Четырнадцать 57 страница

Меня формировало футбольно-баптистское детство!

Связь каждого листка со стволом как в шланге, где вода под напором. Сверху лупит солнце в 30 градусов, а снизу давят соки – вот цена этой неподвижной «декорации». …Снизу вода, вокруг воздух как бесцветная вода и сверху солнце льется как опять-таки вода - вода, единая в 3-х лицах…

У дерева листья как ладони рук: щупает дерево, где теплее и светлее и туда растет. Когда так многорук, то можно жить вслепую.

Снова футбольные правила: за победу на чужом поле давать 4 очка, за победу на своем поле – 3 очка, за ничью на чужом поле – 2 очка, за ничью на своем поле – 1 очко.

Чего напрягаться, будто собираешься дать отпор каждому из встречных прохожих. И мне кажется, что не только я их теперь не вижу, но и они меня: так тихо, плавно и безразлично прохожу. …И телевизор так же можно смотреть, и немецкий язык учить – а можно и лучшие свои занятия делать беспокойно…

Похвалы моему рисованию на меня действуют так же, как и стояние за спиной во время его же – парализуют. «Оцененное отчаяние»! – это всё равно, что огонь водой поливать.

Вот жил хороший человек, и вот понял хороший человек за свою жизнь только несколько простых истин – и не оттого это случилось, что ему не хватило таланта или трудолюбия: просто с талантом слишком легко начать пижонить, а с трудолюбием функционировать, т. е. жить впустую.

Мысль, не слитая с чувством и чувство, не слитое с мыслью всегда несовершенны. …Если только рвение. То ещё 1-я ступень чувств и разума, если главенствуют правила. …Бог дает мне так много понимать и чувствовать, потому что тяжелобольному дают много лекарств. Без «таблеток» не могу прожить и дня.

То я покаянен – и религиозен - а то дерзок – и культурен.

В спорте – каким мы его видим по телевизору – действуют не люди, а фигурки. Это некий «лототрон» с шариками.

…Нельзя рассчитывать на то, что в тебе будет одна любовь – а значит, и одно блаженство – это всё равно, что рассчитывать на то, что погода всё время будет солнечная.

Все скрылось во мраке сомнений, но одна ниточка всё же видна – так руководствуйся ею. Потом, может, появится другая. А если не появится и порвется и эта, то ведь не без причин рвется – исследуй причины и увидишь в них новую ниточку. В общем, нет ясного маршрута от Калининграда до Владивостока…

Твердости мне не хватает - понял это, потому что вдруг появились периоды, когда ее много - почти сразу после усилия начинаю разрушаться и расползаться на куски - и сидишь молчком в растерянности, не зная, то ли делать что-то /а что - и забыл уже/, то ли как-то с распадом бороться /а бороться невозможно/.

Вечно одни разговоры о деле. Безблагодатно, как у Толстого, который всё время жаловался на упадок и после своей «перестройки», но избегал писать, что «видимо, я что-то не понял». …Собственно, и Толстой кончил как Рембрандт - не только БГ это ждет: сначала успех в искусстве, затем обращение к Богу, а в конце горький смех над самим собой.

Толстой: «раньше убивал животных, а теперь не могу» – множество людей /я в том числе/ никогда не было способно на убийство. Всё время через запятую пишет: «Христос, Будда, Лаотцы…»! И Павла, тварь, осмелился хулить.

Выйдя из утробы, человек подсознательно жаждет вернуться в нее – поэтому все гладкие, светлые, яркие и блестящие красоты /к тому же, очень практичные и функциональные/ не могут его удовлетворить.

…Бывают тихие и светлые девушки, но какие-то плисовые…; или очень уж пухлые и гладкие. Т. е. лучшая девушка, может, и на маму похожа, только без ее румянца и самоуверенности, черствости и говорливости…

…Разрыв: суперфутбол смотрят люди, по мячу ударявшие раз-два и обчелся в далеком детстве /тоже и с красками/.

«Сексуальная природа творчества» - что удивительного, раз это влечение дано нам для творения детей.

…Кирпичная стена может стоять и тысячи лет – поэтому и стены домов, и заборы лучше делать именно из кирпича. К тому же, хорошо, когда забор непрозрачен. /Хочется что-то делать на века, а то всё будет разрушено, перестроено и заменено…/

Так странно и приятно опуститься в свои чистые глубины. Там видения – это обыденность каждой минуты.

…Т. е. Толстой отрицает насилие, а я не только насилие, но и все формальные организации. …Столько хороших людей к нему приходило, что мог бы общину устроить, а он подавал пятачок и говорил «иди с Богом».

Помощь людям: читать мораль – это ничто, и денег дать – тоже плохо - нужно твоё личное участие в чужой личной жизни и нуждах. Например, хорошо не денег дать, а устроить на работу и познакомить с хорошими людьми…. Но это лучше делать тогда, когда уже есть община: «наш человек – приживешься, не наш – не понравится».

Понравился «Фальшивый купон». И «Василий Корнеев» сильно. /А я его умудрился «тварью» назвать. / …И «Божеское и человеческое» сильно. Да и вообще всё сильно, по настоящему перестрадано – и чего я кривился на днях?

Роится гадость и я хочу стереть всё, чтобы увидеть правильность, но и хочу гадко суетливо. До блеска начищенный сапог, должный наводить порядок, мигом покрывается грязью.

…Какая у него неприятная поза и какое некрасивое излучение испускают его жесткая спина и растопыренные локти. Но и во мне много чего-то плохого… – потому что плохая атмосфера влияет? Я же слабый; не пытаюсь скрыть свое плохое и выказать ей свое сочувствие. Но она явно предпочитает меня. Видно, их плохое во много раз больше, а мое со стороны почти незаметно.

Вершина сияет от заходящего солнца, но когда начинаешь карабкаться к ней, то всё время пробираешься по темным камням и мимо черных пещер, а вершины всё нет, и, наверное, солнце зашло и там так же темно и боишься упасть с высоты, в темноте споткнувшись о камень.

Вершина сияет – солнце восходит – но карабкаться к ней приходится по с ночи холодным и от росы мокрым камням. Когда же взберешься и взгромоздишься на камень, желая присесть, то увидишь, что и внизу уже свет и не стоило лезть для того, чтобы вот так неудобно сидеть.

Бумага – это не только склад для готовой – приготовленной головой – продукции, но и станок, инструмент…

Гроза, да ещё в горах.

Электронная музыка, да ещё в железной машине.

Голод, да ещё в грозу в горах; ссора, да ещё под электронную музыку в машине. Вода хлещет по железной крыше… Ссора из-за гор – надо было поехать не туда; ссора из-за грозы – надо было поехать не тогда; ссора из-за голода – они думали, что еда есть везде и всегда. Иначе какое же это обслуживание?

Дух всегда за тридесятым океаном.

Не ешьте красные яблоки без молитвы. …Яблоки рая так же запылены; пылью усталость блаженная после марева дня и труда. …Взял красное яблоко в руки, любуюсь прохладной, блестящей и прочной его кожурой и веселым глазком, вниз глядящим. В доме только картины должны быть ярки да красные яблоки.

Набравшись и даже нахлебавшись опыта, стал судить обо всем осторожно – но и эта тактика глупость. Думаешь, что попал на сырое болото, как вдруг – горящие уголья. Думаешь, что дорога вверх пошла – а это только перед оврагом бугорок.

Учусь у учеников своих: учу с опаской, а сам смотрю, нельзя ли и у них чему-то научиться.

Учил не знанию, а островку знания в океане незнания. И это на том островке болота и овраги и кто-то развел костер да забыл загасить…

Бережно и смиренно относился и к своим плохим состояниям – может, их надо стряхнуть? Возьму высокие обязательства, но не выполню, спасую и стану прятаться, а когда спрячусь, то увижу, что спрятался в темном месте и плохом состоянии.

Плохой учитель плохими считает своих учеников, а плохие ученики плохим считают своего учителя.

Цари отомрут не при демократических выборах, а тогда, когда никто не пойдет выбирать, не желая находиться в толпе. «Выключи телевизорный свет и царь исчезнет».

«Включили свет и открыли окна в поздний вечер в сад усадьбы нашей…» /По телевизору по одной программе футбол, а по другой опять вести из царской жизни – какого черта! /

Компромисс, а после состояние комфортное, но гнусноватое; всё так ровно, спокойно и мягко, как вата; кажется, что ты спишь не 8 часов, а сразу десяток дней и если сегодня 16 июня, то вчера было 5-ое.

Век информации и духовного насилия. Придется становиться либо мудрецом, либо одураченным глупцом. …Глупец умирает внезапно и вдруг, а мудрец видит смерть еще тогда, когда она только появилась на горизонте, а появляется она сразу, как только станешь мудрецом.

…Газеты пишут о всех перипетиях общественной жизни, но эта жизнь – миф, просто бюрократ сидит в своем крашеном кабинете и читает газету для того, чтобы поверить, что он всё еще жив.

Совершил предательство, отказавшись от своих «твердых» намерений – и вдруг стало легче, хмарь растаяла и засияло солнце. Видимо, в этих намерениях было много неверного. «Что же, можно жить!? » – нет, нельзя, ведь было именно подлое предательство, а не мудрый отказ. «Что же, теперь я должен предавать и это солнце?! » – какая невыносимая ситуация. Призрачный свет и призрачная воля…

Увлек меня низкий своим прыжком в ещё больший низ /«у меня тут лафа, расслабляюсь»/ и я тоже прыгнул со своего верха – и попал на тот низ, на котором низкий был до своего прыжка! Странная ситуация… В жижу прыгать? – нет, чистый не настолько смел. Слегка попачкаюсь и хватит.

Задумался, подперев ладонью голову, о себе вот сейчас подперевшем ладонью голову! Задумался, подперев ладонью голову о себе вчера в четыре часа пополудни подпиравшим ладонью голову – что-то такое было тогда в голове, что сейчас голова хочет вытащить, рассмотреть и продолжить. Сунул палец в рот, потер глаз и вытер нос – и трижды по аналогии о чем-то вспомнил.

Раньше думал, что можно быть добрым и жестким правителем, а сейчас думаю, что для этого надо быть богом…

«Что делаешь? » – «Думаю» – «О проблемах, которые сам себе и создал?! » А второй добавил дружно: «Ну и когда кончится ремонт, и заработает бог-машина?! »

Не надо поэтически расписывать свое плохое настроение. И хорошее не надо. Вообще, не надо горячить себя.

Это когда всё в порядке, в 6 раз больше делаешь, чем думаешь о том, как сделать. Бывает, что зарядят ремонты как дожди. Или попал я не на свой корабль: «такая махину освоить мне не по зубам. И пусто здесь, не у кого научиться; по моему, она ещё вообще не освоена – и как необитаемый остров».

/Что-то я «путешествую» – по закону равновесия, чего не хватает в материальной реальности, то восполняется в реальности духовной. /

Поинтересовался мнением другого, чтобы развлечь себя; засмеялся словам другого, чтобы развеселить себя; стал поучать другого, чтобы разгрузить себя…

Одно из двух: жизнь либо скучна, либо трудна: тебе кажется, что ты и без борьбы благополучен, только до тех пор, пока не вспоминаешь, что надо быть и плодотворным…

Самоуверенно решил Богу служить и не скоро понял, что ещё не разделил Бога и дьявола…

Люди ничтожны, потому что их небесное начало тает в фарисействе, а земное в суете.

…Человек, как и Бог, страдает от других не только по причине «атеистической» ругани в свой адрес, но и по причине «фарисейских» похвал. …«Честно суетился и деловито фарисействовал» – это при благих намерениях.

Расхаживал по комнате, заунывно распевая: «у-у-у» или «мэм-мэм-мэм». Странно ведь бодро распевать «всё пройдет, и печаль, и радость». Да, всё прошло…

Шум – фабрика по производству сумасшедших. «Найти бы дело для рук и уйти из головы в руки… Говорят, привыкают к шуму – и к такому?! Правильно, восклицай – они громкие, эти восклицания, так что можно себя услышать. Вот видишь, я уже две минуты прожил. Легко упасть, легко и встать. Мне вообще всё легко…»

…И говорить почти ничего не надо длинно: когда есть душевная линия, тогда с двух слов всё ясно, а нет её, так нечего и объяснять.

Поздним вечером, не видя себя и не думая о себе, лежишь где-то и слушаешь мир и глаза твои сверкают как звезды.

«Стараюсь» – «Дурак, ты сани по асфальту тащишь! » А второй добавил: «нормальное лето, но для одетого по зимнему это, конечно, африканская пустыня».

В 8 часов утра я думал, что главное в том, что надо страдать, в 10 – что быть деловитым, в 12 – что быть отрешенным – а делать ничего не делаю ни в 8, ни в 10, ни в 12. …Потому что в 9 я расслабился, в 11 усомнился, а в час дня выдохся.

Ловил свой хвост и выросло четыре руки! Только было собрался делать что-то одно, как зашевелилось совсем другое. То энергия есть, но правильности нет и «некрасивость убьет», то все правильно, но ничего не хочется. То решил пойти, да споткнулся, то решил стоять, да поскользнулся и - с горки вниз. То дела боюсь, а то не боюсь, но уже не знаю, что делать – может, потому и не боюсь! Сначала дыра, а потом заплата на дыру из материала, которым бы надо строить новый дом. Один дом лишаю нормальной старости, а другой нормального детства. …Всегда надо понять 3 вещи, я же ловок только на две, а когда падаю духом, то махаю рукой и ловлю только одну. Вот и выходит: то меньше половины, то больше половины; когда больше – это вроде бы успех… «Мы бьем не так, чтобы только бить воздух» – но что ещё может дать пар, на малое время поднимающийся, а затем исчезающий?

Надо было к людям идти, но я был в разобранном состоянии. А люди новые и встреча ответственная. И есть особая сила, когда ты вот так не предумышлен и не скован, забыл, где кто, где какая комната, с кем ты и кто что сказал.

Кто-то звонит, пришел к нам, а я в разобранном состоянии! Надо быстро-быстро свинтить хотя бы основные части и то покрытие, которое выходит на фасад! От волнения и усиленного сознания ничего не получается, потому на грани неприличия держу язык за зубами, чтобы не выдать себя перед гостем; подвинчиваю незаметно, как только выпадет пауза.

Все, имеющие измученный, изможденный и нервный вид – это грешники, люди прибабахнутые, ни от зла, ни от добра не получающие удовольствия – в отличие от людей гладких.

Романтики-интеллигенты. Облака белые, красивые, и, конечно, не дождливые.

Постели как облако, мороженное как облако, платье как облако…

«Вышла из меня сила, но я подождал 5 минут и она опять в меня вошла /хоть и немного её, силы – четверть литровой бутылки/.

Пора, пора и мне искать для себя землю обетованную. «Эта земля занята сынами Исава, эта – Моава…»

…Самого себя я не люблю, раз строю для себя планы, в которых мне предлагается шагать железным солдатом и ржать боевым конем. Чем о более дальнем будущем речь, тем более светлым оно рисуется дьяволом!

…Нет, рисовать летом невозможно, ведь я рисую, чтобы восполнить недостаток впечатлений. Летом надо не рисовать природу, а быть на ней.

Чувствую себя ужасно. Нет веры в себя, надежды ни на что, любви ни к чему. Не только не наступаю, но и что-то тяжелое прислонилось, навалилось на то, что для меня безусловно как стена – и тяжело стене; целыми днями терплю.

Первый Бог, Иегова был слишком отчужден от людей – и потому люди погибали две тысячи лет; второй Бог, Христос был слишком мало на земле и не довел дело до конца – и потому люди погибали ещё две тысячи лет…

Чем брать большое знамя, лучше возьми пусть маленькое, но удобное для тебя нынешнего. …Запутался в полотнище, окутало оно меня как саван; а и с самого начала горизонт застилало. И древко тяжелое, в руках качается…

Нет дел рутинных и неприятных, есть душевные сферы, в которых слабость, застой и паутина.

Пока лучшие люди барахтаются в общей грязной и мертвой массе, им не до жиру – а если бы отделились, то могли бы выделить из своей среды ещё лучших.

В ком есть способность к сильному гневу, в том потенциально большая сила; нет гнева – нет силы. Надо только укротить свою стихию, заставить её давать ток и служить благодати.

Усилия по концентрации дают свои плоды и я становлюсь твердым телом – и если иногда разрушаюсь, то снова легко нахожу эту дорогу.

Иногда кажется, что я не справлюсь со все новыми и новыми задачами роста и умру…

Наблюдаю за котами /здесь ещё не все джунгли застроили каменными коробками/: как у людей, есть коты-разбойники, есть умницы, есть неженки и замухрышки…; некоторые коты друг с другом дружат, а некоторые – на ножах.

Творчество мое – это не вылазка обычного человека в необычное, а необычность, ставшая совершенно обычной.

«Когда, Господи, мы голосовали против Тебя? » – «Когда голосовали за Ельцина и против Горбачева». Доводов и контрдоводов может быть тысячи, а нутро одно…

А дни текут, текут… Великолепные дни и жалкий человечек… Целый слой низших времяпровождений, мне привычных, надо снять и целый слой времяпровождений высших нарастить.

Петь без музыки – это всё равно, что танцевать без музыки. Но нужно и на это идти, потому что иначе всё слишком легко и заданно. Это будут такие молчаливые духовные танцы в ночи.

Мои картины и писания - это творения духа – у всех остальных полно душевной сентиментальности и красивости. Их заглаженность – это закрывание дверей, претензия на завершенность – а я их снова открываю.

«Пап, ты хоть и не пьешь, но базлаешь как будто пьяный. Ведь мне не десять лет, подумай…»

Познакомился с творчеством певицы Е. Фроловой – есть проникновенные песни.

Встретился а/ с торговкой картинами б/ с группой художников – впечатления были бы ужасные, если бы их не предвидел: всюду обычное ремесло, а отдых – обычные пьянки-гулянки. На их фоне лучше увидел свою мягкость, задумчивость и светоносность – просто никакого сравнения!

При дороге один другого ругает и, гляжу, того гляди, дойдет до исступления, слыша возражения, а в руке у него коса. Ох, опасно выходить из себя в таких случаях, ведь так хочется «двинуть», мол, замолчи, окаянный, не мели чепухи…

Культура знает метод, а религия цель - и нелепо им существовать в отрыве друг от друга: прыгает культурный, но только за сладкой конфеткой, видит истину религиозный, но только стоит, тщетно нравоучительно вверх указуя.

Любовь и счастье способны переродить человека, изменить не только душу его – в которой обыкновенно полно всяких странных мест, родин тоски, безнадежностей и недоумений – но и саму физическую внешность. Дерзайте, некрасивые и вы будете неповторимо своеобразны и обаятельно красивы.

Любить Христа – это значит, любить ближних; Христос и Сам был ближним, прохожим и сейчас пребывает во многих из тех, кто поблизости. Почитать Бога на небе – это значит, почитать Бога-Отца, почитать Бога в себе – это значит, почитать Дух Святой.

…Абстракции Д. напоминают кусок своеобразно окрашенной стены: «повесь кусок стены на стену! »

Иудеи ищут чудес, потому что они только разумны и рассудительны и без чуда благодати обречены на схоластику, а эллины ищут мудрости, потому что с чувствами и душевностью у них всё в порядке, а вот смысл жизни им не дается. Т. е. эллины ценят мудрость своих мудрецов не потому, что она велика, а потому что она в большом дефиците; тоже и с иудейскими чудесами.

«Сны. Я перед неминучим судилищем скрываюсь, удираю, уплываю по гнутым коридорам в подземное царство нищих» – Поплавский.

« «Домики» – видения, мечты, воспоминания.

«Цветы» – метафизические загадки состояния духа. Стены древнего Вавилона, светильниками подсвеченные ночью.

«Головы» - умираешь от отчаяния, отрешаешься от своей суеты, а в отрешенности находишь надежду.

«Грибы» – порыв, а значит, преобладание надежды; впрочем, тоже смесь жизни и смерти, надежда ещё только роет, разрывает тьму.

Всюду не копирование и не разрушение реальности, а преображение её – в поисках тихих мест, покойной свободы и светлого страдания».

/Отзыв о собственных картинах, вывешенных в Вовкиной библиотеке. /

«Бодрствую я на природе, а среди стен, под крышей только сплю – и вижу сны о ещё более далекой и прекрасной природе».

«Браки совершаются на небесах». Я должен потерять голову и улететь на небо – только тогда мой брак будет совершаться на небесах. Земной брак – это прелюбодеяние, поставленное на конвейер и развод тогда благо. И разведшийся в земном браке имеет право на заключение небесного, т. е. не должен противиться небесной любви.

«Сегодня я жил шикарно – и поэтому могу позволить себе шикарно поесть. А так у меня будни и потому я ем бобы. Иначе и шикарная еда превратится в бобы»

Все же лучший тест на святость – самый грубый: свят тот, кто не дрогнет, когда соблазнительная дева будет соблазнять его совершенно явно, даже снимать штаны!

Я и викторию буду разводить по своему.

Читал Иезекииля и Иеремию – в 3 дня одолел обоих запросто, а раньше казалось, что темные тексты. Значит, теперь всё светло.

Самое ужасное, что я могу себе представить:

1. Убили Вову.

Ему завтра на работу и он поехал домой с дачи, а я остался. Сказал ему всё, что надо не забыть, но все же вслед смотрел тревожно: мир огромен, а человек – фигурка маленькая. Что-то после этого поделывал, в рассеянности свои состояния планируя, как вдруг подходит некто, то ли кривясь, то ли усмехаясь: «слушай, ведь это у тебя брат сегодня был? » …Он лежал на пыльной дороге, пройдя уже какой-то путь. Спал и видел сон. Проснись, скажи какой сон ты видел. Я не верю, всё сон. Хочу прожить жизнь по новому, уже ни на какую суету внимания не обращая – как не обращает человек, который видит сон. …Рядом стояла толпа и я смутился. Даже на колени рядом не встал. Сволочь, ты будешь экономить и на собственных похоронах. Что такое человек, чтобы ему есть красивые плоды и носить красивую одежду – в душе у него серый туман. Нет, я просто сойду с ума – без всякой поэзии. Буду кидаться на людей и дома, бить машины, кусать траву, вопить на Бога злобно – поэтому Он и не попустил быть тому. …«Мир благополучен, весьма благополучен, это, наверное, не он, ещё проверят, у страха глаза велики» – потихоньку выяснилось, что это всё же он, а я уже так оробел и обнадежился, что как-то нет ярости вопить. Сошел бы с ума по тихому; удалился бы от всех, ничего не отвечал, только головой качал, что-то бормотал, недоуменно пожимал плечами, всплескивал руками и теребил пальцы. «Как трудно жить – не жил бы, но только в память о нем. Он запомнился мне не заскоруслым мотористом, а мальчиком, спящим калачиком». …Когда нас убивают, бремена мешком валятся на землю и на фиг им воскресать. А нежность птичкой взлетает на ветку и уж летает с ветки на ветку, на землю почти не спускаясь… «Без всяких поэзий» не сходят с ума, а холодно и высокомерно озлобляются. …Захотел после оттаять, а уж там, в душе как страшной бурей всё навеки искалечено.

Фролова всё ещё поражает – такой дар. И при этом всё та же путаница в понятиях, театральность, «любовь», Дженни, Эвридика и «улеты к солнцу».

У нас запрещены авто без крыши – наверное, из таких соображений: «чем больше колпаков, тем лучше»…

Какая-то дурнота в теле… Заранее знаю, что сна не будет: замрешь болезненно, а члены ноют…; или они отвалились, а ноют пустые места. Что можно сделать? Поесть, растеряться? Выйти подышать? Против ревматизма нет приема – надо не загонять себя… И все же лучше не ложиться вовсе, чем так спать. «Устрою пир! » /Может, действительно было бы полезно немного выпить?! / Сяду и попишу в тишине, а потом опять усну, удовлетворенный. Да и сны я уже умею видеть. Хотя дурнота ползет как сопля и затягивает как болото: начинаешь рисовать сад, а потом, глядишь, стволы ушли в болото и уже кусты, не дерева, избушка набок опрокинулась, туман промозглый и, дай Бог, угреться хоть на четверть. …По четверти я сам себя не опознаю. А встать – смогу ль пойти. О, как дождаться солнечного света…

Фролова поется мной как никто. Да и то сказать, что никто не поет как она и ничьи слова столь не задушевны и универсальны… - хотя и остается коренная проблема естественности шикарных «криков о помощи» и сомнительности рифм как таковых; ведь рифмование – это один из вариантов игры словами; и часто приходится вставлять слова по случаю, мол, смысл найдется.

Полезно петь целыми днями, чтобы пелось и про себя, и даже во сне. …Это вино! …Т. е. формальное наличие голоса не так важно – важнее найти мелодику, ритм, интонацию, ауру. И когда найдешь, вдруг окажется, что и голос у тебя, конечно, есть. …В обычном пении тянут баржу, благо силы есть – это меня не воодушевляет, а когда нет воодушевления, то нет и сил. …А у Фроловой и скорость подходящая…

…Сначала лишнего хапнул, затем лишнего вынужден работать, чтобы справиться с тем, на что покусился/ и, наконец, лишнего вынужден потреблять, чтобы ничего не пропало.

…Всё просто, так что в деле надо напрягаться меньше, чем то чудится слабому, который дела страшится и взамен бегает по кругу.

Мама только что рассказала про самоучку, изобретшего велосипед, способный легко становиться трехколесным и с кузовком – вот на таких бы все разъезжали, включая пожилых женщин!

Продолжал думать про деревню и про новое свое поведение – сначала на бумаге, а затем опять не без блаженства вытянувшись.

Вовку не сдернешь на дачу, в рай – похож на моториста, глухого к воплям и мольбам пассажира, рвущегося на пароход без билета, мол, я уже не успею сбегать в кассу, будь человеком! …А что, без него ехать – духу опять не хватает? /что там говорить – вчера «постеснялся» попросить подвинуться в транспорте/.

Мама с папой в неважном моральном состоянии и потому всё время готовы галдеть и ругаться.

…Сколь немудреными соблазнами – часто под видом сверхразумных соображений – я был столь часто побежден. И целыми неделями не чухался, как завороженный шел в болото, твердя о узости пути. Потом сменял одно заблуждение на другое. А если что и верно понимал, то подымалось глупое самодовольство и неминуемо сводило весь настрой к нулю.

… «Итак, проверены твои благие намерения и оказалось, что есть в них всё те же изъяны. Не вылечился и потому не годишься. Иди, ещё с недельку погуляй, подумай тревожно о жизни под солнечным светом».

…Нет, летом невозможно целый день пролежать-прописать: разморит к полудню. …Семь пятниц на неделе: уже раздумываю куда-либо переселяться: если родители уедут в Отары, то мне здесь и летом будет спокойно. А если жара разморит, так есть холодная вода. И около картин можно так набегаться, что не надо никакого сельхозтруда.

Зимой надо искать солнца, а летом бегать от него.

Становлюсь ещё менее «убежденным» /гибким или же убежденным спокойно, без желания горячих споров/, но одновременно и более решительным.

Гордые были пророки, славились проклятиями, ругались изобретательно и художественно.