваше всевластие, убеждает меня в нашем несомненном родстве.

- Еще бы! - усмехнулась королева Лилия, недавняя девица де Триель. - У короля слабые нервы, я предвижу, что мне не раз придется заменять его, как сегодня, хотя это будет для меня так же тяжело, как и для вас: ведь она наша близкая родственница.

- Святая скалийская церковь учит смирению и стойкости, - благоговейно склонившись, проговорил герцог и добавил вполголоса: - Конечно, жаль, прискорбно жаль, что наш брат коронован колдуньей.

С удовлетворением заметил герцог, как сверкнули глаза королевы Лилии.

"Ничего! Пусть помнит о своей роли и скромном происхождении", подумал он. Она же, прищурясь, вспомнила о своем обещании королю.

Придворные дамы и вельможи издали наблюдали за несомненно важной беседой двух представителей дружественных теперь корон.

В зал своей мягкой крадущейся походкой вошел папиец св. Двора Кашоний, алую мантию которого оттеняла сегодня широкая черная лента - знак предстоящего события.

- А вот и вы, ваша святость. Надеюсь, ваше доброе сердце не терзается вынесенным колдунье приговором? - развязно встретил его герцог.

- Я могу терзаться, ваше всесилие, лишь завистью к той, которая, пройдя через очистительный огонь, раньше многих других познает дали небесного блаженства.

- Верьте, ваша святость, блаженство достижимо куда более простым способом, - лукаво заметила королева.

Смущенный папиец св. Двора опустил глаза, молитвенно сложив руки.

Он и возглавил процессию важных особ, идущих к помосту, возведенному в достаточном отдалении от очерченного палачом круга, чтобы не ощущать жара костра.

За папийцем в его мрачно величественном одеянии следовали герцог и королева, которой тот галантно предложил руку. Королева успела накинуть на себя черную мантилью, выражая этим скорбь о своей и герцога осужденной "сестре" Надежанне.

Конечно, подлинная сестра герцога Эльзия выйти из замка не решилась, объятая ужасом от всего здесь происходящего.

На помосте оказалось тесновато от придворных, стремящихся туда подняться, к тому же из учтивости им пришлось посторониться от папийца, герцога и королевы, а вельможи в задних рядах едва не оступились на головы теснящейся на площади толпы, когда раздался крик, что "колдунью" ведут.

Из замка один за другим выходили тритцанские стражи в темных доспехах с алебардами. По сравнению с ними фигурка в серебряных доспехах казалась особенно маленькой и беззащитной.

Однако Надежанна шла спокойно и гордо, вскинув голову в "боевом шлеме" с открытым забралом, через которое виднелось ее прекрасное, как всем казалось, отрешенное лицо.

В толпе шептались, осеняя себя символами скалийской религии.

Надежанна решительно поднялась по новеньким ступенькам к подножию устремленного в небо столба.

Толпа волновалась, подгоняемая тритцанскими стражами и размахивающим рукавами красного балахона Гарантом Полного Успокоения, требуя одобрения предстоящего "аутодафе" со священной казнью.

Послышались отдельные выкрики, обидные для Надежанны. И оскорбляли ее те, кого она только что освободила из-под иноземного гнета!

"Неужели люди в массе своей столь неблагодарны? - с горечью думала Надя. - Даже в ином кристалле Вселенной".

Она уже встала на деревянную площадку и прислонилась спиной к столбу. Палач в красном балахоне грубо схватил ее за руки и заломил их назад, чтобы связать за столбом поданной "помощником" в латах веревкой. Никто не заметил, что "помощник" опустил прозрачное забрало на своем боевом шлеме.

Гарант Полного Успокоения поправил съезжавший набок капюшон, спустился с лестницы, чтобы, не доверяя никому важнейший ритуал казни, самому поджечь хворост поднесенным ему факелом. При этом он шептал полагающуюся молитву всевышнему, которому передавал душу грешницы.

Сушняк сразу полыхнул пламенем. Огненные языки взвились, потом повалил черный дым, наполовину скрыв привязанную к столбу серебристую фигурку.

Обыкновенно жертвы в этот миг начинали кричать. Но на площади лишь слышался треск разгорающихся дров.

В толпе кто-то рыдал, кто-то раздраженно шикал или изрыгал проклятия. Все ждали, когда запахнет горелым мясом.

Пламя поднималось все выше. Но странно, оно продолжало доставать только до пояса "ведьмы", словно та взбиралась по столбу, хоть была крепко привязана к нему за оттянутые назад руки.

Потом движение осужденной ускорилось. Она, неведомо как, но все это видели, без всяких собственных усилий поднималась, скользя вверх по гладкому столбу, словно разгневанная земля не притягивала, а отталкивала ее от себя.

На самом верху Надежанна задержалась, но уже в следующее мгновение, взмахнув, как крыльями, чудом освободившимися руками, стала стремительно подниматься к низким тучам.

Это совпало со сверкнувшей где-то близко молнией и раскатом позднего осеннего грома.

Все, кто был на площади, упали на колени.

Только долговязый помощник палача продолжал серебряным столбом стоять неподалеку от занявшегося огнем опустевшего деревянного столба.

Тритцанские воины сочли недостаточным стоять на коленях и, моля о пощаде, распластались на камнях площади, уронив рядом свои алебарды.

Кто-то из них в страхе крикнул:

- Ведьма!

Надо отдать справедливость, что первым из всех пришел в себя папиец св. Двора Кашоний. В его голове, подобно только что полыхнувшей в небе молнии, сверкнула ужасная мысль, от которой, не стоя уже на коленях, он упал бы навзничь.

Как отзовется Наместник всевышнего на Землии И Скалий на дерзкое бегство "ведьмы" с места казни? Не заподозрит ли он соучастия в этом его, Кашония, не признается ли этот несчастный Кашоний в "камере откровенности" с ее адскими приспособлениями в том, что он будто бы и впрямь поддался уговорам врага человеческого, самого Сатаны, и помог выручить ведьму?



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.