Закон её живота

Закон её живота

Курт Франц, 26 декабря 2020 г.

С вами Курт Франц.

Это будет небольшое продолжение.

Она вырубилась.

“Алкоголь?”

“Угу”.

“Мало же тебе надо”.

“Полмесяца не пила”.

Я взял её за грудь.

“Ну что, будешь моей?

Заодно объяснишь, что это такое было”.

“Не буду я ничего объяснять, - буркнула она, убирая мои руки. –

Я ещё кадаверина хочу”.

“Хватит, отравишься”.

Она невнятно выругалась и села у стены барака, подперев руками голову.

“Ну не обижайся”.

“Да пошёл ты.

Какого чёрта я ещё объясняться перед тобой должна?”

Я задумался.

Мой контроль терялся на глазах.

Она свирепо глянула на меня и хищно ухмыльнулась.

Откинулась назад и показала мне выпуклый живот.

“В конце концов, Франц, вы все будете служить только ей.

Ничто другое не будет иметь для вас значения.

Только она и…”

Она распахнула чёрную вагину.

“…вот это”.

Я смотрел в дыру.

Я с отчаянной пронзительностью понимал, что так и будет.

Меня утягивало туда.

Я отчаянно пытался удержаться.

“Но, королева, - я пытался уцепиться, - должны же быть у тебя периферийные ценности?”

Она на миг задумалась.

“Есть.

Они служат хорошим украшением к моей еде.

Прекрасное обрамление вечного пира…”

Она раздвинула ноги ещё шире, и, больше не обращая на меня никакого внимания, сунула пальцы в зад и стала мастурбировать.

“А меня впустишь?”

“Ты в опале.

Козёл”.

Я грустно пошёл прочь.

Она, кажется, пыталась трахаться с Хакенхольтом и Оберхаузером.

Оберхаузер потом, во всяком случае, бежал по лагерю с диким воем.

Эта фурия с бешеным желудком достанет любого.

…Впрочем, Хакенхольт был доволен.

Даже спал.

Спустя энное количество времени, она нашла меня.

“Твой член мне нужен.

Но поскольку ты накосячил, ты будешь связан”.

Она связала мне руки и перекинула верёвку через ветку.

Долго трахала себя об меня.

В основном, задницей.

Наконец, схватила вагиной, и, крепко обняв ногами, на мне повисла.

…В руках была отдалённая боль, ветка трещала.

Наконец, она рухнула на нас.

Мы оказались на полу.

Эльфрида вылезла из-под всего этого, и, прижав меня к полу, села сверху и стала насиловать.

Я был почти счастлив.

Голод её вагины очень совпадал с желаниями моего члена.

Я на миг напрягся и начал сливать.

Бурно.

Она ахнула и расплылась.

Улетела в алмазное небо.

Долго оттуда не возвращалась…

…Наконец, её блаженство начало спадать.

Она даже забыла обиду.

Она легла на меня и обняла моё крепкое тело.

Я мягко перевернул её.

Я знал, какой ещё орган требует насыщения.

Прежде, чем она успела взять инициативу, я уже был в её заднице.

…Я угадал.

Она была в блаженстве.

Мне пришлось изрядно поднапрячься, чтобы выработать буквально из половины своего тела сперму, но я победил.

Она была довольна – это значит, что баланс был восстановлен.

Я ощущал свою победу.

Для неё это – полное удовлетворение всех её потребностей.

Она спала…

Я мял её груди и поочерёдно входил в обе её дыры.

Я торжествовал.

“Франц, ты дурак, - покачал головой кто-то из ребят. –

Ты знаешь, что это ненадолго.

Она проснётся…”

“Тебе надо пожрать”, - посоветовали с другой стороны.

“Приведите”.

Привели женщин.

…Когда она вновь проснулась, я был свеж и полон сил.

По рту моему стекала кровь.

С возгласом: “Ооо!” – она с энтузиазмом потянулась ко мне и стала слизывать кровь со рта.

Скоро её язык был в моём рту.

“Ну войди же в меня…”

Она бормотала жадно.

Опять меня опрокинула.

…Я был раскатан.

Она лишь что-то увлечённо бормотала и трахала меня.

Касалась грудями.

Из-под неё я вышел лепёшкой.

Я чувствовал себя высосанным до костей.

Плоским, словно по мне проехался асфальтоукладчик.

Она встала, пьяная, пошатываясь, обхватив живот.

“Вот так надо удовлетворять меня”. – Она обвела парней хищным взглядом.

Они отшатнулись.

Они поняли, кто тут доминатор.

“Кто хочет ещё?”

Вызвались некоторые, в том числе Мите.

…Мите получил.

Свой “снобизм” он никак не может преодолеть.

И не может понять, что общество лагеря начинает жить по другому закону.

Я видел этот закон, нависший надо мной.

Красные тряпочки половых губ.

Словно волчьи кумачовые флажки.

Я слышал тёплое дыхание волков.

…Мите оказался вжат в снег.

Он лежал с проломленной грудной клеткой.

Она подняла ногу, и, отряхнув сапог от крови, обхватила живот и нацелила взгляд на следующего.

Тот оказался более удачлив.

…Так или иначе, оттраханы были все.

Она не знала жалости.

Чуть что не так – и привет.

Я сидел в снегу и смеялся.

Ребята были неумелы.

Я уже сам хотел показать класс.

Она мягко остановила меня.

“Пойдёшь в завершение.

Нам будет хорошо…”

Она потёрлась об меня животом.

Я не знал, кого она съела, чтобы он стал таким выпуклым.

Она внимательно глянула.

“Тебя.

Помнишь?”

…Ах, да.

В том “сне” я слил в неё много спермы.

“Она ещё не рассосалась…”

Я был растерян.

“Ты очень вкусный…”

…Я бы сказал – “питательный”.

Она мыслит странными категориями.

Но я начинаю понимать.

Она вообще не понимает мужское доминирование и их сопутствующие мысли.

Её либо “удовлетворяют”, либо “не удовлетворяют”.

Позволяют лишнее – “наглость” (карающаяся).

Всё.

При этом, она нагло ест всех нас.

Если без этого создания лагерь невозможен, я готов терпеть все её выкрутасы – даже готов измениться под неё.

Она такова, что изменит меня так, что я не потеряю своего естества.

При всей своей взбалмошности, она мудра.

…Наконец, она меня оседлала.

Я вырубился.

Если предполагалось блаженство, то оно было столь интенсивным, что меня просто свернуло в трубку.

…Я корчился от боли.

Я не понимал, что я, где я…

Красноватый сумрак.

Будто надо открыть глаза.

Я уже видел какие-то ужасные места вроде миров Эберля, где надо “рождаться” в холодной больнице…

“Стоп!”

Она меня выдернула.

“Ну и нахрена?!”

“Это я у тебя хотел спросить!”

“Ты так подсознательно хотел удрать от меня, что чуть не удрал в мир, где бы я тебя не достала.

Но я бы и там тебя нашла.

И убила бы.

Не забывай про моё тело в матрице”.

“Тьфу, бля…”

Она последней покинет “матрицу” – когда матрица разрушится и сольётся с основным миром.

Конечно, я ей там не конкурент.

Я извинился.

“Почему ты хочешь убежать от меня, Франц?”

Она взяла мою голову руками и заглянула мне в глаза.

“Помнишь рыжего кота?

У меня паника.

Я не могу”.

“Я и кота хочу просто обнять, иногда уютно сунуть под одеяло.

Он недотрога, прямо как ты”.

“Эти липкие объятия…

Это ужас.

Понимаешь, я ощущаю себя пойманным”.

Она внимательно глянула на меня.

“Расслабься.

Это не стоит того, чтобы рождаться”.

Я кивнул.

“Глупость.

Но как мне расслабиться?”

“Иди же сюда, дурачок”.

Она нежно обняла меня.

Я оказался наполовину внутри неё.

Тёплый пищеварительный сок переваривал меня.

Очень нежно.

“Ну вот, опасность миновала, - нежно сказала она. –

Курт.

Ты мой”.

Я был почти счастлив.

Я растворялся в ней.

Почти растворился…

Я был в покое.

Наконец, она меня отпустила.

Я был истаявшим и еле держался на истончившемся скелете.

Я чувствовал себя жертвой цветка, который меня нежно усыпил и, воспользовавшись моей слабостью, наполовину меня съел.

“Ты лишила меня инстинкта самосохранения…”

“Да-а. – Она обняла меня очень нежно, и, наполовину улегшись сверху, стала лизать. –

Тебе придётся его приглушить.

Это важно для отношений со мной.

Для большего доверия”.

“Но ведь ты меня так съедаешь!”

“Я и должна съедать.

Ты же бессмертный.

Тебе плохо в моём желудке?”

“Когда как.

Сейчас, например, мне было хорошо…”

…Я понял.

Сопротивляясь, я лишаю себя части игры.

Части удовольствия.

Я должен был полностью отдаться ей…

“Я попробую”, - честно обещал я.

Примерно на этом она вышла.

Комендант лагеря смерти Треблинка

Курт Франц.