КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ 3 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 4 из 9Следующая ⇒

– Как насчёт двух с половиной миллионов? Два и пять, господа, за этот единственный в своём роде шедевр.

Две таблички. О, Боже мой, могу ли я и впрямь это сделать?

Аукционист делает вдох, и я чувствую, словно из моих лёгких уходит весь воздух. Он произносит:

– Два миллиона семьсот пятьдесят тысяч?

На этот раз в воздухе остаётся лишь табличка Эндрю, и аукционист говорит:

– Раз, два...

Я задерживаю дыхание и поднимаю вверх табличку.

– И мы поднимаем до трёх миллионов, господа, – радуется аукционист. – Кто предложит три миллиона?

Табличка Эндрю остаётся на месте, и мне ничего не остаётся, как перебивать его ставки. Они всё растут и растут, пока мы не доходим до четырёх миллионов... четырёх с половиной... пяти миллионов долларов.

Мне кажется, я сейчас упаду в обморок.

– Пять и восемь! – Эндрю продолжает держать табличку, размахивая ей, словно подаёт знаки семафора. Его лицо покраснело, и все в помещении шепчутся, как сумасшедшие.

Охренеть, неужели это правда?

– Есть ли шесть?

Я колеблюсь. Чарльз сказал, сколько бы не стоило, но речь идёт о шести миллионах долларов. Он хоть предполагал, что ставки поднимутся так высоко?

– Раз...

Эндрю ухмыляется мне, и я припоминаю, что ему было плевать на искусство, что он хотел лишь «побольше сисек».

– Ставка пять и восемь десятых миллиона, два...

Последний шанс. Я вскакиваю на ноги.

– Шесть миллионов, – объявляю я дрожащим голосом.

Все смолкают. Даже аукционист выглядит удивлённым. Но он берёт себя в руки и с кратким кивком произносит:

– Шесть миллионов раз...

Эндрю бросает взгляд на своего друга, вскинув брови.

– Шесть миллионов два...

Друг Эндрю качает головой, а следом за ним и Эндрю качает головой аукционисту.

– Продано! За шесть миллионов долларов. – Аукционист стучит своим молоточком, и зал аплодирует. Моё сердце колотится в ушах, а тело охватывает предобморочное состояние. Я только что перебила у Эндрю Тейта подлинное полотно Рубенса за долбанных шесть миллионов долларов. А Чарльза нигде не видно.

Ты что, блин, издеваешься надо мной?

Я рада, что на мне надето чёрное, никто не заметит, какая я потная и нервная. Обессиленная, я хочу утонуть в своём кресле, но люди хлопают и смеются. Я чувствую, как в воздухе завис вопрос: кто эта девушка?

– На этом программа нашего сегодняшнего вечера завершена.

Голос аукциониста тонет в какофонии разговоров в зале.

– Беннет! – один голос прорезается сквозь шум. Я съёживаюсь. – Грэйс Беннет!

Лидия в ярости и как ураган несётся ко мне сквозь толпу.

– Какого чёрта ты вытворяешь? – шипит она.

– Это не моя табличка, – заикаюсь я, и моё лицо вспыхивает. – Я…

– Это не игра, юная леди, – она вне себя от злости. – Если ты думаешь, что можешь просто заявиться сюда и опорочить эту компанию…

– Ты её заполучила? – Сент-Клэр появился у моего локтя.

Лидия останавливается.

– Что?

Киваю, затем с усилием сглатываю.

– За шесть миллионов. Это, эмм, хорошо?

Я вся подобралась, но лицо Сент-Клэра озаряется мальчишеской улыбкой, и он практически вопит:

– Да! – он смеётся и неожиданно подхватывает меня, начиная кружить. – Не могу поверить, что ты это сделала! Я был уверен, что Тейт собирается перебить мою ставку на этом лоте.

– Он почти это сделал, – признаюсь я, а мой пульс растёт от разливающегося по телу чувства облегчения. – Но я вступила в последний момент, и он отступил.

Сент-Клэр смеётся и ставит меня на пол.

– Боже, хотел бы я посмотреть на его лицо в тот момент.

– Вы можете посмотреть сейчас, – я улыбнулась, указывая на другой конец зала. Тейт, нахмурившись, направлялся к выходу.

– Нужно брать тебя с собой на все аукционы, – усмехается Чарльз, всё ещё прижимая меня. – Ты – мой счастливый талисман.

Моя голова кружилась от его прикосновений, от его близости, от счастья в его глазах.

– Я просто сделала то, что вы мне велели.

– Что он сказал тебе сделать? – спросила Лидия, её лицо озаряется пониманием происходящего. Она поворачивается к Сент-Клэру. – Вы попросили её участвовать в торгах вместо вас?

– Да, и она великолепно справилась, – он сжимает мою руку, и я чувствую, как вверх по руке бегут мурашки. – Спасибо.

Лидия игнорирует меня.

– Престижное приобретение, мистер Сент-Клэр, – говорит она, и ещё несколько человек окружают нас, чтобы тоже поздравить его, тем самым оттеснив меня в сторону.

Белые лилии в вазах начали немного сникать, стулья больше не стоят ровными рядами. Группа людей, столпившихся вокруг Чарльза, взрывается хохотом, но он не смотрит в мою сторону. Я не хочу задерживаться здесь, на краю толпы, так что направляюсь назад в холл. Это была самая длинная из всех рабочих смен в моей жизни, и я готова отправиться домой.

Я иду по мраморному полу в сторону выхода, когда кто-то похлопывает меня по плечу.

– Опять пытаешься сбежать от меня? – низким голосом произносит Чарльз, его британский акцент чётко выражен. Он скользит пальцем вниз по моей руке и слегка поворачивает меня лицом к себе. – Ты должна позволить мне как следует поблагодарить тебя за сегодняшний вечер.

Я улыбаюсь, думая о способах, которыми его великолепное тело может меня отблагодарить, и надеясь, что на моём лице не отразятся эти мысли. Или, может, надеясь, что они чуток отразятся.

– Что вы имеете в виду?

– Ужин? Завтра вечером?

Мне хочется спросить, не свидание ли это, или и впрямь лишь благодарность, но осознаю, что на нас смотрят – красавец коллекционер произведений искусства и неловкая ничтожная девчонка в не-брендовом платье.

– Конечно, – говорю я. – Обязательно.

Он отбрасывает со лба прядь тёмных волос и сияет.

– Отлично. В восемь вечера. Ресторан «Хаккасан»[22] на Юнион-Сквер. – Я киваю, и он целует меня в щёку. Даже когда он уже отстранился, я всё ещё ощущаю это прикосновение. – Тогда увидимся, – говорит он и уходит, в то время как я застыла на месте и стараюсь отдышаться.

Мистер Красавчик Чарльз Сент-Клэр действительно только что пригласил меня на свидание?

ГЛАВА 5

На следующее утро я просыпаюсь со смутным ощущением, будто произошедшие вчера события были отчасти плодом моего воображения. Я сделала ставку в шесть миллионов долларов, смогла вблизи увидеть гениальное творение Рубенса, показала своему новому боссу, из чего слеплена (и при этом чудом не была уволена) и в завершение меня пригласил на свидание самый красивый и обаятельный мужчина, из когда-либо встречавшихся мне. Я помню, как меня обдало жаром, когда он взял меня за руки, как потрескивало электричество между нами...

Мой телефон пискнул, пришло сообщение от Пейдж:

«Где ты, любимка?»

Я приподняла голову и глянула на часы. Почти десять – время нашего еженедельного трепа по скайпу.

«Не выпрыгивай из штанов», – пишу ответ.

Пейдж пробуждает мою отвязную сторону, так как это часть ее натуры. Она также чертовски умна и гораздо уверенней в себе, чем я – какой обычно и бывает клевая подруга. Но она всегда поддерживала меня и мое искусство, даже когда я бросила учебу и оставила ее одну в Тафтсе в конце первого курса. Прощаясь, мы ревели, давая клятву оставаться навсегда друзьями, и мы продолжали тесно общаться все эти годы.

Я открываю ноутбук, нажимаю на прыгающую иконку, и на моем экране появляется сияющее лицо Пейдж. Ее волосы все еще мокрые, а на лице косметическая маска: в Лондоне вечер и она готовится выйти потусить.

– Хаюшки тебе, – говорит она. – Расскажи мне все о твоей гламурной новой работе!

– О, да, подметать пол – это так гламурно.

– Постой, – она хмурится. – Твоя фантастическая стажировка – это изображать Золушку?

– Ах, верно, ты же еще не знаешь, – говорю я и объясняю все о произошедшей путанице: что фактически меня наняли на работу клерком/дворником/официанткой-подавальщицей/обслугой.

– Мне жаль, Грэйс, – говорит Пейдж. – Знаю, как сильно ты хотела попасть на эту стажировку.

– Это возможность зацепиться, – говорю я. – И я могу находиться рядом с восхитительными произведениями искусства.

Она многозначительно кивает.

– Да, черт возьми, – говорит она. – И ты надерешь им задницы и покажешь этим сучкам, кто тут босс.

Я смеюсь, зная, что она говорит серьезно и что ей бы не составило труда надрать кому-то задницу. Пейдж не колебалась бы ни секунды.

– Я видела Рубенса вблизи.

Она ахает:

– Первый показ «Суда Париса»?

Пейдж работает в страховой компании оценщиком произведений искусства и антиквариата. Конечно же она знала о прибытии такого ценного шедевра.

Я киваю.

– Прежде чем его выкатили на сцену, когда я пошла за стульями. Я видела его достаточно близко, чтобы различить мазки, – я вздохнула, вспоминая. – Это было невероятно.

– Я слышала, Чарльз Сент-Клэр выиграл торги за шесть миллионов.

– Ого, – говорю я с удивлением. – В мире искусства новости быстро распространяются.

Пейдж пожимает плечами, дотрагиваясь до своей маски.

– Сент-Клэр является кем-то вроде знаменитости в мире искусства. Мой босс сказал, что его коллекция застрахована вроде как на сотни миллионов. У этого парня настоящий музей. И он горяч. Он такой же невероятный вблизи, как и во всех этих колонках светских хроник?

– Думаю да, наверное… – Я опускаю глаза, чувствуя как краснеют мои щеки.

– Что? – Пейдж знает меня слишком хорошо. Она подозрительно косится на меня. – Почему ты покраснела?

– Прошлым вечером произошло кое-что еще, – говорю я притихшим голосом.

– Оооо, – визжит она. – Что-то пикантное? Звучит интересненько.

– Я познакомилась с ним.

– Да! Какой он? – требовательно спрашивает Пэйдж. – Дай мне повод для сплетен. С кем он там был? Он пленил тебя своими глазами? Опиши его задницу. Детали, подружка, мне нужны детали!

Я рассмеялась и устроилась поудобнее в кровати с моим ноутбуком.

– Боже, он такой горячий. Как Бог, Пейдж, серьезно.

– Много слюнок пустила? Твое лицо ярко-красное! – она смеется. – Он тебе нрааааавится. Ты хочешь его поцеловать. Ты хочешь заняться с ним сладкой, сладкой любоооооовью.

– Так же, как и любая другая теплокровная женщина, которая на него смотрит, – усмехнулась я. – Но я делала за него ставки, когда ему нужно было отойти, чтобы ответить на звонок, и после этого он пригласил меня на ужин. Это же что-то значит, не так ли?

– Ко-нахрен-нечно! – восклицает она. – Горячим известным парням тоже надо ходить на свидания, разве нет?

– Он знаменит? Типа, телевизионная звезда? – спрашиваю я.

– Изредка. Он появлялся в качестве гостя на утренних шоу в Нью-Йорке и в Лондоне, чтобы пообщаться на тему бизнеса, или финансов, или искусства. – Она пожимает плечами. – Он молодой, знающий и обеспеченный. Не говоря уж о том, что горяч, как лава.

– Он занимается финансами?

Я понимаю, что ничего о нем не знаю. За исключением того, что он очаровательный и милый.

– Да, семейный капитал в банковской сфере, которым он глобально занялся несколько лет назад и утроил свой бизнес, – говорит Пейдж, качая головой. – Он стоит миллиарды. Грэйс, тебе и правда стоило бы знать, с кем ты собираешься пойти на свидание.

Миллиарды? Я чувствую тошноту.

– Значит, этот парень знаменит и владеет состоянием, которое в разы больше, чем я могла бы заработать за пятнадцать жизней. Здорово.

У нас нет ничего общего. Это свидание будет полной катастрофой.

– По крайней мере ты знаешь, что он не заинтересован в тебе из-за твоих денег, – язвительно замечает она, и мне хочется запустить в нее чем-нибудь через экран.

– Ну, спасибо.

– Ведь есть так много всего, за что тебя можно полюбить! – заканчивает Пейдж. – Твой ум, твое сердце, твой восхитительный вкус в выборе друзей...

– Я тебя поняла, – смеюсь я, но все же не могу избавиться от ощущения, что он слишком крут для меня.

Пейдж всматривается в свою камеру:

– Ты выглядишь слегка позеленевшей.

– Я просто не знала, что он так знаменит. – Я делаю глубокий вдох. – Ты же знаешь, это все так отличается от моего мира.

– Знаю. – Она дарит мне понимающую улыбку. – Но я серьезно – он счастливчик, что идет на свидание с тобой.

– А чувствуется совершенно не так. Те люди, с которыми я работаю, оказались кошмарными. Я и впрямь просто хочу показать им, что могу быть этого достойна, – произношу я, желая, чтобы мама была сейчас рядом.

– Замолчи. Ты уже стоишь гораздо больше, чем все эти баловни трастовых фондов с их спортивными машинами и осыпанными бриллиантами пеналами для губной помады. Не забывай об этом. И если Сент-Клэр не поймет этого тоже, то ебала я его миллиардерскую задницу.

Я взрываюсь хохотом.

– Мне так повезло с тобой, – говорю я.

– Об этом тоже не забывай, – сияет она. – Когда будешь известной художницей и мир настойчиво будет требовать твоего внимания, включая всех достойных горячих парней, просто помни, кто прикрывал тебе когда-то тылы.

– Какая-то девушка по имени Пенни...? Полли?

– Ха, – говорит она и показывает язык.

Мой телефон вибрирует от сигнала будильника.

– Прости, детка, мне надо пойти подготовится к моей смене в закусочной, – говорю я. – А ведь мы даже не поговорили о тебе!

– Эх, здесь ничего нового, – она пожимает плечами. – Лондон-шмондон. Здесь не перестает лить дождь, мои волосы уже молят о пощаде. Поговорим на следующей неделе?

– Угу.

– И сфотографируй задницу Сент-Клэра, когда вновь его увидишь, – требует она. – Помни, никакого секса без презерватива!

Она все еще посылает поцелуйчики на экране, когда я отключаюсь.

Внизу, в закусочной, дочь Джованни и Ноны, Кармелла, надежно руководит всем железной рукой. Я сегодня занимаюсь регистрацией: принимаю заказы и пишу заявки для изготовителей сэндвичей, но не могу перестать думать о Сент-Клэре. О Чарльзе. Даже его имя звучит горячо. Почему британцы никогда не бывают Чарли? Мне плевать, как он себя называет – если он позвонит мне, я бы хотела слушать его весь день.

– Не желаете майонез и горчицу? – спрашиваю у стоящей передо мной леди, которая заказала индейку с авокадо на пшеничном хлебе.

– Лишь слегка майонеза, – произносит женщина, а я думаю о руках Чарльза на моих, его губах на моей щеке. Раньше я никогда не встречала таких, как он. Уверенный, но не зазнающийся, вежливый, обаятельный, но вместе с тем настоящий.

– С вас десять пятьдесят, – говорю я. Чарльз доверил мне миллионы своих долларов. Поступил бы он так с кем попало?

– Следующий!

Подходит молодая пара, повиснув друг на друге. Его рука в ее заднем кармане, а она уткнулась носом в его грудь.

Хочу, чтобы Чарльз хотел меня вот так же.

– Что я могу вам предложить? – говорю я, пытаясь оттолкнуть мысли о нем. Какого черта со мной происходит? Я никогда раньше не чувствовала такого по отношению к мужчине, никогда не томилась от желания быть вот так с кем-то рядом.

– ...и дополнительными солеными огурцами.

– Простите, что? – переспрашиваю я в растерянности. Похоже, я отключилась от реальности.

– Грэйс? Земля вызывает Грэйс? – Кармелла щелкает пальцами перед моим лицом. – Ты заболела или что? Ты сама не своя сегодня.

– Прости, Кармелла. Мне пришлось работать допоздна прошлой ночью. Я немного не в себе.

– Сделай перерыв, – сказала она, толкая меня в сторону и занимая мое место, чтобы помочь следующему клиенту, как винтик в ее собственном хорошо смазанном механизме.Я вышла на улицу и присела на одну из скамеек перед закусочной. До меня доносится запах океана, смешанный с готовящимся на кухне маринара, а дневной свет позднего дня просачивается через низкие облака, проплывающие мимо, как листья в полноводной реке. Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю, ослабляя напряжение в плечах.– Ты слишком симпатичная, чтобы всегда быть такой напряженной, куколка, – кузен Эдди выходит из двери ресторана, расположенного рядом.– Ты следишь за мной или что? – спрашиваю устало.– Я живу, чтобы развеять все твои проблемы, – говорит он, настолько широко улыбаясь, что видны его серебряные коренные зубы. – Пойдем прогуляемся вечером вместе. Мы потанцуем, выпьем, повеселимся.– Нет, спасибо.– Ну же, пошли, – говорит он, садясь рядом со мной. Запах его одеколона очень резкий. – Назови хоть одну существенную причину, почему нет.– У меня есть планы на сегодняшний вечер, – говорю я, с облегчением вздыхая, что хоть раз у меня есть реальный повод для отказа.Он прищурился в недоумении: – Какие планы? Типа свидание?– Да, свидание, – говорю я. – В это так трудно поверить?– У тебя свидание! – взвизгнула Нона достаточно громко, чтобы услышали все соседи. – О, слава Богу, – говорит она, выходя из ресторана «У Джованни», чтобы обнять меня. – Мы уже начинали беспокоиться за тебя.Фред высовывает голову из-за двери. – У Грэйс свидание? – говорит он. – С кем? Уверена, мое лицо покраснело – я так смущена. Жаль, я не могу сжаться в маленький комочек и избежать их вопросов. – Так кто этот молодой ухажер? – спрашивает Нона. Она слегка толкает меня локтем: – Он красивый?– Конечно красивый, мама, – говорит Кармелла с порога закусочной. Они с Фредом – прямо два сапога – пара. – Ведь наша Грэйси – красотка?– Не может быть, что он сексуальнее меня, – говорит кузен Эдди, выпячивая грудь.– Кто он? – снова спрашивает Нона, сияя.Не знаю, что сказать. Я не особо часто ходила на свидания – всегда была слишком занята учебой, чтобы серьезно завести бойфренда, а потом, когда заболела мама, свидания фактически не были таким уж приоритетом. – Скажи нам, – снова призывает Нона. – Позволь старой женщине немного порадоваться за тебя.Я улыбаюсь: – Ладно, ладно. Это парень, с которым я познакомилась благодаря этой арт-работе.– Представляю себе, – говорит Кармелла, в то время как Фред вопрошает: – Он обеспеченный?Я колеблюсь, не желая пока говорить слишком много. Я понятия не имею, как пойдут дела с Сент-Клэром.– Не гоните коней! Народ, это может быть просто одноразовое свидание.Фред смеется своим раскатистым, объёмным смехом: – Так, это значит «да».Нона кладет руку на мое предплечье: – Он тебе нравится?Я смотрю вниз на землю, чтобы они не могли понять, насколько сильно.– Да, – говорю я. – Но я беспокоюсь о сегодняшнем вечере. Думаю, он отведет меня в какое-нибудь фантастическое место, но мне нечего надеть.– И это все? – вскрикивает Нона. – У меня есть подходящий наряд. Пошли.Она берет меня под локоть и ведет в сторону своей квартиры ниже по кварталу.– Но моя смена… – протестую я.Нона с нетерпением выдает: – Кармелла это уладит, не так ли? Все остальные, возвращайтесь к работе! Ее короткие семидесятилетние ноги на удивление быстры, и вскоре мы оказываемся в большой, светлой квартире семейства ди Фиоре, занимающей два этажа, которую они купили еще в те времена, когда Норс-Бич был всего лишь захудалым районом иммигрантов, а не фешенебельным местом, как сейчас. Они могли бы получить миллионы, если бы продали ее, но Нона не желала об этом слышать – это ее дом.– Этот сундук принадлежал моей матери, – говорит она, выуживая его из шкафа. Ему, похоже, столько же лет, сколько ей. – Она умерла молодой, как и твоя. Бедняжки. – Нона открывает крышку и благоговейно достает платье, убранное в полиэтиленовый чехол, наподобие тех, что используют при сухой химчистке. – Это был подарок от нее на мой двадцать пятый день рождения. Я была в новой стране, с новым мужем и почти не знала языка. Идя по улице, я чувствовала, будто каждый мог сказать, что я была просто девчонкой из маленькой деревеньки в сельской местности. Но это платье... это платье заставило меня чувствовать, что я «своя» и уместна тут.Я задерживаю дыхание, пока она расстегивает змейку на чехле и торжественно достает содержимое: неподдающееся влиянию времени темно-синее платье из плотной роскошной ткани с детальной обстрочкой. Я чуть не ахнула: – Оно такое красивое.– Гуччи, – говорит она. – Конечно же, еще с тех времен, когда никто не знал, кто это. Моя мама купила мне его в самом модном магазине в Риме. Она сказала, что мне нужно самое лучшее для моей новой жизни в Америке. Оно идеально пойдет твоей стройной фигуре. – Она протягивает его мне. – Немного коротковато для твоих длинных ног, но, думаю, ты запросто можешь хвастаться такими ножками. – Я не могу… – я замолкаю. Оно такое прекрасное и так много значит для нее. – Оно ваше.– Почему нет? – Нона смеется и гладит себя по животу. – Как будто я буду носить его в ближайшее время. Слишком много пасты. Для моей Кармеллы тоже уже слишком поздно. Но ты… тебе еще нужно такое платье, как это.– Вы уверены? – спрашиваю я, в моих глазах стоят слезы.– Ты же сказала, что он красавчик, верно? – Она копается в сундуке и достает пару темных туфель на высоком каблуке, которые ставит на пол, после чего подходит к своей шкатулке с драгоценностями и передает мне жемчужную брошь и жемчужные серьги: – Ты будешь выглядеть идеально. Она приподнимает ворох моих волос к макушке.– Надень это, – говорит она. – Позволь, я помогу.Я позволила Ноне меня одеть. С поясом платье сидит как перчатка и действительно подчеркивает фигуру, которую я унаследовала от мамы.Нона делает мне макияж перед своим старинным трюмо, уделяя особое внимание моим глазам.– Твоя мама бы гордилась тобой – тем, как ты следуешь за своими мечтами вроде этой.Слезы вновь навернулись, и я стараюсь сдержать их, чтобы не испортить плоды тяжких трудов Ноны – стрелочки на моих глазах. – Спасибо, – удается мне сказать.– С каждым днем ты все больше и больше становишься на нее похожа, – говорит Нона, и мое сердце наполняется горько-сладкой радостью.– Хотела бы я, чтобы она увидела это, – говорю я с комом в горле.– Она видит, – говорит она уверенно. – А теперь открой глаза.Я открываю глаза и вижу… себя, но ту версию себя, которой, как я думала, никогда не смогу быть. Гламурной, но элегантной, именно такой, какой была моя мама:– Вау.Мои волосы собраны в объемный пучок с обрамляющими лицо свободными завитками, мой макияж сделан со вкусом, а темная подводка подчеркивает ореховый цвет моих глаз. – Я выгляжу как Одри Хепберн, – говорю я.– Ты просто красавица, – сияет Нона. – Прямо как твоя мама.– Когда она шла на одну из своих арт-вечеринок в городе, – говорю я, вспоминая, как наблюдала за ее приготовлениями, когда она завивала волосы, выбирала платье и туфли.– У нее тоже всегда были красивые ухажеры, – говорит Нона и подмигивает мне.– Спасибо, Нона. Вы моя фея-крестная, – говорю я и обнимаю ее. – И не только сегодня. – Я целую ее в макушку. – Ваша мама тоже гордится вами.– Ты милая девочка, – говорит она и крепче сжимает меня. – А этому мужчине лучше не пытаться шалить, или я сверну его в бараний рог, прямо как ньоки.[23]

ГЛАВА 6

Я добралась до «Хаккасан» к без десяти восемь. Не хочу появиться слишком рано, на случай, если он пришел пораньше, чтобы не подумал, что я в отчаянии – поэтому жду снаружи. Но потом я решаю, что если он еще не пришел и, приехав сейчас, увидит, как я праздно стою снаружи, то подумает, что я странная. Соберись, Грэйс! Мои руки дрожат, а в животе порхают бабочки. Я совершенно не подкована для такого. Когда вообще я была на свидании в последний раз?

Вечера в Сан-Франциско всегда самое холодное время суток – океанский бриз приносит с собой туман и тяжелый морской воздух. Покупатели с Юнион-Сквер спешат, держа в руках пакеты с логотипами «Ньюман Маркус» и «Прада», туристы фотографируются на площади. У меня нет жакета или еще чего-то, что подошло бы к винтажному платью Ноны, поэтому мои руки оголены и мне зябко.

Захожу внутрь и поднимаюсь на лифте до верхнего этажа. Двери открываются, и я будто переношусь в другую вселенную. Из синих панелей в стенах, покрытых металлическими пластинами – вырезанными в восточном стиле, наподобие трафаретов – льется голубой свет, создающий соответствующее настроение. Эффект потрясающий.

– Чем могу помочь? – На распорядителе маленькая шапочка на полголовы. Она без улыбки осматривает меня с головы до ног. – У вас заказан столик?

– Сент-Клэр? – спрашиваю я, и поведение распорядителя сразу же меняется.

– О, конечно! – она широко улыбается. – Проходите сюда, пожалуйста, смотрите под ноги.

Она усаживает меня за столик у окна с шикарным видом на мерцающие огни Сан-Франциско. Передо мной раскинулись многослойные тени городского пейзажа и темнота залива вдалеке. Такое чувство, будто я на вершине мира. Не проходит и двух секунд, как официант спрашивает, не желаю ли я коктейль. Я выбираю наугад из длинного списка на столе, и он поспешно уходит.

Я откинулась на стуле, думая о том, как приятно не быть тем, кому надо бежать на кухню и нести напитки. Хотя работать в этом ресторане было бы великолепно. Повсюду вокруг меня голубая подсветка, создающая соответствующее настроение. Темно-коричневые дубовые брусья украшают потолок, а толстые деревянные столы выглядят как плиты нарезанного на дольки ствола секвойи. Кожаные сиденья, мягкие подушки. Приглушенный свет и свечи на столе завершают общий вид – классический и романтический.

– Ваш напиток, – говорит официант. – Могу я принести вам чего-нибудь еще, пока вы ожидаете вашего спутника?

– Нет, спасибо, – отвечаю я, впечатленная всем этим вниманием, которое получаю только потому, что использовала имя Сент-Клэра, однако стоило ему отойти, как я поняла, что ничего не ела с позднего завтрака. Мимо проносят красиво оформленные подносы с едой: пельмешки в красных, оранжевых и белых цветах, тарелки приготовленных вареных овощей с соусом и шариками из теста и хрустящие жареные конвертики из сдобы, наполненные божественно пахнущими начинками…

– Прости, что опоздал, – говорит Сент-Клэр, внезапно появляясь рядом со мной. Я подскакиваю с места, в то время как он наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку.

– Простите! –бормочу я, врезавшись в него.

Он улыбается:

– Давай-ка попробуем еще раз?

Положив свою руку на мою, он наклоняется и целует меня в щеку. На тот раз я не двигаюсь, смакуя ощущение от его губ, легко касающихся моей кожи.

– Надеюсь, ты не слишком голодна, – говорит он, направляясь к стулу напротив. Я плюхаюсь на свое место, мое сердце вдруг начинает колотиться.

– Я в порядке, – говорю я, а мой желудок в этот момент урчит. Я сгораю от стыда, но он смеется, показывая ямочки на щеках.

У него еще и ямочки есть?

– Давай посмотрим.

Ему достаточно было лишь взглянуть, и вот уже два официанта спешат к нашему столику.

– Мы бы хотели блюдо от шефа – он знает, что я люблю – и я буду тот же фруктовый напиток, что и у моей спутницы.

– Очень хорошо, сэр, – говорит официант и уходит.

Сент-Клэр поворачивается и устремляет на меня свой взгляд – одна его бровь слегка приподнята, а уголок рта чуть игриво изогнут в намеке на улыбку, которая готова озарить его лицо.

– Итак, Грэйс. – Его синие глаза пронзительны. – Теперь у нас появилась возможность узнать друг друга… кто ты?

Мой разум отключается:

– Эм, ну, кроме того, что я работаю в «Кэррингерс», еще я официантка и студентка по специальности «Искусство».

– Где ты учишься?

– О, ну, я выпустилась в прошлом году из… эм, со степенью по искусству.

Я останавливаюсь, прежде чем рассказать ему о моем менее чем показательном образовании. Я все еще помню, как Лидия усмехнулась, так что я предпочла сменить тему:

– А что на счет тебя?

– Я учился в Оксфорде и Гарварде, финансы, – произносит он обыденно. – Но я всегда больше ценил свой жизненный опыт.

Я киваю, не в силах заставить свой рот двигаться. Что со мной не так?! Я делаю глоток своего напитка, а он поглядывает в окно. Скажи что-нибудь!

– На улице довольно мило, – умудряюсь я произнести и понимаю, что говорю как четырехлетний ребенок.

– Ты выросла в городе? – спрашивает он.

– Ист-Бэй, – удается мне ответить. – Окленд. Район был немного на отшибе, но мама всегда говорила, что от этого все намного интереснее. Там было много разных направлений искусства и культуры...

– Чарльз Сент-Клэр? – Рядом с нашим столиком стоит красивая женщина в сверкающем платье для коктейля, возвышаясь над нами на десятисантиметровых каблуках.

Он выглядит удивленным:

– Мы встречались?

– Нет, я просто захотела подойти и поздороваться, – тараторит она. – Вы так умны, а ваш очерк в журнале «Ньюсуик» был такой познавательный.

Ее лицо кажется знакомым, и я пытаюсь припомнить кто она.

– Спасибо, – Сент-Клэр вежлив. – Очень мило с вашей стороны сказать такое.

Женщина одаряет его натренированной сексуальной полуулыбкой и протягивает руку:

– Лори Слоун.

Серьезно? Я смотрю на нее в недоумении. Теперь я ее узнала, она известная голливудская актриса. Я видела ее только в журналах со сплетнями, но вот она стоит и смотрит на Сент-Клэра так, словно хочет съесть его целиком. Она довольно долго удерживает его руку, прежде чем отпустить.

– Это моя подруга, Грэйс, – говорит Сент-Клэр, жестом указывая на меня. Я фальшиво улыбаюсь, стараясь не обращать внимание на то, как меня кольнуло подобранное им слово. Конечно, мы друзья. Как еще ему меня представить?

Лори взглянула на меня лишь на долю секунды.

– Вы должны приехать ко мне в гости в Лос-Анджелес в следующем месяце. – Она хлопает ресницами и кладет руку поверх его. – Мы можем расслабляться у бассейна весь день и пить всю ночь напролет.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 Следующая ⇒